Александр Санфиров
Шеф-повар Александр Красовский 1
Время подходило к четырем часам, но я решил зайти еще в местный ДОСААФ и уточнить насчет учебы в автошколе.
К моему счастью, группа платников еще не была укомплектована, поэтому я был встречен доброжелательно. От начальника автошколы, видимо бывшего гаишника несло, как от пивной бочки, но он вполне здраво рассказал, что, когда и как. Оказалось, что учеба стоит сто шестьдесят рублей и продлится ровно пятьдесят дней. На вопрос, можно ли будет иногда пропустить одно два занятия, Петр Ильич оценивающе посмотрел на меня и буркнул:
– Договоримся.
Домой мы возвращались в отличном настроении. Люда, из-за написанного заявления в загс. А я из-за того, что удалось сделать все запланированное. Идти токарем на судоремонтный завод, как предложил тесть, мне было не с руки. Там пришлось бы сразу встать за станок и давать план, а какой из меня участник соцсоревнования, если я забыл даже как включить этот станок, не то, что за ним работать.
– Может мне с тобой сегодня в ночь пойти дежурить, – предложил я Люде пока мы добирались до дома. – Сама же слышала, как в кадрах сказали, что я принят на работу сегодняшним днем.
– Сашка, я тебя просто не узнаю, ты два года назад совсем другим человеком был, – удивленно засмеялась девушка. – Мы за сегодняшний день, где только не побывали. И везде ты, как рыба в воде себя чувствуешь. Может, успокоишься на сегодня? Вечер дома посидишь, телевизор посмотришь. А завтра утром я с дежурства приду, можно будет на пляж пойти, такая жара стоит, в речке вода наверно уже теплая. А с понедельника явишься с утра на работу, тогда тебя в график включат.
– Нет, уж, работать, так работать, – заявил я. – Видишь, на здании плакат висит; «Вперед к победе социалистического труда», вот и будем, как комсомольцы, верные делу Ленина, работать на благо народа с сегодняшнего дня.
Люда, засмеялась.
– Я только сейчас вспомнила, как ты рассказывал, что в школе был комсоргом. У тебя складно получается, лучше, чем у нашей Гальки Сидоркиной. Она, как начнет на собрании заикаться, все сразу засыпают.
Я тоже хмыкнул.
– Так, вы ее наверно выбирали по принципу лишь бы не меня. Вот теперь сидите и спите.
– Так и тебе придется ее слушать, – парировала Люда.
– Не придется, – уверенно ответил я. – Не бывает летом комсомольских собраний. Вот осень придет, из отпусков все вернутся, дел домашних убавится, тогда и начнут их проводить. Нас к этому времени здесь уже не будет.
– Понятно, – грустным голосом сказала девушка. – Ты все же хочешь, чтобы мы уехали?
– Хочу, и сейчас объясню почему, – ответил я.
Почти семейная жизнь
Как-то незаметно моя жизнь в Вытегре вошла в спокойную колею. Ну, не совсем, конечно, а так, относительно.
Утро начиналось с пробежки, соседи уже к ней привыкли и не кидали удивленных взглядов на мою долговязую фигуру, бегущую по переулку. Затем еще полчаса разминки и упражнений на разболтанном турнике в палисаднике у дома.
Если у нас был свободный день, мы с Людой, обычно, шли на речку. Там купаясь и загорая, проводили время до обеда.
Погоды стояли замечательные. Конечно, труженикам полей и огородов они такими не казались. Но нам, не обремененным дачами, и огромными огородами с ежедневным поливом, они были в самый раз.
Вот и сегодня, я лежал на покрывале, наблюдая, как Люда боязливо заходит в воду. Матросы с проходящей самоходки тоже ее разглядывали и, размахивая руками, что-то кричали, явно приглашая в гости.
Мотив «Ух, ты, мы вышли из бухты» Гальцева сам по себе возник в моей голове.
Я все еще бубнил его под нос, когда мокрая и холодная девушка приземлилась рядом со мной.
– Что за мотивчик напеваешь? – тут же спросила она.
– Да, вот, смешную песенку вспомнил, – ответил я и пропел несколько слов из нее, оставшихся в памяти.
