Александр Сапегин
Там, за горизонтом

Глава 2
Черный снегопад

– Антон, не спи, цепляй лебёдку! – опустив боковое стекло, прокричал Михаил.

– Ага! – разметая снег ногами, бывший студент неудержимым кабаном припустил вверх по склону к кряжистому дубу. – Готово!

– Врубаю! Давай-давай! – Рыча двигателем и наматывая трос лебёдки на барабан, вахтовый «Урал» медленно пополз из снежного отвала. – Давай, родимый. Умница – танки грязи не боятся!

Проблема нарисовалась, когда их честная компания дружно вывалилась из тёмного зева в мир подлунный. Пересчитав молодёжь по головам, Михаил задумался, как вывозить всю эту ораву. Его микроавтобус не подходил однозначно. Даже если умозрительно предположить, что в чудо японского автопрома набьётся восемнадцать человек, да ещё останется место для гармониста, не факт, что техника проедет по городу. Любой мало-мальски думающий реалист с закрытыми глазами представляет заторы и завалы из четырёхколёсных коней, враз лишившихся хозяев. Особенно в центре города. Тут нужен не микроавтобус, и даже не джип, а крокодил помощнее, такой, чтобы бампером мог раздвигать автомобильные баррикады или объезжать оные по тротуарам.

– Так, боец! – Михаил ткнул в сторону коротко стриженного парня, который ранее выразил желание остаться «тута».

– Я?

– Ты, ты. Или ты других на роль бойца видишь? Как тебя по батюшке, боец?

– Антон Борисович, – несколько смущённо пробасил парень.

– Так, Антон свет Борисович, слухай сюды. Надо мухой слетать вниз по склону, слышишь, там какой-то крокодил на просёлке чихает?

– Ага.

– Необходимо выяснить породу этого зверя и подойдёт ли он нам. Задача ясна? Возражения имеются?

Раз задача ясна и нет возражений, Антон, давай в темпе вальса. Одна нога здесь, другая там, пока конкуренты не прочухались.

– Ага, я быстро.

– Да куда ты побежал?

– В смысле? – опешив, резко затормозил разведчик.

– Рулить умеешь, прыгай в джип, всё не ногами перебирать.

– А можно? Он же чужой.

– Антон, не тормози, он уже ничей, хозяин почил в бозе. Лови ключи.

Запрыгнув в не успевший остыть внедорожник Мамая, Антон с прогазовкой рванул с места.

– Не убейся, Шумахер! – успела крикнуть одна из девушек, отличавшаяся примесью восточных, сиречь китайских кровей, прежде чем машина скрылась за бугром. – Извините, зачем нам ещё одна машина? – придерживая двух девочек за плечи, подошла к Михаилу Валентина Петровна.

– Представьте, что сейчас на дорогах творится, особенно в городе. Тысячи людей умерли мгновенно. Кто-то, может, успел заглушить машину, а кто-то, считай большинство, так и не отпустили баранок. Там сейчас месиво. Был бы под рукой БТР, я бы на БТРе поехал, а лучше на танке, но за неимением гербовой бумаги, пишем на туалетной. – Простите, я не подумала, – искренне понурилась женщина.

– О, похоже, наш Шумахер возвращается. Быстро же он.

На радость и счастье, Антон, отправленный в разведку вниз по просёлочной дороге, принёс хорошие новости, рассказав о застрявшей в снежном отвале вахтовке с тёплым кунгом и автобусными креслами внутри. При ближайшем рассмотрении это оказался новенький «Урал», недавно полученный автоколонной, к тому же местные мастера родной конторы Михаила успели оборудовать машину канолевой лебёдкой и каким-то образом зарегистрировать в ГИБДД. Со вторым, конечно, проще: рука руку моет, сколько машин полка ГИБДД прошло через конторские мастерские – не перечесть. Впрочем, в нынешних условиях актуальность регистрации машины в надзорных органах снизилась до отрицательной величины. Хоть на танке по центральной площади рассекай, ни один инспектор не остановит. Не осталось в городе инспекторов.

