Александр Сергеевич Глухов
Нетипичный атом общества
– Вы кур что ли рубите на крыльце? – Балон, туповато глядя на сантехника, спросил его.
Тот отвёл глаза и невразумительно приборматывая ушёл в сторону сараев.
На пороге показалась Тамара:
– Витька, он же Васю зарезал.
Ноги Балона задрожали, замутило внутри, он отбежал шагов на пять в сторону и его обильно вырвало…
Рана Василия опасности не представляла. Стрекач, безмерно глупый, но достаточно хитрый субъект, точно рассчитал, куда можно пырнуть без тяжелых последствий. Через неделю бывший медик вернулся домой, а Витька ещё дней двенадцать носил отметину под глазом.
Отчим отделался лёгким испугом; ранку приписали неким приезжим дебоширам, которые де, распоясались, а затем от страха скрылись.
… С начала правления Горбачева, зимы стали подозрительно теплыми. Полушубки, без которых раньше не обходились, сменились куртками из синтетики, не сказать, что слишком тёплыми. На эстраду повылезали невесть откуда взятые исполнители и коллективы. Всех «забивал» некий «Ласковый май», уже появились Газманов и группа «Любэ». Партию, доселе неприкасаемую, стали охаивать чуть не открыто…
Василия, Стрекача и Витьку почти одновременно выгнали с работы. Встряска получилась хорошей. Василий с Витькой отрезвели на год, отчим же, без «царя в голове», попереживал неделю и принялся за старое.
Мать поговорила с Лёшкой, как водится, поплакала. Положение полудиректора, полуагронома сложилось таким образом, что он опасался сплетен о полном захвате семьей Котелкиных подсобного хозяйства. Трое уже работали там – мать, он сам и жена Татьяна, в должности бригадира. Сам директор, хоть и был неизлечимо болен, мог после операции (как уже случилось однажды) вернуться на своё законное место и разогнать семейку.
После долгих раздумий и сомнений, Лёшка поступил по благородному в отношении к Василию и, особенно, Стрекачу – на работу они были приняты. Жена Татьяна, попиливала его потихоньку за порядочность, но он остался твёрд в своём мнении. Василий было заикнулся о Балоне, но на сей раз брат даже слушать не стал.
Витька устроился рабочим по обслуживанию птичника и скоро отъелся на индюшатине. Ловкие ребята – Витькины напарники, поставили кражу индюков на поток и имели хороший дополнительный доход. Не раздумывая долго, он примкнул к местной шайке.
На третий месяц трезвой и сытой жизни Балон затомился от одиночества и стал внимательно присматриваться к потенциальным подругам жизни. Если под его пристальным взглядом женщина смущалась, опускала глаза, или отворачивалась, то Витька считал, что с такой дамой можно иметь дело, если же ответный взгляд был полон призывной дерзости, то он терялся, как нашкодивший пацан на уроке у строгой учительницы. Больше месяца Балон ежедневно уезжал в Егорьевск с целенаправленной миссией – познакомиться с достойной его женщиной, либо девицей. Вопрос: «Достоин ли он кого-либо из них?», перед ним не стоял; он исповедовал поисковый способ – реалистический каприз.
Изыскания в уездном центре себя не оправдали. Оказалось, что его легко обманывали косящие под скромниц срамные аферистки, которые шустро вытягивали из него деньги и выпивку. В итоге Витька плюнул на незнакомок, и перенес привередливый интерес на волостной уровень, где он знал наперечет сотни три женщин, больше половины которых – замужние. Несмотря на вздорность и некую толику глупости, Балон отчасти оправдывал свою фамилию Хитров. Он понял главное: нельзя постоянно водить в квартиру переменный состав женщин, что может создать ему репутацию легкомысленного бабника-ловеласа.
Всю зиму его регулярно видели прогуливающимся по микрорайону птицефабрики, Михалёвским и Колычевским улицам. Под ногами с хрустом ломался тонкий ледок, или скрипел снег, возвещая слом старой жизни и скорые перемены.