– А что тут смешного, – удивилась Люда. – Мама отпустила дочку погулять и все.
– Мда, действительно, в это время вполне нормально, если девушка пойдет гулять с моряками, – подумал я, – До педофилии еще далеко, о маньяках пока еще не пишут.
Я улегся ближе к Люде и молча размышлял над странностями восприятия.
– Действительно, почему я считал, что она будет смеяться. Все-таки люди сейчас совсем не те, что будут через пятьдесят лет. Нет огромного потока информации, недаром мне все время кажется, что я в застойное болото попал. Медлительность окружающих жутко раздражает.
И вообще, я еще ни разу не задумывался, изменю ли будущее своим появлением. Или моя личность настолько незначительна, что волна изменений этой реальности вообще не затронет главных вех истории. Бабочка Бредбери крылышками бяг-бяг-бяг, хе-хе.
Мои эпохальные размышления были прерваны холодными брызгами воды, падающими на живот.
Открыв глаза, увидел, что Люда поливает меня водой из бутылки.
– Ах, ты так! Ну, держись! – закричал я и, вскочив, бросился за ней. Мы оба с воплями влетели в холодную воду канала и принялись брызгаться, как дети.
– На фиг все эти мысли, – думал я, когда мы, одевшись, шли домой. – Буду жить, как хочу, а там видно будет. А пока, работаю санитаром, до регистрации еще три недели.
В больнице все было неплохо. Я быстро перезнакомился со всеми работниками, большинство из которых сочли меня компанейским парнем, но себе на уме.
Единственно с кем у меня не ладились отношения это со Степиком, верным Людкиным вздыхателем. В принципе, я был ему даже благодарен, ведь именно он целый год отгонял от нее случайных ухажеров.
Так получилось, что весь июнь по графику мы работали втроем. В мои обязанности, как санитара входила уборка салона машины после смены.
И этот мелкий засранец стоял сзади, как надсмотрщик и тыкал пальцем, указывая, где осталась грязь, или еще какая бяка, стараясь вывести меня из себя.
Я спокойно занимался уборкой, не реагируя на подколки Степика, что еще больше его раздражало.
Чувствовалось, что ему очень хотелось подраться. Но уж слишком у нас были разные весовые категории. Кстати, когда я, между делом упомянул Степика в разговоре с тестем, тот весьма озаботился.
– Ты с ним Сашок, осторожней, это такой хитрожопый парень. Он с тобой и связываться не будет. Дружков своих подговорит, отметелят тебя в темном углу.
– Да, ладно, Николай Васильевич, все будет нормально На всякую хитрую задницу, имеется болт с винтом – легкомысленно ответил я.
Всю свое легкомыслие я понял, когда мы с Людой, возвращаясь вечером с работы, встретили троицу подвыпивших, крепких ребят. Настрой у них был явно агрессивный.
– Саша, – только не лезь, – сразу начала шептать девушка мне в ухо. – Я сама с ними поговорю.
– Сережка! Вам делать больше нечего, как к соседям приставать? – закричала она, подходя к парням. – Я Витьке все расскажу.
Парень моего роста, с длинными сальными волосами под Биттлз и одетый в широченные клеши, пренебрежительно сплюнул.
– Людка, брысь домой, мы с твоим хахалем потолкуем, есть у нас к нему пара вопросов. А братца твоего я на х… вертел.
– Даже не подумаю, никуда уходить, – заявила Люда.
– Шли бы парни своей дорогой, и не портили нам настроение, – вздохнув, сообщил я.
– Ну, ты наглец! – выдохнул длинноволосый и ринулся на меня. Зря он так сделал.
Через минуту троица в различных позах живописно разлеглась на земле.
– Хм, видел бы меня сейчас Толя Ларцев, мой первый тренер по айкидо, – горделиво подумал я. – Он все время утверждал, что в драке на улице с моими талантами делать нечего. А ведь даже дыхание не сбилось, и хоть пятнадцать лет прошло с последней тренировки, память сохранила все движения до мельчайших деталей. Кстати, как-то быстро я парней раскидал, пожалуй, у меня так не получалось на пике спортивной формы.
Люда подхватила меня под руку и потащила в сторону дома, смеясь и плача одновременно.
