bannerbannerbanner
Цветы от Маяковского

Александр Сгадов
Цветы от Маяковского

Полная версия

Цветы от Маяковского, или как Лиля Брик заставила поэта остаться в России[4]

Владимир Маяковский, кроме того, что был великим поэтом, очень любил путешествовать. Исследователи его творчества подсчитали, что он преодолел более 150 000 километров. Причем в Берлине и Париже он бывал чаще всего.

Ему сильно мешало незнание иностранных языков. Приходилось пользоваться помощью друзей. Как он сам говорил, в Америке он разговаривал на «Бурлюке» (Давид Бурлюк – художник, эмигрировавший в США), во Франции на «Триоле» (Эльза Триоле – сестра Лили Брик, французская писательница).

В своих письмах из Парижа поэт жаловался на скуку. Но скоро скучать ему не пришлось. Однажды Эльза Триоле увидела красивую длинноногую девушку и шутя обмолвилась: «Вы хорошо подойдете Маяковскому».

Так начинается легенда об отношениях Владимира Маяковского и Татьяны Яковлевой, которой он посвящал стихи. Далее предание рассказывает о том, как он влюбился, звал ее замуж, но утонченная девушка, испугавшись такого напора, отказала ему. Поэт уехал в Москву, но не исчез из ее жизни. Однажды в квартиру Яковлевой постучал посыльный из цветочного магазина со словами: «Вам цветы от Маяковского».

Поэт, покидая Францию, оставил большую сумму заработанных денег на счетах магазина и попросил периодически доставлять цветы по указанному адресу. Так они и делали в течение десятилетий.

Скорее всего, эта красивая легенда не является правдой. Отношения между Маяковским и Яковлевой действительно были. Но реальность гораздо интереснее, чем вымысел.

Эльза Триоле действительно выступила в роли свахи. У нее были для этого свои причины. Дело в том, что до ее сестры Лили Брик дошли сведения, что в США Владимир Владимирович встречался с Элли Джонс, матерью его единственной дочери, и у поэта возникли серьезные мысли об эмиграции. Допустить этого было никак нельзя! Иначе Лиля теряла статус музы великого коммунистического поэта и благополучное материальное положение. Она попросила сестру «отвлечь» Владимира от этих мыслей и познакомить с интересной женщиной.

Легкого флирта не получилось. Маяковский действительно влюбился. С первого взгляда. После встречи поэт вызвался проводить девушку домой. Татьяна вспоминала, что в холодном такси у нее сильно мерзли ноги. Он заботливо снял с себя пальто и укрыл их. Татьяна Алексеевна рассказывала журналистке Зое Богуславской, что после этого они встречались каждый день. Он читал ей стихи, дарил цветы, ревновал.

Теперь Лиле Брик стоило беспокоиться по другому поводу. Она поняла, что поэт серьезно влюблен. Писала ему гневные письма, упрекала в предательстве. Маяковский вернулся в Москву. После разговора с Лилей снова уехал в Париж, сделал Татьяне предложение, но та не готова была расстаться со своей свободой и ответа не дала.

Маяковский уехал в Москву, но обещал вернуться в октябре 1929 года. В сентября он подал заявление на визу, но получил неожиданный отказ. Как так? Он столько раз выезжал за границу, был «витриной советской литературы», и вдруг такое недоверие.

Гораздо позже станет известно, что Лиля Брик подключила все свои связи, чтобы поэта не выпускали за границу. В Париже Татьяне сказали, что в Москве Владимир вернулся к Лиле и бороться с нею бесполезно. Ее письма не доходили до адресата. Вскоре Татьяна Яковлева вышла замуж за виконта дю Плесси. О чем Брик не преминула оповестить поэта. Татьяна тяжело пережила расставание, но впереди были рождение дочери и Вторая мировая война, эмиграция в Америку, новый брак, а это совсем другая история…

От этого романа нам осталось прекрасное стихотворение «Письмо Татьяне Яковлевой», где есть строчки: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем».

