Александр Рудазов
Паргоронские байки. Том 6
Птенец олуши
1468 год Н.Э., Парифат, Мистерия.
Снежок опять начал орать с самого утра. Я проснулся от того, что он уселся мне на живот и гнусаво выводил одну и ту же ноту. Какое-то время я пытался притворяться спящим, но это не так-то просто, когда твой кот – фамиллиар, который в буквальном смысле слышит твои мысли.
Нет, мысли я еще мог от него закрывать. Мне было бы довольно неуютно существовать, слышь он каждую из них. Но уж с самочувствием-то не получалось никак, и отличить меня спящего от меня бодрствующего он всегда умел с легкостью.
И как только он почувствовал, что я пробудился, но притворяюсь спящим, то пришел в ярость. Возмутился таким гнусным обманом и удвоил натиск.
Знаете, какие когти эта тварь отрастила? Какие мышцы нажрала? Куда делся тот крошечный котенок, которого я пять лет назад вытащил из реки?
Он превратился в жирного шерстяного мудилу.
– Абсолютно не согласен, – раздался сварливый голос, который мог услышать только я. – И я бужу тебя не потому, что умираю с голода, а потому, что жаворонок пропел в третий раз.
Вот тут у меня резко распахнулись глаза. Уже третий рассветный час?!
Я скинул Снежка и принялся натягивать тунику. Третий рассветный… наверняка все уже собрались, ждут… я не могу снова опоздать, мне уже два раза ставили на вид!
– Между прочим, ты видел соседского кота? – продолжал ворчать Снежок. – Он гораздо жирнее меня. Ходит и важничает. А ведь он даже не фамиллиар.
Пропустив это мимо ушей, я кинул ему рыбу из холодильного сундука и заметался в поисках штанов. Да куда ж я их вчера швырнул?!
– Мне вредно рыбу, сколько раз я тебе говорил? – пошевелил ее лапкой кот. – Когда будет курица?
– Ешь быстрей, мы опаздываем! – прикрикнул я.
– Он проспал, а опаздываем мы, – раздраженно дернул хвостом Снежок.
Сам я завтракать не стал, только отхлебнул молока из кувшина. Плеснул и Снежку, но он аж скривился. Будучи целительным фамиллиаром, он лучше всех разбирался в том, что полезно, а что вредно – и не уставал об этом напоминать.
Ничего, попоститься ему точно не вредно. Кошки – пустынные хищники, для их метаболизма нормально есть нерегулярно. В общем-то, им это даже полезно.
– Гнилые отмазки, – с отвращением произнес Снежок.
Схватив кота под мышку, схватив папку с проверенными работами, я вылетел за дверь и понесся к зданию Провокатониса.
Вот уже почти год я живу на территории КА. Собираюсь поступать в магистратуру, знаете ли, а для этого нужен преподавательский стаж. Либо провести практику для двух практикантов, либо два года отработать в университете. При втором варианте больше нагрузка, зато быстрее заканчивается. К тому же за это платят жалованье, а желающим еще и предоставляют квартиру.
В моем случае это было особенно актуально. Я все еще не обзавелся собственным домом, снимать было дороговато, а все время гостить у дяди или друзей стало уже совсем неудобно. С родителями мои отношения оставались ледяными, как айсберг.
Так что получить место преподавателя ятрохимии стало большой удачей. Хорошо, что в свое время я стал развивать Снежка именно в этом направлении. Для фамиллиара он был еще очень молод, но у него уже отлично получалось заживлять и обеззараживать раны, выводить из тела вредоносных хомунциев и взбадривать прану. Он мог просто лечь на больного – и тому сразу становилось лучше.
– Вот именно, а ты меня не ценишь, – сказал болтающийся под мышкой Снежок.
С его помощью я немного сократил путь. Одолжил на минутку его способности – и сразу заметил «глаз», микротрещину в пространстве. Их полно вокруг, кошки их прекрасно видят – и пользуются, конечно.
Это не так здорово, как летать с помощью дракончика. Но невозможно иметь все сразу.