Подрядив Антона и пару школяров немного раскидать снег, Михаил сбегал наверх, забрал котят из легковушки и передал мелкое зверьё детям. Между этими хлопотами он успел поучаствовать в дебатах, затеянных Николаем по вопросу коллективной эвакуации в западные, а ещё лучше в черноморско-крымско-сочинские пределы родины, но не был услышан, поэтому плюнул и махнул рукой на бывшего друга и присоединившихся к нему людей. Тем более кто-то из них счастливым образом дозвонился до Москвы, подтвердив версию о выживших в метро… За сим сообщением энтузиазм зашкалил за все мыслимые и немыслимые пределы, заглушив голос разума и возражения Михаила, решившего привести аргументы против немедленного выезда. Короче, белую ворону погнали из стаи, только что в спину не свистели и камнями не кидались. Наталья присоединилась к бывшему другу, ни в какую не желая слушать глас разума и логические доводы супруга.

– Наташа, – Михаил махнул рукой на логику.

Ему не раз случалось сталкиваться с неприятной стороной характера своей нежной половины, когда тебя слушают и не слышат, сейчас же было гораздо хуже, его не слушали и не слышали. Почувствовав ветер свободы, жена поймала свою волну, сбить с которой её не могла никакая мужская логика.

– Поехали домой, чего сейчас копья ломать? Дети ждут.

– Подождут, не переломятся.

– Господи, Наталья, ты себя хоть слышишь? Я не о себе, не о тебе говорю, о детях, твою налево! – Тут до Михаила дошло, что зря он так необдуманно ляпнул.

Апелляция к детям и разуму считается женской прерогативой, а в случае поворота данного дышла против женщин обычно аргумент приводит к обратному эффекту, играя роль раздражающей красной тряпки для быка. – О детях? Вот ты как заговорил, вспомнил, наконец!

– О чём ты?!

– Ни о чём! Не приплетай сюда детей, понял! – упёршись ладонями в грудь Михаила, Наталья резко оттолкнула его. В её глазах плескалась ненависть. – Ты их и так против меня настроил, урод! Будто я не вижу, как Лиза к тебе липнет, а ты и рад стараться. Думаешь, я слепая и совсем дура?! Сашке то телефон, то ноутбук, то котёнка Лизе. Папа хороший, а я вечно плохая! Что, не так, скажешь? Скажи, что ты не хотел забрать их, если бы мы развелись?

– Я их не приплетаю и против тебя никогда не настраивал. Если захочешь уехать, я не буду тебя держать, ты меня знаешь. Куда ты лезешь сейчас, утро вечера мудреней, Наташа, подумай! Как бы нам дров не наломать сгоряча, – намеренно опуская больную тему развода, увещевал Михаил. – Я пытаюсь достучаться до тебя, до твоего разума!

– До своего достучись, козёл рогатый!

Основательно подточенные за день оковы хладнокровия лопнули, грубая мужская ладонь и нежная женская щека встретились с хлёстким шлепком.

Михаил сорвался.

– Всё сказала? Интересно, насколько правдива поговорка про сучку и кобеля? Скажи мне, дорогая, к какому кобелю ты бегала? Молчишь, впрочем, я и так знаю! Вали! Ты свой выбор сделала, считай, что развод ты получила. Вали и не попадайся мне больше.

– Да пошёл ты, урод! Чтоб ты сдох!

– Мама! – бегущая от вахтового вагончика Лиза попыталась остановить мать, но та, не говоря ни слова, оттолкнула дочь и ушла в сторону компании Николая.

– Папа! – девочка подскочила к отцу, наткнувшись на застывшего истукана вместо живого человека. – Папа. – Всё будет хорошо, стрекоза.

– Ты ударил маму!

– Да, я ударил маму, – мёртвым голосом Михаила можно было заморозить пару погостов.

– Она нас бросила, да? Ты поэтому её ударил?

– Не говори так, стрекоза, мама вернётся. Одумается…

– Нет, не вернётся, она давно хотела уйти. Я в декабре подслушала её разговор с тётей Верой по телефону, она говорила, что устала от тебя, ей всё обрыдло. Эти оковы и долбаное болото, из которого не выбраться. Живут же другие…

– Подслушивать нехорошо, пойдём к машине, доня.

– Я в ванне была, а мама на кухне. Я её потом спросила: неужели мы – болото? А она наорала, сказала, что я ничего не понимаю, и чтобы не лезла не в своё дело, но я ведь понимаю!

