Александр Беляев
Под небом Арктики
8. «Змей» в болоте
«Тайга» остановилась. Все выходят на палубу, усыпанную пеплом и углями. Кое-где еще дымятся полуобгоревшие суки. Небо хмурое. Сеет дождь, как сквозь сито. Взоры поднимаются вверх. Там, где гордо реял «Змей», пустота. Кругом ночь. Молчание…
– Штурман, механики, по местам! Полный ход! – командует Симаков.
– Нельзя полный ход. Аккумуляторы истощились, – докладывает Дудин.
Симаков хмурится и отдает новую команду:
– Поднять трубу Дюбо и виндроторы.
– Есть поднять Дюбо и виндроторы, – отвечают Гришин и Дудин.
Через несколько минут «Тайга» медленно поворачивается и идет к пожарищу. Огнем проложена в лесу огромная брешь. По краям еще пылают, как факелы, одинокие деревья. «Тайга» движется устало, словно израненное чудовище. Ветер медленно вливает силы в истощенные аккумуляторы. А люди, как неутомимые муравьи, уже хлопочут, убирают палубу от мусора, золы, углей. Вот вспыхнул первый прожектор и залил голубым светом дорогу впереди.
– Симаков! Я лечу на разведку, – говорит Анна Фокина.
Капитан ласково улыбается. Он сам хотел предложить ей это, но пожалел ее.
– А силы не сдадут в полете? – спрашивает он заботливо.
– После такой бани просто необходимо проветриться.
– Товарищ Фокина, – говорит Джим, – можно и мне с вами лететь?
– Летите, – отвечает Симаков. – Я за тебя, Анна, буду спокойней. Его помощь может понадобиться.
Анна садится за руль, и, послушная ее движениям, изящная «Стрекоза» взмывает вверх и несется над пожарищем. Их обдает теплым воздухом. Доносится запах гари. Джим искоса поглядывает на Анну Фокину. Из-под шлема у нее выбивается золотистая прядь волос и трепещет на зарумянившейся щеке.
«Стрекоза» делает резкий вираж, кружится на месте. Джим заглядывает вниз и видит две вспыхивающие точки голубого света. «Стрекоза» садится на землю. К машине подбегают с карманными электрическими фонарями Тестов и Гринев. Фокина выбегает из кабины и обнимает молодых людей.
– Тестов! Гринев! Живы? – радостно восклицает она.
– Целехоньки.
– А «Змей»?
– И он в порядке. Упали за пожарищем, на болоте. Решили пешком до «Тайги» добраться.
– «Тайга» навстречу идет. А ты что, Тестов, прихрамываешь?
– Ушибся немного.
– Это не дело. Тебе трудно идти. Товарищ Джим! Уступите ему место. Я доставлю его на «Тайгу».
«Стрекоза» улетела.
Спотыкаясь, ежась от дождя и ветра, Джим бредет следом за Гриневым. Свет карманного фонаря освещает впереди обгорелые стволы деревьев, кочки, лужи…
Вдали вспыхнул прожектор «Тайги». Джим вздыхает с облегчением.
9. Лесной экзамен
Все собрались в кают-компании обедать.
Когда утолили первый голод, Симаков сказал:
– Ну, а теперь, товарищи, давайте подведем итоги.
– Оставь, Симаков, – прервал его Игнат. – Нашел время производственное совещание устраивать! Успеешь еще. После такой передряги отдохнуть надо, повеселиться. Вот Джим Джолли нам на гавайской гитаре сыграет. Он ее от самой Флориды таскает и даже в кровати не расстается с ней. Проснется, поиграет и снова уснет.
Джим принес гитару и заиграл, собрав вокруг себя всех обитателей вездехода.
– Ну, а мы с тобой, старик, сядем сюда в уголок и поговорим, если тебе так не терпится, – сказал Игнат. – Пожар показал много…
– Недостатков в конструкции «Тайги», – вставил «старик».
– Скажем, недоделок, – смягчил Игнат. – Первое – электропилка деревьев. Срезать дерево раскаленной добела металлической полосой, конечно, скорее, чем пилой. Но пожарная опасность велика. Ведь мы сами вызвали пожар вокруг «Тайги»…
– У нас не хватило огнегасительной пены.
