Александр Санфиров
Шеф-повар Александр Красовский 1
Александр Санфиров
* * *
Операция
– Ну, что готов? – наклонившись ко мне, спросил Вовка Шорников. Несмотря на улыбку, в лице пожилого, опытного хирурга, моего однокурсника и коллеги проскакивала неуверенность и беспокойство.
– Как юный пионер, – ответил я, улыбнувшись в ответ.
– Тогда мы с бригадой моемся, – сказал Вовка и, повернувшись к медсестре, добавил:
– Зина, больному сделать премедикацию, и через двадцать минут везите в операционную.
– Хорошо, Владимир Андреевич, – ответила девушка.
Очередной укол я почти не заметил.
Когда каталку привезли в операционную, мне уже было хорошо. Боль, терзавшая тело последние полгода, ушла и затаилась где-то в желудке.
Как ставили капельницу я уже не чувствовал и провалился в глубокий сон.
Первое, что ощутил, просыпаясь, это запах карболки.
– Странно, с чего бы это в реанимации карболкой полы начали мыть? – мелькнула мысль. Но она тут же исчезла, сметенная небывалым ощущением здоровья. У меня ничего не болело. Ну, просто вообще ничего. Даже ожидаемая дыхательная трубка в горле отсутствовала.
Ехидный разум отреагировал на это шутливо.
– Так, может, ты умер, поэтому ничего не болит? – спросил я сам себя и открыл глаза.
Взгляд, естественно, уперся в белый потолок. Повернув голову, я обнаружил, что гляжу в раскрытое настежь окно, в которое задувает легкий ветерок. А за окном шелестели раскрывающимся ярко-зелеными листьями березы, блестя белыми, покрашенными на метр от земли, стволами.
– Весна! Какая на хрен весна? – панические мысли бились в голове. – Неужели с января я находился в коме после наркоза?
На скрип двери голова рефлекторно повернулась в ту сторону и обнаружила нескладную фигуру в военной форме. В первую секунду фигура мне показалась чем-то знакомой, Но затем я замер в изумлении.
– Это же невозможно! Грязев, армия!
А военный призрак из прошлого вдруг заговорил:
– Санек, ты как, бля? Живой? Ну, ты дал, бля! Мы тебя, бля, на дембель провожали. Боцман чемодан нес, а ты у КПП, раз, и упал, бля.
Под бубнеж Сережки Грязева, товарища по службе в армии, я уселся в кровати и начал осматриваться.
Хоть прошло пятьдесят лет с армейских времен, и голова плохо соображала, до меня сразу дошло, что нахожусь в медсанчасти при штабе полка и сейчас на дворе должен быть май 1972 года.
Снова скрипнула дверь и, в палату зашел лейтенант медик.
– Ну, что сержант, мать твою, допился до эпилепсии, дембеля ожидая, – с ухмылкой спросил он.
Несмотря на кавардак в голове, я смог собраться и спокойно ответил:
– Не понимаю о чем вы, товарищ лейтенант, спиртных напитков не употреблял.
Лейтенант задумчиво поглядел на Сережку Грязева и жестом приказал ему убраться из палаты. После того, как тот вышел, лейтенант продолжил:
– Понимаешь парень, по всему, что я наблюдал, у тебя имел место приступ эпилепсии. Разумного объяснения кроме травмы и алкоголя у меня нет. Сам то, что можешь сказать по этому поводу?
Мысленно я усмехнулся.
– Самое время рассказать, что я из будущего с приветом прибыл, из-за этого и судорожный синдром развился.
– Ничего не могу сказать, товарищ лейтенант, разве, что вчера на крыше гаража целый день загорал, может, перегрелся?
– Хм, – задумался офицер. – Возможно и так. Вы ведь меры ни в чем не знаете. Дорвался до бесплатного. Ладно, давай я тебя гляну, если все нормально, езжай домой, ты мне тут на хрен не сдался. Ты нынче свободный, как ветер, гражданский кадр.
Измерив, давление и пару раз ткнув в грудь для вида фонендоскопом, лейтенант скомандовал:
– Вставай, одевайся и выметайся из части на хрен. С вином будь осторожней, на всякий случай.