– Хватит сравнивать меня с этой ящерицей, – сердито сказал Снежок.
Ему не нравилось, когда я вспоминал о своем первом фамиллиаре. Он ревновал, хотя ни за что бы в этом не признался. Но мне и вправду не хватало полетов, и я иногда подумывал, не обзавестись ли вторым фамиллиаром. Летающим.
О, вот еще «глаз». В КА их полно, тут все пронизано червоточинами. Этот выбросил меня аккурат в корпус Униониса, всего этажом выше нужной аудитории. Я почти что слетел по перилам и лишь в самый последний момент замедлил шаг, чтобы войти степенно и чинно.
Я все-таки опоздал, но всего на минуту. Это допустимо. Я бросил на стол папку и посадил рядом Снежка, которому дети явно обрадовались сильнее, чем мне. Хотя как дети… это третьекурсники, большинству уже по тринадцать-четырнадцать.
Правда, фамиллиаров пока ни у кого нет – ими редко обзаводятся до четвертого курса.
Ятрохимия – это биологическая магия. Очень востребованное направление. Где бы волшебник ни жил и чем бы ни занимался, он всегда может подрабатывать как лекарь. Полезно что для себя, что для семьи, что для работы.
По-настоящему глубоко ятрохимию изучают только на Монстрамине – там она начинается с первого же курса и продолжается до самого конца. Но в остальных институтах ей тоже уделяют внимание – она обязательно есть на третьем и четвертом курсах, а дальше по желанию, факультативами.
Ее многие берут. А я вот в свое время не брал, делая упор на физмагию – и горько потом пожалел.
– Очень, очень горько, – сказал Бельзедор.
Так что я решил наверстать упущенное, когда завел нового фамиллиара – благо коты для такого просто идеальны. Они великолепные энергетические доноры, а их мурчание не только улучшает настроение, но и восстанавливает физические силы.
Именно этому я и учил третьекурсников уже десятую луну. Основам ятрохимии с точки зрения адепта Униониса – как исцелять через посредство фамиллиаров и тульп. Я был молодым преподавателем, мне еще не исполнилось тридцати, и если не считать жесткого графика, жизнь меня полностью устраивала. От двух до трех занятий в день, практикумы, постоянное общение с коллегами, хорошенькие девушки…
– Я надеюсь, это не будет история о том, как и почему тебя устраивала жизнь? – снова перебил Бельзедор. – Мы все Лахдже расскажем.
Я снова начинаю уходить в сторону, да? Меня постоянно заносит, когда рассказываю о себе. Сложно абстрагироваться, когда речь не о ком-то другом, а о моем собственном прошлом, причем о таких давних событиях…
– Я тебя сейчас ударю за то, что ты такой нудный, – спокойно сказал Бельзедор. – И полвека назад – это не давние события. Вот в рассказе о Всеблагом были давние, а меньше ста лет назад – это свежие новости.
Дегатти окинул его злым взглядом и немного помолчал, собираясь с мыслями.
Это был самый обычный день, ничем не примечательный. Но именно тем утром я впервые подумал, что готов обзавестись вторым фамиллиаром.
В самом наличии второго фамиллиара ничего особенного нет. У многих больше одного. Обычно, правда, это делается после магистратуры, потому что тут все-таки уже начинается продвинутая магия. Сложное расщепление сознания, поддержка сразу двух «живых инструментов»… это как есть сразу двумя ложками или драться сразу двумя мечами. Не то, чему можно научиться сходу.
Но я был преисполнен амбиций. Я более чем оправился от драматических событий юности и вновь начал считать, что мне все по плечу. Готовился поступать в магистратуру, видел впереди звание профессора… и да, уже мысленно репетировал речь, которую произнесу на вручении Бриара.
– Кстати, за что ты ее в итоге все-таки получил, напомни-ка? – спросил Бельзедор.
– Десять фамиллиаров, – чуть горделиво произнес Дегатти. – Десять самостоятельных «осколков» высокой мощности. Включая три неодушевленных. Это не абсолютный рекорд, но близко.