Теперь становилось понятно, почему Лиза в последние месяцы резко начала тянуться к отцу. Девочка искала участия, поддержки и родительской любви. Искала и находила то, чего не могла получить от матери. Да, какие, оказывается, секреты всплывают, но ведь мелкая ни словом не обмолвилась и даже намёком до этого дня. А Наталья мечтала о красивой жизни инстаблогерш, как же ей интернет и сказки инстадив мозги-то запарафинили!

Какой же он слепец!

– Сашке что говорить будем?

– Он знает, – потупилась Лиза. – Мы с тобой останемся, папа.

– Спасибо, успокоила. Заговорщики мелкие.

– Так, господа, – подойдя к джипу, у которого собрались сторонники варианта с проживанием в родных краях, Михаил обвёл взглядом всю честную компанию. – Извиняюсь за некрасивую мизансцену, как вы понимаете, у нас убыло на одного человека, и прошу вас данный вопрос при мне никогда не поднимать, договорились? Скажу лишь одно, нарывало давно и сегодня лопнуло. На этом всё. Никто ехать не передумал? В смысле оставаться здесь, ну, вы поняли.

– Не передумали, – за всех ответила Валентина Петровна.

– Отлично, значит так, никуда не разбегаемся, по крайней мере, дальше туалета, сейчас мы с Антоном быстро сгоняем за «Уралом», после чего грузимся и едем в город.

Не откладывая дело в долгий ящик, Михаил запрыгнул в джип. Что ж, он говорил, но его не хотели слушать, их право. Насильно мил не будешь, а в сложившихся обстоятельствах дудеть в одну дуду в Топоруковым… Хотят сдохнуть на западе, их право. Своих хлопот полон рот.

Дорога вниз по склону заняла менее минуты. На то, чтобы выбраться из сугроба потребовалась четверть часа.

– Ты, Антоха, откуда такой крепкий будешь? Запрыгивай! – смотав лебёдку и развернувшись, Михаил открыл дверь кабины. – С института-то за что попёрли? – Да-а, – почесал парень репу, – вмазал каратистам одним, к Вере клеились, а мы со школы дружим. Наши бати в ПЧ на железной дороге работают… работали. Мой кузнецом, Веркин слесарем в мастерских.

История оказалась стара как мир. Антон и Вера дружили с первого класса, после школы поступив в один вуз, только на разные специальности, и так сложилось, что к брюнетке с яркой восточной внешностью начали клеиться два одногруппника. Близнецы, братцы-акробатцы. По курсирующим в девичьей среде слухам, братья заключили между собой пари, кто первым «сорвёт цветочек». Девушка им сто раз повторяла и требовала, чтобы закусившие удила парни отстали, Антон несколько раз один на один просил добром оставить невесту в покое. Увещевания не помогали, и в один прекрасный момент Казановы перешли черту и нарвались. Сын кузнеца подрабатывал в кузне молотобойцем, да и сам ковал, благо отец не скупился на секреты, в общем, дури в парне было о-го-го, никакой водки не надо.

Короче, супротивники вызвали флегматичного Антона на поговорить и в какой-то момент начали крутить ногами, а сыну кузнеца надо было только попасть. Он и попал, во всех смыслах. Результатом попаданий стал перелом ключицы у первого близнеца и нижней челюсти в двух местах у второго. В итоге поборник справедливости и защитник девичьей чести вылетел из вуза, так как ногокруты оказались чьими-то родственниками. Не то декана, не то ректора. С трудом удалось отбиться от дела в полиции, пострадавшие тоже оказались не без греха, но с альма-матер пришлось распрощаться, а весной сына кузнеца ждал военный комиссар и служба, но с этим теперь уже не сложилось по объективным обстоятельствам.

– Да, не повезло тебе, – усмехнулся Михаил, подруливая к ожидающим его детям и куцей компании девчат. – Чего стоим, кого ждём? Запрыгиваем, Антон, подсоби, помоги Валентине Петровне. Парни, помогаем девчатам. Связь с кабиной в кунге работает, проверено. Антон покажет, как и что нажимать. Сын, Лиза, Марина, давайте ко мне.