Приведем здесь целиком это знаменитое стихотворение Владимира Маяковского -

Письмо Татьяне Яковлевой

 
В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав —
тубо —
собакам
озверевшей страсти.
Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Пять часов,
и с этих пор
стих
людей
дремучий бор,
вымер
город заселенный,
слышу лишь
свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме, —
не гроза,
а это
просто
ревность двигает горами.
Глупых слов
не верь сырью,
не пугайся
этой тряски, —
я взнуздаю,
я смирю
чувства
отпрысков дворянских.
Страсти корь
сойдет коростой,
но радость
неиссыхаемая,
буду долго,
буду просто
разговаривать стихами я.
Ревность,
жены,
слезы…
ну их! —
вспухнут веки,
впору Вию.
Я не сам,
а я
ревную
за Советскую Россию.
Видел
на плечах заплаты,
их
чахотка
лижет вздохом.
Что же,
мы не виноваты —
ста мильонам
было плохо.
Мы
теперь
к таким нежны —
спортом
выпрямишь не многих, —
вы и нам
в Москве нужны,
не хватает
длинноногих.
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесь
на ласки
выдать их
в ужины
с нефтяниками.
Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму —
одну
или вдвоем с Парижем.
 

Игорь Савкин, издатель

Цветы от Маяковского

 
История Большой Любви…
«Я все равно тебя когда-нибудь возьму.
Одну или вдвоем с Парижем».
 

«Письмо Татьяне Яковлевой».

Владимир Владимирович Маяковский

 
Не понимала грома декламаций,
Речей цунами и летящий вал,
Когда в дыму, неистовых оваций
Брал в плен толпу, вонзив строку-кинжал,
Сам Маяковский – Ледокол Мессии,
В Парижской, эмигрантской стороне.
Она звалась Татьяной из России,
Прекрасна, как полёты при луне.
И порох вспыхнул от любви, так ярко,
Что защемил раскрытые глаза.
А для неё – ни холодно, не жарко,
Как без зонта Парижская гроза.
Весь гонорар отдал Цветочной фирме,
Чтоб приносили в дом её цветы.
«От Маяковского»… Галантно, словно в фильме.
Укором безответной немоты…
 
 
В войну она букеты продавала
Немецким офицерам за углом.
И от дохода, как умела, выживала,
Укрытая любовью, как крылом…
 
 
Услышав эту, как казалось сказку,
Нашёл в Париже героиню грёз.
Придумал повод, навестил с опаской,
И на потом оставил свой вопрос…
 
 
Мы пили чай, кусали круассаны
С российским шоколадным ассорти.
А я не мог спросить хозяйку прямо,
И такт в душе твердил мне: «Погоди»…
Но вдруг звонок короткий, громкий в двери,
Посыльный на пороге… и букет…
Огромнейшая клумба на курьере,
Японских хризантем нежнейший свет…
 
 
«От Маяковского»… Как выстрел прозвучало.
С трудом букет к ногам поставил паж.
Как в это время водки не хватало,
Перехватило с сердцем горло, аж…
И лишь тогда паркетные букеты
Заметил я, стоящие рядком —
Прекрасного мгновения сюжеты,
О том, как прошлым сказку создаём…
 
 
…Он всё равно забрал тебя с Парижем,
Букетами вознёс на небеса…
К поэту стала ты с годами ближе…
А я поверил снова в чудеса…
 

Прошу, простить…
Романс

 
Прошу простить за каждый грех меня,
Что вольно иль невольно делал в жизни,
Невериям своим, благодаря,
И думая, что нет печальной тризны.
Но время вихрем пролетело вмиг,
Душе добавив в каждый день тревогу.
Ах, скольким встречным обещал должник,
Греша тропой, без обращений к Богу.
Обидев невниманьем прежних жён,
Ребёнка, что просил любви немножко.
Из прошлого всё время слышен стон,
И к пониманью заросла дорожка.
Прошу простить за каждый грех меня,
Я жил слепой, последствия не зная,
Родных и близких обижая зря,
И слёзы через годы замечая.
 
 
В прощеный день услышь молитвы, Бог,
И вы услышьте прожитые годы:
«Иначе жить в те времена не мог,
А мудрость позже преподносит всходы.
Я грешный сын, как тысячи других,
В грехах бредущий с фонарём при свете.
Прошу прощенье даже у глухих,
Но и распятый, за Любовь в ответе…»
 

День влюблённых

 
Любовь не чувство- состоянье
Твоей израненной души.
Проткнуто стрелами свиданий,
Изменой врезались ножи.
Но не сбежать от этих пыток,
Кругом горячие угли.
Поток спасает, чувств избыток,
И вера, мы любить смогли.
 