– Саша, как же так? Я так испугалась, слова не успела сказать, а они уже на земле валяются, мне казалось, тебя побьют, помнишь, как два года назад, когда ты меня провожал до общежития?
Я молча слушал Люду и вспоминал, то, что должно было случиться через пятнадцать лет, когда я, тридцатипятилетний врач, отец семейства, зашел в спортивный зал, где молодой тренер Анатолий Ларцев набирал группу учеников. В зале вокруг него толпился народ. В основном это были пацаны в возрасте от десяти до двадцати лет. И все они, как по команде уставились на меня.
– А что тут делает этот мужик? – такой вопрос можно было прочитать в их недоумевающих глазах.
– Ларцев оценивающим взглядом окинул меня с головы до ног и ехидно спросил:
– Надеюсь, справку от врача вы, доктор, принесли?
Получив требуемую бумажку, тренер отвел меня в сторону и сказал:
– Вы, ведь понимаете, что в таком возрасте рассчитывать на что-то серьезное бессмысленно.
– Ну, если понимать под чем-то серьезным успехи в спортивной карьере, то я на них не рассчитываю. Просто хотелось заняться чисто для себя, работа у меня не шибко подвижная и чтобы не заплыть жиром, хочется держать себя в тонусе. Посмотрел по объявлениям и выбрал айкидо, вдруг и в жизни пригодится, – сумбурно ответил я.
Ларцев скептически произнес:
– Не знаю, не знаю, вряд ли пригодится, полезней вам бегом трусцой заняться, хотя бы убежать сможете, если попадете в неприятную ситуацию, Уличная драка, это вам не борьба на татами.
Я улыбнулся.
– Знаете, я много лет занимался лыжами, поэтому бегать не тянет, лучше займусь борьбой.
Тренер в ответ тоже улыбнулся и сочувственно сообщил:
– А у меня тоже бегать нужно и много, ОФП еще никто не отменял. Тяжко вам придется.
Он был прав, к концу первого занятия, я еле передвигал ноги. С трудом добрел до дому. В теле болела каждая косточка. Супруга, глянув на меня, тяжело вздохнула, но комментировать не стала, все, что она хотела сказать о моем желании заняться борьбой, было уже сказано.
Первый месяц оказался самым трудным. Домой я приползал, шипя от боли, и отпаривал ушибы и растяжения, сидя в горячей ванне. Бороться приходилось не только со своим телом. Домашние объединились в коалицию, мать, жена и даже десятилетняя дочка дудели в одну дуду.
– Брось свои дурацкие занятия. Займись чем-нибудь другим.
Даже Пашка, в письме выразил озабоченность моим поведением. Типа не пора бы мне сходить на прием к психиатру. Однако я занятия не бросал.
Через год состав группы, пришедшей в тот день на занятия, практически полностью поменялся, в ней из первого набора осталось всего три человека, включая меня.
За это время я с Ларцевым немного сдружился, все-таки разница в возрасте была у нас небольшой. Мне с самого начала казалось, что он не слишком большой специалист в айкидо, а со временем убедился в этом окончательно. Собственно, Толя в этом и сам мне признался.
– Слушай, Владимирыч, я вижу, ты мужик упорный, звезд, конечно, с неба не хватаешь, но немного больше чем сейчас достичь сможешь. У меня тебе делать нечего, если только форму поддерживать. Если хочешь, я позвоню своему бывшему тренеру, попрошу его с тобой заняться. Он со стороны людей не берет, но если я попрошу…
Предложение Ларцева застало меня врасплох, в принципе, мне вполне хватало нагрузок, а к тому, что не росло мастерство, я относился спокойно. Ну, о каком мастерстве можно серьезно думать в тридцать шесть лет. Работа, семья, дети. В этом возрасте многие спортивную карьеру заканчивают.
Однако, подумав, я согласился. Пожилой невысокий крепыш, Виктор Иванович Лисицын, принял меня доброжелательно. Проведя короткий спарринг, многозначительно вздохнул, но вслух только сказал:
– Ладно, сойдет, есть у меня с десяток таких повернутых на голову старперов, пополнишь их ряды, надеюсь, Толик сказал, сколько стоят тренировки?