Тут от толпы сторонников переезда, занятых обсуждением насущного вопроса, каким транспортом и когда выезжать, отделился высокий рыжеволосый мужчина.

Широкими шагами он пересёк стоянку, обогнул сторожку и старый вахтовый вагончик, выйдя наперерез «Уралу», за ним вприпрыжку поскакал ещё один, низенький и круглый, как колобок, и следом засеменила худосочная женщина, которая, как помнил Михаил по пещере, всё время жалась к рыжему.

– Эй, мужик, притормози, – чуть ли не на бампер лёг рыжий.

– Чего надо? – открыв окно, перегнулся наружу Михаил.

– А ты куда-то спешишь? – нагло осклабился рыжий. – Ты погоди, тут до города людей подкинуть надо.

– А я вам что, развозная телега? Бери любую машину и кати, – отбрил наезд Михаил. – Нашли, понимаешь, рейсовую маршрутку.

– Ты что, б…, с…, борзеешь, у людей горе, – окончательно лёг на бампер желающий прокатиться до города пассажир. – Типа ты один такой умный сообразил, что в городе сейчас горы битых тачек. Без танка хрен проедешь.

– Вечер перестаёт быть томным, – закипая от выплеснувшегося в кровь адреналина, тихо прошипел Михаил. – А у меня, б…, по-твоему, праздник? Уйди с дороги, пока нахрен вдоль и поперёк не переехал.

– Дави! – рыжий развёл руки в стороны.

– Антоха, поддержи, если что, – крикнув в салон по связи, Бояров открыл дверь кабины, одним слитным движением ловко соскочив на снег.

– С…, сдрейфил, коз-зёл! – глумливо оскалился рыжий, сжимая кулаки на уровне груди.

Подскочив к противнику, Михаил, как когда-то давно учил тренер рукопашного боя, левой рукой обозначил внешне опасный удар, а сам уклонившись от выброшенного навстречу кулака и контролируя ноги верзилы, полуприсев, влепил тому ниже пояса. Да, подло, но уличная драка благородства не терпит. Охнув, рыжий согнулся в три погибели, прикрывая руками пострадавшее место. Удар ногой в лицо завершил разгром. Подхватив стонущее тело за воротник, Михаил откинул его с дороги в рыхлый сугроб. Пусть остынет немного, горячий финский парень.

– Толстый, тебе тоже прописать?

Толстячок, впечатлённый быстрой расправой, предпочёл держаться на расстоянии, в отличие от худосочной дамы, с причитаниями бросившейся к пострадавшему. – Держитесь! – Запрыгнув в кабину, Михаил выжал сцепление, врубил передачу и вдавил в пол акселератор.

Громоздкий «Урал», выбрасывая из-под колёс комья слежавшегося снега и мелкий гравий, резво скакнул с места.

– А то сейчас набежит охотничков до халявы. Умные, мать их.

* * *

Город горел. Чёрные, серые и серебристо-белёсые клубы дыма толстыми столбами поднимались в небо то тут, то там, разбавляя колыхающимися телесами мёртвую картину апокалипсиса.

– Держимся! – чуть ли не в сотый раз по внутренней связи скомандовал Михаил, сдвигая бампером очередную легковушку, перегородившую дорогу.

– Папа, а почему дома горят? – вцепившись в спрятанного под пуховичком котёнка, как в спасательный круг, спросила Лиза.

– Плитки, утюги, ещё что-нибудь, – объезжая застывший на парапете троллейбус, ответил Михаил, – включённый газ, много чего, доченька. Свет-то не выключился, а теперь погляди на последствия…

– Ой, смотрите! – крик Марины отвлёк от дороги.

Проследив за тонким пальчиком дочки Мамая, Михаил резко вжал тормоз в пол.

Десятиэтажная панелька у поворота вздрогнула, будто живая, облицованные мелкой декоративной плиткой стены вспухли, и целая секция дома, стреляя во все стороны обломками бетона и осколками стекла, за несколько секунд сложилась вовнутрь. Машину ощутимо качнуло.

Грязное облако пыли заволокло дорогу.

– Твою, – сквозь зубы выругался Михаил, – вспомни про газ… так, дети, рвём когти в объезд.

– Папа, а наш дом не взорвётся? – отмер сын.