Витька ходил не просто, он, прогуливаясь, не только высматривал, но ещё рассуждал о совместимости с будущей женой, или как минимум сожительницей. И вот какие мысли ему приходили: «Люба – заведующая почтовым отделением, всем хороша, но на голову выше меня (надо же такой уродиться!).» «Женя Калачева – агроном, хороша, конечно, но коротковата – всего метр сорок ростом, но силищи в ней – немеряно, гранату закидывает на 44 метра. А ну как побьёт?» «Машка, – красива, но у нее зад не в каждую дверь протиснется. А если ещё разжиреет?» …
С конца марта внимание Балона остановилось на Светлане, женщине скромной, но далеко не робкой, воспитательнице детского сада. Симпатичная блондинка с голубыми глазами и легкой естественной кудрявостью, была чуть выше Витьки ростом, обладала мягким и ровным характером, и, вдобавок, изумительной фигурой.
Балон надолго задумался. Решительностью он не отличался и раньше, а тут сомнения его совсем загрызли. Поделиться этими сомнениями в Михалях ему было не скем – бывшие собутыльники его просто не поняли бы и высмеяли, а так как он теперь не пил, то вспомнил о старом друге Василии и помчался в выходной день в Колычево. Василий твёрдо и уверенно отверг его сомнения:
– Не теряйся, не будь идиотом. Сейчас ты можешь допустить непростительную ошибку и будешь раскаиваться до смерти.
– Да как подойти к ней? Кто я – балбес, бывший пьянчуга, а она такая…
– Не имеет значения, баба, она и есть баба, какая поумнее, какая подобрее, какая покрасивее, суть от этого не меняется.
– Василий, гадом буду, подходить страшно.
– Пока тебе дураку подходить боязно, подгребёт к ней тип горногорилистой внешности с полным отсутствием мозгов и уведёт твою дамочку в свой шалаш, или берлогу, а то и к ней самой припрется. Есть возможность – не упускай её, это я по себе знаю. В общем так, давай поставим задачу – жениться тебе до 31 мая.
Ободренный Витька отправился в Михали, немедленно осуществить знакомство. Из автобуса он вышел уверенно, и мысленно подстегивая себя, поспешил к подъезду избранницы, которая жила в одном доме с ним. Каждый шаг приносил ему сомнения, а чем дальше, тем большие сомнения и неуверенность одолевали его. Он дошагал до её подъезда, столкнулся с ней нос к носу, от страха поздоровался и пыл его иссяк.
Светлана изумленно ответила на Витькино приветствие и очень внимательно, как бы оценивающе, осмотрела его, кое-что поняв на уровне интуиции.
Спустя пять дней, Василий, ругая приятеля последними словами, тащил его почти силой в детский сад, с намерением решить вопрос окончательно и бесповоротно. Вечерело. Большую часть детей разобрали по домам, а с остальными суетилась Светлана.
Василий вошел первым и хотя он молодую женщину совсем не знал, но догадался мгновенно, что это и есть предмет воздыхания приятеля:
– Привет, – довольно рискованно обратился Котелкин-старший к симпатичной незнакомке.
Она ответила растерянно-вежливо:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, Света – Балон робко выглянул из-за спины друга.
– У вас какое-то дело ко мне?
Витька глубоко вздохнул, а Василий выпалил:
– Да, дело, жениться пришли, точнее, свататься.
Губы Светланы расплылись в усмешке:
– Что, сразу оба?
Василий, который захватил разговорную инициативу, разъяснил:
– Женится будет он, а я его только рекомендую. Человек он правильный, положительный…
– Это как?
– Как его не положи – будет правильно.
Светлана оценила юмор и рассмеялась по детски счастливым смехом…
Два дня спустя Витька перебрался в квартиру потенциальной жены, ошалевший от небывалой удачи.
В середине мая начали сдавать нервы у Василия. Он всё чаще видел, как мать прикладывается к рюмке. Злился, ругался с ней, пару раз побил Стрекача, как главного виновника, но толка от этого было мало. Не пил он уже год, тем ужаснее стало осознание куда скатился бывший прапорщик-медик, бывший комсомольский лидер и, вообще перспективный молодой человек. Вдобавок, чуть не к ужасу Василия, он стал объектом пристального внимания со стороны бывшей жены. Та недавно похоронила второго мужа, после чего, спустя короткое время, попала в сильную автомобильную аварию с жертвами и ее саму буквально собрали по кускам. Смотреть на лицо бывшей красавицы было жутковато.
