Александр Рудазов
Паргоронские байки. Том 4
– Я не волшебник, – повторил он снова. – Иначе их сраный Апофеоз убил бы меня вместе со всеми остальными. Я адепт Учения У.
– Учения У?..
– Учения У. Я его сам выдумал. У… беждение. У… веренность. У… шат.
– Ушат?.. При чем тут ушат?..
– Он тоже на «у».
Монго жадно слушал. Машибухер плел какую-то ахинею, но понемногу сквозь нее проступала истина… и оказалось, что в этой-то ахинее вся и суть. Оказалось, что сила святого Машибухера – в том, что он сумел подняться над волшебством. Овладеть тем, что для смертных считается недостижимым.
Тем, что умеют только боги.
– На самом деле это настолько просто, что даже смешно, – сварливо говорил Машибухер. – Только не умеет этого никто. Бриар подошел ближе всех, но даже он не сумел побороть зависимость от маны. П-фе. Не нужна эта мана, лишняя она. Так же как глаза не нужны, чтобы видеть. Все, что нужно – не сомневаться.
– Я правильно понимаю, гуру?.. – осторожно спросил Монго. – Ты просто сам себя убеждаешь, что это правда… и это становится правдой?
– Не себя. Вселенную. Сила убеждения – могучая сила.
– А как ты заставляешь Вселенную тебя слушать?
– Весь секрет в правильной акустике.
– И все-таки…
– Что, сомневаешься во мне? Говорю тебе, дурак, если сильный духом скажет той горе – отдались, так отдалится она в ту же секунду.
– Я, конечно, верю тебе, гуру…
– Все-таки сомневаешься. Ну так смотри. Отдались. Видишь? Отдаляется.
– Эм… гуру…
– Что?
– Ты… пятишься, – с упреком сказал Монго.
– Да. И гора отдаляется.
– Но так-то любой может…
– А я тебе о чем говорю? Любой может это сделать – достаточно поверить в свои силы.
– Ты издеваешься надо мной, – стиснул кулаки Монго. – Может, хватит издеваться надо мной, старик?!
– О, как ты рано начал. Возможно, зря я взял тебя в ученики, – сказал Машибухер, беря гору двумя пальцами. – Так тоже любой сможет?
– Не… не любой… – произнес Монго, изумленно таращась на ладонь грязного старикашки.
Там стояла гора. Все такая же, как была – древняя, несокрушимая, с ледяной шапкой, размером лишь чуть меньше великой Кор-Таррот… но ставшая высотой в палец.
– Так любой или не любой? – спросил Машибухер, возвращая гору на место.
– Любой… не любой… я не знаю!.. Чего ты от меня хочешь?!
– Я хочу? Это ты чего хочешь? Ты сам пришел учиться – вот и отвечай на вопросы.
– Это учителя отвечают на вопросы учеников!
– А ученики – на вопросы учителей. Ты вообще учился где-нибудь, остолоп?
– Меня учили оранги, – огрызнулся Монго. – Не очень много и не очень долго, но у них я научился куда большему, чем у тебя!
– Мы с тобой знакомы десять дней. Имей терпение, макака. Или оно поимеет тебя.
Сказав это, Машибухер ударил Монго палкой.
После этого сим взял себя в руки. Ему все-таки до смерти хотелось научиться волшебству… или, еще лучше, вот этому самому, которое по сути то же волшебство, но, если верить безумному старику, на самом деле нечто большее. И он снова стал ловить каждое слово, послушно медитировать на вершине и довольствоваться плошкой риса в день.
Так прошло полгода. Монго терпел. Монго наблюдал. Монго учился. Он все еще не мог ходить по воздуху и собирать в ладони солнечный свет, но очень пытался научиться.
Время от времени он срывался. Ему периодически снова начинало казаться, что старик над ним издевается. Что он на самом деле – рехнувшийся колдун, который просто забыл, как именно делает то, что делает.
Но потом у Монго впервые получилось. Вся эта галиматья, что нес святой Машибухер… что-то все-таки оседало у сима в голове, что-то там из нее формировалось. Иногда ему казалось, что он почти понимает, что еще чуть-чуть – и он ухватит суть.
И однажды он и в самом деле что-то ухватил.
