Александр Санфиров
Фармацевт 2
День тянулся медленно. Ближе к двенадцати часам началось купание пионеров.
Пересчитав по головам очередную парию мальчишек и девчонок, их выпускали в море на небольшой участок, огороженный рыбацкими сетями. Выбраться за его пределы было невозможно. Тем не менее, за процессом купания бдительно следили две вожатые и физрук. Они периодически начинали пересчитывать поголовье октябрят и пионеров, иногда путаясь в счете, что вызывало новые волнения и пересчеты. Дав побултыхаться детишкам в мутной воде пятнадцать минут, их выгоняли из моря, вновь пересчитывали и запускали новую партию. Мы с сочувствием следили за этой процедурой, не знаю, кого мне было жальче, детишек, не накупавшихся вволю, или вожатых с физруком, нервничавших на берегу.
Валера в этот момент не отрывал взгляд от грудастой вожатой в бикини, которую физрук ласково называл Зиночкой и периодически пытался погладить по выдающейся заднице.
– Эх, как бы я ей вдул, – с тяжелым вздохом неожиданно высказался Лебедев.
В ответ на его мысли вслух, я ответил примерно следующее, что физрук, которого Зиночка называла Геннадием Палычем, тоже совсем не против вдуть своей коллеге. И, похоже, он это уже делает на регулярной основе.
– Да вижу я, – печально отозвался, приятель. – Ладно, поищем другую кандидатку. Хотя бы Зосю Малинину, тем более, та в пищеблоке работает, значит, проверена от и до.
Купание завершилось, дети ушли на обед, и на пляже вновь воцарилась блаженная тишина. Еще немного позагорав и искупавшись, мы тоже решили пообедать.
После обеда, когда мы только вернулись из столовой и вновь разлеглись на пустынном пляже, к нам подошла Ленка Иванова.
– Валера, чего лежим, чего ждем? – обратилась она к Лебедеву.
Тот недоуменно поднял голову, а Лена, не дожидаясь ответа, продолжила.
– Идем со мной, мама хотела с тобой поговорить.
Валерка быстро натянул брюки и отправился вслед за девушкой. Та, шла впереди, одетая только в крохотное бикини, (ну, как крохотное, для этого времени, конечно), старательно виляя задницей. Вот только худосочная попка не вдохновляла на подвиги, собственно, как и лиф нулевого размера.
– Хорошая девочка, – думал я, глядя ей вслед, – чем-то на мою внучку Арину похожа.
Как-то неожиданно накатила грусть. Вроде бы за прошедшее время свыкся с тем, что никогда больше не увижу своих родных и надо привыкать к новой жизни. Но все-таки иногда прорывались воспоминания, вот прямо, как сейчас.
Я вздохнул, перевернулся на живот и подставил спину, палящему солнцу.
– Как бы не заснуть, сгорю, на фиг, – подумал я, опуская голову на покрывало.
– Хватит спать, – послышался голос Лебедева. – Идем на кухню, нас кофе пить зовут.
Надевая футболку, я понял, что все-таки успел прилично пригореть на солнце и сегодня на пляже появляться больше не стоит.
В пищеблоке, усевшись за стол, мы оказались в окружении любопытствующего персонала. Три тетки средних лет и уже знакомая нам Зоя Малинина, уселись рядом с нами и за чашкой кофе и булкой с маслом приступили к сбору информации.
В отличие от болтуна Валерки, я старался много не говорить, не зная, как это может отразиться на Наташе. Но в процессе общения со сплетницами понял, что уже невидимой рукой исчислен, взвешен и поделен. И весь персонал лагеря в курсе, что к фельдшерице приехал жених. Внешне парень хоть куда, только уж слишком молоденький.
Когда в столовую зашла Софья Ароновна со Смолянской, допрос на время прекратился, пришедшим налили кофе, и разговор продолжился.
Софья Ароновна, действительно оказалась тактичной женщиной и неприятных вопросов старалась не задавать.
– Фуу! – выдохнул Лебедев, когда мы, закончив с кофием, вышли из пищеблока и направились к себе. – Задолбали старухи со своими вопросами. Кто? Да откуда? Почему. На хер, больше кофе пить не пойдем.
Я ухмыльнулся.
– Да ладно, Валера. Не бери в голову, женщины тут все лето работают. Всё про всех сто раз обговорили, а тут два свежих кадра появились. Вот им и интересно. Поверь, через два дня они о нас и не вспомнят.
Добравшись до своего жилья, мы ополоснулись под душем и залегли отдохнуть. Через два часа нас ждали пионерские танцы.
– Блин, горелый, надо отдохнуть, – выдохнул Валерка, снимая с плеча ремень аккордеона, закончив очередную песню и вытирая вспотевший лоб и шею полотенцем.
Из зала послышались возмущенные возгласы. Пионерия только что увлеченно прыгавшая под музыку, э-гей-гей хали-гали, требовала продолжения банкета.
– Ребята, успокойтесь, гармонист устал, потанцуем под пластинки, – воскликнула вожатая, отвечающая за сегодняшний вечер, и направилась к сиротливо стоявшей в углу радиоле.
Через минуту в самодельной колонке, которую мы с Лебедевым наспех, кое-как, но починили, сквозь шум и треск запиленной пластинки раздался голос Майи Кристалинской.
– Вальс устарел, говорит кое-кто смеясь.
Век усмотрел в нем отсталость и старость.
Танцы в лагере проходили на закрытой от дождя веранде. Сейчас середина её была практически пуста и через эту середину ко мне, разговаривающему с Валерой, подошла Наташа.
– Я приглашаю тебя на вальс, надеюсь, ты не откажешь? – спросила она.
Вместо ответа, я взял её за руку и вывел на свободное место, и мы привычно закружили в танце.
Как обычно, стоило найтись кому-нибудь смелому, как тут же появились подражатели. Наш физрук Геннадий Палыч тут же пригласил танцевать вожатую Зиночку. И вскоре почти весть персонал лагеря кружился в вальсе под удивленные взгляды воспитанников. И даже Валера неуклюже топтался с Зоей Малининой. Никак не мог он освоить несложные па вальса, это тебе не песни петь.
– Не боишься так афишировать наши отношения? – спросил я у партнерши по танцу.
– Не боюсь, – улыбнулась Наташа. – Мосты сожжены.
– Мда, похоже, Васину свадьба обломилась, – подумал я, продолжая кружить партнершу в танце.
Отзвучала музыка на пластинке, и Лебедев, проводив Зою, снова направился на небольшую сцену, уселся на стул и взял в руки аккордеон.
– Ансамбль Энималз, Дом восходящего солнца, – объявил он громко. – Белый танец, приглашают девушки.
– Все-таки талантливый чертяка! – подумал я о нем. – Без всяких нот, на слух, играет такой репертуар.
А площадка, между тем заполнилась танцующими парами, Сегодня танцы были у старших отрядов, где давно определились симпатии и девчонки активно приглашали парней.
Вожатые в основном не танцевали, они активно следили за подопечными, и периодически напоминали увлекшимися обнимашками парам, что танцевать нужно на пионерском расстоянии.
Подопечные делали вид, что соглашаются, но тут же нарушали дистанцию. Наиболее смелые девушки буквально висли на своих кавалерах.
Кое-кто из оставшихся в одиночестве кидал хищные взгляды в мою сторону. Не шибко я отличался от их сверстников.
Но пригласить меня все же не решались. Никому из них не хотелось портить отношения с фельдшером. Так и укол в попенцию можно заработать.
После танцев мы с Валеркой дружно направились на выход. Лебедев был в отличном настроении. Софья Ароновна, пообещала ему по итогам работы заплатить сорок рублей. Правда, по прибытию в Петрозаводск. К тому же сегодня ночью он ждал в гости Зою Малинину. Ко мне же обещала придти Наташа.
Поздно вечером девушки появились в наших скромных обителях.
Сразу укладывать их в койки было бы неправильно, поэтому мы с Лебедевым накрыли скромный столик у меня в будке.
Окошко было занавешено простыней, а стол скромно освещала свечка, стоявшая в кружке.
Выбирая вино, мы с Валерой чуть не подрались. Он хотел купить просто водки, я же настаивал на вине, желательно полусладком. Сошлись на том, что купим и то, и другое.
Сидели мы в компании недолго, однако вино успели выпить всё. Лебедев, уводя Зою к себе, не забыл прихватить начатую бутылку водки.
Три часа пролетели незаметно. Оставаться на ночь Наташа категорически не согласилась, поэтому в два часа ночи пришлось её провожать в лагерь.
Оказалось, что через ворота в него попадать совсем не обязательно. Широкая доска в заборе висела на одном гвозде, и через открывшуюся прореху можно было спокойно пролезть, прямо за медпункт.
И тропинка, надо сказать, была натоптана там прилично. Видимо пользовались ей довольно часто.
Тут у этой лазейки мы с Наташей и распрощались.
Она пошла к себе в медпункт, ну а я пошлепал в свою будку.
В дальнейшем наши дни разнообразием не отличались, купание, загар, посещение столовой, и если бы не ночные встречи, тоска была бы полная.
Как-то утром Лебедев намекнул, что пора прокатится в Геническ и купить билеты до дома. Лагерь заканчивал свою работу на несколько дней раньше, чем планировали уезжать мы. Поэтому нужно озаботиться данным вопросом.
Так, что мы вместо того, чтобы после завтрака привычно занять свои места на пляже, отправились на автобусную остановку.
Народа в автобус набилось, не меряно. В основном это были тетки из кемпинга, едущие на рынок, закупиться продуктами. Видимо их мужья, не желали ради этого заводить свои москвичи и запорожцы.
Вокзал Геническа оказался небольшим одноэтажным зданием. Когда мы зашли вовнутрь, то даже не смогли протиснуться к кассам сквозь сплоченную толпу.
– Эй, хлопцы, вы, куда прёте без очереди, – завопили сразу несколько человек.
– Хорошо, – согласился я, – кто тут последний?
– Я! – радостно воскликнул худосочный парнишка в очках, показывая мне ладонь, на которой был химическим карандашом выведен номер 363.
– Это, что? – удивился я – впереди столько народа стоит?
– Да, нет, – пустился парень в объяснения. – Впереди, наверно, человек двести пятьдесят. А здесь только те, кто сегодня планирует купить билеты. Это мне приходится стоять, пока, кто-нибудь не займет очередь за мной. А остальные уже отметились и ушли.
Он с надеждой посмотрел на нас.
– Вы будете очередь занимать, – спросил он, доставая из кармана карандаш.
Мы с Валеркой посмотрели друг на друга.
– Да, ну нах, – сообщил приятель, и я с ним согласился. Приезжать сюда несколько дней подряд, отмечаться, чтобы не вылететь из очереди совсем не хотелось. Оставив разочарованного очкарика дожидаться следующего желающего, купить билеты, мы вышли из душного помещения на улицу.
И раз уж мы попали в кои веки в город, то решили прогуляться на рынок.
Ну, что сказать, рынок впечатлил низкими ценами. Особенно на фрукты и овощи, стоили они копейки.
К сожалению, вишня уже практически отошла, зато абрикосов и яблок было в избытке, так же как баклажаны, помидоры и огурцы.
Их то мы и купили всех понемногу, и, кроме того, запаслись семечками, перепробовав предварительно у десятка бабок. А затем поплелись пешком в кемпинг. На наше счастье добрый дядя шахтер из Донецка, когда мы брели по песчаной косе, остановил свой Москвич рядом с нами и предложил подвезти до места. Были же времена!
– После обеда, лежа на пляже, мы со смехом рассказывали о нашей поездке.
Девчонки в нашем рассказе юмора не нашли, но и помочь ничем не могли, кроме доброго слова.
– Мальчики, как же вы теперь уедете? – больше всех переживала Ленка Иванова, кидая на меня страдальческие взгляды.
Мне иногда казалось, что она ко мне неравнодушна и ревнует меня к Наташке.
Собственно, Наташа тоже это заметила.
Как-то вечером, когда мы встретились у меня, она, вроде бы между делом, поставила меня в известность.
– Гребнев, ты догадываешься, что Иванова втюрилась в тебя по уши?
– В первый раз слышу, – ответил я. – Когда она успела? Мы же тут всего ничего, несколько дней.
– Для любви много времени не надо, увидела и влюбилась, – сообщила Смолянская и добавила.
– Кстати, она тебе гораздо больше подходит, чем я. На целых два года младше меня – старухи.
Я засмеялся.
– Наташа, не сочиняй, девятнадцать лет детский возраст, причем тут старуха. И если надеешься, что я срочно переключу внимание на Ленку, то здорово ошибаешься, такой номер не пройдет.
Девушка показательно вздохнула.
– А я так надеялась.
Увы, в наших отношениях мы следовали словам старой песенки «О любви не говори, о ней все сказано».
Наташа приходила ко мне не каждую ночь, ссылаясь на всяческие обстоятельства. Зато к Валере девушка бегала регулярно, как на работу.
Дни пролетели незаметно. Смена в лагере закончилась, и он опустел. На проводы подруги я не пошел так, как Наташа попросила ее не провожать и не маячить лишний раз на виду у сотрудников. Хотя чего уж там, теперь скромничать? По-моему о нас с ней не сплетничали только медузы в море.
У нас же с Лебедевым в запасе оставалось еще четыре дня оплаченных за проживание в кемпинге.
– А не прокатится ли нам в Крым на пару дней? – предложил я, когда рано утром автобусы, увозившие детей и взрослых, скрылись из вида.
– Поехали, – тут же согласился Валера.
Затем он задумчиво глянул на гитару.
– Может, оставим её у Васьки? – предложил он.
– Давай, – ответил я. После чего мы отправились к Гордиенко в гости. Тот, как раз в своей сторожке распивал бутылку горилки со сменщиком.
– Вась, я у тебя гитару оставлю? – спросил Валера. – Мы на пару дней в Крым мотанемся, потом, сюда заедем и домой.
Вася вначале согласно кивнул, но затем его лицо приняло задумчивое выражение.
– Валера, слухай, послизавтра весилля у мого племинника, може, ты нам музику забеспечишь. Сам розумиешь, накормим, напоймо вид пузо. Та ще рублей питдисят отримаешь. На який хер вам цей Крим?
Теперь задумчивое выражение появилось у Валерки. Он вопросительно глянул на меня.
Я осторожно предупредил:
– Валера хорошая свадьба без драки не бывает.
Вася обрадовано подтвердил:
– Та мы вам таку бийку забеспечимо, довго будете взгодувати.
– На чем хоть играть придется? – спросил мой приятель и я понял, что тот уже внутренне согласен играть на свадьбе.
Из дальнейшего разговора стало понятно, что инструмент Вася найдет, а сама свадьба пройдет в Новой Алексеевке. Кассирша, работающая на станции, тоже входит в число приглашенных. Поэтому о билетах до дома можно не беспокоиться.
Стуча себя увесистым кулаком в грудь, Гордиенко заверил, что нас посадят в поезд и снабдят в дорогу всем необходимым. Что лично меня больше всего и подкупило.
Прошло четыре дня, ранним утром тридцатого августа на площадь перед станцией станицы Новая Алексеевка выехали три легковых автомобиля и мотоцикл Урал с коляской.
Из них вышли радостно возбужденные люди. Один рослый парень с фингалами под глазами, поднял на плечо, второго, у которого глаза вообще не открывались на вздувшемся синем лице. И потащил его к поезду. Высокий, сухощавый милиционер, выбравшийся с мотоцикла, все пытался ему помочь, пристраиваясь сбоку. Но был так пьян, что едва держался на ногах.
Жених, которого можно было узнать по черному мятому костюму, тоже с приличным фингалом под левым глазом, нес два набитых рюкзака и черную поцарапанную гитару, на которой сиротливо оставалась одна струна. Невеста в припрыжку шла рядом с ним и что-то пыталась говорить. Припудренный бланш на половину лица нисколько ей в этом не мешал. Сзади их сопровождали довольные участники процессии.
Когда все вышли на перрон, почти сразу к нему подошел поезд Симферополь – Мурманск.
Проводница с ужасом смотрела, как в её купейный вагон толпа заталкивает двух побитых парней, воняющих за версту диким перегаром.
Надо сказать, что провожающие четко проследили, чтобы новых пассажиров довели до нужного купе.
– Ех, добре погуляли! – сказал, шепелявя распухшими губами Вася Гордиенко племяннику, выходя из вагона. – А Валерка москаль просто молоток! Не тильки грав, но и помахаться горазд. Другий, Витька, тот, звичайно пожиже, но тоже у ньего колотуха пристойна, мени губу раскровянив тильки так. Мда давно такой заруби на весилли не бувало. Довго памятати будемо.
Голова трещала, и гудела, как котел. Открыв глаза, я обнаружил, что уткнулся носом в подушку, а в лицо мне дует ветер из открытого окна с запахом дыма. Снизу слышался мощный храп.
С кряхтением приподнявшись, я глянул туда, с высоты второй полки. Подо мной на нижней полке храпел Валера. Пожалуй, сейчас, кроме меня, его бы не узнал никто.
– Да, хорошо ему вмазал жених, – подумалось мне. – Конечно, я бы тоже вмазал, если бы увидел, как какой-то гармонист целуется взасос с моей невестой.
Кроме нас двоих в купе никого не было. Хотя кое-какие признаки говорили о том, что соседи у нас имеются. За окном уже смеркалось.
– Ничего себе, весь день проспал! – удивился я. И начал спускаться вниз, охнув от боли в правой кисти.
Усевшись рядом со спящим Валеркой, начал разглядывать свои руки. На правой кисти кожа с костяшек, кое-где была содрана.
– Мда, свадьба прошла весело, – подумал я. Последнее, что я о ней помню, это летящий в лоб кулак Васи Гордиенко и темнота. К этому времени Валерка успел вырубить жениха, пару его друзей, и сейчас вертелся ужом под горой навалившихся тел, пытаясь выбраться и продолжить махач.
Утром я не успел протереть глаза, как перед моим носом замаячил стакан, до половины налитый самогоном.
Преподнесла его мать жениха, Марфа Даниловна. В хате было сумрачно и тихо.
– А, где все? – спросил я, оглядываясь по сторонам.
– Та на двори гуляють, Васька, гад, всих пидняв, затемна. Мовляв квасити пора. Тилько вас двох не могли добудитися.
С этими словами она всунула мне в руку стакан.
Я автоматом выпил шестидесятиградусную жидкость, стакан у меня сразу был изьят, а в руку вложен соленый огурец.
– А Валерка, где, с ним все в порядке? – поинтересовался я, переведя дух и хрустя огурцом.
– Та, шо с ним буде, спить соби хлопець, на веранди, тильки дуже вин матом уви сни лается, вухи в, януть, – пожаловалась Марфа Даниловна.
Тут мои вчерашние воспоминания прервал хриплый голос Лебедева, видимо считавшего, что все еще играет и поет на свадьбе.
– Вивчара в садочку в тихом укуточку жме дивчину, жме, – заголосил он Черемшину на все купе.
– Тихо, ты, перестань орать, мы в поезде едем, – зашипел я на него.
– Витька, ты чего шепотом базаришь, ночь, что ли на дворе? – Валерка попытался пальцами открыть отекшие веки, и у него слегка получилось. На меня смотрели его глаза через две узкие щелочки, на ровном сине-багровом фоне.
– Да. блин, хорошо отдохнули, – снова подумал я. – Что же делать, мне послезавтра на работу, как с разбитой рожей на неё идти, не представляю. Витьке, хорошо, у него еще неделя отпуска, хотя все равно, фиг все рассосется, сине-желтому на работу придется идти, ха-ха, под цвет будущего украинского флага его разукрасили.
Лебедев вовремя заткнулся, потому, что дверь купе отъехала в сторону и внутрь зашла парочка, моряк, капитан первого ранга, лет сорока на вид и симпатичная женщина, примерно тех же лет.
– Проснулись, алкоголики, малолетние? – неприязненно спросил капитан.
Валера вроде снова заснул, так, что отвечать пришлось мне.
– Не совсем, товарищ, капитан. Три дня на свадьбе пить самогон тяжко для здоровья.
– Боже мой! – экзальтированно воскликнула дама. – Вы же еще дети совсем, куда взрослые смотрели, когда вам наливали эту гадость?
– Они и наливали, – буркнул во сне вместо меня Валерка и повернулся к нам задом.
– Меня интересует другой вопрос, – сообщил мужчина. – В кассах заверили, что это купе – военная бронь. Как вы вообще сюда попали? Кто вам продал билеты?
– Ага, так я тебе и рассказал, – подумалось мне. – Не имей сто рублей, а имей одну знакомую кассиршу.
– Увы, иметь я её не поимел, но пообжимались мы в первый день свадьбы вволю. Пышный бюст тридцатилетней вдовушки Марийки, пробудил во мне непонятное томление, которое Наташке в её девятнадцать пробудить, пока не удалось. А потом она меня кинула. Кинула сразу, как только увидала двухметрового холостяка Ваню Горобца, шахтера из Воркуты, приехавшего на свадьбу к младшей сестре. Рядом с Ваней такой пацан, как я, конечно, не котировался, а посему пришлось скромно отойти в сторону, и основное внимание уделить застолью.
В ответ же на вопрос моряка я безразлично пожал плечами и ответил:
– Понятия, не имею, пришли в кассу, купили билеты, сели в поезд.
Капитан громко засмеялся:
– Сели они в поезд, да вас на руках занесли! Вы тут целый день спите, пердите, да перегаром дышите. Из-за вас пришлось, хрен знает, сколько в вагоне-ресторане торчать.
По красной роже капитана было заметно, что пребывание в ресторане прошло для него с пользой и вряд ли из-за этого он горевал.
Его жена, жалостливо глядя на нас, заметила:
– Вас, мальчики, на свадьбе просто ужасно побили. Прямо дрожь пробирает, когда на ваши травмы смотрю. У меня крем есть бодяга, может, попробуете им намазать синяки.
– Конечно, – оживился я. – Давайте, попробую. Возможно, быстрее отеки пройдут.
Повернувшись, глянул на себя в зеркало, прикрепленное на стенке. Ну, что же все нет так страшно, как я себе представлял. Слегка распухшая переносица и синяки под глазами, по сравнению с Валеркиными травмами, показались пустяком.
Тем, не менее, я взял предложенную жестяную коробочку с мазью и автоматом включил свою способность. То ли от выпитого самогона, то ли от выработанного навыка рука при этом ощутила лишь легкое тепло и даже не дрогнула.
Открыв коробочку, первым делом осторожно смазал боевые отметины приятеля. И лишь потом, отправился в туалет, чтобы там, наедине с собой, разобраться со своими повреждениями.
Вернувшись, поблагодарил попутчицу и вернул ей остатки мази. Вот она удивится, когда попробует ее использовать.
Валера так и продолжал спать. У меня же голова практически перестала болеть, и захотелось чего-нибудь съесть. Удивительно устроен человеческий организм. Три дня мы только и делали, что ели и пили, пили и ели. Даже сегодня утром я под самогон сожрал тарелку студня и приличный кусок окорока. А сейчас снова хочется есть.
Нагнувшись под полку, я вытащил свой рюкзак, не уместившийся в рундук.
Развязав его, обнаружил кучу съестного, наложенную добросердечной хозяйкой. Поверх еды лежала литровая бутылка прозрачного, как слеза, самогона, завернутая в тряпицу.
Капитан, внимательно наблюдавший за моими действиями, судорожно сглотнул, когда я достал бутыль и начал разглядывать на свету, но, покосившись на супругу, сделал вид, что он не при делах и ему абсолютно не хочется выпить стопку, другую на халяву.
Тем временем в купе распространился такой запах свежей выпечки и сала с чесноком, что зашевелился и Лебедев.
– Витька, там в рюкзаке бутыль самогона должна быть, давай доставай, – попросил он, пытаясь сесть.
Моряк хотел что-то возмущенно сказать, но я прижал палец к губам, он понял и заткнулся.
– Валера, в моём рюкзаке самогона нет. Хотя еды полно. Может, поешь чего-нибудь?
Валера, пока я говорил, кое-как утвердился рядом со мной.
– Поедим, только сначала бутылку в моём рюкзаке поищем. – предложил он, снова раздвигая пальцами синие отекшие веки.
Естественно, самогон мы не нашли, потому, как он был убран подальше от шаловливых Валеркиных рук.
Вскоре на столик был выложен шмат сала, черный хлеб, жареная курица и помидоры с огурцами. Головка чеснока тоже присутствовала.
Соседи, после приглашения, нехотя присоединились к нашему пиршеству, но потихоньку вошли во вкус и налегли на еду так, как будто не провели несколько часов в вагоне ресторане.
Мне же приходилось помогать Лебедеву подавать ему в руки бутерброд или чего-нибудь еще, потому что тот по-прежнему не мог открыть глаза и делал все на ощупь.
После того, как мы выпили чаю, моё самочувствие вообще пришло в норму и если бы не боли в переносице, можно было сказать, что я полностью здоров.
Валера в еде от меня почти не отставал, но было видно, что досталось ему поболее, чем мне.
Потом пришлось вести его в туалет, и слушать, как он там матерится и шипит от боли.
Убрав недоеденные припасы обратно в рюкзак, мы снова нырнули в койки. Измотанные трехдневным пьянством организмы нуждались в отдыхе.
Следующим утром я проснулся уже при закрытом наглухо окне. За грязным стеклом ветер гнал серые тучи и мелкую дождевую хмарь.
– Прощай юг и хорошая погода, здравствуй Средняя полоса, – подумал я, энергично спрыгивая вниз.
Соседка напротив тоже не спала и с помощью маленького зеркала щипчиками пыталась выдирать волосы из носа. Мои движения ее напугали, она тут же спрятала щипчики в карман халата и явно смутилась. Но через мгновение открыла рот от удивления.
– Витя, а ты оказывается, симпатичный мальчик, вчера такие ужас, что твоим лицом творилось, а сегодня синяки почти прошли, чуть-чуть желтизна остается под глазами, – сообщила она.
Я тут же проверил её слова глянув в зеркало, действительно, помогла бодяга, видимо, хорошо я её разбодяжил.
Валера от моих телодвижений тоже проснулся и бодро уселся осмотреться.
Жанна Михайловна удивленно ахнула, увидев его лицо, и громко заговорила, обращаясь к мужу.
– Леша, Леш! Помнишь, ты меня ругал, что я мазь зря купила в Ялте. Посмотри, как она хорошо действует!
Её муж, лежащий на верхней полке, закрывшись с головой одеялом, пришел к жизни и пробубнил оттуда:
– Жанна, милая, я только заснул по-настоящему, а ты меня снова будишь.
Но, тем не менее, откинул одеяло и внимательно посмотрел в нашу сторону, и брови на его лице поползли вверх.
А удивляться было чему.
На моем лице оставались лишь небольшие желтоватые разводы под глазами, а у Лебедева полностью сошли отеки, и сейчас он был похож на человека, а не на безглазое чудище, как вчера. Хотя, конечно синяки на лице никуда не делись так же, как и ссадина на щеке.
– Однако! – удивленно воскликнул моряк и тоже спустился вниз.
Усевшись рядом с женой, он начал пристально разглядывать наши лица.
– Жанна, дай, пожалуйста, мне эту мазь, хочу посмотреть, что там за состав, – попросил он жену.
Та молча пошарилась в сумочке и подала ему круглую, жестяную коробочку.
Повертев ее и так и сяк, мужчина вернул мазь жене.
– Ерунда какая-то, – сообщил он. – Парни молодые, вот у них, как на собаках все и зарастает.
Жена недоверчиво улыбнулась, но комментировать мнение мужа не стала.
Валера тем временем глубокомысленно разглядывал свое лицо в зеркало.
– Витька, знаешь, я вчера думал, что с такой рожей буду недели две ходить. А сейчас смотрю, вроде нормально заживает. А вообще, классно мы помахались, видал, как я твоему Ваньке Горобцу зуб выбил? – спросил он, собираясь в туалет чистить зубы и умываться.
Вернувшись намытым и начищенным, Лебедев первым делом полез за гитарой. И тут его энтузиазм испарился. Он печально глядел на свой изрядно покоцанный инструмент. Затем начал аккуратно колком раскручивать последнюю оставшуюся струну.
Когда я попытался его успокоить, тем, что струны сейчас не дефицит, он сразу возмутился.
– Чтобы ты понимал! Гитара классическая, чешская, уже шла с этими струнами. Где я тебе в Петрозаводске нейлон найду, да еще посеребренный? А металл на эту гитару ставить нельзя.
Мне оставалось только пожать плечами. Валера был неоднократно предупрежден, что не стоит брать гитару с собой, так, что он получил то, что хотел.
Убрав гитару подальше с глаз, он снова вспомнил о самогоне. Но я держался, как оловянный солдатик, так и не признавшись, что просто спрятал самогон в рундук к соседям.
День прошел скучно, спали ели, чего-чего, а еды у нас было море, Марфа Даниловна не поскупилась набить наши рюкзаки.
К вечеру наша соседка вновь завела разговор о необычайно быстром исчезновении наших повреждений. На моем лице следов драки не осталось вообще. У Валеры кое-какие следы оставались, но по сравнению с сегодняшним утром это было, как день и ночь.
– Хорошо, что мазь была не наша, – в который раз подумал я. – К нам никаких вопросов не может возникнуть.
Следующим утром, когда мы собирались на выход, я отдал самогон, Валере. Тот посмотрел на меня уничижительным взглядом, но промолчал и пихнул бутылку в свой, изрядно похудевший рюкзак.
Мы попрощались с нашими соседями, которым еще сутки нужно было добираться до Мурманска, и пожелали им удачной дороги. Капитан усмехнувшись, шутливо пригрозил.
– Парни, я вас запомнил, вижу в армии и на флоте вы еще не служили. Но если вдруг попадете ко мне в экипаж, я вас научу Родину любить.
Но так, как вероятность этого события приближалась к нулю, на его слова мы внимания не обратили.
Выйдя на перрон, неловко попрощались друг с другом.
– Ну, ты это, заходи, как-нибудь, – буркнул Валера, – комнату мою в общаге знаешь. Посидим за бутылочкой, вспомним, как отдыхали. Только учти, в октябре меня наверняка в армию призовут, так, что долго не собирайся.
– Лады, – согласился я и, пожав друг другу руки, мы разошлись в разные стороны.
Увы, отдых закончился, и у меня впереди маячили серые будни фармацевта в больничной аптеке.
Как ни странно, отдых в фанерном кемпинге имеет свои преимущества, хотя бы в денежном плане. Из трехсот рублей, взятых с собой, оставалось почти половина. Просто негде было их тратить. Валерка вон вообще, заработал больше, чем увез. Поэтому я, не колеблясь, направился на стоянку такси и, отстояв небольшую очередь, поехал домой с комфортом.
Дверь в квартиру снизу была покрыта черными следами от обуви. Похоже, в неё кто-то безуспешно ломился. Но, видимо, этот кто-то совесть все же имел, потому, что вышибить эту фанерную дверь, в принципе, ничего не стоило.
– Начну ремонт делать, придется и дверь заменить, – подумал я, отпирая замки.
Квартира встретила привычным запахом трав. Несмотря на то, что их большая часть была выкинута на помойку, а оставшаяся убрана в пакеты, запах все же не собирался исчезать.
Но ему недолго оставалось. В планах у меня был капитальный ремонт квартиры. Не сказать, что наследство бабушки жгло мне руки, но держать в деньги в заначке, и жить в запущенной квартире, когда есть возможность провести приличный ремонт, было глупо.
Быстро перекусив, я переоделся и отправился на работу. Вроде бы сегодня пятница и вполне можно было бы явиться на работу четвертого сентября в понедельник, оправдавшись отсутствием билетов, но начинать работу с такого не стоило.
Так, что в десятом часу я появился в аптеке.
Мое появление фурора не вызвало. Сухо поздоровавшись, Анна Тимофеевна показала мне мой шкафчик для одежды, а затем рабочее место, рядом с прочими фармацевтами. А чуть позже нагрузила несложной работой, делать навески из порошков. И даже не поинтересовалась, как я провел август, а ведь прекрасно знала, что я собирался уехать на юг.
Когана я в этот день так и не видел.
В кабинете вместе со мной за лабораторными столами работали две женщины средних лет. Понемногу мы с ними разговорились, хотя вели они себя довольно настороженно. Видимо, я, как неожиданная креатура заведующего аптекой, вызывал у них немалое подозрение. А вдруг я постукиваю тому, о чём подчинённые болтают во время работы.
После длительного ничего не делания первый рабочий день показался бесконечным. Но, наконец, он закончился, распрощавшись со всеми, я отправился в гости к маме. Надо же было доложиться о своем благополучном прибытии с отдыха.