Василий никогда не считал себя завистливым человеком, но тут поневоле стал завидовать Витьке Балону.
Итогом нервного срыва, домашних скандалов и домоганий прежней супруги, стал поджог дома, с целью спалить Стрекача, пока мать была занята вечерней дойкой.
Отчима спасли соседи. Пожарная машина примчалась из Михалей очень быстро, что спасло дом от полного уничтожения. Сгорела крыша и сильно пострадала кухня-пристройка…
Странно, но после пожара Василий примирился со Стрекачем и они дружно принялись восстанавливать жильё, при финансовой поддержке Лёшки. К осени заселились в обновленный дом, причём семья увеличилась на два человека. Бывшая жена, не без усилий, сумела найти подход к близкому когда-то и любимому Василию, а с ней переехал их двенадцатилетний сын.
Помог бывшему фельдшеру свыкнуться с участью пастуха дядя Лёша Безруков. Он рассказал ему историю, как повздорил однажды с инструктором райкома партии. Дело было так. Пригнали пастухи стадо на ферму и собрались топать по домам, поспать до обеда. Прибежал взвинченный бригадир и заявил, что никто нику3да не уходит, потому что приезжает большое начальство, будет краткое собрание с речью какого-то инструктора. Сначала решили – это инструктор по пастьбе скота и стали гадать: что же такого нового, раньше неслыханного он загнет? Прождали полтора часа. Заявился директор на уазике, а с ним пацан какой-то, гладенький, модненький, вида слащавого. Начал этот парень (на вид ему и двадцати пяти лет не было) нудить о роли партии в привесе крупного рогатого скота. Директор, всё понимая, скривился в гримассе от тупости инструкторишки. В красном уголке, где проходило мероприятие, раздались смешки. Партийного юношу это задело. Он, придав себе сурово-недоступный вид, спросил высокомерно: «Вы что, сомневаетесь в роли партии, которая все силы прикладывает, чтобы накормить народ? Сами то вы каких привесов добились у коров за пастбищный период?»
Смешки перешли в хохот. Политический мальчик возмутился: в чём дело?»
Директор зашептал ему что-то на ухо, маленько сконфузя инструктора, а дядя Лёша, на правах самого старого по возрасту (он уже был пенсионером), дерзко высказал: «Мы, молодой человек, встали в три утра, километров пятнадцать со скотиной отмахали, нам отдохнуть надо, а ты, сынок, чушь порешь несусветную. Корова даёт молоко, а не привес, не путай. Почему, вообще, ждать мы тебя должны?»
Райкомовский молодец закипел: «Будете ждать сколько надо, вы же не одни у меня. Необходимо охватить как можно больше коллективов»
Дядя Лёша и тут не растерялся: «Да ты охватывай кого хочешь, только людям не во вред»
Инструктор, не обращая внимания на толчки директора, чеканным голосом, со стальными нотками отрубил: «Если вы не дорожите своим местом, м ы вас быстро заменим»
Ответ не заставил себя ждать: «Это на твоё место, щенок, желающих – пруд пруди, а на моё палкой не загонишь и никакими посулами не уговоришь. Я пас, пасу и буду пасти, а ты ещё в ногах у меня поваляешься, «кормилец» …
Балон был безмерно счастлив первые два месяца совместной жизни со Светланой, потом, просто счастлив, а под осень слегка поскучнел. Странно устроены люди. Мечтал человек о небывалом, добился осуществления мечты и охладел. Никакой логике не поддается и здравому смыслу, но… бывает.
Светлана расписала заранее, когда они пойдут в ЗАГС, когда заведут ребёнка и какую мебель купят. Витька, выросший в полудиких условиях, плевать хотел на новую мебель. Его стали тяготить лоск, ежедневное бритьё, обязательный приём душа по утрам. Размеренный и расписанный быт непредсказуемому Витьке оказался в тягость.