Я кивнул, занятия стоили тридцать рублей в месяц, довольно чувствительно для кошелька, и без того опустошаемого алиментами. Но эти занятия для меня уже стали своего рода наркотиком, без них я уже не представлял своего существования.
В то время я еще не предполагал, что впереди у меня почти двадцать лет подобных тренировок. За эти годы у нас сложилось что-то вроде мужского клуба. Люди в нем были абсолютно разные от заводского электрика, до инструктора из обкома партии. Но, надев кимоно, мы уже ничем не отличались друг от друга. Бессменным нашим руководителем все годы оставался Виктор Иванович. Он сам занялся айкидо, будучи мастером спорта по вольной борьбе, и отдавал новому увлечению все свободное время. Тем более что ни семьи, ни детей у него не было.
– Саша, ты где? Мы домой пришли, – дернула меня за руку Люда. Я мотнул головой, выплывая из воспоминаний.
– Да, так, задумался.
– Задумался он, – хихикнула моя невеста, пришедшая в себя после неприятного инцидента. – Побил трех парней, как детей, а теперь думает. Жду не дождусь завтрашнего дежурства, расскажу Степке в подробностях, как ты его дружков раскидал.
Дома, за ужином я все возвращался мыслями к произошедшей схватке. Беспокоила легкость, с которой я ее провел. Все же, разумная сущность, или просто какая-то физическая аномалия, переселившая меня в прошлое, наградила организм кое-какими плюшками. Догадаться бы еще какими.
Я прекрасно помнил свой, ничем не выдающийся уровень в айкидо, а сейчас, без особых потуг с моей стороны повысил его, и просто молодым возрастом это не объяснить.
Обдумав эту проблему со всех сторон, пришел к выводу, что кроме пользы такие способности мне ничем не грозят.
По просьбе Люды родителям мы ничего не рассказывали, во-первых, она не хотела расстраивать маму, а во-вторых, боялась, что Николай Васильевич, после пары стопарей вполне может пойти разбираться с соседскими парнями.
Зато ночью она с неожиданным пылом отдавалась мне на полу нашей маленькой спальни.
– Женщины, что не говори, любят победителей, – констатировал я, засыпая в кольце жарких объятий.
Незаметно прошел июнь, Я, занятый учебой в автошколе, работой, времени практически не замечал. Люда была озабочена приближающейся свадьбой и все свободное время бегала по промтоварным магазинам. Хорошо, что их в Вытегре было всего два.
Нам в загсе выдали талоны для покупки дефицитных товаров. Но на прилавках было хоть шаром покати. Нет, вру, все полки и прилавки были забиты товаром, обувью, одеждой, различным ширпотребом, сделанным из качественных материалов. Проблема была в другом, покупать все это великолепие никто не хотел. Все хотели красивого и модного. А где его взять?
Как обычно, выручил блат. Галина Михайловна кем работала? Заведующей пекарней райпо. Так, что в скором времени мы с Людой были допущены в святая святых, базу районного потребительского общества. Там, приветливая товаровед, пальцами, унизанными золотыми перстнями, накидала нам на большом столе кучу модных шмоток. Люда первым делом схватилась за югославские белые туфельки с высоким каблуком, а затем с печальным лицом положила обратно.
На мой вопрос, почему так, она смущенно призналась:
– Мне кажется, я в них буду выше тебя.
Про себя я с ней согласился:
– Не наверно, а точно, этот каблучище сантиметров десять будет.
Вслух же сообщил, надо тогда и мне поискать, что-нибудь на каблуке.
Товаровед тут же достала с полки коробку с финскими мужскими полусапожками. Глянув на себя в зеркало, я почувствовал себя ковбоем. Не хватало только шпор. Но Люда осталась довольна. Теперь даже на каблуках она оставалась на пару сантиметров ниже меня. Ну, всего то сто девяносто сантиметров.
Удивил Николай Васильевич.
Как-то вечером он явился с работы с большой коробкой и вручил ее жене, та, схватив ее, немедленно ушла к себе, позвав Люду с собой. Вскоре из комнаты донесся ее восторженный визг.
– Чего это они? – недоуменно спросил я у будущего тестя.