Но тогда я думал в другом направлении. У меня был всего один фамиллиар, а просто заведя второго, я никого бы особо не впечатлил. Да, повторюсь, обычно это делают после магистратуры, а мне не было еще и тридцати, но все равно в этом не было бы ничего особенного.
Так что я стал думать, как бы мне это так… ладно, назовем вещи своими именами… выпендриться. Я хотел, чтобы обо мне заговорили, чтобы на меня обратил внимание ученый совет, а для этого нужно сделать что-нибудь такое, чего до меня не делал никто.
В итоге я решил попытаться заарканить фамиллиара на расстоянии. И не просто на расстоянии, а в запредельном пространстве. Сквозь Кромку. В этом нет никакого практического смысла, но именно поэтому никто раньше такого и не делал.
Я на тот момент уже мог считать себя опытным путешественником по Закромочному. Я ведь побывал в Лимбо, провел там довольно много времени. Да, это всего один мир, причем даже не настоящий мир, а Лимбо… но это на один мир больше, чем у почти всех обитателей Парифата.
Коня для путешествий у меня тогда не было, конечно. Это сейчас я могу просто оседлать его и отправиться куда угодно, а тогда все было сложнее. Тем более, что я и не собирался перемещаться сам, я собирался осуществить… нет, не призыв. Просто призвать какого-нибудь зверька с другой «страницы», а затем обратить его в фамиллиара – это всего лишь два отдельных ритуала, каждый из которых сам по себе довольно прост. Наверняка такое проделывали и до меня, а если даже и нет – в этом точно нет ничего впечатляющего.
Я имел в виду другое. В КА у меня был свободный доступ к библиотеке Мазетти, и я быстро выяснил, что именно сквозь Кромку фамиллиаров действительно никто не создавал. И мне показалось, что это станет отличной темой для диссертации.
Если только я сумею такое проделать.
Ничего принципиально невозможного в этом нет. Обращение в фамиллиара не требует тактильного контакта. Это можно делать на расстоянии… но оно не должно быть большим. Слишком интимный процесс – мы ведь в буквальном смысле обмениваемся частицами души. Перемешиваем наши внутренние «я», в некотором смысле становимся одним существом в двух телах.
Так что лучше все-таки находиться друг к другу поближе. Потому что чем больше расстояние, тем больше рассеивание маны. А чем больше рассеивание, тем больше этой маны требуется. Ну вы в курсе, как работает волшебство.
Но Кромка, как вам опять же прекрасно известно, являет собой какое-то почти несуществующее расстояние. Именно поэтому призывать кого-то из запредельных пространств зачастую проще, чем из нашего же мира. Так что я был уверен, что все сработает, если все сделать правильно.
И я стал… шарить в запредельном. Искать кого-нибудь с крыльями. К тому же я рассчитывал, что иномирное животное, даже самое простое, упростит мои переходы через Кромку. Я прекрасно помнил, как сложно было выбраться из Лимбо.
– Так приятно слышать, что это событие оставило неизгладимую травму в твоей психике, – заметил Бельзедор. – Продолжай это повторять, каждый раз радует.
Мне нужен был самый простой зверек. Процедура сама по себе предстояла беспрецедентная, я не хотел дополнительно ее усложнять, связываясь с демоном или какой-нибудь волшебной тварью. Целые вечера я проводил, медитируя с котом. Магия адептов Униониса неотрывно связана с фамиллиарами или тульпами, и мы со Снежком всегда колдовали вместе.
Недостатки подобного метода очевидны. Если вы ошиблись с выбором фамиллиара, если связали жизнь с кем-то вроде Снежка – вы это уже никак не исправите.
– У тебя хотя бы выбор был, – недовольно сказал Снежок. – А меня никто не спрашивал, хочу ли я из нормального кота становиться вот этим вот.
– А может, мне поработать в другом направлении? – задумался я. – Поискать способ безболезненно разорвать связь?.. Станешь снова обычным котом, бессловесным. А в фамиллиары я другого кота возьму. Вон того, рыжего.