Светлана полюбила латиноамериканские «мыльные оперы» с их наивными страстями, а Балон тянулся к поселившимся на экране проходимцам типа Кашперовского и Чумака.
Витькины напарники, после удачной «индейской» кражи, сбыли мясо в Коломну и уселись обмывать благополучную сделку прямо на рабочем месте, в комнате слесарей. Его не пригласили – привыкли уже видеть трезвым и не поддающимся на провокации. Тем больше было их удивление, когда Балон сам напросился в компанию.
Вечером он заявился домой пьянющий и грязный (два раза падал в лужи). Светлана, мягкая и тактичная женщина (недаром педагог), встретила его не скандалом и истерикой, а лишь укоризненным взглядом, отложа разговор с нотациями на завтра. Витька же, наоборот, ожидая ругани и молчание любимой женщины его раззадорило:
– Ну что молчишь? Думаешь, небось, какой я гад и пьянчуга?
– Витя, ложись пожалуйста, отдохни, только ополоснись под душем, а то испачкался весь.
– Чистюлю из меня делаешь? А вот лягу как есть.
– Хорошо, хорошо.
Витька разделся, по-пьяному расшвыривая одежду, неуклюже залез под одеяло и приказал:
– Ложись рядом!
– Я потом, дел ещё много.
Нетрезвое, презрительно-глумливое выражение блеснуло в глазах Балона:
– Что, отказываешь мне? Сейчас голым выскочу на балкон и всем прокричу…
Он встал и с пьяным упрямством направился к двери лоджии.
– Витенька, Витенька, пожалуйста не надо, не делай этого, – Светлана, раскинув руки, загородила дорогу – я тебя очень прошу…
Утро оказалось совсем не доброе. Едва Балон продрал похмельные глаза, находясь в мучительно тяжелом состоянии, как наткнулся на свинцовый взгляд сожительницы:
– Пять минут на сборы, дерьмо колычёвское. Какая же ты тварь неблагодарная!
Вскоре, плохо соображающий Витька – смесь глупости и беззаботности, шагал с охапкой вещей в свой подъезд, напевая известную песенку:
– Были сборы недолги…
… Осенью скончался Михаил Дмитриевич Королев и Лёшка стал полноправным директором. Подрастали трое его детей – два мальчика и дочь, самая младшая в семье.
Тамара Котелкина стремительно спивалась. Твердо зная, что женский алкоголизм не лечится, сын пошёл на крайнее средство – пригрозил уволить её без всяких колебаний. Угроза подействовала и чуть более трёх месяцев доярка продержалась без выпивки…
Наступил предпоследний год советской власти. Трансляции со съезда депутатов, привлекали к телеэкранам народ почище чем приключенческие фильмы и боевики. Люди сидели, разинув рты, не понимая, что это обыкновенная шулерская игра на отвлечение внимания.
На эстраде появилось направление, которое вскоре заполонит ее полностью – безголосые «поющие трусы».
Страна устала от самовлюбленного трепача Горбачева. Простое население относилось к нему, в своём большинстве, со скептическим презрением, иные с ненавистью. Сам генеральный секретарь с победоносным пафосом заявлял:
– У меня восемнадцатимиллионная армия коммунистов…
Пролетела зима и большая половина весны. В двадцатых числах апреля зазеленели берёзы, и Витька, окончательно выгнанный с работы, заявился к другу Василию поделиться горем, а заодно, обмыть его. Когда он с трудом втиснулся в переполненный салон «львовского» автобуса, то оказался лицом к лицу с Митькой. Древний инвалид оставался таким же кряжистым и языкастым. Они проговорили все десять минут езды до Колычева и пришли к выводу: дело Ленина гниёт и подыхает.
Василий с грустной задумчивостью переплетал кнут, готовясь к сезону.
– Привет, ковбой, – ироничная насмешливость ещё не покинула Балона, – ты загорел как на курорте.
– Здорово. Стараюсь на воздухе больше время проводить, тут думается просторнее.
– Да, для мыслей теперь простора много. Судьба!
– Какая судьба! Ты не Балон, а болван. Такой шанс у тебя был, раз в жизни выпадает, а он, понимаешь, закапризничал. Я мирить вас не поеду, даже не надейся.