– Меряют, – ответил тот, не вдаваясь в подробности.
Через полчаса из комнаты вышла раскрасневшаяся Люда в белом гипюровом платье, с открытыми плечами.
– Ну, как? – тревожно спросила она.
– Бесподобно, – выдохнул я. – Словами не передать.
– Люда кинулась на шею отцу.
– Папка, спасибо! Как ты угадал? Сшито, прямо как на меня! – воскликнула она.
Николай Васильевич довольно ухмыльнулся.
– Из Дании привезли. Старпом с Балтийского 31, дочке нашего парторга купил, а с размером промахнулся. Он сегодня на работе жаловался, а я, не будь дурак, платье у него купил.
За пару дней до свадьбы гостей у нас прибавилось. Приехала мама и Пашка. Дома сразу стало шумно. Мама моментально нашла общий язык с будущей сватьей и помогала ей в готовке, Пашка, увидев Люду, сразу же спросил:
– Сашка, а у нее сестры случайно не имеется?
Я засмеялся.
– Ты же говорил, что заканчивать жизнь ранней женитьбой не собираешься.
– Ну, не собираюсь, конечно, но погулять то можно, – ответил тот.
Витька, брат Люды тоже появился, не запылился, правда, пока без жены. Зайдя вместе со мной в свою комнату, он сразу спросил громким басом:
– Кровать то сильно скрипит?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Мы на нее не ложимся, спим на полу. Здоровенный парень, выше меня на полголовы, громко засмеялся и одобрительно покачал головой. После чего начал допытываться, нет ли у нас проблем с местной молодежью. Я скрывать ничего не стал, рассказал все, как было.
Витька насупился и пообещал разобраться с соседскими пацанами. А я ведь еще не уточнил, на чем его пообещал вертеть Серега Шкипин.
– Интересно, если расскажу, он сразу побежит морды бить? – насмешливо подумал я.
Худо-бедно в день регистрации народа у дома собралось, не протолкнуться. Машину мы не заказывали, до загса идти было минут пятнадцать. Вот так, в сопровождении веселой подвыпившей толпы мы и прошли этот путь.
Уже у нужного здания Люда виновато шепнула мне:
– Саша, я сейчас упаду, из-за туфель ног совсем не чувствую.
Пришлось подхватить невесту на руки и так зайти в загс под одобрительные выкрики и свист наших гостей.
Сама свадьба прошла без особых эксцессов, даже драк не было. Народа приехало немного, человек сорок. Массивная фигура тестя и шурина на раз отбивали желание помахать кулаками самых духаристых гостей. Знакомиться с ними у меня особого желания не имелось. Было ясно, что большинство дальних родственников в будущем мы не увидим.
Наши свидетели, на удивление, друг другу внимания не уделяли. Подружка Люды мелкая чернявая девица Аня Пронина беззастенчиво строила мне глазки, а Вовка Охотников мой коллега по работе санитаром в больнице молча хлопал одну рюмку за другой.
Из-за Аньки у нас случилась первая размолвка. Люда ухитрилась меня к ней приревновать.
– Знала бы, никогда Аню в свидетельницы не взяла, – шептала она мне в ухо во время танца. – Она на тебя глядит, как кот на сметану, а ты, гад, ничего против не имеешь.
Я же ничего не говорил, лишь улыбался. Опыт длинной жизни не пропьешь. Оправдываться было бы бесполезно. Все равно будешь виноват.
Ну, а так свадьба ничем особым не отличалась от прошедшей в первой жизни.
Поэтому, когда мы, наконец, добрались до своей комнатушки, перешагивая через вповалку спящих гостей и родственников, и улеглись в первый раз не на пол, а на скрипучую кровать, я испытал немалое облегчение. Первый, короткий этап моей новой жизни заканчивается, надо готовиться к следующему.
Ученье – свет
Видимо, пробелы в моей памяти все же имелись. Иначе, с чего мне втемяшилось в башку, что при поступлении в торгово-кулинарное училище надо сдавать экзамены.
Хотя, Людмила тоже так думала. Объяснила нам все теща, когда однажды утром я начал ей рассказывать, что мне надо скататься в Петрозаводск для сдачи вступительных экзаменов.