 
Не хороню былые чувства.
Они помогут строить дом.
Любовь-Всевышнего искусство
Друг другу мы преподаём.
Приподымаем крылья всуе.
Всегда стараемся летать.
Из грешной – делаем святую.
Порок, дано любя, принять.
 
 
Твержу сто тысяч раз признанье.
Она забывчива во всём.
Но помнит первое свиданье
И от любви всевышней стон.
И что цветы завяли в вазе,
Что комплименты не сказал.
И как нужны графини князю,
С мужским достоинством кинжал.
 
 
Её, конечно, понимаю.
А если нет, киваю впрок.
В тепле уюта засыпаю,
Жду в жизни мудрости урок.
И состоянье первоклашек:
Учиться мудрости вдвоём.
Сначала, с первых промокашек
И с новым в жизни сентябрём.
 
 
Люблю тебя, моя зазноба,
Моя непознанная даль.
Таких, как ты, совсем немного.
А что нашёл одну, не жаль.
Любовь не чувство – состоянье,
Богатство, что прислал сам Бог.
И радость встречи с ожиданьем,
Что продолжается урок…
 

В гостях у Волошина

 
«Бездомный долгий путь назначен мне судьбой…
Пускай другим он чужд… я не зову с собой.
– Я странник и поэт, мечтатель и прохожий».
 
М. Волошин

 
С любимой были в Коктебеле —
В провинциальном городке.
Тягучий звук виолончели
Витал с листвой в особняке.
Дуэтом прошлое на флейте
Влекло сознанье за собой.
Нам слышалось: «И вы сумейте,
Как он – поэт, пожить душой…»
 
 
Взлохмаченный на постаменте,
Из бронзы личность в полный рост.
Увековеченный в моменте,
Когда в историю он врос
Картинами, строкой щемящей
И благородством боевым.
Израненным, не отказавший,
Неважно: красным или злым.
 
 
Скрывал в боях гражданской бойни,
Нет, не соратников… Людей…
Пока патрон торчал в обойме,
Шепча хозяину: «Убей…»
Поэт по краю шёл обрыва,
И жизнью рисковал своей.
Как мог без броского призыва,
Спасая жизни от смертей.
 
 
Потом окажется в опале:
Опасен бунтарей талант.
Трудна дорога к звёздной дали,
Когда душою музыкант
Поющий так, что небо слышит,
Читающий строку волне.
Одна есть власть, что правит свыше
И твой судья в любой войне.
 
 
По комнатам с тобой бродили,
И нам казалось, рядом он,
Чихающий от свежей пыли,
Что принесли ветра сторон.
Нам слышался весёлый хохот,
Что приносили в дом друзья,
И восхищённый женский шёпот
От строк без фальши и вранья…
 

Максимилиан

«Святая Русь»

 
 
«Поддалась лихому подговору,
Отдалась разбойнику и вору,
Подожгла посады и хлеба,
Разорила древнее жилище
И пошла поруганной и нищей
И рабой последнего раба.
 
 
Я ль в тебя посмею бросить камень?
Осужу ль страстной и буйный пламень?
В грязь лицом тебе ль не поклонюсь,
След босой ноги благословляя, —
Ты – бездомная, гулящая, хмельная,
Во Христе юродивая Русь!»
 
М. Волошин

 
Я давно с потерями не плачу,
Силой духа сердце берегу.
И не верю в сказки и удачу,
В фаворитный финиш на бегу.
Отрицаю дождики по крыше,
Не приемлю грубость и фокстрот.
Коктебелец – друг на книжной нише,
Сам Волошин круглый год живёт.
 
 
Он стрелялся как-то с Гумелёвым.
И на Чёрной Речке граф Толстой
Предлагал считать обиду плёвой,
Жизнь продажной, не простой игрой.
Все они – великие Титаны,
Гении российской маяты.
Жизнь добавит пулевые раны
И расстрел чекистский без вины.
 
 
Не Дантес в кровавых эполетах.
А великий в будущем поэт
Воздух расстрелял, вздохнув при этом:
«Пусть поймёт, что правды в смерти нет…
 

Они стрелялись возле Черной речки на пистолетах пушкинского времени.