Когда я оделся и вышел на улицу, там меня дожидались несколько сослуживцев.
Они, столпившись вокруг, забросали вопросами, в основном, как я себя имею, и поеду ли сегодня домой.
К своему стыду, большинство парней я не помнил, голова гудела от мыслей. Не особо соображая, ответил на вопросы и, подхватив дембельский чемодан, подался в сторону КПП. До выхода из части меня несколько человек все же проводили, там я пообещал писать, как устроюсь на гражданке и, обнявшись с провожающими на прощание, пошлепал по дороге в сторону шоссе Ленинград – Мурманск до которого было всего ничего, полтора километра.
Механически передвигая ногами, я пытался понять, что происходит. То ли мне это все кажется, и я нахожусь в 2020 году после операции в своего рода онейроидном сне шизофреника, или никакого сна нет, я просто закончил службу в 1972 году, а будущее просто пригрезилось, пока меня рядом с КПП судорогами мотало.
Выйдя на шоссе, я, как когда-то, потопал в сторону заправки. Тогда, я уехал в Ленинград, где неделю болтался со школьным другом по барам, и лишь потом отправился домой. А что делать сейчас, пока не представлял.
Усевшись на скамейку у будки заправщицы, подставил лицо весеннему майскому солнцу и начал думать, как жить дальше.
Еще буквально полтора часа назад по моим ощущениям я надеялся остаться в живых после сложной операции. И пожить хотя бы еще пару лет. Завершить, так сказать, седьмой десяток. Видимо, там я его так и не завершил, иначе с чего мне попадать сюда в свое прошлое. Хотя, кто его знает, может я и там живее всех живых. А здесь мне только две недели назад исполнился двадцать один год, впереди лежала жизнь, которую хотелось бы прожить по-новому. Черт его знает, почему так получилось? Но раз получилось, надо жить и радоваться жизни и никак иначе.
– А не поеду я к Вовке в Питер, не тянет, что-то по барам шляться. Поеду, лучше я к Люде Струниной, тем более она два года мне писала, что верность хранит, как стопочка. В тот раз я предпочел учебу семейной жизни, а в этот раз начну с нее. Может, в этот раз получится удачней. Только бы тот, кто устроил мне такое переселение, не отыграл все назад.
Я решительно встал и перешел на другую сторону дороги.
Дорога
Ожидание попутки долго не продлилось, через пятнадцать минут рядом с бревном, на котором я сидел, остановился грузовик.
– Эй, земеля! – крикнул в открытое окно водитель. – Далеко собрался?
– Да не очень, до Вытегры не довезешь?
– Не, не довезу, – с сожалением в голосе ответил он. – Я до Лодейки еду, поедешь?
– Конечно, – кивнул я. – В Лодейном Поле, наверняка, найду с кем дальше ехать.
– Садись, давай. Время, как говорится, деньги, – сообщил водитель, окая, как все коренные вологжане.
Я поставил чемодан себе в ноги и уселся на продавленное сиденье.
Машина взревела прогоревшим глушителем и тронулась с места.
На беду водитель попался разговорчивый, поэтому, вместо того, чтобы обдумывать будущие шаги, пришлось заняться беседой об армейской службе. Сам Серега Федоров, как представился водитель, дембельнулся два года назад и был готов говорить об армии сколько угодно.
Тем не менее, он успел поинтересоваться, зачем я еду в Вытегру, если живу в Петрозаводске. И очень удивился, что я собрался в гости к девушке.
– Ну, ты, блин, даешь, парень! Девок миллион вокруг, а ты на кудыкину гору едешь. Два года не шутка, чего она там делала, кто ее знает. Бабы, они знаешь какие коварные, поверь моему опыту.
Я слушал безобидный треп мальчишки и мысленно улыбался.
– Ты дурачок, ее просто не знаешь. Хотя я сам был такой же идиот, когда не поехал к ней, не стал писать, и боязливо ждал её писем, но так и не дождался. И зачем? Чтобы оставшуюся жизнь попрекать себя? Нет, я поеду и попытаюсь понять, было ли это моей ошибкой. Тем более судьба незаслуженно подарила мне второй шанс.