– Все вокруг нас, все, что мы видим – суть иллюзия нашего восприятия, – говорил Машибухер, ходя вокруг медитирующего сима. – Наши несовершенные тела и души рисуют нам несовершенную картину мира. Мы смотрим, но не видим, потому что упускаем суть вещей.
– А суть вещей – это пустота? – спросил Монго.
– Пустота, если тебе так хочется. Но в этой пустоте больше, чем ты можешь себе представить. Там, куда мы смотрим, есть или вообще ничего, или все сразу.
– П-хе, бессмыслица…
– Познай пустоту, обезьяна! – повысил голос Машибухер. – Ты не познаешь существующее, пока не познаешь пустоту! Атманы – суть врата, чтобы упорядочивать Хаос. Точечные источники воли Творца. Но они – конец пути. А начинаем мы с начала, и начало – это пустота.
– Но Хаос же – не пустота.
– Откуда ты знаешь? Ты видел этот Хаос? Ты там был? Хаос – это расплавленное золото под Тьмой. Океаны конских грив и хребтов драконов. Пожары всех возможных страстей и холодная заледеневшая воля, что кристаллизует их в четкой форме. Хаос – это все сразу, но вперемешку. Одновременно несуществующее, существующее потенциально, способное существовать, будущее существовать когда-нибудь и существовавшее всегда. Но пока Хаос не оформлен, он суть Пустота. И вот с него мы начинаем познание.
Монго слушал. Монго смотрел. Монго таращился в пустоту.
А если очень долго таращиться в пустоту, можно что-то увидеть.
Это было… он не знал, как это описать. Как будто завеса, за которой притаился… Монго не знал, как это описать. Вначале казалось, что это ничего, пустота, но чем дольше Монго смотрел, тем сильнее оно откликалось. Тянулось к его вниманию, как нерожденный ребенок к свету.
Кошмарный, жуткий ребенок.
Оно… оно хотело родиться. Хотело обрести форму.
Монго мог ему ее дать – и оно к нему тянулось.
Оно было безмерно и вечно. Его нельзя было даже сравнить со вселенной, потому что вселенную все-таки можно попытаться осознать, измерить и описать, а это… расширившимися от ужаса глазами сим смотрел, как оно начинает обретать сразу множество разных форм, обликов, возможностей. Становится крошечным и гигантским, сокращается и раздувается, меняет цвета. Является всем одновременно и ничем конкретным.
Монго попытался его удержать – и оно вперилось ответным взглядом.
Или не взглядом. Или не вперилось.
Оно выжидало.
На самом деле здесь был только Монго – и пустота вокруг. И на самом деле длилось это какое-то мгновение. Потом сим вздрогнул, преодолел наваждение и покатился кубарем.
Он упал бы в пропасть, если бы его не схватил за шкирку учитель.
– Ага, вижу, ты увидел Хаос, – удовлетворенно сказал он. – Ну и как тебе?
– Как-то… слов для такого нет.
– Поэтому его и называют невыразимым.
– Кто называет?
– Я.
Сказав это, Машибухер сунул руку… теперь Монго понял, что прямо в Хаос… и достал оттуда банан. Он швырнул его симу, и благодушно сказал:
– Твоя награда, макака. Заслужил.
– Я не макака, – уже привычно сказал Монго.
Но банан взял.
– Я видел там… много вещей, – сказал он. – И чудовищ. Они и вещи… и чудовища. Этот банан – чудовище?
Сказав это, Монго решил, что начинает сходить с ума. Он смотрел на банан и ждал, что тот перестанет быть бананом, станет чем-то еще. Но банан оставался бананом. Довольно банановым бананом с видом и запахом банана. Буквально излучающим банановость.
Чтобы банан точно его не провел, Монго его слопал.
Однако Машибухеру вопрос понравился. Наблюдая за Монго, он довольно улыбался в бороду.
– Вот теперь ты начинаешь ухватывать суть, – сказал старец. – Начинаем учиться по-настоящему.
И потянулись годы. Монго познавал Хаос. Познавал Пустоту. Учился видеть незримое. Применять силу, что не в руках, но в голове. Покорять реальность собственной волей.
Поначалу шло медленно и трудно, но Монго не сдавался.
На исходе третьего года Машибухер научил его летать. Для начала – с помощью подручных средств.
– Держи, – сказал он, сотворив очень плотное маленькое облачко. – Вставай на него.