Гумилев промахнулся, пистолет Волошина дал осечку. Гумилев предложил Волошину стрелять еще раз. Тот выстрелил, боясь при этом попасть в Гумилева.

Он совсем не умел стрелять.

В 1921 Николай Гумилев был обвинен в причастности к заговору против советской власти и расстрелян 25 августа 1921. Чекисты, расстреливавшие его, рассказывали, что их потрясло его самообладание.

Имя Максимилиан произошло от древнеримского Максим. С латинского “maxima” оно переводится как “наибольший”, “наивысший”, “самый крупный”, “потомок великого”. Позаимствовано из византийской культуры в момент ее расцвета. Максимилиан отличается сильным характером, обладает острым умом и деловой хваткой. Почитает родителей и свою семью.

Он был артистом по натуре

Сергею Есенину


 
Он был артистом по натуре,
Имел чтеца всевышний дар.
В его сценической фигуре
Всегда блуждал поэзий жар.
А зритель – слушатель сидящий
Внимал с гипнозом сладкий сон,
Конфетный, сладостью бурлящий
И чистый, как грозы озон.
 
 
Он слыл Рязанским полубогом —
Простой Московский хулиган.
Единственным, в стране убогой
И драчуном, коль в стельку пьян.
Читал в тюрьме для женщин строчки
И феерично, как всегда.
Держали возле глаз платочки,
Вздыхая тяжко, без стыда.
 
 
И лишь одна рыдала громко,
Почти в истерике слепой.
Казалось, шла в сознанье ломка,
В душе проснувшейся живой.
Есенин обратился к другу:
«Впервые слушали вот так…
Мне этот вопль напомнил муку.
Я рад, что в чтение мастак…
 
 
Узнай, как имя незнакомки,
Ей можно было бы помочь.
Какой восторг и голос звонкий,
Сопрано славное точь-в-точь…»
Товарищ возвратился вскоре
Какой-то шаловливый взгляд:
«Глухонемая, с детства хвори…
А за концерт – благодарят…»
 
 
Есенин спрятал взгляд смущённый,
Гулял с друзьями до утра,
Собой и славой поглощённый,
Театром жизни, где игра
Глухонемым вливала свыше
Рекой невидимый талант…
Молчат вчерашние афиши
Про наш Рязанский бриллиант…
 

Вечерний ангел

 
Вечерний ангел крыльями заката
Легко коснулся голубой волны.
Вернулась в порт сбежавшая регата,
За вольность, не признав своей вины.
Канат-охранник свяжет ненадолго.
Но красоту, кто сможет удержать?
Рванёт подельник-парус силой шёлка,
Чтоб неземную встретить благодать
 
 
С солёным ветром, брызгами простора,
С дельфиновым каскадом над водой.
Псалмы, расслышав ангельского хора,
Воскресшей и проснувшейся душой…
Вечерний ангел крыльями заката
Заставит парус возвратиться в порт,
Где за побег ждёт каждого расплата
И теснота земная борт о борт…
 

Цветы любимым

 
Не забывайте для любимых розы,
Дарите каждый божий день цветы.
Букеты иссушают чувством слёзы,
Без шума тушат ревности костры.
Неважна икебаны увертюра.
Дарите без листков календаря.
В душе у милой есть клавиатура.
На них играй, как Моцарт, жизнь, любя.
 
 
Вдвоём парите рядом над музЫкой,
Без пауз длинных, нотной высотой.
Полёт без крыльев прозовут Великим
И совершенной прозовут четой.
Не забывайте для любимых розы,
Дарите каждый божий день цветы.
Секрет открою: исчезают грозы
От вечной и всесильной Красоты…
 

Купание красного коня

 
Мы с тобой заслужили дорогу,
По которой сегодня бредём.
Обращаемся в сложностях к Богу
И не любим, гулять под дождём.
Мы похожи, но мысли не схожи.
Обжигаясь на долгом пути,
Червь сомнений, как яблоко, гложет,
И не знаем, что ждёт впереди.
 
 
Отмечая с друзьями рожденье,
Мы не ведаем год свой и час,
Когда жизни прервутся в мгновенье,
И всё будет цвести не про нас.
Мир богатства останется тленом,
Обветшает родительский дом.
И забудут тебя постепенно.
Лишь помянут, друзья за столом.
 