В Лодейное Поле мы приехали в девять вечера. Поглядев на пустынные улицы поселка, Федоров предложил:
– Зёма, давай ты у нас переночуешь, а завтра к своей ненаглядной красе рванешь?
Естественно, я согласился и вскоре ужинал в семейной кампании Федоровых.
Анна Ивановна, мама Сергея встретила меня не очень ласково, но после того, как сын ей сообщил, откуда и зачем я еду в Вытегру, сразу стала приветливей и начала собирать на стол. Ее муж, пользуясь моментом, выклянчил у нее маленькую.
– Ты, что мать, такое дело надо отметить, не каждый день парни женихаться едут. А ты Сережка бери пример с него, – обратился он к сыну. – Двадцать пять лет скоро, а в голове ветер гуляет, Только по танцулькам бегаешь, да девок по кустам мнешь.
Сережка на родительские попреки особо внимания не обращал, а продолжал меня наставлять, сообщив, что самая сейчас выгодная профессия, стать водителем. Его отец от него не отставал, поддакивая сыну в его речах. Сеанс наставлений закончился, только когда меня отправили спать в мансарду.
Как ни странно, заснул я практически сразу. Даже снов не видел. Уж больно много событий прошло в этот трудный день. Утром уже было не до разговоров, все спешили на работу, Позавтракав, я хотел сунуть три рубля Анне Ивановне, но деньги были с ужасом отвергнуты.
– Саша, как тебе не стыдно! Люди то, что скажут, что я с солдата деньги брала. Убери, и больше предлагай. Езжай в свою Вытегру, желаю, чтобы у тебя с девочкой все сладилось.
Через полчаса я уже стоял на автобусной остановке, и поднимал руку всем попутным машинам. Но до Вытегры сразу добраться не удалось. Новый молоковоз, сверкая свежевыкрашенными боками, довез меня до старинного вепсского села Ошта. Водитель на этот раз попался неразговорчивый. Большую часть времени он курил, да иногда усмехался неизвестно чему в пышные черные усы. Высадил он меня прямо на остановке.
Посмотрев на расписание автобуса, я отправился в столовую и только там почувствовал, насколько голоден. Съев два первых блюда и два вторых, и выпив пару компотов, я отправился ловить попутку. До Вытегры было, собственно, рукой подать, а вот машин в ту сторону так ни одной не проехало.
Пришлось торчать на улице до момента, когда вечером к остановке подкатил рейсовый автобус Петрозаводск – Вытегра. С вздохом облегчения я забрался внутрь, купил билет у водителя и развалился на свободном сиденье. Пассажиров в автобусе практически не было, лишь несколько женщин, подсев ближе друг к другу, обсуждали какие-то проблемы, изредка поглядывая на меня.
Чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильней меня охватывало нервное напряжение.
– Перестань, – говорил я сам себе. – Успокойся, представь, что не было прошедших пятидесяти лет. Ты же еще несколько дней назад писал девушке письмо, обещал приехать. Успокойся, мать твою! Ты в этой жизни еще не нарушил своих обещаний. Делай, что должен и будь, что будет.
Видимо, мои гримасы привлекли внимание, потому, что одна из пассажирок подошла ко мне и спросила:
– Солдатик, с тобой все в порядке? Или, что болит?
Я мотнул головой и улыбнулся.
– Нет, все нормально, просто устал.
Женщина, лет сорока, не успокаивалась.
– А ты, чей будешь, паренек? Что-то личность твоя незнакома? – снова спросила она.
– Я из армии возвращаюсь, а в Вытегру в гости еду, – ответил я, явно напрашиваясь на следующий вопрос. И он сразу последовал.
– А к кому, если не секрет? – полюбопытствовала собеседница, а соседки сразу навострили уши.
– К Струниной Людмиле.
Женщина уселась вновь поближе к своим товаркам, и они начали вспоминать, кто такие Струнины и где живут. Обо мне они на время позабыли.