– О, какое мягкое! – запрыгнул на него Монго. – А что это?
– Облаце. Мне эту штуку эльфийская колдунья дала.
– В смысле дала?.. Ты же его только что создал.
– Нет, это то же самое.
– Но его же раньше не было.
– Будешь допытываться – исчезнет.
– Нет, не надо. Спасибо.
Монго запрыгнул на облаце, покачался на нем, быстро сообразил, как его двигать, и облетел вокруг горы Кор-Таррот. Его охватил дикий восторг – он летел, он по-настоящему летел!
– Погоди, гуру, – сказал он, вернувшись к уступу. – А у тебя что, теперь его не будет?
– Почему это? – сотворил второе облаце Машибухер. – Мне же его эльфийская колдунья дала.
– А…
– А тебе его я дал.
– Но…
– Пользуйся молча!
Собственно Учение У Монго начал ухватывать только еще через семь лет. Десять лет он провел на вершине горы Кор-Таррот, десять лет учился у полоумного старика – но в конце концов это принесло плоды.
Вовремя. Монго уже не чувствовал себя юношей. Ему исполнилось тридцать шесть, а симы живут примерно столько же, сколько и люди. Прыжки по скалам давались не так легко, как десять лет назад, забираться на отвесные кручи становилось все труднее. Он все чаще предпочитал не лазить по горе, а использовать подаренное облаце.
Но сегодня… сегодня Монго просто поглядел на остроконечную макушку, и осознал, что гора есть гора. Гора – это единое целое. Он прямо сейчас стоит на горе. А если он прямо сейчас стоит на горе, то получается… что он стоит на горе.
И Монго оказался на горе. На самой ее вершине. Он нисколько не удивился произошедшему, потому что если бы он удивился – это и не сработало бы.
Он потратил десять лет, чтобы научиться не удивляться. Чтобы убить малейшие сомнения в том, что все работает именно так.
Чтобы подчинить себе реальность.
После этого Монго целый год просидел на вершине Кор-Таррот неподвижно, скрестив нижние руки. Он не ел и не пил, он не чувствовал холода, он не замечал бега времени. Сегодня он познал Пустоту – и все остальное стало незначительным.
Потом ему надоело. Он спустился и съел плошку риса. Ему полагалась плошка риса, так что он съел ее, не дожидаясь, пока учитель ему ее даст.
И лег подремать.
После этого пошло по накатанной. Как только Монго уловил принцип, стало легко. Стало так легко, что он удивлялся – неужели раньше это и в самом деле казалось чем-то сложным. Удивлялся тому, что раньше этому удивлялся.
Монго ходил по воздуху и погружался в глубины камня. Увеличивался и уменьшался. Превращался в зверя, птицу и рыбу. Переставлял горы. Делал и прекращал дождь. Сидел в огне. Покидал свое тело и возвращался в него. Размножал себя и делался невидимым. Узнавал суть вещей. Призывал нужное. Лечил болезни. Становился старым или молодым по своему желанию.
Был бессмертен.
Всего семьдесят две сиддхи, волшебных техники. Хвастаясь перед учителем, Монго выписал их все на один большой свиток. Увеличил до огромных размеров и повесил на гору – чтоб издалека все видали, каков великий Монго!
– Ты и в самом деле способный ученик, – признал и святой Машибухер. – Мне пять с половиной тысяч лет, и за это время у меня были десятки учеников. Среди них были люди, эльфы, гномы, огры, великаны… даже титаны и демоны. Одних я научил одному, других – другому. Кого-то научил сражаться, кого-то – колдовать. Но никто до тебя не сумел познать Пустоту. Никто не овладел Учением У в полной мере.
– А я вот овладел! – рассмеялся Монго, танцуя на потоке ветра. – Потому что я самый, самый, самый великий на свете! Я сильнее всех, я мудрее всех!
– Однажды ты можешь таким стать, – согласился Машибухер. – Но в полной мере ты Учением У еще не овладел. Ты научился видеть незримое – а теперь ты научишься его не видеть.
– Что?.. Зачем?..
– Поймешь, когда научишься.
– Ну еще пару лун я могу потратить, конечно… – почесал в затылке сим.