Теща многозначительно улыбнулась и сообщила:
– Я уж считала, зятек, ты все на свете знаешь. Оказывается, и нет. Чтобы поступить в училище надо просто отнести туда документы и ничего больше. Притом, можно нести их до первого сентября. Объяснить почему?
Я покачал головой, все было и так понятно. Неудачникам, не поступившим в институт, или техникум, в советской стране приветливо распахивали двери профтехучилища.
Вообще, новости я обрадовался. Отпадала необходимость отпрашиваться на пару недель с учебы в автошколе и с работы.
Да, и так из-за автошколы мои планы пришлось корректировать. Заканчивалась там учеба в конце июля, поэтому переезд в город мы перенесли на август.
Люда тоже явно обрадовалась этому обстоятельству. У нас во всю продолжался медовый месяц, тем более что ее родители после недолгих сборов и споров, укатили в Геленджик, где собирались отдохнуть не менее трех недель. Так, что нам было чем заняться в свободное от учебы и работы время.
Единственно, кто периодически портил нам малину, это Витька.
После того, как тесть выполнил мою просьбу и сварил мангал и коптилку, Людкин брат стал у нас частым гостем.
Как ни странно, шашлык в семье Струниных успехом пользоваться не стал. Николай Васильевич, сожрав три шампура баранины, сообщил, что мясо неплохое, но тушеное с картошечкой гораздо вкусней. Галина Михайловна, откусив кусочек, заявила, что для ее желчного пузыря жареное мясо слишком вредно.
Зато коптилка у нас не простаивала все лето. И особенно она полюбилась Виктору.
В первый раз, попробовав копченого сига, он даже закрыл глаза от удовольствия. А затем, практически в одиночку, умял всю оставшуюся рыбу.
Следующим вечером, когда мы с Людой были на работе, он приволок два ведра здоровенных окуней и сам принялся их коптить.
Утром, по приходу домой, мы разогнали стаю галок и ворон, сидевших на помойке. Они там доедали Витькину рыбу.
– Да сжег он окуней, – объяснила нам Галина Михайловна, – горечь была страшная, есть невозможно. Я ее сразу на помойку отнесла.
Из любопытства я поперся смотреть, чем шурин коптил рыбу и с удивлением обнаружил рядом с коптилкой кучу свежих осиновых веток.
Вечером Витек появился снова, но на этот раз он сам коптить рыбу не стал, а пристал ко мне. Пришлось выдать ему все свои невеликие хитрости. А главное, полешки сухой яблони, которые следовало превратить в щепу.
Витька воспрял духом и приступил к делу. Через полтора часа он занес в дом тазик с готовой рыбой и уныло заявил, что его рыба все равно хуже моей.
Его слова подтвердили все родственники.
– Не знаю в чем дело, но у тебя, Саша, рыба получается намного вкусней Витькиной, – резюмировал общее мнение тесть.
Так, что в результате даже после отъезда тестя с тещей на юг, в одиночестве мы не оставались. Витька появлялся у нас то с женой, то с приятелями, тащившими рыбу и авоськи с трехлитровыми банками с пивом.
Если бы я не знал, что через пару недель мы уедем, то точно бы поругался с ним. Люда оказалась неожиданно страстной в постели, и мне хотелось проводить с ней больше времени. А не слушать пьяные излияния Виктора и его друганов.
Но, увы, приходилось мириться с его частыми визитами. К счастью, копченая рыба, наконец, Витьку надоела, и он стал приходить реже. Как раз к приезду родителей с югов.
К концу июля я сдал экзамены в автошколе, и получил права категории В и С. За что был особо благодарен тестю, именно он сделал мне царский подарок, добавив к моей заначке еще сто рублей для получения категории В.
Экзамены прошли без особых проблем, по крайней мере для меня. Все же несколько человек завалили теоретическую часть, и еще парочка не сдала вождение. Таких как я, сдававших на две категории, было всего несколько человек. Но толстый, потный гаишник после того, как мы прокатились на старом грузовике, лениво махнул рукой и сообщил, что вождение на легковой машине мы, оказывается, уже сдали.
Парни бурно радовались и скидывались на бормотуху, чтобы отметить это событие, но я поспешил домой.