– Ой, да это же он к фершалице едет, к Людмиле, – неожиданно, воскликнула одна из бабок. – Та на скорой помощи работает.
Женская болтовня меня слегка отвлекла, и на душе стало немного спокойней.
У небольшого деревянного здания автобусной станции автобус остановился, а когда я вышел из него, попутчицы хором принялись объяснять, куда мне надо идти.
Добираться пришлось совсем недалеко и вот он, деревянный одноэтажный дом, в который я мысленно входил тысячу раз, но так и не вошел в прошлой жизни.
Я долго стоял у калитки, не решаясь зайти, но все же взял себя в руки и сделал первый шаг.
– Чего ты боишься, она же девчонка, ей всего двадцать один год, – успокаивал я сам себя. – У тебя таких девчонок было легион. Неужели не найдешь, что сказать?
Тем не менее, я робко постучал в крашеную коричневой эмалью дверь.
Потом постучал еще раз. В коридоре послышались легкие шаги. Дверь открылась, и в проеме показалось заспанное лицо моей девушки.
– Саша, милый, ты приехал! – выдохнула она и, раскинув руки, кинулась мне в объятья.
Вмиг все умные мысли вылетели из головы, и мы принялись целоваться тут же на крыльце.
Первой пришла в себя Люда.
– Саша, пожалуйста, хватит, проходи скорей в дом. Боже! Как я рада, что ты приехал. Я даже не надеялась, что ты так быстро ко мне соберешься, – тараторила она, заводя меня в дом. – А я сегодня с ночи, дежурство тяжелое было, поэтому рано спать легла.
Из коридора мы прошли на кухню, Люда включила свет и я начал разглядывать небогатую обстановку.
– Ты, что ли одна дома? – спросил я, удивляясь, что не слышу больше никого.
– Да, родители уехали на выходные в Вознесенье, а брат уже полгода живет у жены. Ой! Ты, наверно, голодный, сейчас я макароны разогрею.
Не надо макарон – хриплым от волнения голосом сказал я. – Лучше покажи, где твоя комната?
Не дожидаясь ответа, легко поднял девушку на руки и понес ее в первую попавшуюся дверь.
Вытегра
Мы лежали вдвоем на узкой скрипучей кровати, Люда повернувшись ко мне, водила пальцем по моей, пока еще безволосой, груди. Простыня с кровавым пятном, была уже застирана и кинута в бак с замоченным бельем.
– Саша, признайся честно, я у тебя не первая? – неожиданно спросила девушка.
– Понятно, откуда ветер дует, перестарался, – подумал я и без тени сомнения заявил:
– В этой жизни ты моя единственная и неповторимая женщина.
После чего чмокнул ее в розовый сосок, расположившийся очень удобно для этой цели.
– Понимаешь, Саша, я просто тебя не узнаю, за эти два года ты так изменился, даже говоришь по-другому. Ты такой стеснительный был. Помнишь, тогда, перед армией, в общежитии, ты меня почти уговорил, а потом сам испугался. А сегодня так уверен в себе. Я думаю, у тебя кто-то появился, пока служил в Новой Ладоге, – всхлипнув, сообщила Люда.
– Да, уж чего-чего, а глаза у нее вечно на мокром месте, – сочувственно подумал я. И начал заверять, что все два года вел аскетический образ жизни, что, в общем, соответствовало действительности, сопровождая слова поцелуями.
Чтобы это было убедительней, пустил в ход руки. Вскоре Люда тяжело задышала и мгновение спустя, раздался тихий стон.
Через несколько минут она уже заснула. У меня же сна не было ни в одном глазу.
Я думал о будущем.
А о нем, действительно, стоило подумать. Снова становиться врачом не было никакого желания. Тем более не было желания изменять что-либо в будущем, кроме своей жизни. Пусть все идет своим чередом. Горбачев, Ельцин, Путин, мне дела до них нет, надо думать о себе и своих родных. Людка будет моей женой, это без сомнений. Девушка, дождавшаяся парня из армии, даже в это время большая редкость. Жаль, что в той жизни я этого так и не узнал.