– Пару лун?.. Глупая наивная обезьяна. Твое обучение только началось. Хорошо, что ты перестал стареть, потому что теперь мы приступим к углубленным знаниям. Это будет в пять раз сложнее. В пять раз дольше.
– В пять раз?! – фыркнул Монго. – Ха!.. Я четырнадцать лет провел на твоей горе, старик! Довольно с меня, я сваливаю!
На лицо святого Машибухера легла тень. Древний старец помолчал, а потом неохотно сказал:
– Рано ты сваливаешь. Я никого еще не уговаривал остаться, но… ты рано сваливаешь. Ты пока выучился только… фокусам.
– Мне хватит и фокусов, – отмахнулся Монго.
– Зря. Ты можешь достичь большего.
– Мне надоело.
И Монго покинул учителя. Просто сотворил облаце и упорхнул, словно вольный ветер. Обретший невероятное могущество, он не обрел подлинной мудрости. Остался мелким хулиганом и возмутителем спокойствия.
Но сам он был уверен, что обучился всему, что нужно. Танцуя в воздухе, сим наслаждался творением чудес и заставлял мироздание отплясывать под свою дудку.
Он летел обратно в Шахалию, возвращался в родной Симардар. Хотел, чтобы другие симы посмотрели на того, кого изгнали двадцать пять лет назад. Увидели, кем стал тот мальчишка. Чтобы глупые старейшины пали перед ним ниц… хотя они все померли давно, наверное.
Но по дороге Монго завернул еще кое-куда. В последние полгода Монго много летал над Бодассой, болтал с разными духами, и услышал от одной феи, что есть на морском дне сокровищница. Схрон волшебного оружия, оставшегося со времен Старой Империи. Стережет его древний дракон Луминекс… но Монго был уверен, что как-нибудь с этим стариканом договорится.
Ему позарез хотелось обзавестись чем-нибудь этаким. Оружием, достойным его нового величия. Не просто какой-нибудь меч или копье, а нечто особенное.
Именно это он заявил Луминексу, когда предстал перед ним.
Морской дракон жил в настоящем дворце. Если святой Машибухер забрался аж в поднебесье, то Луминекс укрылся в черных глубинах. Свет не достигал здесь дна, а рыбы были, словно ночные кошмары. Если бы дворец не переливался всеми цветами радуги, Монго долго бы его искал.
Луминекс смотрел на него с несказанным удивлением. Кажется, сюда еще ни разу не заявлялись симы. Ну да, они бы сразу захлебнулись. Монго не захлебывался только потому, что в воде же тоже есть воздух, правильно? Надо просто отделять правильный воздух от неправильного, и вдыхать только правильный, а остальное пусть себе там плавает.
Сотня лет минула с тех пор, как Апофеоз убил всех волшебников. Но он не подействовал на бессмертных – титанов, фей и драконов. И если титаны и феи как жили отдельно от смертных, так и продолжили жить, то драконы… драконы в полной мере воспользовались ситуацией. Гигантские ящеры всегда больше на словах подчинялись Колдующим Императорам, и как только магия смертных обратилась в дым, они сразу заграбастали все, до чего дотянулись.
В основном сокровища. Драконы любят сокровища.
Луминекс, старейший и сильнейший среди морских драконов, захватил Мектедель, крупнейшую фабрику боевых артефактов. Когда-то тут жили и работали чародеи из Морских Епископов, когда-то Мектедель был красой и гордостью Парифатской империи…
Теперь тут был только Луминекс.
В зеленоватом мерцании высился кристаллический дворец, а из его врат медленно выползал громадный дракон. Как все морские драконы, он имел змееподобное тело с короткими лапами, великолепную гриву, оленьи рога и сомовьи усы. Собрав несметные волшебные богатства, Луминекс уже сотню лет не видел у себя гостей, поскольку без магии опуститься в такие глубины невозможно, а живших здесь ранее тритонов он разогнал.
И вот теперь к нему явился… кто?.. обезьяна?.. нет, это существо зовется симом…
Драконья мудрость – тоже волшебство в своем роде. Многие вещи они знают просто так, без причины. Луминексу хватило одного взгляда, чтобы узнать имя Монго… и то, что он ученик святого Машибухера.
– Старый хрыч все еще жив? – изумленно вопросил Луминекс.
Монго не понял ни слова. Дракон говорил на тритоническом парифатском – приспособленном для вододышащих. Язык тот же самый, но звучит настолько иначе, что Монго услышал лишь лай, свист, урчание и кудахтанье.