– Что ты, я и не надеюсь, больше к ней сам не подойду. Она смотрит сквозь меня, а здоровается так, что уж лучше бы не здоровалась вовсе.
Я тут о Ленке вспомнил.
– Поздно Витёк.
– Да я не о том. Фотографию привёз десятилетней давности, когда мы купаться на Оку ездили. Помнишь?
– Ну да, как раз Олимпийские игры в Москве шли.
– Пойдём к Лепилину, пусть он с фотографии картину напишет. Ты с ним в хороших отношениях. Помоги уговорить.
– Покажи фотку.
Витька достал из внутреннего кармана куртки снимок.
– Да-а, хороша. Эх, были времена – Василий долго и внимательно разглядывал фотокарточку – ладно, идём.
Павел Александрович Лепилин, сын организатора Советской власти в Колычёвской волости, бывший педагог, был талантливым художником самоучкой. Весь его просторный дом занимали картины, большие и маленькие. Среди них встречались портреты, картины-повествования в стиле Федотова или Перова, но чаще – пейзажи, которым отдавал предпочтение самобытный живописец.
Одну его работу увезли в Германию в город Баденхаузен. Её не хотели пропускать на шереметьевской таможне (не верили, что картину выполнил художник-любитель). Германий в ту пору было две – восточная ГДР и западная ФРГ и придрались к пейзажу, скорее всего потому, что он отбывал в недружественную ФРГ.
Вошедшие приятели несли кроме фотографии, бутылку «паленой водки» – разбавленный родниковой водой этиловый спирт, который только появился на Егорьевском рынке в полуподпольной продаже.
Павел Александрович охотно выпил, выслушал посетителей и внимательно осмотрел фото.
Елена стоит в купальнике, по щиколотки в воде, наклонясь и опустив в неё руки, спиной к фотографу и, повернув к нему голову, озорно ему улыбается.
– Гениально! Я всё понял. Это станет моим шедевром.
Витька осторожно поинтересовался:
– Сколько будет стоить?
– Эх Витюшка, не в цене дело, не будь прижимистым и скупым. Договоримся, только у меня условие: вместо лица этой девки, изобразим лицо Василия. Глядите, как похожи ваши физиономии.
Он протянул фотографию друзьям:
– Какая прелестная небритость, с легкой проседью, на фоне загорелой кожи.
Василий едва не подавился, закусывая кусочком соленого огурца:
– Пал Саныч, ты с ума сошел, не вздумай!
– Вот так всегда, – вздохнул художник с огорчением, – придёт идея картины, способной будоражить публику, так крылья подрезают. Давайте так: вам я девицу нарисую, а для себя другой вариант напишу. Оставляйте фото…
12 июня 1990 года произошло два интересных события – в Колычево заявился Вовка Котелкин в гражданской одежде явно импортного производства, а Верховный совет РСФСР принял декларацию о суверенитете России. Народ недоумевал: «От кого мы стали независимы и почему Вовка вернулся так поздно со службы?»
Ответ на первый вопрос не нашли до сих пор, а что Касается Вовки, то он прибыл лишь на время отпуска, подписав контракт на продолжение службы в Германии.
В воздухе витало ощущение приближающейся катастрофы. Газеты, особенно «Труд» и «Комсомольская правда» стали выходить немыслимыми тиражами. Процветали журналы «Огонёк» и «Юность», а подписаться на роман-газету стало нереально. Брожение окраин страны перерастало в полыхающие конфликты, как в Карабахе и Таджикистане. В Грузии жители Сенаки разобрали железную дорогу, чтобы «не кормить голодную Россию» …
В январе 1991 года взбунтовалась Литва. На штурм телебашни Вильнюса был брошен Рижский ОМОН, а в город введены войска. Трусливый Горбачев сделал вид, что он ни при чем, давая своему оппоненту Ельцину, – властолюбивому алкоголику, козыри в руки.
Весной прошел референдум: быть или не быть СССР? Подавляющее большинство проголосовало за сохранение страны.