Рыжий кот словно понял, о чем я говорю, и подбежал к нам. Всем видом он показывал, что готов хоть сейчас… а еще он хочет пожрать, очень хочет. Благодаря Снежку я чувствовал эмоции обычных неразумных котов и внушал им определенную симпатию, а еще мог частично доносить свои мысли. Они в некотором смысле видели во мне вожака, альфу.
Снежок таким моим способностям не радовался и на чужих котов шипел. Зашипел он и сейчас, особенно когда рыжий стал подбираться к его рыбине.
Хотя сам Снежок все равно не собирался ее есть.
– Ты же не хочешь, тебе вредно, – укорил я.
– Но это мое! – возмутился Снежок.
Рыжий все же воровато схватил рыбу, но задерживаться не стал – перепрыгнул обратно на соседский балкон. И на самом деле он не хотел становиться чьим-то питомцем – его устраивало бегать по общаге и кормиться то там, то тут. А Снежок хоть и шипел на него, но иногда все же общался – ему тоже хотелось поболтать с кем-то кроме меня.
Жил я тогда один. Не монашествовал, понятно, у меня периодически случались приятные знакомства, но обычно они не длились долго. Незадолго до начала тех экспериментов я полюбовно расстался с одной очаровательной особой, бакалавром Аргентарта. Она работала поваром-создателем в университетской столовой, и пока мы с ней встречались, я слегка раздался в талии… но это к делу не относится. Главное, что мне никто не мешал.
Чтобы ни на что не отвлекаться, я дождался летних каникул. В день Оловянного Дельфина школяров распустили по домам до Бумажного Вепря. Две с половиной луны я предоставлен сам себе и, как и многие преподаватели, буду вести собственные исследования. Повышать уровень квалификации.
Когда я окончательно все рассчитал и уверился, что все получится, то первым делом убрал подальше вещи, отодвинул мебель к стенам… понятно, почему? Процедура обретения фамиллиара очень сложна. Мы обмениваемся частичками душ, и всегда существует вероятность, что первые несколько минут будешь немного не в себе. Нет, у меня оба раза все проходило идеально, но техника безопасности – не та вещь, которой стоит пренебрегать. Именно этому я учил своих школяров и не собирался лицемерить, игнорируя свои уроки сам.
Впрочем, у меня было не очень-то много вещей и мебели. КА не скупится, предоставляя квартиры своим работникам, но обставляют их по стандартному комплекту. Расширяющаяся кровать казенного образца, письменный стол, пара стульев, шкаф повышенной размерности, камин, холодильный сундук, малое стенное дальнозеркало (неснимаемое), водяная чаша, отхожее седалище, да еще пара мелочей. Ничего сверх необходимого. Ел я обычно в столовой, а из гостей принимал только однажды дядю Жробиса, да несколько раз Вератора. Он тогда как раз начал создавать свою дружбосеть и все пытался меня в нее затянуть.
Личных вещей у меня тоже особо не водилось. Одежда, книги, кое-какие безделушки, набор для маноры и несколько артефактов. Отличный бездонный кошель, прекрасный защитный плащ… я заполучил эти предметы с опасностью для жизни и очень ими дорожил. Фамиллиарами они, понятно, тогда еще не были.
А еще у меня было Кольцо Миров. Это редкий и ценный артефакт. Достаточно его надеть, чтобы перенестись в Лимбо – а уже оттуда можно попасть куда угодно… если найдешь дорогу.
Я собирался однажды попутешествовать с его помощью, посмотреть другие миры, но не желал с этим торопиться. Слишком хорошо был знаком со статистикой невозвращенцев. Запредельные пространства – не лужайка с веселыми кроликами, там очень легко сгинуть.
Однако именно сейчас Кольцо Миров должно было сыграть важную роль в моем опыте. Я не надевал его, а только коснулся. С другой стороны лапку положил Снежок – и вместе мы… забросили удочку.
Это действительно походило на рыбалку. Мы шарили… я шарил почти вслепую. Я делал большую часть работы, Снежок в основном осуществлял энергетическую поддержку, а заодно ворчал, какая глупость, какая чудовищная глупость искать второго фамиллиара, когда у тебя есть такой великолепный кот.