– Чему же он научил тебя, нелепое существо? – навис над ним морской дракон.
Монго рядом с ним казался крохой. Луминекс мог трижды обвиться вокруг корабля, раздавить его своими кольцами. Сейчас он разинул пасть – и из нее летели пузыри… и рев. Рев, который, кажется, был словами, но Монго их не понимал.
Но если это слова, то они нужны, чтобы ими общаться. Чтобы один говорил, а второй понимал. Так? Так. Значит, если дракон произносит слова, то Монго должен их понимать, иначе все бессмысленно. Ведь дракон говорит именно с ним, а не с кем-то другим.
– Что молчишь, козявка?! – повысил голос Луминекс.
– Да просто задумался на минуточку, – ответил Монго. – Мир тебе, великий морской царь! Я тоже великий – волшебник и будущий царь симов! Я заглянул к тебе в гости, как равный к равному!
– Будущий царь? – с насмешкой переспросил дракон. – А волшебник тоже будущий?
– Нет, волшебник я уже сейчас, – сказал Монго. – Но в будущем тоже буду. И у меня к тебе просьба.
– Какая?
– Подари мне какое-нибудь хорошее оружие. Достойное меня, великого Монго.
Луминексу стало смешно. Сначала он хотел наорать на глупую обезьяну, прогнать ее… возможно, даже сожрать. Луминекс ни разу еще не ел симов и не знал, какие они на вкус.
Но Монго смотрел без малейшего страха и выглядел удивительно самоуверенным. Просто так стоял на дне океана, где любого другого мгновенно раздавило бы давлением. Пускал изо рта пузырьки, пританцовывал и раскачивался, говорил на безупречном тритоническом парифатском…
Странная обезьяна. И если он и впрямь учился у старого Машибухера…
Луминекс решил испытать сима. Проверить, на что тот способен – а там уж и думать, что с ним делать. Приняв кобриноподобный облик, обретя руки и ноги, облачившись в шелковый халат, дракон препроводил гостя во дворец.
Волшебные слуги подали Монго вина и закусок. Луминекс приготовился посмеяться, глядя, как тот попытается есть и пить под водой… но сим делал это непринужденно. Вино и яства вели себя так, словно вокруг был воздух.
– У меня есть много разного оружия, – сказал Луминекс, пристально глядя на гостя. – Но не знаю уж, достойно ли оно тебя, великий Монго. Оружие должно подходить своему владельцу. Идеально ложиться в руку.
– Это так, это так, – покивал сим. – Вижу, ты мудрый старик, ты говоришь правильно. Я не люблю мечей или булав – одни слишком острые, другие слишком похожи на погремушки. Я хочу что-нибудь длинное, но не проливающее кровь. Есть у тебя такое?
– У меня есть боевой посох Арикеда, – сказал Луминекс. – В нем великая волшебная сила, и он весит три с половиной овцы.
– Тю, три с половиной овцы! – махнул рукой Монго. – Даже не четыре! Ну принеси мне эту булавку, попробую, по руке ли она мне!
На секунду Луминексу показалось, что это не сим. Что это сам святой Машибухер, ради шутки превратившийся в обезьяну. Морской дракон лишь раз встречался с божественным мудрецом, три тысячи лет назад… но тот вел себя очень похоже.
Запоминающийся был человек.
– Ну что ж, попробуй, – хмыкнул Луминекс.
Последние сто лет были скучными и печальными. Луминекс и в прежние эпохи жил в этом дворце, сторожил ценные боевые артефакты, но бытие было более насыщенным. Здесь работали Морские Епископы, сюда часто заглядывали сухопутные чародеи. У него были друзья.
Но потом они все погибли в одночасье. Сухопутные здесь больше не появлялись, а оставшиеся тритоны… ушли.
В этом была вина и Луминекса. Он растерялся от всего произошедшего, пришел в гнев и наделал ошибок. Возможно, когда-нибудь тритоны перестанут его бояться и вернутся, но сейчас он здесь один, если не считать порожденных его же магией слуг.
И теперь он с некоторым даже интересом смотрел, как отплясывает в кристаллическом зале Монго, как вращает огромным бронзовым посохом. Арикед Черный сделал его таким тяжелым, что ни один простой человек не сумел бы поднять, но сам он орудовал им легко… а Монго орудовал еще легче.