– Не знаю, Сашок. Увидим, как приедем. Вот же не было печали, да черти подкачали.

На соседней с разрушенным домом новостройке, так называемом монолите, загорелась внешняя обшивка. Исторгающее чёрный дым пламя быстро поднималось вверх, пожирая утеплитель, который, к бабке не ходи, по всем документам был оформлен как огнеупорный. Из-за чего начался пожар, определить не представлялось возможным. Висящая в воздухе бетонная пыль густым молочным туманом надёжно скрывала нижние этажи новостройки. – Тормозим. Антоха, за мной!

Остановившись у полицейского уазика, Михаил выпрыгнул наружу. Обшмонав с Антоном то, что осталось от служителей закона, невольные мародёры разжились двумя «укоротами»⁵ и двумя «макаровыми»⁶.

– С патронами негусто? – цыкнул через зубы Михаил. – Ничего, разживёмся, благо есть где пошукать. М-да…

– А зачем нам? – держа в широченной лапище кажущийся маленьким пистолет, недоумевал Антон.

– Рыжего помнишь?

– Угу.

– Вот затем. Тут, кроме рыжих, не знаешь, с чем столкнёшься: бешеные собаки, саблезубые кролики, бурундуки-убийцы. Бери, завтра научу стрелять. Хотя нет, вертай обратно. Пока ликбез не проведу, автоматы и пистолеты детям не игрушки, ещё ногу себе прострелишь ненароком.

Родной дом показался внезапно, с усилием вывалившись из тяжёлых клуб дыма горящего на обочине бензовоза. Одна радость – дующий со стороны реки ветер гнал тягучую пелену в противоположную от дома сторону, да плотный частокол новостроек надежно отгораживал дорожное пожарище от родных пенат.

– Так, Антоха, готовься цеплять лебёдку к замку газгольдера: пока не бабахнуло, перекроем газ, – заруливая во двор и расталкивая изрядно помятым бампером понаставленные у бордюров легковушки, скороговоркой протрещал Михаил в переговорное устройство.

Громко хлопнув дверью пассажирского салона, из машины выпрыгнули Антон и Виктор Касимов. Первоначально семнадцатилетний парень был принят за студента, но в коротком разговоре с Валентиной выяснилось, что недоросль приходится ей сыном от первого брака. Мать и сын были совершенно не похожи ни лицом, ни фигурами.

– Весь в отца, – коротко высказалась тогда учительница. – Благо характером в меня пошёл.

На этом вопрос родственных связей был до поры до времени закрыт. В четыре руки молодые люди распустили лебёдку, обмотав трос вокруг ворот и пропустив петлю через дверцы газгольдера.

– Отходим!

Через пару минут Михаил перекрыл вентили подачи газа. Вскоре участь газгольдера постигла трансформаторную подстанцию, но там хватило простой кувалды, с помощью которой наш кузнец одним ударом сбил замок с распределительного устройства 0,4 киловольта. Отключив главный автомат фидера, питающего дом, Михаил дал добро помощникам открывать настежь двери подъездов для проветривания.

– Электромагнитные замки домофонов обесточены, ребятки. Шевелитесь, чего застыли.

– Вовремя мы, – сморщив нос, сплюнул Антон. – Газом ужасно воняет…

– Да уж, – помогая Валентине Петровне и девчатам выбраться из высокого салона (пацаны горохом высыпались сами), не мог не согласиться с ним Михаил. – Добро пожаловать, гости дорогие. Сегодня ночуем у нас, а с утра ноги в руки и на поиски подходящей фазенды.

У кого есть какие предложения, подходим, не стесняемся.

Насчёт места не беспокоимся, спешу заверить: вскрыть пару квартир на площадке не проблема.

Пожалуй, стоит опустить подробности вскрытия соседских квартир, заметив лишь одно – домушником и медвежатником Михаил на досуге не подрабатывал и склонности к криминальным дарам не имел, но талант не пропьёшь. Без разницы, из какого места растут руки, если они золотые.

Вскорости все разместились по присмотренным местам и комнатам, строго соблюдая правила общежития – дамы отдельно, противоположные особи мужеского полу, тоже, как вы догадываетесь, отдельно. Квартира Боярова помимо воли хозяина сама собой стала своеобразным штабом, советом в Филях, если хотите, в котором собрались все небезучастные.