Дальше был несуразный путч ГКЧП, Ельцин, указом президента России, упразднил КПСС и, о чудо, гигантская армия в 18 миллионов коммунистов, поджав хвосты растворилась в небытие. Генеральный секретарь компартии Горбачев молча проглотил обиду и формально исполнял обязанности президента СССР ещё четыре месяца.
Началась подозрительная возня в политике. Прибыла куча советников в правительство России, в основном из США. Избранные проходимцы, прошедшие инструктаж западных спецслужб, были немедленно засунуты во власть. Осенью, эта нечисть, типа Чубайса, Гайдара, Авена, Шохина и прочих, заявила, что в стране на два дня продуктов. Уж на что доверчив русский народ, но в эту сказку не поверил и паники удалось избежать. Зато преступность взметнулась девятым валом. Расцвели спекуляция и стихийная торговля.
Мерзейшая тварь Чубайс, даже годы спустя продолжал врать, как он спас от голода страну. Последователь Петрушки Верховенского и Шаи Голощекина, если врал просто – то от скуки, или усталости, а в большинстве случаев – вдохновенно и безудержно, но, главное – постоянно.
В стране на тот момент было 58 миллионов коров, не считая свиней, коз, овец и птицы. Только что собрали урожай. О каких двух днях могла вообще речь идти?
В России проживало тогда более 150 миллионов человек. Чтобы их накормить, нужны сотни кораблей, десятки тысяч вагонов и море грузовых автомобильных фургонов. Их требуется отправить в другие страны, загрузить, вернуться и развезти по колоссальной территории, разместить на базах, далее, распределить по магазинам… О том, что следует заключить договоры на поставку и, что в стране отсутствует валюта на закупки, говорить не стоит вообще. Чем же мы питались, по Чубайсу?
С 1 января 1992 года в Россию официально вернулся капитализм. Власти, как выражался Владимир Иванович Даль, зажидовали и зажидоморили. Ещё в декабре возник пародийный СНГ (союз независимых государств). Народу наобещали с три короба, а пока легковерные люди слушали сладкие сказки об МММ и прочих «Нефть-алмаз-инвестах», Чубайс и Красавченко провернули со своим шалманом грандиозную аферу с ваучерами. Страна и государство стремительно обнищали…
Жарким летом 1992 года, Балон, который пристроился сторожить дачи Томилинской птицефабрики, припёрся к Василию с бутылкой сомнительного спирта «Рояль». Оба переживали душевный кризис. Витька, по вздорности характера расстался с очередной москвичкой и ему необходимо было выговориться, а Василию поперек горла предупредительность жены, на которую глаза не глядели. Сын подрастал балбесом, попал в такую компанию, что и говорить –то стыдно. Пошли в одичалый малинник Лохмача, который разросся за двадцать лет подобно джунглям.
Василий предупредил:
– Мне чуть-чуть, не более двухсот граммов, коров после обеда выгнать не сумею, если напьюсь.
Болванистый Витька успокоил:
– Не боись, я тебе помогу.
Выпили по чуть-чуть, закусывая зелеными недозрелыми яблоками. Густые заросли защищали сидящих приятелей любопытных взоров и палящего солнца.
– Помнишь Таню? – Грустно спросил Василий.
– Таньку жирную с четвертого птичника?
– Таню Иванову.
– А, помню, к Орловым приезжала. Ты ещё стишок о ней писал, никак концовку подобрать не мог.
– Так и не сумел закончить. Двадцать один год прошел, а как вчера было. И три строчки никогда не забывал.
– Давай досочиним, я в ударе и трезвый ещё.
Напомни, что там написано.
Высоко в небе носились ласточки, занятые своими птичьими делами. Между стволиками малины деловито сновали муравьи и мелкие жучишки, а иногда выползали настоящие жучищи и, и видя препятствие в виде сидящих людей, торопливо убегали в сторону.
Василий приподнялся, глянул по сторонам и, снова приземлясь, продекламировал:
Улица, калиточка налево,
Узкая тропинка, дальний дом.
Девушка, со взглядом королевы.
Василий едва закончил, а Витька уже сочинил продолжение:
А вокруг Гоморра и Содом.