– Эта штука ничего не весит! – отшвырнул посох Монго. – Дай что-нибудь потяжелее!
– У меня есть боевой шест, выкованный Макроденитом, кузнецом титанов, – сказал Луминекс. – Им сражались титаны, и он весит семь овец.
– Это уже лучше, – покивал Монго, взвесив на руке тяжеленный кусок железа. – Уже лучше. Но все равно слишком легкий!
– Ты под водой, – сердито напомнил Луминекс. – На воздухе он не будет таким легким.
– Какая разница – вода или воздух? – вонзил шест в стену Монго. – Ничего не весит, дай другой!
Луминекс немного оскорбился, но для него это уже стало вопросом гордости. Он перерыл весь свой арсенал, предложил Монго с полдюжины волшебных посохов, шестов и тростей. Все они были очень могущественными, но Монго только смеялся над драконом, предлагая тому оставить себе эти прутики.
И тогда Луминекс сказал, что знает, где хранится самый тяжелый из боевых шестов. Клюка древнего бога Цидзуя, которую тот оставил на Парифате, когда боги разрушили ледниковое проклятие. Вонзив ее в океанское дно, Вечно Молчащий изрек, что никогда впредь не наступит в мире такая стужа.
– Цидзую она больше не нужна, – хитро ухмыльнулся Луминекс. – Сумеешь ее вытащить – она твоя.
– Фи, какая-то клюка, – наморщил нос Монго. – Но давай взглянем на эту палочку.
Далеко плыть не пришлось. Громада Мектеделя когда-то ведь и была выстроена именно возле клюки Цидзуя. Одно время парифатские чародеи пытались извлечь божественный атрибут, приспособить к какому-нибудь делу – но не хватило сил. Слишком великая мощь была заключена в этом шесте… да, клюка Цидзуя только называлась клюкой, а по сути то был гигантский боевой шест.
Сверхгигантский.
Монго запрокинул голову. Пожалуй, в этой штуке была половина вспашки. Великий дракон Луминекс казался рядом с ней козявкой.
И она буквально излучала силу.
– Ну что, достаточно для тебя? – насмешливо спросил Луминекс. – Или и это покажется тебе слишком легким, о великий Монго?
– Не, в самый раз, – ответил сим, взмывая на вершину клюки. – Наконец-то серьезные вещи показываешь.
Дракон хмыкнул, снисходительно глядя на хвастливую обезьяну. Монго сидел какое-то время неподвижно, а потом, явно поняв, сколь невыполнимая перед ним задача, поплыл прочь. Луминекс осклабился, глядя, как тот удаляется, исчезает в пучине…
Но потом Монго вдруг остановился и повернулся. Он отплыл так далеко, что гигантский шест стал совсем маленьким. Отсюда он выглядел не больше обычного боевого шеста… и Монго легко выдернул его из земли.
У Луминекса отвисла челюсть.
Монго стремительно подплыл к нему, крутя клюку Цидзуя. Почтительно поклонившись дракону, он оттолкнулся от дна и вознесся.
– Спасибо за подарок, старик! – крикнул он сверху. – Хорошая палочка, увесистая!
– На… на здоровье, – растерянно сказал Луминекс, почесывая головной гребень.
Вылетев из океанских волн, Монго сотворил облаце и поплыл по ветру, любуясь своим новым шестом. Тот красиво блестел на солнце, переливался красным и желтым. А в ладони лежал так, словно всегда тут и был. Словно вернулся к давно потерянному хозяину.
– Хм, оружие я получил, – сказал сам себе сим. – Но теперь загляну еще куда-нибудь за подарками. Не могу же я вернуться домой без гостинцев.
Через сто лет после гибели Парифатской империи в мире еще оставались города и дворцы, полные волшебных сокровищ. Что-то уже сгинуло, что-то сломалось, что-то давно разграбили, растащили по углам и щелям. Но оставались и нетронутые схроны. Уцелевшие в Волшебных войнах и недоступные обычным смертным. Скрытые и запечатанные все еще действующими чарами.
И Монго решил присвоить парочку таких кладов. Отдать их симам, своему народу.
Он же будет их царем. Царь должен щедро одарять своих подданных. Делать их богатыми и счастливыми. Всех.