Возможно, в чем-то он был прав. Но я уже настроился, уже загорелся. Ощущая живых существ как этакие комочки тепла и света, я подбирался к ним, пытаясь хотя бы приблизительно понять, что за бестий касаюсь.
Поначалу мне не везло. Все время попадались рыбы и головоногие. Потом я немного сместился и пошли сплошные грызуны. Кажется, крысы. Еще было много каких-то ластоногих, а один раз я оказался рядом с кем-то разумным… почти уверен, что человеком. Духовные импульсы разумных легко отличить от животных, они заметно мощнее и сложнее устроены.
Но в конце концов мне улыбнулась удача. Птица – и птица летающая! Морская, по всей видимости, и не очень крупная, но за размерами я не гнался, а чем она питается – безразлично. Главное, что это птица, что скоро я снова смогу ощутить за спиной фантомные крылья.
Я сформировал связь и начал… но я не буду подробно описывать процедуру. Если вам интересно, как мы создаем фамиллиаров, почитайте соответствующую литературу, а тут речь о другом.
У меня не получилось. Что-то пошло не так. Вместо того, чтобы почувствовать связь с существом на другой «странице», я почувствовал дурноту. Перед глазами все поплыло, голова закружилась, и я… вылетел из своего тела.
Очень знакомые ощущения. Нас учили такое проделывать на специальных занятиях. Но сейчас это происходило против моей воли, и я запаниковал.
Возможно, я бы еще смог вернуться, если бы сразу взял себя в руки. Но это было как с утопающим, когда отчаянно колотишь по воде, дрыгаешься и в результате только глубже погружаешься. Меня выбросило из тела, на мгновение я увидел сияющий свет и серую дымку… а потом меня втянуло в другое тело.
И я покатился кубарем. Потерял равновесие и упал, полетел с какого-то склона… при этом махал хилыми крылышками и растерянно курлыкал.
Думаю, не нужно пояснять, что именно со мной случилось. Я тоже сразу догадался… и поначалу запаниковал еще сильнее, но быстро успокоился и стал думать, как все исправить.
Прежде всего я разобрался с тем, где нахожусь. Морской берег, довольно крутой. Холодно, кое-где лежит снег. У самой воды лежбище тюленей, а повыше гнездимся мы… да, теперь это «мы». Судя по всему, какой-то вид олуши. Они противно орали, дрались друг с другом, летали туда-сюда с рыбой или порожняком.
И высиживали птенцов, в одного из которых я угодил.
По крайней мере, мне попался не только что вылупившийся. У меня уже открылись глаза, тело покрывал теплый белый пух, лапы и крылья худо-бедно слушались. Но меня все еще кормили «родители»… как унизительно. Они сразу заметили, что я выпал, и теперь метались в воздухе, оглушительно крича.
За пределами гнезда явно опасней, чем в нем, так что я потащился обратно. К счастью, упал я по пологому склону, а тело птенца было таким мягким, что ничего не повредилось.
Вот с другой стороны, где шумело море… да, если бы я упал туда, то был бы уже мертв. Если бы меня не убила высота, то уж точно сожрали бы тюлени.
Забравшись в гнездо из липких от гуано водорослей и получив от «мамы» утешительную рыбешку, я принялся обращать случившееся вспять. Пытаться. Сначала-то я думал, что ничего страшного не случилось, что для паники нет причин – я просто рассею чары и вернусь в свое тело… но у меня ничего не получалось.
Оказалось, что в этого птенца попал не я целиком. Не вся моя астральная составляющая, как обычно бывает. Тут были только мои сознание, интеллект, личность… а вот магическое начало осталось дома!
И это означало, что я застрял намертво.
Вот теперь откуда-то изнутри стал подкатывать ужас. Поставьте себя на мое место. Вы в другом мире, заперты в теле птенца олуши, лишены волшебной силы и даже не можете говорить. Это… нет, положения хуже бывают, но не так уж много.
Со Снежком связаться тоже не получалось. Причем обмыслив все, я даже понял, почему магическое начало не последовало за остальными – его удержала связь с фамиллиаром. Мое волшебство осталось там, в маленькой квартире, на седьмом этаже общежития сотрудников КА.
Как же я допустил такую промашку? Сидя в гнезде и машинально пожирая сырую рыбу, я думал, думал, думал. Размышлял, где ошибся и как это исправить.
Нет, я мог допустить ошибку, конечно. Недостаточно маны, слишком слабая концентрация, слишком сильное сопротивление птицы… что угодно может быть причиной. Но в любом из этих случаев ничего бы просто не произошло. Я остался бы на своей циновке слушать издевки Снежка, а назавтра попытался бы снова.
Но раз я здесь и над головой у меня орут олуши, то значит там…
– …Рря-ря-ря-ря!.. Рря-ря-ря-ря!..
– Ну вот и все, – сказал Снежок. – Мой человек пал жертвой собственной глупости. Я всегда знал, что так закончится.
Он посмотрел на свои белоснежные лапки с великолепной остроты коготками. Что ж, по крайней мере, он все еще способен четко мыслить и не чувствует никакого дискомфорта. Значит, он все еще фамиллиар. Снежок смутно помнил существование в виде простого кота, но мышление тогда точно не было настолько ясным, способным на сложные умозаключения.
Встречая иногда других котов, Снежок открыто их презирал. Низшие существа. Человек думает, что ему жалко еды, что он охраняет свою территорию… ох, как же ему объяснить…
Как ему объяснить это теперь, когда он явно утратил способности к обслуживанию кота?
Человек истошно орал, махал руками и пытался подняться на ноги. У него не получалось, он изо всех сил старался выгнуть колени назад. А ощущая его мысли, Снежок… не ощущал там никаких мыслей. Только эмоции и желания, темные и простые.
Рыбы нет! Только что была! Теперь нет?! Нет! Все какое-то странное! Где другие?! Страшно! Мама, кушать!..
Как-то так теперь ощущался человек. Снежок с отвращением покачал головой. Очевидно, что эксперимент закончился ожидавшейся неудачей… причем такой неудачей, что всем неудачам неудача.
В стиле человека. У Снежка не было возможности пообщаться с другими людьми, он все еще не выучился говорить так, чтобы его понимали все, а не только Майно Дегатти, но уже усвоил, что его волшебник – не самый светлый луч в темном царстве. Талантлив, этого не отнять, но при этом редкий растяпа и пустозвон.
И вот, полюбуйтесь, к чему его это привело. Он что, обмочился?.. Да, напрудил прямо в штаны. Ну конечно, ведь теперь в его теле какая-то тупая птица, да еще и птенец, судя по мыслям. Птенцы – это не люди и не коты, они не умеют ходить в туалет.
– Слушай, а обязательно с такими подробностями?! – не выдержал Дегатти.
– Пусть рассказывает! – восхищенно воскликнул Бельзедор. – Продолжай, Снежок!
Белый кот, которого волшебник извлек из кошеля, чтобы тот помогал с эпизодами, в которых сам Дегатти не участвовал, важно откашлялся и продолжил. Он наслаждался вниманием.
Теперь, когда человек утратил способность связно мыслить, Снежку стало проще им управлять. Та штука, которая делала человека волшебником и связывала с фамиллиаром, осталась при нем. Все остальное улетело, а это осталось – поэтому Снежок слышал его мысли и мог внушать свои.
Но пока что удалось только заставить его не вставать. Куда его вообще несет, если в теле птенец? Разве птенцы не должны сидеть смирно в гнезде и ждать родителей или голодного кота?..
А, точно. Вот в чем дело. Тупая птица видит кота и паникует.
– Я тебя не съем, – пообещал Снежок, между делом доедая куриную грудку. – У меня пока есть еда.
Правда, еды осталось не так уж много. Обычно они с человеком ели вместе, за одним столом. Либо в университетской столовой, либо приносили сюда. Запасов не делали, потому что человек – существо недальновидное и не верит, что в Клеверном Ансамбле однажды может закончиться продовольствие.
А теперь Снежку нужно чем-то питаться самому и кормить это тело.
Интересно, будет ли он рыбу? Котам-то она вредна, Снежок точно знал. Прочитал в прошлом году в учебнике зоологии.
Ничего, сожрет. Это котов надо беречь, а человек – тварь неприхотливая. Они еду и сами портят, потому что считают, что недостаточно вредно. Жарят, коптят, промасливают, солят и подслащивают. Жалкие существа инстинктивно чувствуют свою ущербность, а потому всеми силами стараются сократить и без того малый жизненный срок.
Да, птице в теле человека понравилась сырая рыба, но попытка проглотить ее целиком вызвала приступ удушья и исцарапала горло. И кот Снежок, кое-как вырвав у тупорылой твари тушку, попытался сесть на человека, чтобы исцелить.
Но тот запаниковал, скинул кота – и его снова пришлось успокаивать, подавлять волю.
Снежок, будучи фамиллиаром-котом, прекрасно умел воздействовать на разум. Но прежде он подавлял волю человека тонко и незаметно, а теперь стесняться перестал. В конце концов, положение у него безвыходное – тело должно оставаться в хорошем состоянии на случай, если человек вернется.
Да нет, что еще за «если»? Вернется, конечно. Очень скоро вернется. Потому что если нет… Снежок немного занервничал.
Быть фамиллиаром без волшебника не очень-то весело. В Валестре даже есть специальное учреждение – что-то вроде дома призрения для фамиллиаров и тульп, лишившихся волшебников. Многие после такого и не выживают, а те, что выжили… они все грустные и потерянные.
Нет-нет, человек обязательно вернется. Ведь тут осталась его магическая оболо… ах ты тля.
Хотя нет, стойте!.. Раз магическая оболочка осталась тут, человек все еще связан с этим телом! А значит, он вернется, если…
…Я должен сдохнуть! Меня озарило. Если в этом теле застряла только моя ментальная часть, а физическая и магическая остались там, то разум вернется домой, как только это тело умрет. Без труда вытолкнет подселенца и… ярыть, как-то совестно перед бедным птенцом.
Но положение безвыходное. Мне жаль его, но не настолько, чтобы до конца своих дней оставаться олушей. От старости эта птица может умереть только лет через пятнадцать, а то и двадцать… сколько вообще живут олуши?!
Я никогда не интересовался, знаете ли.
Да и мое настоящее тело столько просто не продержится. Олуша не сможет в нем существовать, она его убьет или покалечит. В лучшем случае меня упрячут в Госпитиум, и я пополню ряды одержимцев, телолишенцев, безумных психозрителей.
Надеюсь, Снежок сейчас присматривает за… мной, но он все-таки только кот, его возможности ограничены. Даже если он свяжется с Кустодианом, объяснит им все, если они организуют спасательный ритуал… сколько времени это займет?
И как это скажется на моей репутации? Майно Дегатти, блестящий молодой волшебник, будущий лауреат премии Бриара… по собственной дурости застрявший в теле олуши.
Я стану посмешищем.
Нет, ко всем хракам эту олушу. На кон поставлено слишком много, так что… как тут проще всего подохнуть?..
– Серьезно, Дегатти? – насмешливо спросил Бельзедор. – Вся твоя любовь к животным пропала в момент, когда ты понял, что для твоего спасения птенец должен умереть?
– Ну да, – пожал плечами Дегатти. – Я люблю животных, но я не адепт Священной Природы. Я ем мясо. И яйца ем.
– Вот видишь, мы не такие уж разные, – сказал Янгфанхофен.
Как только я догадался, как все исправить, то снова перевалился через край гнезда и засеменил к краю обрыва. Не к тому покатому склону, по которому скатился в первые минуты, а прямиком в пропасть, к морю и тюленям. Даже если они не едят птенцов – их туши меня просто раздавят.
Умирать будет больно, но ничего, вытерплю.
И я почти добрался. Почти перевалился через край. Почти упал… но в последний момент меня схватили чьи-то руки.
– Куда ж ты, малыш? – раздался оглушительно громкий голос.
Огромные ручищи подняли меня в небо. Как пара лопат. Словно великан… только это был не великан, а самый обычный человек.
Я не сразу это понял. У олуш и вообще птиц совсем другое зрение. Вместо трех цветов я видел четыре – красный, синий, зеленый и сверхфиолетовый. Вы даже не представляете, насколько красочней все окружающее, когда добавляется всего один цвет. Поле зрения тоже гораздо больше, глаза очень широко расставлены.
Так что в первый момент я испугался, хотя казалось бы – чего бояться, если я сам уже настроился сдохнуть? Я забился, заорал, но великан… человек держал меня крепко.
– Ты зачем схватил? – подошел к нему второй. – Ни в коем случае нельзя трогать птенцов.
– Но… он же… – растерялся первый.
– Упал бы и упал. Был бы хороший кадр. А теперь монтировать придется – ты зачем влез?
Я понимал каждое слово… ну, почти каждое. «Кадр» и «монтировать» оставались чем-то непонятным. По крайней мере тут рядом много людей, раз при межкромочном переходе я подцепил языковой пакет. Только вот хорошо ли это для меня?
Плохо. Это оказалось плохо, потому что конкретно эти решили сделать из меня актера. Как я понял, они тут снимали что-то вроде представлений с помни-зернами, только вместо магии использовали какое-то громоздкое оборудование. Что-то вроде гремлинских махин или субтермагических конструктов.
И таково уж оказалось мое невезение, что обустроились они именно рядом со мной – и один из них не дал мне умереть. А теперь, раз уж я им попался, они стали снимать, что я делаю, как живу.
А я, конечно, по-прежнему пытался умереть.
– Не, так дети будут плакать, – сказал первый человек, толстый и бородатый.
– Да отстань ты от него! – возмутился второй, маленький и лысоватый. – Пусть плачут! Не препятствуй естественному отбору! Еще раз его тронешь, я на тебя жалобу подам!
– Кому, мне? – саркастично спросил бородач, снова оттаскивая меня от обрыва. – Святая корова, какой суицидальный птенец!
Кроме этого злополучного обрыва вариантов сдохнуть было немного. И от него меня все время отгоняли. Можно было, конечно, просто дождаться, пока они закончат и оставят меня в покое, но мне уже не терпелось. И я решил попробовать объясниться.
Мой клекот они, конечно, не поняли. Я старался изо всех сил, но вызвал только еще больший интерес к себе. Исторгаемые мной звуки показались этим типам необычными, но, конечно, и близко не похожими на человеческую речь.
Тогда я выбрал участок, где почва была чуть мягче, и принялся расчерчивать ее клювом. Местный язык теперь сидел у меня в подсознании, и не только устный, но и письменный, так что я написал: «Дайте мне умереть».
Слава Кому-То-Там, на местном языке эта фраза оказалась почти вдвое короче, чем на парифатском.
– Ты знаешь, я ведь не сумасшедший, – задумчиво сказал лысоватый. – И я ведь не пил. И не пью. Я веду здоровый образ жизни. А ты?
Бородач ничего не ответил. Но он достал из-за пазухи фляжечку и отхлебнул, тоже пялясь на мою надпись.
А я пошел к обрыву. Теперь-то они все поняли и не будут препятствовать волшебнику.
Так?
Не так. Видимо, птичьи мозги все-таки начали влиять на мое здравомыслие, если я решил, что это может сработать. Когда меня снова схватили, я запоздало сообразил, что это было худшим, что я мог сделать в такой ситуации.
– Пустите меня, руки уберите! – орал я, вырываясь и клюя бородатого.
Они слышали только клекот. Только нечленораздельные визги.
– Слушай, мы должны отнести его в твой университет, – сказал лысоватый. – Я вообще не понял, что это было, но это что-то… что-то сатанинское.
– Ну… ну не… ну нет. Достань-ка… разверни-ка… достань-ка клетку, – выговорил бородатый, с трудом удерживая бьющегося меня. – Хорошо, что я взял.