– Михаил Павлович, почему вы считаете, что нам лучше остаться здесь? – в какой-то момент не выдержала Валентина Петровна, задав сакральный вопрос, волновавший большинство внимавшей публики, оккупировавшей зал.

– Хм-м… – Михаил задумчиво посмотрел в сторону тёмного прямоугольника окна, будто там, в темноте, лежал искомый ответ, потом в сгущающейся тишине, нарушаемой людским дыханием, перевёл взор на девчат-студенток, пробежался взглядом по детям, в конце концов остановившись на Антоне: – Скажи-ка мне, боец, какая сейчас главная опасность для нас существует на благословенном западе нашей необъятной Родины?

– Ну-у, – левая рука молодого человека непроизвольно потянулась к тыковке, потеребив короткий ёжик волос на затылке.

Простимулировав таким образом мыслительный процесс, сын кузнеца выдал на-гора:

– Не знаю, но попой чую: ничего хорошего.

– Развитая интуиция – это хорошо, Антон, – качнув головой, иронично усмехнулся Михаил. – Как я понял, предупреждающие сигналы седалища в вербальную форму ты облечь не можешь. Ладно, начнём издалека…

Встав со старого продавленного, но любимого кресла, заменить которое в своё время у Натальи не получилось ни мытьём, ни катаньем, Бояров подшагнул к тёмному зеву окна, сверкавшему чёрным бельмом, неприкрытым шторами.

– Кольская, Ленинградская, Курская, Ростовская, Нововоронежская, э-э, Валентина Петровна…

– Белоярская, Смоленская, Балаковская, – подхватила женщина, с полуслова поняв намёк.

– Это что? Я не поняла, – вздёрнула бровки Вера, невеста Антона.

– Атомные станции, – пояснил Михаил для не догоняющих.

– Это типа Чернобыль? – блеснул интеллектом Антон. – То-то чуялка свербит.

– Вряд ли, – одной фразой охладив пыл и остановив начавшийся разгон мысли, Михаил продолжил: – Скорее всего, защита станций заглушит работающие реакторы, и взрывов типа чернобыльского не будет, но остаются разные хранилища ядерного топлива, бассейны с отработанными ТВЭЛами, которые продолжают выделять тепло, и прочие радости жизни. Поэтому, когда системная автоматика начнёт отрубать линии и резервные источники электроснабжения прикажут долго жить, оставшись без топлива, нам лучше держаться подальше от мест возможного радиоактивного загрязнения, как равно всем прочим, не желающим плодить мутантов, что в окружении такого количества АЭС несколько затруднительно. Вот тогда я не исключаю мощных выбросов различной ядерной гадости в атмосферу и не завидую выжившим. Ладно, станции – это полбеды…

– Охренеть, – пробасил Антон. – А что, есть ещё что-то хуже?

– Есть, как не быть, – об зверский оскал зубов Михаила можно было порезаться. – Химические предприятия непрерывного цикла. Лично я бы не исключал отравленных утечек в атмосферу и в реки. Нефтеперегонные заводы, различные закрытые хранилища и биолаборатории.

Гидроэлектростанции с ограниченным сбросом в зимний период. Это в нашем медвежьем углу промышленность почила в бозе, одни полезные ископаемые остались, в Сибири, на Урале и дальше хватает коптящих труб, один чих которых валит с копыт табун лошадей и две отары овец. Так что мы в нашей ситуации, как бы иронично это ни звучало, сидим не у чёрта на рогах, а у Христа за пазухой. Без людского догляда вся эта химия рано или поздно вырвется наружу, мало никому не покажется. Но и это сейчас не главное, дамы и господа, я бы…

Резко замолчав, Михаил сглотнул и продолжил, по-стариковски пожевав губами:

– Есть вещи страшней химии и радиации.

– Ну ты скажешь, пап, – пискнула из угла дочка.

Загнать мелких спиногрызов в кровати не получилось, и как-то так вышло, что птичий базар из младшего поколения гомонящей стайкой приземлился на ковёр у журнального столика.

