Александр Сгадов
Цветы от Маяковского
Эмигрант
В часах желтея с каждым днём дубрава
С прореженной и радужной листвой.
Горит всё ярче клён в дыму пожара,
Что жжёт кострами дворник «дымовой».
Уж сколько раз пугливые соседи
Грозили участковым «за разбой».
А он не русский. Не силён в «вендетте».
И обожает ритуал с листвой.
Охапками швыряет мусор в пламя,
Потом садится, закурив «Казбек».
Запрета нет дословного в Коране.
К тому ж он в иммиграции – Узбек.
Где Родина? Где он?.. И где обычай?
Бухарский плов в чугунном казане…
Для всех гостей, кто просто симпатичен,
Кто в дом пришёл пешком, не на коне.
Никто не знает облика Аллаха,
И принимает без имён друзей.
С огромной верой в Бога, не со страха.
Поверивший, что к щедрым – мир добрей.
В Российских городах в богатстве храмы.
Но плова нет однажды и на всех.
От грязных матов души вечно в шрамах,
А нелюбовь – великий божий грех.
Листва сгорит… Пройдёт однажды злоба.
Он приготовит по-бухарски плов:
«Вы не гоните от порога Бога.
Распятого Христа спасла Любовь…»
Советский коммунар Нестор Махно…
В чистом поле ветры дуют,
Гнут к земле ковыль степной.
Сам Махно три дня лютует,
Пьёт три дня за упокой.
Самогона батьке хватит,
Да и сала есть шмоток.
Шашкой рубит, шарма ради,
Коммунист с ним пьёт – браток.
Из матросов – в комиссары,
По заданью Ильича.
Пропаганды – эмиссары,
Чтоб не в спину сгоряча.
Батька это понимает:
Думку думает три дня.
Самогонку подливает,
Кормит красных салом – зря.
Да и с белыми не вышло,
Пить полковник не умел.
Всем бы в зад им вставить дышло,
На земле так много дел.
Что крестьянину Советы?
До мандатов дела нет.
Хлеб отыщет все ответы,
И зажжёт для жизни свет.
Батька пил и озлоблялся,
Шашкой сало обрубал.
А потом опохмелялся,
Как положено, решал:
«Ну, их к чёрту коммунистов,
Да и к белым не к чему.
Погуляем в поле чистом,
Побываем и в Крыму.
Ставьте в брички пулемёты,
И секите всех подряд.
Есть одна на всех забота,
Чтобы стал батрак – богат…»
Я историю листаю.
И коммуну у Махно
В Украине отмечаю
Честно, правильно, умно.
А Будённый – спёр тачанки,
Без бинокля подсмотрел.
В дни Гражданской, словно – танки.
Убиенных сколько тел…
Спит давно в земле пуховой
Анархист и бузотёр,
Не принявший власти новой,
Расстрелявшая в упор
Всех Махновцев после Крыма,
Подравняв неровный строй…
Не стрелял по целям мимо
В чёрных кожанках конвой…
На погосте Пер-Лашеза
Похороненный давно:
Коммунар с Советским срезом —
Анархист, бунтарь – Махно…
Нестор Махно (26.10.1888–25.07.1934) – анархист. Человек-легенда времен Гражданской войны. Прославился ездой на необычном, но стильном транспортном средстве «тачанка» и весёлым похуй, пляшем относительно и красных, и белых. В этой стране «махновщина» стала синонимом анархии. За рейд на Мариуполь 27 марта 1919 года, замедливший наступление белых на Москву, комбриг Махно, по некоторым сведениям, был награждён орденом Красного Знамени за номером 4. Это высшая награда того времени. Сталин имел такую же награду, но с далёким номером. Взял себе номер 3 после расстрела комбрига Миронова.
На чужбине во Франции Махно сам работать не мог – он тяжело болел. Умер Нестор Махно от старых ран во Франции в 1934 г. и похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез. На скромном памятнике написано, как он и просил: «Советский коммунар Нестор Махно».
Стихи Нестора Махно
1. Проклинайте меня
Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.
За тебя, угнетенное братство,
За обманутый властью народ.
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной заодно пулемет.
И тачанка, летящая пулей,
Сабли блеск ошалелый подвысь.