– Да Витёк, способностей ты не потерял. На сегодняшний день подошло бы идеально. Наливай!
Они выпили ещё, потом добавили. Балон, на которого алкоголь действовал самым препоганым образом, со змеиной подколодностью ужалил:
– Вовка в отпуск приехал на машине, а подарил её не тебе – Юрке. Не уважает старшего брата!
– Помолчи. Он правильно поступил – у меня и прав нету и пью, а Юрке машина в сто раз нужнее.
Вовка сказал, что каждый год станет в отпуск на новых жигулях приезжать и всю семью обеспечит. Надо завязывать с вином. Я пью сейчас реже, чем раньше, а то, глядишь, совсем брошу.
После чего они выпили за трезвость, а через час от литровой бутылки ничего не осталось. Их развезло. Василий с пьяной жалостью рыдал на плече Витьки, а тот тупо глядел на сидящую напротив лягушку.
Положение спас Вовка. Когда он увидел спящих в малиннике пьянчуг и понял, что их не растолкать, то взял кнут в руки и отправился вместо брата исполнять его обязанности. Младшие чаще становятся эгоистичнее старших сестёр и братьев, но природа так распорядилась, что Вовка оказался самым добрым и бескорыстным, готовым отдать последнюю рубаху родственникам. Даже с женой Василия Ириной, сильно изуродованной при столкновении двух машин, он был доброжелательно-предупредителен, хотя остальные члены семьи, в лучшем случае её лишь терпели…
Жара закончилась 27 августа. Умчались в неведомую даль стремительные ласточки и стрижи, не выносящие даже относительных холодов. Под облетающую листву, потянулись на юг и другие птицы – скворцы, грачи, утки, гуси и, конечно же журавли, знаменитые своими летящими клинами.
Работы на подсобном хозяйстве поубавилось. Урожай убрали, коров перевели на стойловое содержание. Мужики, собравшись в небольшой конторе, с демократичной руганью обсуждали телевизионные новости из столицы.
Лёшка уволил-таки мать с работы; справиться с ее алкогольным пристрастием стало невозможно.
Василий до конца апреля пытался бросить выпивку. Он говорил:
– Борюсь я с пьянством изо всех сил, а оно почему-то меня неизменно побеждает. Ладно, сделаю последнюю, может быть, главную попытку в своей жизни, а то трезветь пора – на днях скотину выгоняем пастись.
К последней попытке победить алкоголь Василий приступил 30 апреля вечером, когда полетели первые майские жуки.
Шла весна 1993 года. Не без ведома властей, как минимум, по их попустительству, этиловый спирт был массово заменен метиловым. Половина водки в стране, являлась смертельным ядом и урожай отравлений с летальным исходом не заставил себя ждать. Сошел на Россию массовый мор. Кладбища разрастались ударными темпами.
Рано утром, перед рассветом 1 мая испустил дух Василий Иванович Котелкин.
Мать лила пьяные слезы, втихаря прикладываясь к очередному стаканчику. Стрекач мешался под ногами, бормоча несусветную чушь. Лёшка, «Иваныч» и Татьяна занимались собственно организацией похорон, попутно отгоняя мать, отчима и дядьку с его женой Клавкой от покушений на алкогольные запасы. Вовка, вызванный телеграммой, прибыл последним, в ночь на третье мая, успев на прощальную панихиду.
Траурное мероприятие собрало немало народа, хотя гораздо меньше, чем когда-то свадьба того же Василия. После трёх часов дня разъехались организаторы и спонсоры в лице Лёшки с супругой, Татьяны с мужем и «Иваныча» в единственном числе. Соседи разошлись ещё раньше. По выражению давно пропившего мозги Стрекача, остались «догуливать» избранные и стойкие. Какое-то время на улице стояла тишина. Часа в четыре, или начале пятого, из распахнутых окон траурного дома, полилась оптимистическая магнитофонная музыка. Во вновь построенном кирпичном доме по соседству стали гадать: что означает сие? Потом пришли к выводу, что Василий был веселым человеком и родня таким неожиданным образом решила почтить его память. Догадка оказалась неверной и очень далёкой от истины.