– Ох, кнопка. – Три шага и взрослый мужчина присел на корточки у смущённой девочки. – Поверь мне, люди будут куда страшней. Я не знаю, что там с шахтами до Байкала, но на Кузбассе их хватает. Представьте себе тысячи горняков, поднявшихся на поверхность с забоев. – После небольшой паузы Михаил припечатал: – Тысячи мужиков, и ни одной бабы. А тут мы, переселенцы, так нас и разэтак. Сколько-то дней налёт цивилизации на людях продержится, а потом включится закон стаи. Вожаки начнут подгребать под себя, быстренько обзаведутся оружием, самым голосистым вколотят в бошки несколько граммов свинца и начнут делить власть по понятиям, либо рванут доставать баб в Новосибирск.

– Почему в Новосибирск? – прогудел Антон.

– Метро патамушта, – очень похоже спародировав Ельцина, ответил Михаил. – Там женщин наверняка побольше выживет, вот купцы и придут за товаром, пустив в расход тех, кто не согласен с подобным товарообменом. Не факт, что будет именно так, но где-то около того. Есть все шансы проскочить мимо в первые дни, пока народ не прочухался, но после того как бывшие шахтёры и городские поделят зоны влияния, проскочить будет труднее. Это только кажется, что Россия большая и у нас море дорог, на самом деле нормальных трасс раз-два и обчёлся.

Ставь вооружённые блокпосты и бери путешественников тёпленькими. Самая жирная, естественно, будет Москва, за ней Питер. Ещё метро есть в Казани и Нижнем Новгороде, про Новосибирск вспоминать не будем. Есть ещё где-то, где, я не помню точно. В Красноярске только строят, строили в смысле. Киев и Харьков – это Украина, там тоже есть метро… Да, там и без нас разберутся. А, в Минске ещё… Короче, в любом случае нас ждёт передел власти, и мы лишние на этом празднике жизни. Если женщины, девушки и девочки становятся, как бы это грубо ни звучало, высоколиквидным товаром, то парням в лице Антона, меня и мелких спиногрызов ничего хорошего не светит.

Пристрелят нас где-нибудь в тёмной роще или в светлом березняке, и хорош небо коптить. Пацанов, может, куда пристроят, если будут себя хорошо вести, а старые кони никому даром не нужны. Может, я излишне утрирую и нагоняю жути, только вариант «перебдеть» кажется более выигрышным, чем его антипод. Думаю, вы со мной согласны. Тактически идея осесть на месте на несколько лет, заматереть на местных ресурсах, научиться стрельбе и проч и проч кажется мне более привлекательной. Я думаю, вы со мной согласитесь, что, став силой или спаянным коллективом, впрочем, что одно и то же, мы получим более высокие шансы в будущих переговорах с кем бы то ни было. – Я не поняла, Михаил Павлович, вы битый час распинаетесь о том, что нам лучше сидеть на месте и не рыпаться, но сейчас, упоминая о тактике, говорите о переезде. В чём подвох? – Вера, рупор женской половины собрания, под общий девичий гул изобразила непонятливость и святую простоту. – Если есть тактика, значит, есть стратегия?

– Вера, помолчи!

– Не стоит, Антон. Твоя девушка права. Есть и стратегия, а стратегия заключается в том, что через несколько поколений мы элементарно вымрем из-за близкородственных браков и отсутствия, гм, генетического разнообразия. Биологию в школе изучал?

– Ну…

– Подковы гну. Я вижу выход в воровстве женихов, это если мы решим, как сказала Вера, не рыпаться. Обратный процесс… Обратный процесс желательно исключить. Впрочем, мальчики и девочки, у нас будет время всё хорошенько обдумать. Предлагаю свернуть обсуждение далёкого будущего, вернувшись к горькому настоящему. Желательно с утреца съехать на новое место жительства где-нибудь на отшибе. Из хотелок мне видится фазенда или несколько фазенд за высоким бетонным забором с отдельным источником водоснабжения или скважиной. Плюсом к воде принимаются сотки и гектары пашни под поля-огороды и хозпостройки для скотины. У кого какие предложения?

– Пап, а почему мы не можем остаться дома? – в этот раз, для разнообразия, роль гласа народа досталась сыну. – Батареи горячие, свет есть.