Почему ж от меня отвернулись
Вы, кому я отдал свою жизнь?
В моей песни не слова упрека,
Я не смею народ упрекать.
От чего же мне так одиноко,
Не могу рассказать и понять.
Вы простите меня, кто в атаку
Шел со мною и пулей сражен,
Мне б о вас полагалось заплакать,
Но я вижу глаза ваших жен.
Вот они вас отвоют, отплачут
И лампады не станут гасить…
Ну, а батька не может иначе,
Он умеет не плакать, а мстить.
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал…
1921
2. Кони версты рвут наметом…
Кони версты рвут наметом,
Нам свобода дорога,
Через прорезь пулемета
Я ищу в пыли врага.
Застрочу огнем кинжальным,
Как поближе подпущу.
Ничего в бою не жаль мне,
Ни о чем я не грущу.
Только радуюсь убойной
Силе моего дружка.
Видеть я могу спокойно
Только мертвого врага.
У меня одна забота,
Нет важней ее забот…
Кони версты рвут наметом,
Косит белых пулемет.
3. Я в бой бросался с головой
Я в бой бросался с головой
Пощады не прося у смерти,
И не виновен, что живой
Остался в этой круговерти.
Мы проливали кровь и пот,
С народом откровенны были.
Нас победили. Только вот
Идею нашу не убили.
Пускай схоронят нас сейчас,
Но наша Суть не канет в Лету,
Она воспрянет в нужный час
И победит. Я верю в это!
1921
Ответ большевику Дыбенко
Большевику, не веря,
Кричали все в одно:
«Не ври как сивый мерин,
Мы все идем к Махно!»
Календари
Я – календарь, с которого страницы
Читая, отрывает в спешке Бог,
Бросает и полёт ночами снится,
Листки уносит ветром за порог…
А было ж первородное начало,
Название имеет календарь.
Не все родятся яхтой у причала,
Не все потом найдут в земле янтарь.
Обычный календарь. Но есть военный,
Писательский, пророка календарь
И материнский, необыкновенный,
С советами, когда в яслях – бунтарь.
Мои страницы не белее многих,
Закопчены пожарами потерь,
Сожжённые в раздумьях и в тревогах,
Когда беда стучалась громом в дверь.
Не жёг свечу… А поджигал страницы,
Годам своим не вёл в пылу учёт.
Друзей, сгоревших, долго видел лица,
И становились в памяти лучом…
Уходит время… Календарь всё тоще,
В последний час судьбы не заглянуть.
Душа частенько в мыслях с телом ропщет,
Пытаясь подсказать страничек суть.
Но я – то знаю, что живу сегодня,
И не вернуть оторванных страниц.
Рвануло в гонке времечко поводья,
Ослабла хватка вековых десниц…
Я – календарь, прочитанный годами,
Пометки, телефоны на полях,
Записанные верными друзьями,
Последней просьбой, сказанной в боях.
За грех, что выжил, попросил прощенье.
Помог найти молитвой путь друзьям.
Всё так же ломит лёд весной теченье,
Благодаря земным календарям…
Бамбук
Да, я – бамбук, кто втягивает строчки
Из времени – невидимой реки.
Особенно, среди вселенской ночки,
Когда сияют тускло фонари.
Спокойствие из космоса разбудит,
Погонит кто-то написать строку.
О чём-то светлом, что не знают люди,
Невиданную взгляду бедняку.
И кто-то там начнёт диктант спокойно,
Потом добавит драйва до утра.
Я плагиат от них сношу достойно:
Моя душа елейна, не смутна.
Поёт же Лепс, как пел душой Высоцкий.
Сердца, как зеркала, в осколки бьёт.
Бамбук из Сочи… Нынче он – Московский.
Через него другой Поэт поёт…
Всё больше в подключеньях – молодёжи
К Мирам Иным, к талантам, что ушли…
Шуты обрыдли, «безголосых» рожи,
И надоели сцены короли…
Другие есть… Смотрю, слезу роняя…
Бернес и Отс живут во мне, любя…
Бамбук пророс, есть всходы урожая.
За частоколом трав душа и Я.
Ты такая одна
За порогом туман с первоцветами,
С растревожившей песней дроздов,
Что чаруют любимых сонетами,
Без заученных, чувственных слов.