Дома, как я и предполагал, был накрыт стол. Почему-то никто не сомневался, что я успешно получу права.
Лица собравшихся родственников, тем не менее, бурных восторгов не выражали. Завтра мы с Людой уезжали в Петрозаводск.
Витька первым высказал общее мнение.
– Саня, не дело ты придумал в повара идти. На хрен тебе это надо? Ты и без учебы классно рыбу коптишь. А пироги печешь, мамка таких сроду не делала. Учиться пойдешь, целый год без толку потеряешь. А потом копейки будешь в столовке получать.
– Верно, Витька говоришь, – согласился тесть. – С работы в столовке не разгуляешься. Шел бы ты Санек к нам на завод, или уж водителем к теще в пекарню. А в Петрозаводске придется квартиру снимать, по чужим людям мотаться. Чего вам дома не сидится?
С этими словами он искоса глянул на дочь.
У той, как обычно, глаза уже были на мокром месте.
Я успокаивающе положил ладонь ей на запястье и миролюбиво обратился к тестю.
– Николай Васильевич, ну, чего об этом снова разговор заводить, вроде бы мы обо всем договорились.
В общем, прощальный вечер не очень удался. Первой заплакала Люда и выскочила из комнаты. Затем заплакала теща и убежала вслед за ней.
Витькина жена, Света, молодая круглолицая женщина тоже хотела последовать вслед за ними.
Но, после короткого окрика мужа, послушно уселась обратно. Тесть тяжко вздохнул, скептически посмотрел на недопитую бутылку портвейна три семерки, стоявшую на столе и потянул из-под него бутылку Столичной.
– Разлив ее по стопкам, он в манере Булдакова громко произнес:
– Ну, мужики, с почином. – И лихо опрокинул содержимое стопки в рот.
Когда мама с дочкой, обе с заплаканными глазами вновь уселись за стол, у нас уже было весело.
Мы с Витькой и его женой пели «Довела меня тропка до вишневого сада». А тесть подыгрывал нам на гармошке. Хотя, лучше бы он этого не делал. Но останавливать его было себе дороже.
Люда уселась рядом со мной, обняла за талию и начала нам подпевать сильным звонким голосом. Мы с Витькой посмотрели друг на друга, сразу поняв, кто сейчас будет запевалой.
Я тоже обнял жену и, продолжая петь, размышлял, чего еще не знаю о ней. Оказывается, рядом со мной поет практически Валентина Толкунова.
Затем мы спели еще песню, затем еще, тему переезда никто больше не поднимал. Часов в одиннадцать вечера мы все же закончили праздник, На посошок выпили с Виктором и Светой. Проводили их до главной дороги, и потом улеглись спать. Вещи были сложены еще вчера.
Рано утром мы с Людой уже стояли на автобусной остановке. У ног жены сиротливо стоял небольшой фибровый чемодан. А у меня за плечами висел довольно тяжелый рюкзак. Теща, несмотря на уговоры, накидала в него всяческой снеди.
– Мда, неплохо мы начинаем семейную жизнь, – в который раз подумал я, оглядывая наш скудный багаж. – Голы, как соколы.
Однако, несмотря, на легкое похмелье и утренний холодок, настроение у меня было отличным. Я не сомневался, что все у нас будет хорошо.
Люда прижалась ко мне, крепко ухватив за руку, как будто переживала, что я куда-нибудь убегу.
– Не бойся, – шепнул я ей. – У нас все получится.
– С тобой мне ничего не страшно, – шепнула она в ответ. И я был уверен, что она так думает на самом деле.
Когда мы вышли из автобуса на автовокзале Петрозаводска, жара стояла неимоверная. Но после душного салона, сразу стало легче дышать.
Немного поспорив, кто понесет чемодан, я забрал его у Людмилы и мы потопали в сторону нашего нового жилища.
Собственно, идти было недалеко. Автовокзал находился на бывшей окраине города, застроенной частными домами и носившей гордое имя Перевалка. На улице Лежневой располагался домик Клавдии Ивановны Гусевой, у которой я снял комнату.
Бодрая, седая старушка встретила нас приветливо, но сразу поинтересовалась документами и внимательно рассмотрела штамп загса в паспортах.