Монго так считал.
– Но как же я их найду? – рассуждал он, сидя на облаце. – Они же спрятаны? Хотя… глупый вопрос. Там же золото, а золото блестит. И наверняка там есть волшебные побрякушки, а волшебство тоже блестит. Поднимусь повыше и посмотрю, где блеска больше.
Так он и поступил. И у него это превосходно сработало.
В первом же схроне Монго нашел прекрасную безразмерную котомку. И начал собирать в нее все остальное. В основном тут было золото, а еще серебряное оружие. Очень много серебряного оружия, что глупо, потому что серебро мягкое, и делать из него оружие будет только дурак. Видно, Парифатской империей правили дураки.
Ну и хорошо тогда, что их богатства достанутся тому, кто умнее. Он-то уж сумеет ими правильно распорядиться.
– Спасибо от Кенниса, Монго, – хмыкнул Бельзедор. – Похоже, он разграбил один из резервных арсеналов, законсервированных на случай возрождения вампиров.
Монго никогда не сомневался в своих действиях. С раннего детства, чуть ли не с рождения, он всегда шел вперед уверенно, без колебаний. И разграбив четыре тайных сокровищницы, насобирав золота и артефактов столько, что хватило бы построить сто городов, Монго вернулся в Симардар.
Он сумел появиться во всем блеске. Когда оранги собрались на Совет Мудрых, когда явились к пиршественному столу, то увидели возмутительное зрелище. Прямо среди яств восседал какой-то непонятный хибений… или оранг… какой-то худой мелкий сим с рыжей шерстью.
Он весь перемазался соком, с аппетитом лопал персик и запивал его вином из чаши.
– Отлично, вы накрыли стол в мою честь! – прожестикулировал Монго, вгрызаясь в фазанью ножку. – Похвальное рвение! Так и нужно встречать своего царя! Назначаю вас всех моими министрами!
Оранги растерялись, заморгали. Стали показывать, переглядываясь:
– Ты… ты кто такой?..
– Смотри… жрет.
– Какой наглый хибений!
– Мы пришли, а он жрет…
А потом один из мудрецов вгляделся в возмутителя спокойствия, прищурился и с недоверием спросил:
– М… Монго?..
– А, Эббекуйя, мир тебе! – махнул ему Монго. – Прекрасно! Как любой обитатель джунглей узнает рык тигра, так любой подданный узнает своего царя!
Премудрый Эббекуйя схватил других орангов за плечи и быстро забормотал. Он был послушником Йемедзийи, и занял его место, когда старец опочил. И Монго он прекрасно помнил, хотя воспоминания и подернулись дымкой – за четверть-то века.
– Так это тот самый Монго? – изумленно спрашивали Эббекуйю. – Носитель признаков всех каст?.. Уникальный?.. Богоизбранный?..
– Уникальный и богоизбранный! – весело ответил Монго. – Присаживайтесь, министры мои, обсудим будущее Симардара!
– Раджа будет в гневе, – растерянно показал Эббекуйя. – Когда он услышит, что ты вернулся…
– И слезь уже со стола! – взмахнул руками Иземмия, глава Совета Мудрых.
– Глупый Иземмия! – ответил Монго. – Разве ты не знаешь, что царь должен сидеть выше своих подданных? Трона здесь нет, так что я буду сидеть на столе.
У симов действительно был такой обычай. Будучи не столько наземными, сколько древесными обитателями, они издревле полагали, что чем выше ты сидишь, тем больший тебе почет, тем больше у тебя власти над теми, кто сидит ниже.
– Ты не царь! – взмахнул руками Иземмия. – В Симардаре нет и никогда не было царя! Нами правят раджа и Совет Мудрых!
– Вот и плохо! Как же Симардар станет царством, если в нем не будет царя?!
Оранги переглянулись и закивали. Они все были мыслителями, и им понравились слова Монго. Была в них неожиданная мудрость.
– А теперь зовите сюда раджу! – приказал Монго. – Пусть он тоже явится на поклон к царю! И пусть рани свою прихватит – давно мечтаю с ней познакомиться! И всех, всех сюда зовите, кто чего-то стоит! Воевод с семьями, младших раджей, купцов побогаче! Самых именитых мастеровых! Зовите всех сюда – я буду вас одаривать золотом!