 
Я не знаю, кто вспомнит поэта,
Может быть, когда станут читать.
Только лучшие строчки при этом
Вдруг помогут о вечном узнать.
И не только о странностях доли,
Жизнь свою проживал не во сне.
Доставались мне разные роли,
Не всегда был на белом коне.
 
 
Но купая коней на рассвете,
Видел красных картинных коней.
Гнали в воды их голые дети,
Погоняя хлыстами ветвей.
Видел то, что и многие знали,
Прикасался к таким же вещам.
Только в строчках – всевышние дали
Повелители были штормам.
 
 
И гроза, как собака рычала,
И дожди отбивали канкан.
Жизнь была, как осиное жало,
И дурманил вином нежный стан.
В прозе жизни – живите стихами,
Поклоняйтесь в душе красоте.
И купайте коней вечерами
В первозданной своей наготе.
 

Прощёное воскресенье

 
Я друга потерял. Ему сказал, что думал.
О чём, не помню я? Но вырвалось, сказал.
Слова похлещи пуль, прицелил в сердце дуло,
Ушёл, мой друг, ушёл. И не достал кинжал…
Всю ночь во мне лишь гнев вонзал пчелою жало,
Я бога прогневил, товарища хуля.
Ума на дне с вином во фляге не хватало
И мудрости святой, как оказалось – зря.
 
 
Проснулся с чувством я, что растерял напрасно,
И с горечью во рту, я понял жизнь – горька.
А в гневе осуждать, да и в суде опасно.
Порою льдинка чувств над полыньёй тонка.
Нежданно прозвучал звонок сильнее взрыва,
Товарищ мой пришёл, и кофе мне принёс.
Он не сказал в упрёк о том, что с нами было,
Не принял наш разлад ни в шутку, ни всерьёз.
 
 
Блины пожарил я, поставил угощенье:
Сметану с ложкой ввысь, густеющий продукт.
Весна приходит в дом с прощеным воскресеньем.
А кто прощает нас, поверьте, Бог и друг!..
 

Умирал красавец знойный август

 
Умирал красавец знойный август
На листве пожухлого ковра…
Где-то в море раздувался парус,
Что летал бессмысленно с утра.
Чайки проносились с диким шумом,
Требуя внимания зевак.
Рыбаки кефаль ловили с буны,
Сердце билось с поплавком не в такт.
 
 
Оставалось всё, как раньше было.
Только август тихо умирал.
Меньше становилось в небе пыла,
И на пляжах поредел «централ».
Разъезжались гости подгоревши,
Сосчитав остатки в кошельках…
И «плацкартом» прикрывали бреши,
И три дня считались в бедняках.
 
 
За обедом дружного вагона
Поминали август за окном,
Под гитару юного пижона,
Кто был больше всех в себя влюблён.
Кто не видел осени летящей
В стаях журавлиных в вышине…
Август был любимым, настоящим…
И с ночным купаньем при луне…
 

На Патриаршем пруду

 
Плавали утки и крякали громко,
Лебеди рядом молчком.
А на скамеечке парочка робко
Жалась под старым зонтом.
Детки ещё пионерского вида,
Оба в раскосых очках.
Саша и Маша, а может быть Рита
В мыслях о принцах, конях.
 
 
Девочки часто стареют с мечтами,
Внучкам «обоз» передав.
Заняты в жизни иными делами,
Детскую сказку, прервав.
Пусть у вас сбудется, что пожелается,
И берегите мечту.
Сказка, поверьте, однажды рождается
На Патриаршем пруду…
 
 
Тучи сгущаются, грозы неистово
Молнией рвутся во мрак.
Время летит, не меняется истина
И Маргарита никак.
Душу за Мастера, Жизнь за Любимого,
Вечность вдвоём в вышине.
И возвращённая рукопись, зримая,
Что не сгорает в огне…
 
 
Плавают утки, под дождиком крякают,
Лебеди скрылись молчком.
Слышишь?!.. Копыта несутся с гуляками
В звёздах в заоблачный дом…
 

Лепит Бог в песочнице людей

Подарок в День Рождения

Росане Кирпичниковой 04.05.18 г.