После этого ринулась показывать наше жилье. Для этого пришлось снова выйти на улицу.
Меня именно это больше всего привлекло в комнате то, что вход на второй этаж был отдельный, поэтому приходить и уходить мы могли, не беспокоя хозяйку.
А та, тем временем мялась, видимо, желая обсудить вопрос оплаты. И когда разговор зашел об этом, она сразу сказала:
– Саша, тут Толик ко мне заходил, сильно ругался, что я с тебя много взяла. Мы с ним посоветовались и решили, что восемь рублей в месяц будет достаточно.
– Восемь, так восемь, – согласился я, чего спорить, если просят меньше.
Мансардная комнатка была площадью метров двенадцать, к кирпичной трубе, проходящей в ее центре, была пристроена небольшая печурка. Стол у окна, кровать, и небольшой шкаф составляли всю мебель.
Оставив вещи, мы вместе с хозяйкой спустились к ней. Вволю напившись, чаю из самовара и поболтав со старушкой, мы снова поднялись наверх и принялись раскладывать свои вещи. Учитывая их небольшое количество, справились мы за пятнадцать минут.
Все наши шмотки заняли две полки в шкафу, а на вешалках висели пара платьев, да мой костюм, купленный на свадьбу.
Ну, что, пойдем к свекрови в гости? – предложил я, когда все было сделано.
– Я боюсь, – испуганно сообщила Люда. – На свадьбе она так нехорошо на меня смотрела.
Надо сказать, что первый день по приезду в Вытегру мама действительно держала пальцы веером, но уже к вечеру сдружилась со сватьей и оживленно обсуждала с ней меню торжества и платье невесты. Некая неловкость в общении с невесткой у нее оставалась, наверно потому, что Люда ее слегка побаивалась. Вот и сейчас она робко предложила:
– Санчик, может, мы завтра к ней в гости сходим.
– Давай, завтра, только с утра прогуляемся до училища, и тебе работу поищем – согласился я, – А сейчас проверим кровать бабы Клавы на скрипучесть.
Проверка показала повышенную скрипучесть, поэтому пришлось, как в Вытегре, перекладывать матрац на пол. На какое-то время мы выпали из окружающего мира. Но возвращаться в него все же пришлось. Обедать мы не обедали, но поужинать было бы неплохо. Я оделся и отправился к хозяйке.
Надо было уточнить, где брать воду и дрова, и спросить чайник. Остальная посуда, тарелки, ложки, кружки, стояли на полках в настенном шкафчике.
Клавдия Ивановна быстро растолковала, где находится колонка, из какого сарая можно брать дрова. А сегодня, чтобы нам не бегать лишнего, предложила приготовить ужин у нее на кухне. Она, конечно, ожидала, что готовкой займется Люда, поэтому с некоторой оторопью наблюдала, как я вытаскиваю из притащенного сверху рюкзака банки и пакеты. И начинаю чистить картофель.
А через час мы втроем за обе щеки уплетали нехитрое блюдо картошку с тушенкой.
Клавдия Ивановна, вначале отказывалась, но после того, как я половником выложил аппетитную горку на тарелку и присыпал зеленым лучком с укропом, по кухне разнесся такой запах, что старушка не выдержала и тоже уселась за стол.
– Саша, ты наверно, секрет какой знаешь, – сказала она, когда подобрала остатки подливы с тарелки. – Никогда такой вкусной картошки с тушенкой не ела.
Люда засмеялась.
– Он точно, знает. Я из-за этого готовить перестала, у меня так не выходит. Вроде бы все так же делаю, один в один, а не получается и все тут.
Я улыбался, слушая их разговор, но в то же время размышлял, о моей прорезавшейся способности вкусно готовить еду. Действительно, я умел и любил это дело, но сейчас окружающие странно реагировали на мою готовку. Я заметил это, когда Виктор начал приставать ко мне с просьбами, коптить рыбу. А когда я в первый раз испек пироги, начались такие восторги, что мне стало неудобно. Галина Михайловна, внимательно смотрела за мной, все боялась, что у меня ничего не получится, а потом недоумевала, откуда такой необычный вкус у пирогов, ведь никаких хитростей она не заметила.