Оранги, которые уже начали раздуваться от ярости, от возмущения, вдруг стихли. Недоверчиво глядя на Монго, Иземмия спросил:
– Золотом?..
– Золотом, золотом, – зачерпнул из котомки Монго. – Самоцветами и серебром. Я много странствовал, много повидал… и привез всем гостинцев! Хочу одарить весь Симардар!
– Даже если эта котомка полна золотом, здесь не хватит, чтобы одарить весь Симардар.
– Хе! – фыркнул Монго, запрыгивая на подоконник.
Он выскочил в окно, на лету вытаскивая из-за уха булавку… нет, то оказался боевой шест! Симы ахнули, но шест тут же вырос еще сильнее! Вытянулся до самой земли, а на вершине его заплясал Монго!
– Весь Симардар! – повторил он, разбрасывая золото горстями. – Всех моих подданных!
– Монго ничуть не изменился… – одними пальцами показал Эббекуйя и прикрыл ладонями уши. – Нам всем [цензура]…
Но остальные оранги смотрели на Монго с изумлением… и благоговением. Не столько даже на золото, которое он рассыпал, сколько на гигантский шест, который он вытащил из-за своего уха.
Монго принес в Симардар волшебство.
Да, раджа Гунго был в ярости. Он явился во главе целого отряда кориллангов и хотел сразу зарубить возмутителя спокойствия. Но Монго просто швырнул его воинам несколько горстей золота, а когда те бросились собирать, прокричал:
– Раджа Гунго, я принес тебе в дар оружие, которого ты достоин!
И в землю вонзилась сияющая алебарда. Гунго любил оружие, любил хорошие клинки – и не смог удержаться, схватил.
А схватив – рассек ближайшее дерево одним ударом!
– О!.. – выдохнул он. – Мне нравится твое подношение!
– Подношение?! – рассмеялся Монго. – Нет, нет, ты не понял! Это подарок высшего низшему! Ты славный воин, раджа Гунго, и теперь ты будешь главным в моем войске!
– О как, – хмыкнул раджа. – Глупо ты сделал тогда, что дал мне такую алебарду. Тебя же я ею первым и разрублю.
И он рубанул по огромному шесту. Думал, что рассечет его так же, как то дерево. Но клюка Цидзуя лишь зазвенела, а Монго рассмеялся еще громче.
– Нет, может, мне такой глупый раджа и не нужен, – с сожалением показал он. – Подарки, конечно, не отдарки, но раджой ты больше не будешь.
Он спрыгнул с шеста, схватил огромного корилланга за загривок и бросил на землю. Не ожидавший такой скорости и силищи, Гунго упал, а Монго поставил нижнюю руку ему на голову.
– Глупый, глупый раджа! – повторил он. – Я теперь царь симов! Я дам всем золота не потому, что хочу задобрить, а потому, что хочу, чтоб мы были богаты! Чтоб Симардар был богатым! Богатство привлекает еще больше богатства – спроси любого чимпа!
Чимпы закивали. Они тоже собрались на площади, они жадно подбирали монеты и камни – и они уже были всецело преданы Монго.
Несколько кориллангов все же остались верны радже. Они набросились на рыжего полукровку, накинулись со всех сторон с ятаганами… но их разметало смерчем! Словно не мелкий сим-хибений, а какой-то колосс! Неодолимой мощи полубог!
– Вы не умеете драться! – насмешливо показал Монго. – Я умею лучше! Я научу вас всех! Научу кай-мари, драться хорошо!
– Не совсем понял, – сказал Дегатти. – Кай-мари?.. Драться хорошо?..
– Не получается нормально перевести на паргоронский, – с сожалением сказал Янгфанхофен. – Симы общаются жестами и криками. Кай-мари на их языке означает «драться хорошо».
– Хочешь сказать, это боевое искусство изобрели симы?
– Один конкретный сим, если быть точным.
Следующие тридцать лет были золотой эпохой в истории Симардара. Конечно, Монго приняли с опасением и далеко не сразу признали настоящим царем. Поначалу его принимали за чокнутого волшебника и пытались отодвинуть куда-нибудь в сторону. На словах восхваляли, чествовали, титуловали равным небу мудрецом и поселили во дворце. Но от реального управления старались отдалить как можно сильнее.