 
Лепит Бог в песочнице людей,
Создаёт по контуру подобье.
И в раствор кладёт порок страстей,
Женщинам с грехами, богомолье.
Больше, меньше, просто на глазок,
Даже не попробовав ни разу.
Вот и получился паренёк,
Что от женщин потеряет разум.
 
 
Это всё игрушки наша жизнь.
Человечки из песка, по сути.
Хочешь стать бетонным, помолись,
А не хочешь, будь как все, как люди.
Но бывает исключенья миг:
Радугу добавят в чан замеса.
Не заметит происка старик
И при родах отклоненье веса.
 
 
Эти люди вроде бы, как мы.
Но душа и в полночи сияет.
Вслед кивают на полях цветы,
На цепи при встрече пёс не лает.
Знаю я, что радугу в пирог
Можно замесить в свой день рожденье.
И поверить, сам Господь помог
На года улучшить настроенье.
 
 
Так сияйте радугой всегда.
Не считайте, как песок, минуты.
Жизнь прекрасна верой, господа.
Очень важно, что вы не зануды…
Лепит Бог в песочнице людей,
Создаёт песчаные созданья…
С радугой любимая – нежней
Помнит это первое свиданье.
 

Не задуйте сквозняками свечи

Моей любимой на день рождения 16 мая

 

Песня переведена на украинский язык

https://www.youtube.com/watch?v=aZgSDthoeCU

– 1-
 
Мы с тобою голубей кормили,
Раскрошили хлебные куски.
Мы в годах о времени забыли,
Словно дети будням вопреки.
Мы с тобою рассмотрели звезды,
По дорожке лунной корабли,
Радуясь, как возвращались вёсны,
В гнёзда возвращались журавли.
 

Припев:

 
Не задуйте сквозняками свечи,
Не дайте светлым душам потемнеть,
Врасплох чтоб сумрак не застал под вечер,
Чтоб не погасла на иконах медь….
Не задуйте сквозняками свечи,
Чтоб не погасла на иконах медь.
 
– 2-
 
Не нужны нам громкие признанья,
Говорит душа всегда за нас.
Взгляд запомнил первое свиданье
И букет, что за спиной припас.
Нежность не проходит, если любят,
Чувства счастья берегут наш дом.
А любовь прощает и не судит,
Прячет в дождь влюблённых под зонтом.
 
– 3-
 
Всё пройдёт, и канет речка в Лету,
Догорит вечерняя заря.
Скажем всем: «Спасибо за планету,
Что прожили, светлый мир, любя…»
Мы кормили голубей с тобою,
Подарил букеты васильков.
Я назвал тебя своей женою,
В новой жизни вновь найти готов…
 

Кот-Бегемот[5]*

«Единственное, что может спасти смертельно раненного кота, – это глоток бензина…»

«Мастер и Маргарита»

Михаил Афанасьевич Булкаков

 
За окном январским минус,
Кружат вальсами снега.
Разожгу помятый примус,
Что достался от Кота.
«Бегемотом» звали в свите,
Веселил собой народ.
Был представлен к Маргарите
За кошачий изворот.
 
 
Для неё лил спирт чистейший,
Неразбавленный водой.
Шут для Воланда – мудрейший,
Да к тому же – заводной.
Помнят все, ЧК-а в придачу
Бой и выстрелов угар.
Задержаний неудачу
И от примуса пожар.
 
 
Редкий случай, растворились
«Криминальные» в дыму.
А по-русски – разом «смылись»,
Цирк, устроив, кутерьму.
Я-то знаю: под личиной
В том шуте скрывался бес.
Примус разжигал лучиной,
Возле ног сидел невест.
 
 
Я смотрю в окошко, пламя
Укрощённое чадит.
Жаль, влюблённые не с нами,
Путь в бессмертие лежит.
Но в окне узор морозный
Повторяет чей-то бал.
И рисует скрупулёзно
Женских форм нагой овал.
 
 
Во главе над тростью Воланд,
Рядом Мастер, сбоку Кот.
И пожар рисует холод
Там, где рукопись живёт…
 
  Павел Романютенко. «Цветы от Маяковского, или как Лиля Брик заставила поэта остаться в России» (https://travelask.ru/blog/posts/19509-tsvety-ot-mayakovskogo-ili-kak-lilya-brik-zastavila-poeta-os)
5Бегемот в демонологической традиции – это демон желаний желудка.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru