Александр Руж
Тик-так
– Живот подвело, – натужно вывернулся Максимов. – Перекусить бы чего-нибудь…
– Припасы в трюме. Бочки с солониной, крупа… Но если желаете, у меня в кубрике есть сухари, могу поделиться.
Анита затравленно окинула взглядом западню, в которую ее угораздило попасть. Висячий стол, висячие кровати – спрятаться совершенно негде. Второго выхода нет, только круглое окошечко-иллюминатор. Оно не закрыто, но отверстие уж больно узкое.
– Нет. Спасибо… А скажите, этот Нконо… его поймали?
Алекс тянул волынку, как мог, но было очевидно, что Хардинг рано или поздно войдет в кубрик, и тогда все пропало.
Была не была! Анита сняла волглый пиджак, закутала в него найденный в рундуке мешочек и просунула сверток в окно. Он мягко упал снаружи. Теперь можно и самой… Она выдохнула, ступила ногой на шаткую койку и стала протискиваться в окованную медью окружность. Поначалу все шло хорошо. Голова, плечи, грудь… Вдевая себя как нить в игольное ушко, она наполовину высвободилась, но бедра – бедра застряли!
Она дернулась вперед, назад – бесполезно. Хоть плачь… Единственный плюс: на палубе темень, едва ли кто разглядит ее, даже если пройдет мимо. Но это так себе утешение.
Анита услышала, как Хардинг пожелал Максимову спокойной ночи. Еще мгновение – и он войдет в кубрик и узреет болтающиеся ноги и пикантную часть тела, торчащую в иллюминаторе. Какой позор!
– Подождите! – вскричал верный Алекс и, судя по шороху, перехватил Хардинга, уже направлявшегося в кубрик. – Что это?
– Где?
– Вон там… над морем… Смотрите!
Молодчина, он делал все возможное, чтобы выполнить свое боевое задание. Сейчас, когда Хардинг, надо думать, отвернулся от двери, самое время выскочить и раствориться во мгле. Но не выскочишь… Засела как муха в паутине, ни туда, ни сюда.
Побарахтавшись, Анита обмякла. Ее душило унижение. Найдись под рукой пистолет или кинжал – покончила бы с собой, честное слово!
Мысли делались все безотраднее, она зажмурилась, готовясь услышать за спиной глумливый хохот, но вдруг кто-то сгреб ее за шиворот и, точно рыбу из лунки, выдернул из треклятого иллюминатора. Осторожно ее положили плашмя на палубу, и в ту же секунду стукнула дверь кубрика – это вошел Хардинг. Он бубнил под нос что-то вроде: «Идиот! И чего ему померещилось?» Вероятно, это относилось к Алексу. Американец погасил свечу, зашуршала койка, скрипнула балка, к которой она была подвешена. Хардинг улегся спать.
Анита встала, нашарила подле себя пиджак с завернутым в него мешочком. Она силилась проникнуть взглядом сквозь окружавшую ее кромешность, но где там! Удалявшиеся шаги, сопровождаемые учащенным дыханием, свидетельствовали о том, что ее спаситель желает остаться неузнанным. Она бы окликнула его, но через распахнутое окно ее обязательно услышит Хардинг, а выдавать себя нельзя ни в коем разе.
Она подавила искушение немедленно узнать, кто же выступил в роли благородного рыцаря, поднялась на ноги и, стараясь не шуметь, надела пиджак.
Из-за угла показался обеспокоенный Алекс. Увидев ее, сдавленно прошипел:
– Ты здесь? Я думал, он тебя застукает…
– Не застукал. Спасибо за поддержку, без тебя мне пришлось бы худо… Но идем, у нас есть дела!
Анита решила пока что не посвящать Алекса в нюансы своего спасения. Узнает о неведомом выручателе – неизвестно как себя поведет. Еще чего доброго взревнует.
Нконо все так же сидел на фок-мачте, ругался то по-французски, то по-сенегальски и плевал на головы осаждавших, число которых заметно убавилось. Анита насчитала троих: среди них были рыжебородый Карл, австралиец Джимба и юнга Парис. Они уговаривали мятежника слезть и сдаться, но он еще пуще заводился и говорил, что лучше спрыгнет с реи и разобьется насмерть, чем признается в убийстве, которого не совершал.
– А ведь он и вправду не убивал Санкара, – шепнула Анита Максимову. – И я собираюсь это доказать.
– Ты знаешь, кто убийца?
– Задачка не из сложных. Я иду к капитану, а ты пригляди за этими… – Она подтолкнула его к троице, окружившей мачту с африканцем. – Не похоже, чтобы они собирались его растерзать, но все-таки…
Действительно, в перебранке, которую вели между собой Нконо и его преследователи, не чувствовалось лютой ненависти. Загнанный в капкан кок был по природе своей экспрессивен, поэтому в оскорбительных выражениях и плевках, рассыпаемых им направо и налево, виделось в первую очередь проявление его натуры. Коллеги знали об этом и не распалялись. Они ничем не угрожали Нконо, у них и оружия-то не было.
Максимову хотелось услышать, о чем Анита будет говорить с сеньором Руэдой. Однако она вознамерилась идти одна, и ему пришлось смириться. По опыту он знал, что она потом все расскажет, надо лишь набраться терпения.
Дверь капитанской каюты – рубки на корабельном полубаке – запиралась изнутри. Анита, прежде чем постучать, приникла к щели, образовавшейся после того, как выпал сучок в дюйме от дверной ручки. Внутреннее убранство каюты было таким же аскетичным, как и все на этом судне. Разница заключалась в том, что, в отличие от кубрика и кельи Рамоса, лежанка здесь была не подвесной, а стояла на четырех ножках, возможно, прибитых к полу. Слева от нее, прямо напротив двери, высился облупленный шкаф, а перед ним, за круглым столом, сидели на стульях сеньор Руэда и его помощник.
Больше Анита ничего не сумела разглядеть. Стукнула костяшками пальцев в дверь и громко назвала свое имя.
Капитан впустил ее, не выказав ни радости, ни недовольства. Что до Рамоса, то Аните почудилось, будто его рот исказила гримаса, тут же исчезнувшая.
За порогом ее ждали несколько открытий, которые невозможно было сделать, глядя в щелку. Во-первых, справа от кровати стоял сундук гораздо больших размеров, чем те, что она видела в матросском кубрике. Во-вторых, сбоку от двери в такт корабельной качке то накренялась, то выпрямлялась башня из полированного дерева, скрывавшая в себе часовой механизм. Циферблат с золочеными цифрами и ажурными стрелками находился на самом ее верху. Человеку среднего роста, каким был Руэда, трудновато было бы до него дотянуться. Часы мерно стучали и показывали начало пятого. Близилось утро.
Капитан предложил Аните сесть, освободив для нее свой стул, а сам переместился на кровать и чинно раскурил трубку.
– Чем могу быть полезен, сеньора?
Анита стрельнула глазами в сторону Рамоса. Не сочтя его способным помешать осуществлению замысла, она смело заговорила:
– Сеньор Руэда, я прошу вас оставить в покое Нконо и арестовать Мак-Лесли.
– Мак-Лесли? – у Руэды дрогнула рука, и он просыпал табак. – Но, во имя всех святых, по какому поводу я должен его арестовать?
– Это он убил Санкара.
– Исключено! – вмешался Рамос. – У него не было причины…
– Вот причина, – Анита выложила на стол мешочек, найденный в рундуке шотландца. – Узнаете?
Она высыпала перед Рамосом и капитаном обломки дерева. Смотрелись они, прямо скажем, невзрачно: коричневый оттенок, черные полоски, налет плесени.
– Что это? – поднял брови капитан.
– Я видел это у Санкара, – вспомнил Рамос. – Но он никогда не говорил, что это такое.
– Это райское дерево, – Анита взяла один из обломков, поднесла к горевшей на столе масляной лампе. – Видите? Характерный цвет, смолистые волокна… Ценится именно такая древесина – старая, заплесневелая, почти трухлявая.
– Что же в ней ценного? – спросили в унисон Руэда и Рамос.
– Это самое дорогое в мире лекарство. Им лечат желудочные инфекции, болезни сердца, печени и многое другое. Смола его используется также в парфюмерии для приготовления благовоний. В Америке райское дерево покупают по пять-шесть тысяч долларов за килограмм. Этой суммы хватит, чтобы приобрести два новых дома в Бруклине. Так что Санкар обладал, по нынешним меркам, целым состоянием. Думаю, он привез это богатство из Восточной Азии, где оно растет в дикой природе, и собирался продать за хорошие деньги.
Руэда с сомнением рассматривал неприглядные деревяшки, верил и не верил.
– Но при чем тогда Мак-Лесли?
– Вы сами говорили мне, что он десять лет работал парфюмером. С таким стажем он не мог не знать, что такое райское дерево и сколько оно стоит. Если учесть, что он нищ, эти обломки для него – подарок фортуны. С их помощью он рассчитывал поправить свое материальное положение.
Часы на стене с натугой пробили четверть пятого. Рамос встал со стула, вынул из кармана ключик, вставил его в дырочку, черневшую на циферблате, и – крак, крак – завел механизм. Действовал он левой рукой, не снимая с нее перчатки. Часы словно приободрились, затикали громче.
– Спасибо, Рамос, – поблагодарил помощника Руэда и разъяснил для Аниты: – Эту штуковину надо заводить два раза в сутки, а она высоковата, мне не дотянуться.
Аниту мало интересовали подробности обслуживания часов, она ждала, что капитан скажет по поводу ее гипотезы. Но он попыхивал трубкой, обдумывал. В конце концов, заговорил Рамос:
– Мак – убийца? Не верится. При его силище, конечно, не составило бы труда вогнать нож в Санкара, но он такой добряк… Есть ли у вас доказательства, сеньора?
– То, что он присвоил имущество Санкара, – это не доказательство? – Аните не нравилось, когда ее выводы ставили под сомнение. – Они были знакомы еще до того, как попали к вам на шхуну. Я бы даже назвала это больше, чем знакомством. Помните амулет на шее у Санкара? На нем изображен апостол Андрей, покровитель Шотландии. Я подумала: откуда у индуса христианский оберег? Посредством одного простого трюка мне удалось подглядеть, что у Мак-Лесли тоже есть талисман – бронзовая пластинка, а на ней нарисовано колесо с восемью спицами. Это ранний символ буддизма. Вам понятно?
– Не совсем, – признался Руэда, однако трубку изо рта вытащил и слушал с возрастающим интересом.
– Ну как же! Они обменялись амулетами, то есть стали побратимами. Видимо, Мак-Лесли старался втереться в доверие к Санкару, чтобы быть рядом с ним и не вызывать у него подозрений. Не исключаю, что это он подбил его наняться к вам на судно. Санкар совсем не моряк, к тому же логичнее было бы отправиться в Соединенные Штаты, где за райское дерево дали бы настоящую цену. Но он пошел с вами в Венесуэлу, и этот рейс обернулся для него несчастьем… Мак-Лесли рассчитал, что в море, где свидетелей раз-два и обчелся, совершить убийство будет проще.
Рамос поднял руку, готовясь что-то возразить, но снаружи в каюту ворвался нечленораздельный рев. Руэда выронил трубку.
– Кашалота мне в глотку! Что там еще?
Анита выскочила на палубу. Лунная желтизна просеивалась сквозь дымку, оставшуюся после того, как пронесся ураган. В этом неверном свете она разобрала движение темных фигур возле кубрика. Одна из них была столь монументальной, что ее нельзя было спутать ни с какой другой. Мак-Лесли! Его силуэт дополняло что-то прямоугольное, воздетое кверху и сотрясаемое мощными руками.
Рундук! – угадала Анита. Мгновением позже сбоку полыхнул огонь факела – это прибежал кто-то из осаждавших фок-мачту. Пламя озарило шотландца, который в звериной ярости ревел и мычал, а после грохнул рундук об палубу и расколотил его вдребезги.
– Свихнулся! – услыхала Анита боязливый шепоток юнги Париса (это он и примчался с палкой, на которую была намотана горящая пакля).
Из капитанской каюты выбежали Руэда и Рамос, последний держал ружье.
– Все назад! – приказал капитан. И отдельно Рамосу: – Не стреляйте! Я с ним поговорю. Я немного понимаю язык жестов…
Руэда храбро подошел к взбеленившемуся гиганту и спросил его о чем-то. Тот растоптал ножищами бренные останки рундука и принялся мычать, размахивая руками. Руэда коротко кивал, задавал встречные вопросы. Все это продолжалось минут пять. Анита и не заметила, как вокруг нее, помимо Рамоса и юнги, выстроились Максимов, Накамура, Джимба… Из кубрика выглядывал Хардинг. Уж он-то должен был видеть, из-за чего с Мак-Лесли произошла эта вспышка. Впрочем, Анита и так знала причину.
– Райское дерево, – еле слышно молвила она Алексу по-русски. – Я обчистила его рундук, вот он и бесится.
Капитан прилагал дипломатические усилия, чтобы унять буяна, но тот распалялся все сильнее. Схватил сорванный ветром со щита и валявшийся у стены деревянный молоток и обрушил на планшир чудовищный удар. В море вывалились две отскочившие от борта доски, а рукоять молотка переломилась пополам. Руэда, не желая попасть под раздачу, отступил, а Мак-Лесли начал метаться по палубе в поисках нового оружия.
Среди матросов возник ропот. Рамос клацнул затвором ружья.
– Все-таки придется его подстрелить, иначе он всех нас укокошит…
Но выстрел так и не грянул. Мак-Лесли, сделав широкий шаг к мачте, внезапно зашатался и рухнул на спину. Такого никто не предвидел, и все хором ахнули. Руэда решился приблизиться к упавшему Голиафу. Он наклонился, взял шотландца за запястье, проверил пульс.
– Он мертв? – спросила Анита, холодея.
– Нет… Похоже, потерял сознание.
– С ним иногда случается, – подтвердил Хардинг и осмелился выйти из кубрика. – Ни с того ни с сего валится без чувств.
– Без причины? – усомнился Максимов. – Разве так бывает?
Рамос опустил ружье.
– Я не разбираюсь в медицине, сеньор, но могу сказать, что если б не этот обморок, произошло бы что-то нехорошее. Либо я бы его пристрелил, либо он проломил бы кому-нибудь черепушку.
– Связать его… связать! В кандалы! – вразнобой заговорили матросы.
Капитан рассудил иначе:
– Снесите его в трюм. У нас там есть железный ларь, в нем в прошлый рейс перевозили ягуара.
– По-вашему, это гуманно? – Анита передернула плечами, представив, как тушу шотландца будут запихивать в узкую клеть.
– Гуманнее, чем заковывать его или перетягивать веревками.
Понадобилось несколько окриков боцмана Накамуры, чтобы матросы преодолели робость и рискнули поднять недвижное тулово Мак-Лесли. Со всеми предосторожностями его спустили в трюм. Анита тоже заглянула туда. В пространстве, напоминавшем подпол деревенского дома и заставленном разнокалиберными бочонками, угадывались очертания большого короба с прорезанной в торце дыркой, через которую внутрь должен был поступать воздух. Капитан лично отпер амбарный замок, запиравший дверцу, врезанную в фасад короба. Ее открыли, внесли внутрь Мак-Лесли и аккуратно уложили на подстилку из сена. После этого сеньор Руэда запер замок, ключ положил в карман и во всеуслышанье подытожил:
– Вот так. Здесь ему будет достаточно просторно, и в то же время никто не пострадает, если он, когда очухается, снова вздумает громить все подряд.
– Выдержит ли ящик? – засомневался Алекс.
– Выдержит. Это первосортное железо, оно используется для изготовления новейших пароходов, которые ломают лед на реках…
Покинув трюм с оставленным в нем узником, Руэда не спешил к себе в рубку. После того как прекратился шторм, жечь фальшфейеры перестали, по бортам корабля и на корме подвесили три фонаря, еще один пристроили на грот-мачту, он висел высоко и его жиденький брезжащий свет дотягивался до самых отдаленных уголков палубы. Капитан дымил трубкой и из-под насупленных бровей оглядывал свое судно. Его лицо ничего не выражало, однако не требовалось телепатических талантов, чтобы определить: на душе у сеньора Руэды неспокойно.
Над морем властвовала ночь, рассвет еще не тронул небо розовой кистью, но никто из экипажа не спал. Матросы собирались группками и перешептывались. Гибель Санкара и арест Мак-Лесли поразили всех. Реабилитированный Нконо примкнул к Хардингу и Джимбе и что-то им доказывал, позабыв, что эти двое полчаса назад обвиняли его в убийстве и пытались задержать. Лишь рыжий скандинав, стоявший у штурвала, казался воплощением бесстрастности. Являлось ли это проявлением его флегматичного нордического нрава или его и правда не волновало творившееся на борту – Бог весть.
– Пусть поднимут паруса, – распорядился Руэда, обратившись к Рамосу. – Хватит дрейфовать, буря нам уже не грозит.
Можно было не форсировать события, отголоски урагана еще слышались вдалеке, но Анита истолковала этот приказ так: пусть команда займется делом, нечего попусту языками чесать.
Воспользовавшись тем, что вездесущий и прилипчивый Рамос отошел к боцману, и они вдвоем стали распределять матросов по мачтам, Анита услала Алекса к Веронике – проверить, не померла ли та со страху, – а сама подступила к капитану.
– Сеньор Руэда, если не секрет, о чем вы говорили с Мак-Лесли?
Капитан выдохнул облако табачного дыма.
– Я спросил напрямую, не он ли убил Санкара. Он взъерепенился, стал мычать… Я понял, что Лесли отрицает свою вину. Мол, они с Санкаром были не разлей вода, он бы и пальцем его не тронул.
– А как же деревяшки, которые он украл?
– Лесли настаивает на том, что это произошло уже после убийства. Будто бы Санкар сам завещал ему свое добро. Попросил, если что-нибудь случится, забрать весь запас райского дерева, продать и часть вырученных денег переслать в Индию. Там у Санкара какая-то родня.
– То есть он предчувствовал, что с ним что-то произойдет?
– Откуда мне знать, сеньора? – хмыкнул Руэда. – Мне сказал об этом Мак… И то – не сказал, а промычал, поэтому нет уверенности, что я все понял правильно. Вот он очнется, тогда и расспросим.
– Вы склонны ему доверять?
Капитан ответил не сразу, помешал табак в трубке стальной проволочкой и зачадил еще сильнее – как английский локомобиль.
– Нашему знакомству с ним – без малого десять лет. И у меня не возникало повода упрекнуть его во лжи или в предательстве. Ваши предположения убедительны, но будь я проклят, если могу вообразить себе Мака, втыкающего нож в хребет Санкару…
Анита дала бы руку на отсечение, что в этой речи нет ни грамма фальши. Руэда искренне сочувствовал запертому в трюме великану, переживал за него.
Она призадумалась. Во всем происходящем была какая-то тайна. Посвящен ли в нее капитан? По крайней мере, он знает больше, чем говорит.
Они замолчали и – каждый со своими думами – смотрели, как расправляются паруса шхуны и как ветер наполняет их, выгибая прочные льняные холстины. Даже не прибегая к лагу, можно было сказать, что судно набирает ход.
– Простите, сеньора, – пробурчал Руэда. – Я должен дать указания рулевому.
Он выбил трубку и зашагал к штурвалу. Анита еще немного задержалась на палубе, пересчитала моряков на мачтах, убедилась, что все, помимо заключенного в короб Мак-Лесли, в наличии, и пошла к себе в кормовую каюту.
Там она застала мирную экспозицию: Вероника, свернувшись калачиком, посапывала на тюфяке, а Максимов сидел на койке и покачивался, отталкиваясь ногой от пола.
– Дрыхнет, – показал он на служанку, хотя факт был нагляден и в комментариях не нуждался. – Еле добудился, чтобы она мне дверь открыла. Вошел, а она опять на матрац – и в сон…
– Пусть спит, – Анита пристроилась рядом с ним и поежилась; на воздухе, пропитанном послештормовой свежестью, было прохладно, хотелось прижаться к теплому боку Алекса и согреться, что она и сделала.
Он обнял ее, прижал к себе. С расспросами не приставал, за что Анита была ему благодарна. Ей требовалось сейчас одно: посидеть в относительном спокойствии и еще раз проверить звенья выстроенной ранее логической цепочки, чья незыблемость уже не казалась абсолютной.
Если Мак-Лесли был давним знакомцем Санкара, то почему тянул с убийством? Не проще ли было провернуть все на суше в какой-нибудь портовой ночлежке, битком набитой неблагонадежными элементами? И неужели он надеялся, что капитан, расследуя ночное злодеяние, не учинит досмотра личных вещей и не обнаружит похищенное у индуса райское дерево?
Руэда, будем откровенны, тоже ведет себя не так, как должно. Аморфен, инициативы не проявляет. Небось, рад был бы пустить дело на самотек. Что-то тут не так…
От безответных вопросов глаза у Аниты слипались, мысли путались, и она стала проваливаться в сонный омут. Петушиный крик, пусть и приглушенный, но вполне различимый, заставил ее встряхнуться и вскинуть голову.
– Где это? – пробормотал Максимов, тоже наполовину погрузившийся в дрему. – Ах, да… в трюме… Свежий провиант…
– Который час? – забеспокоилась Анита.
Алекс сверился с водонепроницаемым хронометром, висевшим над дверью.
– Без пяти пять. А что?
– Обычно петухи в такое время не поют… Может, Мак-Лесли пришел в себя и напугал его?
Сон как норд-вестом выдуло. Анита спрыгнула с койки и переступила через почивавшую Веронику (вот кого из пушки буди – не разбудишь!). Обернулась к Алексу.
– Ты со мной?
– Спрашиваешь! Одну ни за что не отпущу.
Когда они вышли из своей затхлой комнатушки, аврал на шхуне уже закончился. Корабль под всеми парусами держал путь на юг, а команда, выполнив работы, разбрелась по палубе. Хардинг сидел на кнехте и курил тонкую папироску, японец у штирборта откашливался и плевал в море, Рамос шел на корму с лотом в руках, чтобы измерить глубину. Задержавшись около капитанской каюты, Анита на миг прильнула к дверной щели. Сеньор Руэда сидел за столом и водил карандашом по карте. Анита побарабанила пальцами по филенке. Капитан оторвался от своего занятия и с неизменной трубкой в зубах подошел к порогу, приоткрыл дверь.
– Вы, сеньора?
– Я… Не хотите ли с нами прогуляться в трюм? Мне кажется, Мак-Лесли уже в состоянии дать показания.
Люк, ведущий в нижний ярус корабля, не замыкался, но Анита помнила, что узилище шотландца заперто на замок, и ключ находится у Руэды. К тому же проводить допрос полагалось в присутствии официального чина, каковым и являлся шкипер.
И вот они втроем спустились по лесенке в трюм. Сеньор Руэда нес маленькую свечу, и это был единственный источник освещения, еле-еле рассеивавший густую тьму. Что должен чувствовать Мак-Лесли, придя в сознание в своей железной камере? Его-то не снабдили ни спичками, ни кресалом, и он понятия не имел, куда его ввергли.
В трюме Анита услышала только кудахтанье кур где-то за бочками, больше ничего. Капитан стукнул кулаком по стенке короба, она отозвалась гулом.
– Мак! Мак, это я!
Шотландец безмолвствовал – ни мычания, ни шевеления.
Руэда провернул ключ в замке, откинул дужку и распахнул дверцу. Просунул в короб руку со свечой, и вытянутый язычок пламени затрепетал.
– Что с ним?
Арестант лежал лицом вверх, и на его губах застыла блаженная улыбка. Он не дышал и не подавал признаков жизни.
Руэда тронул жилку у него на шее, отдернулся.
– Умер? – произнесла Анита дрогнувшим голосом.
– Да… Теперь уже точно…