– Так, в Вытегре мы, конечно, не останемся, надо перебираться в Петрозаводск, а со временем, возможно, и в Питер.
Время близилось к четырем утра, а я все не мог заснуть. С Беломоро – Балтийского канала периодически доносились гудки теплоходов, проходивших шлюз. Люда мирно сопела в подушку, закинув руку мне на грудь. Как будто век так спала.
– Странно все это, – подумал я. – Моему нынешнему сознанию семьдесят лет. Дряхлый старик с точки зрения молодежи. А я ведь и в своем старом теле стариком себя не ощущал, а сейчас и тем более. Вот только размышляю и планирую по-взрослому. Эх, жаль, что никогда не обращал внимания на сообщения в газетах о найденных кладах. Сейчас бы очень кстати пришлось. Ладно, чего мечтать о несбыточном, давай, мыслить ближе к реальности.
В семь часов я осторожно убрал с себя руку девушки, а заодно и ногу, которую она по-хозяйски успела закинуть на меня. Немало подивившись такому быстрому привыканию, отправился на кухню.
Там было прохладно. Поежившись, я затопил плиту и начал готовить завтрак.
Вскоре на сковородке скворчала нарезанная ломтиками докторская колбаса, увы, кроме нее, молока, масла и яиц в холодильнике Саратов ничего больше не нашлось. Залив колбасу взбитыми с молоком яйцами и, выключив электрочайник, я отправился будить Люду.
– Любимая, вставай, завтрак на столе, – шепнул я ей в ухо.
Девушка открыла глаза и испуганно ойкнула, закрывая грудь одеялом.
– Я, что так всю ночь спала, без сорочки? – спросила она, укрывшись почти с головой. – Боже, какая я бесстыжая!
– Ну, почему же бесстыжая? Совсем нет, очень даже стеснительная, – сообщил я, бесцеремонно забираясь к ней под одеяло.
Ой! Ты такой холодный! – взвизгнула Люда, тем не менее, прижимаясь крепче ко мне.
Впрочем, долго мы не залеживались, еда могла остыть.
Зато после завтрака мы вновь отправились в койку. У Люды завтра было дневное дежурство, поэтому сегодняшний день следовало использовать с толком.
В первом часу все же пришлось вылезти из кровати. Есть хотелось не по-детски.
– Так, ну, и что у вас тут из продуктов имеется? – деловито потирая руки, бодро спросил я.
Люда, сидевшая на табуретке в тщательно застегнутом халатике и заплетающая русую косу, засмущалась.
– Саш, я же не знала, что ты вчера появишься. Родители на два дня уехали, я одна дома осталась. Думала, чем-нибудь перекушу и все. Дома голяк, а мужчину надо мясом кормить. Я сейчас к соседке схожу, они вчера барана зарезали, может, продаст мне мяса немного.
– В правильном направлении мыслишь, – одобрил я ее слова. – Ну, а я пока тут приберусь чуток.
Люда вернулась минут через сорок. Оказывается, она успела еще сбегать в магазин купить хлеба, молока и бутылку Каберне.
– Другого вина не было, – сказала она извиняющим тоном.
– И не надо, – ответил я, разглядывая увесистый шмоток баранины, – Для шашлыка в самый раз. Главное проволоку толстую для шампуров найти.
И я приступил к своему любимому хобби последних двадцати лет жизни, готовке.
Люда, пытавшаяся взять дело в свои руки, была мягко оттеснена в сторону и сидела за столом с потерянным видом, время, от времени спрашивая, не может ли чем помочь.
Через два часа все было готово. Салат из квашеной капусты с лучком, шашлык, по быстрому замаринованный в вине и приготовленный в топке печи, запеченный картофель по-шведски с чесноком и самодельным майонезом. Подсолнечное масло для него, конечно, было не фонтан, но за неимением лучшего сошло и оно.
Пока готовил все это великолепие, у самого разыгрался аппетит.
Люда, смотревшая, как я шинкую лук, удивленно воскликнула:
– Саша, ты, наверно, в армии поваром служил? Два года назад у тебя таких талантов точно не было.