Будят утро рассветной мелодией,
Словно Моцарт, творя чудеса.
И сгоняют туманы рапсодией,
Открывая сердца и глаза.
Я смотрю на лежащую милую…
Это ты разглядела талант.
Думал, жизнь выдал кто-то бескрылую,
Не смогу разыскать бриллиант.
А любовь – миражами песчаными,
Да и дружба друзей невзначай…
Этот мир ты не видишь с изъянами,
И твердишь: «Ты на них не серчай…
Сочиняй и споёшь соловьиное,
Про весну, про любовь и про май…
Нашу песню двоих лебединую,
Только ты на людей не серчай…
Я люблю твои строчки – кудесницы,
В них живёт с добротой – колдовство.
Сказкой входят по старенькой лестнице,
И становится в доме светло…»
Как права в безмятежье, любимая.
И Шекспир счастьем строчки писал.
Чувства наши для многих незримые,
Но для жизни любовь – идеал…
…Как и ты, белоснежная, нежная.
Вдохновенье и в душах весна…
Спи хорошая, славная, женщина.
Нет другой, ты такая – одна…
Что такое любовь?
Когда не можешь друг без друга
И боль другого – твоя боль,
Когда безумная разлука
На раны сердца сыпет соль,
Когда нечаянно другого
Твоё дыхание спасло,
Когда на свете нет второго,
Когда ты ждёшь смертям назло.
Когда не веришь столько время,
Что ОН, шагнув через порог,
Оставил мир и злое бремя,
А вот тебя – забыть не мог.
И даже там на Млечном круге,
Среди немеркнущих планет
ОН будет помнить о подруге
В бессмертье – миллионы лет.
Среди миров и звёзд беспечных,
В безмолвной долгой пустоте
Твоя любовь отторгнет вечность,
И будет светом в темноте…
Благословляя нас на вечность
Благословляя нас на вечность,
На вековую красоту,
На нашу в душах человечность,
Любовь и сердца доброту,
Карельский край – нам послан свыше,
Творенье мастера видны,
Его старанья в каждой нише
И в каждом вздохе тишины,
В бескрайних водах и долинах,
В ночной высокой глубине,
В ветвях столетних исполинов,
Проживших в мире и войне.
И даже прежнего погосты
Прикрыл от взгляда новый лес.
Кому-то было жить не просто
И умирать в стране чудес.
Печали прошлого проходят,
Но даты памяти с тобой
Нас иногда во снах уводят
В последний бой, бессмертный бой.
Над миром день светлее смерти,
Бальзам на души – красота.
Вы в тишину озёр поверьте
И в даль, что так собой чиста.
Благословляю вас на вечность.
Карельский край – особый дар.
Он лечит нашу человечность,
И тушит прежнего пожар…
Мой дед
Не вернувшемуся с войны деду –
командиру эскадрильи штурмовиков
капитану Петрову Александру Михайловичу,
считавшимся без вести пропавшим 1908 – 14.08.1942 г.
Самолёт недавно обнаружен в реке Полонка возле
города Дно. Я побывал на могиле экипажа.
Вечная память Защитникам Отечества!
Я знаю праздников не мало
И красных дней в году не счесть.
Но в них тепла не доставало,
Хотя, помпезность в датах есть.
А Новый год – особый случай.
Когда душа в душе поёт.
И этот день – он самый лучший.
И даже в снег и в гололёд
Приходят в дом воспоминанья.
Волшебник с полночью вдвоём
Исполнит детские желанья,
Не оставляя на потом.
И молодильных яблок деду
Подарит Дедушка Мороз.
Он их отведает. К обеду
Займётся музыкой всерьёз.
Наденет на плечо «Тальянку»,
Сотрёт платочком с клавиш пыль.
«Забаритонит», как тачанку,
Нам заменил автомобиль.
Пальцовкой, продолжая роды,
Вдруг разукрасит верх и низ.
Попса – скорее ветер моды.
А он – от Бога гармонист.
Под Новый год играет парень,
А не седой в годах старик.
И я играю с дедом в паре.
К таким «дуетам» он привык.
Уже давно не треплет уши.
Люблю его. А он – меня.
Мой дед на свете – самый лучший,
В нём много тёплого огня.
Звучат мелодии от деда.
Под ёлкой праздничной вдвоём.
Поём, что нам нужна Победа,
А смерть с зарплатой подождём.
Поём уральские частушки
И песни средней полосы,
Саратовские «нескладушки»
И про Чапаева усы.
Нам с дедом весело, не скучно.
Чего скучать под Новый год?
Давно мы с дедом неразлучны.
В семье – он нужный эхолот.
Здоровья каждый год желаю
И знаю точно, что старик
Мне присмотрел соседку – кралю,
Сказав о внуках напрямик.
Хитёр мой дед – проказник бабий,
Любитель женских нежных чар.
И политесы строит ради,
Всегда горит в глазах радар.
Но верность бабке Антонине
Старик невольно сохранил.
Остался верен «лучшей мине»:
С войны одну её любил.
Но не считал всю жизнь зазорным
Молодку тайно ущипнуть.
Пощёчину терпел покорно…
А получал их?.. Просто жуть.
Я прятал смех от взгляда деда,
Чтоб подзатыльник избежать.
Он мог прожить два дня без хлеба.
Без женщин час, со скрипом пять.
Но ровно в полночь, за Победу
Мой дед сто грамм со всеми пил…
Потом валялся до обеда
С давлением, потерей сил.
Весной он умер в День Победы…
Смотрел парад при орденах.
Свои законные отведав,
Держа «Тальянку» на руках…
14.08.42 г. на бомбардировку станции Гривочки направились три экипажа. Огнем зенитной артиллерии были сбиты два из них. На свой аэродром не вернулись: зам. командира аэ капитан А.М. Петров, стрелок-бомбардир звена ст. лейтенант В.И.Арбузов, стрелок-радист старшина В.А. Любимов, летчик ст. сержант И.И. Ермаков, стрелок-бомбардир старшина В.И. Буцкий и стрелок-радист старшина В.В. Поломодов. Позже летчик И.И. Ермаков вернулся в часть.
В 1988 г. в реке Полонка в районе аэродрома Гривочки Сергеем Викторовичем Егоровым обнаружены мотор М-103, редуктор, карбюратор, винт, парашютное кольцо и переданы в музей завода «Красный Октябрь». В 2009 году установлено, что это части самолета, на котором погиб экипаж капитана Петрова. В настоящее время разыскиваются родственники членов погибшего экипажа.
Побег весной
Воздух наполняется журчаньем,
Пересвистом чёрного дрозда.
И каким-то пламенным желаньем,
Быть счастливым раз и навсегда.
Всё подвластно силе пробужденья.
За решёткой, как кругом, весна.
Под лучами меньше наслажденья.
Всё-таки не воля, а тюрьма.
Но мышонку вместо сыра хлеба
Заключённый накрошил в углу:
«Эх, махнуть на небо птицей мне бы,
Воздуха весны вдохнуть халву…»
Надзиратель приоткрыл окошко:
«Воля знать последняя твоя.
Пуля одному, другому – кошка.
В камере расстрельной вы не зря…»
Воздух золотился солнцем красным.
Было под повязкой не темно.
В камере мышонку жить опасно:
Выпустил его через окно…
Вот теперь тюремщик разозлится,
Другу я помог тайком сбежать.
Пусть свободой парень насладится.
Сможет и мышатам папкой стать…
Пуля – дура оборвала сказку.
Жирный кот мышонка не нашёл.
Похоронщик снял с лица повязку.
И потом вогнал в могилу кол…
Ангел-Почтальон
Жена спросила меня как-то: «Когда умрёт её отец?..» Во сне мне приснилась цифра 17. Прожив 75 лет, замечательный человек, бывший моряк, затем шахтёр, перед пенсией – начальник урановых шахт – Юрий Николаевич Алексеюк скончался 9 числа в 8 часов вечера. Сумма этих чисел составила – 17.
Почта принесла мне телеграмму,
Что во вторник должен умереть.
Глупость. Но не снимешь, как пижаму.
Сразу расхотелось песни петь.
Да и пить от водки до «мартини»
Не желалось. Чёртов чёрный текст.
Стал казаться серым мир в рутине.
Не спасал весёлый смех невест.
Кто посмел сказать о дне последнем.
Финиша подвёл мелком черту?
Происки врагов и злые бредни.
Чувствовалась подлость за версту.
Нет, не верю грязным телеграммам.
Не желаю час последний знать.
Был и буду до конца упрямым.
Не хочу во вторник умирать…
…Грузовик сорвался на уклоне,
Раздавил упрямца колесом.
Умер сразу, охнув матом в стоне.
Поливалки смыли кровь потом.
Ангел-почтальон расправил крылья.
Показал душе дорогу в рай.
А душа над телом от бессилья
Требовала в крик: «Не умирай…»
Телеграммы, образы, подсказки,
Сон не в руку, вещий странный сон…
Может быть, фантазии и сказки?
Лишь для мудрых Ангел – Почтальон.
А мы с тобою дождь проспали
А мы с тобою дождь проспали,
Не слыша за окном грозу.
Не видя, как светились дали,
Мрак, превращая в белизну.
Обнявшись крепко в снах витали,
Не испугал раскатом гром
И молнии в осином жале,
Что горизонты жгли костром.
Нас укрывала нежность страстью
От всех напастей за окном.
Жилище охраняло счастье
Своим размашистым крылом.
И только утром на рассвете,
Когда сбежали облака,
Пахнул цветами южный ветер,
Пропахший свежестью слегка…
Святая любовь
За всё мы платим в грешной жизни,
Годами за свои грехи.
Не на своей печальной тризне
Читаем в трауре стихи.
Мы примеряемся к походу,
И представляем свой уход:
Воронью под вуалью моду,
Скривившийся в печалях рот.
Поминки злые с мордобоем,
Делёж оставленных вещей.
Наследников, снующих строем,
Среди смердящих новостей.
А ты, запрятанный лопатой,
Землёй укрытый под дождём,
Лежишь, свой путь, закончив датой,
И в гроб вколоченным гвоздём.
Последнее ты слышишь слово,
И видишь ту, что с теплотой,
Как верный пёс порвать готова
Любого, жертвуя собой.
И за тебя в неравной схватке
Сжимать на горле кулаки…
Как жаль, но ты в смертельной «грядке»,
Без перспектив весной взойти…
Порой мы поздно ценим верность,
Не видим ценников в годах.
А в мире рядом – эфемерность,
С кривым цинизмом на губах.
Вглядись, живёт Любовь на свете,
Кто может воскресить слезой.
И в храме в золотом багете
Хранится лик земной святой…
С дождями из окна
Дождь царапну́л внезапно по кривой,
Оставив биссектрисы на стекле.
Остуженный небесной высотой,
Устроил хулиганом дефиле.
Влетев молчком под зонтики зевак,
Скользнув по щечкам макияжных нимф.
Пробравшись в стёртый временем башмак,
Шагов невольно ускоряя ритм.
Зачем бежать? Бессмысленный порыв.
Смотри, как липа плещется в дождях,
Листвой устроив ливневый заплыв,
Смывая серость пыли второпях.
Достойно встретив мировой потоп,
Подставив ветки под дождливый дар.
Оставив все проблемы на потом,
Не думая, что есть июльский жар.
Короткий дождь закончил свой разбой.
Прорвалось солнце расцветить надел,
Шепнув дрозду: – Чернявый! Песню спой!..
Ты можешь. Ты весной любимой пел.
И тот запел о чём-то неземном,
В помолодевшей липовой листве.
А я романсам распахнул свой дом
И душу, что воскресла в волшебстве…
Шёл ночью дождь
Шёл ночью дождь бесшумный и вельможный,
Интеллигентный, без претензий дождь.
Манерой обывательской галошный,
Без взрыва театрального ладош.
Без крика «Браво!» по карнизной жести,
Без грома разухабистых мортир,
Сверканий молний воинских нашествий,
Или когда грохочет дружный пир…
А мы, не слыша дождик, просто спали,
И нежность укрывала под крылом.
Не испугали непогодой дали
И сквозняки с промозглым холодком.
Нет в мире сил, чтоб разомкнуть объятья,
И разлучить две любящих души.
Любовь и Нежность – первое распятье
В своих молитвах без правдивой лжи.
Под утро тучи разнеслись под ветром,
Зарделось солнцем старое окно.
Осенней веткой клён махнул двухцветной,
Стряхнув гирлянду дождика легко…
И будто не случилась непогода,
Нарушив на земле людской покой,
В пейзаж подвесил кто-то небосвода,
На мир картинный радугу дугой.
Хрустальный сосуд
Вечер осенний. Листья в окно
Гонит вселенская тьма.
Вывесил месяц над миром руно —
Пушистые облака,
Звёзд мишура – костровые угли
Вряд ли согреют собой.
Тлеют, мерцают всю ночь до зари,
И охраняют покой.
Если послушать на небе звезду,
Можно понять разговор.
Эта звезда отводила беду
С давних мальчишеских пор.
Эта звезда повела за собой,
Путь, освящая во мрак.
Но и она возвращала домой
Даже из грязных клоак.
Дым сигаретный взлетел к облакам,
Тучки накрыли звезду.
Дождик упал беспардонно к ногам,
Гром разворчался в грозу…
Я прекратил раздражать небеса…
Снова ушли облака.
Как это просто творить чудеса,
Не отравляя века…
Только бы внукам звезду передать,
Хрустальный сосуд за окном.
В нём до краёв, как вино – благодать
И сомелье колдуном…
Майские туманы
Шелестела листьями дубрава,
Говорила с майским ветерком.
А под крышей ласточек орава,
Строила детишкам новый дом.
Под гнездом пять этажей знакомых
И не злой от гомона сосед.
В знойный день побольше насекомых
Достаются проще на обед.
Но сегодня сладкие туманы
Патокой пролиты на окно.
Тихо в гнёздах, не летят гурманы,
Всепогодных крыльев не дано.
Смотрят вдали рядом с человеком,
Ожидая на полёт «добро».
И не видят речку с талым бегом,
Что от солнца прячет серебро.
И форелей осторожных, вкусных,
Меж крючков, торчащих под водой,
Рыбаков с утра не видят грустных,
Кто застыл, как монумент, с удой.
Я крошу голодным корку хлеба,
Сыплю на карниз окна крупу:
«Не рискуйте. Под туманом слепо,
Не найти без компаса тропу.
Солнце скоро выйдет из засады,
Даст отмашку стае на полёт.
И летайте снова так, как надо,
Чтоб равнялся ваш с посадкой взлёт.
Детский сад кормить, птенцов лелеять,
В летний зной учить держать крыло,
Чтобы пилотажи над аллеей,
Удивляли к осени легко…
А пока что – сладкие туманы
Патокой пролиты на окно.
Отдохните, славные гурманы,
Можете склевать из рук зерно…»
Талантливый и слепой
На детском конкурсе во всём ажиотаж,
Родители в волненьях рядом с чадом.
Судейский корпус – непременный страж
В сужденьях, как Сальери, часто с ядом.
За фортепьяно вундеркинды лет.
Звучат атакой сложные пассажи.
Плохих на сцене пианистов нет —
На лучшем музыкальном вернисаже.
Два отпрыска один и тот же балл
В дуэли получили фортепьянной.
Назначен был для них второй финал.
И объявили конкурс с виду странный,
Что предложил в жюри слепой поэт:
«Пусть о весне расскажет каждый мальчик,
МузЫкой нарисует силуэт,
И как срывает ветер одуванчик…»
Один сыграл безликое враньё,
Все слышали заученные фразы.
За несколько минут одно нытьё,
О том, что он малыш голубоглазый.
Второй садился долго за рояль.
Как – будто размышляя, не играя.
И вдруг… от клавиш расцветилась даль
Тревожная, от звуков оживая.
Звенел ручей от таянья снегов,
Запел скворец, приветствуя рассветы.
Мир стал к рожденью по весне готов,
Лучами Солнца, высотой согретый.
За пять минут рассказан был роман,
Раскрытый увертюрой монолога.
Экспромт внимая, слушал меломан
И гениальность, присланную Богом.
Слепой поэт один из первых встал,
Приветствуя рождение таланта.
И повторил за ним движенье зал,
В овациях купая музыканта.
О, даже если ты с рожденья слеп,
Расслышать можешь гениальность в зале.
Несёт талант, как солнце, людям свет,
Ещё садам, чтоб в вёснах расцветали…