– С того, Санька, батареи горячие и свет есть, что котлы нашей ТЭЦ работают на газу в автоматическом режиме. Великое счастье и везение, что энергосистема не развалилась окончательно. Сын, если не сочтёшь за труд выглянуть в окно, то можешь собственными глазами убедиться, что в домах за школой и в соседних микрорайонах нет света. Проще говоря, из двух ТЭЦ в городе одна угольная. Люди исчезли, подача угля остановилась, и котлоагрегаты перестали вырабатывать пар для турбин. Всё, приехали. Скоро в газопроводе кончится газ, и наша ТЭЦ тоже встанет, если раньше не случится какой-нибудь аварии в энергосистеме. Сидеть, ожидая с моря погоды? Увольте! Сколько там осталось: час, два, сутки?

* * *

– Вам не показалось это странным?

Валентина Петровна бесшумной тенью возникла за спиной Михаила. Неслышно ступая, будто плывя, она вошла в тёмный зал, шаг за шагом приближаясь к замершей у окна глыбе, на которую походил Бояров, рассматривающий играющее красными сполохами зарево за чёрным частоколом ближайших домов за дорогой. Да и сами дома, отделённые призрачной границей асфальтового полотна, шевелились в облаках дыма горящего города.

– Мне осталось понять, что лично вам, Валентина, кажется странным? – полуобернулся мужчина, так и не сомкнувший глаз за всю ночь.

Разобранный после импровизированного собрания диван продержал человека в объятиях дай бог час.

– Наша реакция, – немного пояснила женщина.

– О! – ёрнически прошептав, оживился Михаил, баюкая в руках котят.

Мелкие лысые поганцы напрочь отказались спать в тёплой корзинке или с детьми, всеми правдами и неправдами перебравшись к мужчине.

– Кстати, это не единственная странность, как вы могли заметить.

– Да, не единственная, – зябко кутаясь в шаль и становясь рядом, одними губами промолвила Валентина Петровна.

– Я не понимаю, почему сейчас? Почему именно сегодня? Почему? За что, мать его? Человечество прихлопнули, засыпали дустом и залили дихлофосом, как тараканов.

– Как вы думаете, это Бог?

– Бог? Не думаю. Этот товарищ две тысячи лет терпел выкрутасы потомков Адама, угрохавших его сына на Голгофе. Прощал грехи, закрывал глаза на мировые войны, геноцид и прочие весёлые извращения больного сознания. Хотите сказать, терпелка лопнула, что нас всей охапкой, чохом спровадили в ад при жизни? Или мы прошляпили дату Страшного суда? А? Понимаю, Он сообщил избранным, дабы те схоронились поглубже (так сказать, версия Потопа вторая, улучшенная), а прочих двуногих в пыль и порошок. Но тут есть слабое место, не находите, Валентина Петровна: ну не тяну я на избранного, хоть убейте. Ной из меня никакой, да и другие на святых не тянут, прости Господи.

– Я не о том, Михаил Павлович.

– Да понял я, о чём вы, – устало отмахнулся Михаил. – Не дурак. Заметил, что никто в истерике не бьётся, заметил. Даже мы с Натальей театрально так разругались. Показательно на публику. Это ненормально, не знаю, как другие, что у них в душе и в головах творится, а я будто в воздушном шарике плаваю, таком большом-большом и накачанном ватным туманом. Когда начинаешь задумываться, понимаешь, что эмоциональный диапазон обрезан или заглушён, будто у какого-то болванчика. Да, это странно, согласен, но не настолько, чтобы биться головой о стену. Тот гад или те математики, ни дна им ни покрышки, которые совершили операцию по умножению человечества на ноль, могли предусмотреть подобное развитие событий.

– Вы думаете, кто-то испытал такое оружие?

– Хрен его знает, оружие или нет. Вам сейчас не всё ли равно? Вполне возможно, глупо отрицать факт развития технологий. Мы и сотой доли не знаем того, что творилось в секретных лабораториях и военных научных центрах. Кто его знает, до какого уровня уничтожения себе подобных докатились умники в погонах? И не спросишь их теперь. Быть может, и так, добаловались урроды. Съехала крыша у какого-нибудь оператора очередной вундервафли, баба, там, ему не дала или начальство в кису наклало, он и придавил красную кнопочку с горя.