– Плохо смотрела, – улыбнулся я и поцеловал сразу нахохлившуюся подругу. – Давай, лучше приступим к трапезе.
Я уселся за стол, и тут меня осенило. Повар! Вот кем мне надо стать, профессиональным поваром. На хрен всяких докторов, инженеров. В обозримом будущем, кроме партийных боссов и других начальников только повар будет жить, как человек. Притом, особо не опасаясь даже ОБХСС, там ведь тоже люди служат.
Плеснув в бокалы вина, я сказал:
– Давай, выпьем за нашу встречу после долгой разлуки, и чтобы у нас все было хорошо.
Люда, шмыгнув носом, подняла бокал. В уголках глаз у нее опять стояли слезы.
– Людмила, что ты плачешь все время, в чем дело? – спросил я, отставляя в сторону пустой бокал.
– Я, я боялась, что ты не приедешь. Девчонки смеялись надо мной. На танцы звали, предлагали познакомить с кем-нибудь. Дурой называли!
При последних словах она разрыдалась.
Я сидел и молчал, было мучительно больно за прошлое. Но в нем ничего уже нельзя было изменить. Можно менять сейчас.
– Все, прекращай рыдать, – скомандовал я, собравшись с мыслями. – Лучше поговорим, как мы будет жить дальше. Я вижу это так, сегодня вечером еду в Петрозаводск, получаю паспорт, и сразу приеду к тебе, надеюсь, родители не будут против моей прописки у вас, иначе заявление в ЗАГС могут не принять. После свадьбы ты увольняешься, и мы вместе уезжаем в Петрозаводск, снимем комнату в частном секторе, на работу там тебе можно устроиться без проблем, а я найду ночную подработку, и буду, возможно, поступать в торгово-кулинарное училище.
Я ожидал вопросов, удивления, возмущения, да мало ли чего еще. А моя подруга, все еще шмыгая носом, просто ответила:
– Санчик, рядом с тобой я на все согласна. О прописке можешь не переживать, пусть только попробуют не прописать.
– Вот так бриллиант мне дураку повезло отыскать! – мысленно восхитился я. – Патриархат рулит, надеюсь, после свадьбы жена свои слова назад не заберет.
В этот момент раздался стук в дверь.
– Заходите, – крикнула Люда. В дверь вошла остролицая женщина лет под пятьдесят.
Быстрым взглядом она осмотрела нас и неодобрительно уперлась взглядом в голые коленки Люды. Та засмущалась и попыталась прикрыть их полами халата, что ей не очень удалось.
– Саша, это наша соседка Валентина Петровна, я у нее баранину покупала, представила она женщину.
Я встал и, представившись, пригласил даму за стол.
– Валентина Петровна, присаживайтесь, попробуйте, что бог послал.
Не скрываемое разочарование соседки при взгляде на меня, видимо, ожидала увидеть писаного красавца, сменилось заинтересованностью.
Через минуту она с удовольствием ела шашлык и не отказалась от капельки вина. А в следующие полчаса я узнал многое о соседях, какие они все гады, и какая золотая Людочка Струнина, уважительная, умница, скромница, хорошая хозяйка, а то, что она носит очки, и часто болела в детстве, так это ерунда, как и то, что Николай Васильевич ее отец, любит злоупотребить водочкой. А мама со всех сторон хорошая, только скуповата. Брат Витька настоящий прохиндей и тоже не дурак выпить.
Послушав некоторое время такие речи, я сказал:
– Валентина Петровна, вы уж извините, мы с Людой долго не виделись, надо о многом поговорить, давайте вы нам все расскажете в другой раз.
Соседка скорчила недовольную мину, но все же убралась.
– Саша, какой ты молодец! Я бы так не смогла ее выгнать. Хотя еще, когда мясо покупала, поняла, что она припрется на тебя посмотреть, – воскликнула Люда.
– Вот-вот, – проворчал я. – Обойдемся без смотрин, лучше закрой дверь, нас дома ни для кого нет до вечера. Времени и так мало осталось.