Когда раздались звуки гармони и послышался плясовой топот, из калитки вышла Лидия Петровна Королева и глядя на подозрительный дом крикнула соседям напротив:
– Что-то не к добру расплясались.
И тут послышался голос еле ворочащего языком Стрекача:
– Горько!
Добрая треть улицы ахнула от неожиданности. Любопытная Лидия Петровна, а за ней и Гусев Николай, пошли выяснить, что в доме свежего покойника происходит.
Сумасшедший гармонист Вася наяривал «Девочку Надю», бессмысленно полуулыбаясь. Петрович заснул за столом, не выпуская вилку с надетым на неё кусочком сыра из подвернутой под голову руки. Балон и Пират Степанович вяло спорили, а рядом сидели невменяемо пьяные Вовка с матерью. Калеченная Ирина и Клавка – жена Петровича с легкой неуклюжестью выплясывали под гармонные переливы. Стрекач возлежал на кровати в кирзовых сапогах (другой обуви он не признавал) и самодовольно ухмылялся. Отставной сантехник всегда отличался необыкновенной резвостью и прытью в нахождении повода для очередной пьянки.
На приход соседей никто не отреагировал, а Стрекач бормотнул, уставясь в потолок:
– Заодно и свадебку соорудим…
Утром Вовка проснулся в одной постели со вдовой брата и долго не мог понять, где он находится и почему рядом лежит голая Ирина…
На полу, в уголке, валялся Витька Балон, мучительно соображая: какой сейчас год и как незаметно смыться? Один глаз у него не открывался (во время пляски шарахнулся об угол гармони) а второй медленно обшаривал комнату. Почти в нос ему упиралась нога гармониста Васи в сроду не стиранном носке с прорехой, сквозь которую можно было рассмотреть грязную пятку душевнобольного музыканта.
Принюхавшись, Витька подумал: то-то мне всю ночь кошмары снились».
Под дверью скребся Пират, который уполз вечером домой, а сейчас жаждал похмелиться после вчерашнего обильного возлияния.
Там ара спала возле гармони на кухонном полу, положив веник под голову.
Ноги Стрекача были бережно укрыты одеялом, из-под которого торчали подмётки сапог. Он, единственный, проснулся как ни в чём не, бывало, снял сапоги, размотал и осмотрел портянки, после чего вновь обулся и, впустив Пирата, принялся будить остальных.
Есть люди с божьим даром. Дар Стрекача был, пожалуй, сатанинский. Не встречалось такого дела, что он не смог бы испоганить. Вторым делом, после запуска в избу Пирата Степановича, придурок сорвал одеяло, которым укрывались чуднобрачные, с криком:
– Сейчас проверим невинность жены.
– Били его сообща и дружно. Потом вместе уселись допивать остатки водки, изготовленной в соседней деревне Бутово Мишкой-барыгой…
Редкостной теплоты и сухости май передал эстафету июню. До седьмого числа всё сохло и плавилось от жары. Престарелый Василий Карташов, всё такой же робковатый и малозаметный проходя в магазин мимо кирпичного дома, единственного тогда на улице, где проводила полужилой, полудачный образ жизни семейка, которая промышляла когда-то «петушками», мечтательно сказал парящемуся на скамейке длинноволосому чернявому сторожу Заготконторы Сашке:
– Сейчас бы дождичка, да на всю ночь…
И дождь шарахнул на всё лето.
Девятого числа, когда родился Ваня Минаев, накануне дня рождения Виталия Королева, в Колычёво прибыла внушительная женская делегация. Виталию в этот день тесть подарил «жигули» шестой модели и он, измученный гордостью, примчался в деревню. Ване же не подарили ничего, кроме жизни, но он и этим был доволен. Что касается делегации, то внушительными были габариты женщин, а не их количество. На улицу Перспективную самолично приехала Таня Иванова в сопровождении тётки – Анны Орловой. Не далее, как вчера, они с почётом похоронили Владимира Орлова, который худо-бедно до 75 лет дотянул. Почёт организовали посторонние люди. Вдова подарила знакомым автомобиль, и они устроили мероприятие по высшему разряду.