– Это – не возражение. Вернее, это доказывает то же, о чем говорю и я. Сколько материалов для изготовления этой самой пены мы должны возить с собой, чтобы подпиливать и гасить деревья на протяжении сотен километров лесного пути! Я думаю, что придется перейти к резке пилами, только усовершенствовать их, довести скорость резки до максимума. Второе. Что больше всего доставило хлопот во время пожара? То, что деревья, сучья, хвоя падали на палубу. Мы сами заготовляли костер на вездеходе. Если бы не было палубы, то, я думаю, вездеход можно было бы сделать таким действительно вездеходом, что он смог бы пробиваться и сквозь пламя.
– Ну, уж это ты перехватил, – сказал Дудин, прислушиваясь к разговору. – Мы изжарились бы внутри «Тайги».
– Ты так думаешь? – обратился к нему Игнат. – Тебе приходилось читать о построении межпланетного корабля? При вылете из земной атмосферы должно происходить такое огромное трение, что оболочка ракеты может расплавиться. И тем не менее люди собираются лететь на ракете, не зажариваясь при этом. Как предполагают они этого достигнуть? Внешнюю оболочку сделают из самого тугоплавкого металла, скажем, из хромовой или марганцовистой стали. Под этой оболочкой – изоляционные слои, асбестовые прокладки, затем внутренняя металлическая стенка и охладители из жидкого кислорода или аммиака. Ракета герметически закрыта. Внутри – баллоны со сжатым или жидким кислородом, аппараты, поглощающие углекислоту. Если бы «Тайга» представляла собой такую межпланетную ракету, но двигающуюся на колесах, она могла бы совершенно спокойно идти сквозь пламя лесного пожара.
– Но ведь межпланетная ракета пролетает земную атмосферу всего в несколько секунд и попадает в температуру мирового холода, который быстро охлаждает ее, – сказал Гришин.
– Если бы ракета была плохо укрыта от внешнего жара, то и нескольких секунд было бы достаточно, чтобы испепелить и ее, и людей. Разве не сгорают в атмосфере метеориты? Огонь лесного пожара не даст такую высокую температуру. Все дело в металле.
– Больше всего хлопот нам доставила палуба. Хоть она и в уровень с лесом, а сильной воздушной тягой не только сучья, но и деревья на нее забрасывало. Палуба же необходима потому, что на ней установлены все ветросиловые двигатели. Эта труба и роторы очень громоздки. Они добывают энергию ветра, но на ходу, вероятно, создают большое сопротивление и этим самым тормозят движение.
– Все это совершенно верно, – ответил Симаков. – Лесной экзамен «Тайга», конечно, не выдержала. Это очевидно. Мы учтем опыт и подумаем, какие внести изменения. Но на снегу, а его нам ждать недолго, я думаю, наш вездеход так не оскандалится. И тут хороши именно пропеллеры. По легкой снежной дороге их вполне достаточно…
– Это еще тоже вопрос, друг мой! – возразил Игнат. – Аэросани – не пример. Сани легки, а «Тайга» со всем своим грузом весит, наверно, не меньше хорошего паровоза.
Беседу прервал Джим. Он запел негритянскую песню, в которой веселье, подавленная природная жизнерадостность и страстность его расы пробиваются сквозь тоску печальной исторической судьбы народа.
Это пение было так неожиданно, что даже Симаков забыл мысль, которую хотел высказать. Все сидели молча, как зачарованные.
Довольный произведенным эффектом, заглушая аплодисменты, Джим запел новую песню в таком зажигательном и стремительном темпе, что у слушателей заходили руки и ноги. Фокина первая не удержалась, сорвалась с места и начала танцевать, за нею – Камнева, Дудин, Гришин, Игнат, даже Дубровина. Фома, притопывая своей ножищей, хлопал руками по бедрам и бубнил басом:
– Ну и Джим! Вот так Джим! Это прямо… Джим!..
Поздно вечером, проходя по палубе, Игнат заметил Анну Фокину и Джима возле капитанской рубки.
– Не финики там растут, а фиги, хлопок, миндаль, виноград, лимоны, апельсины, гранаты, персики… – говорил Джим, очевидно, рассказывая о своей родине.
10. «Приехали!»
«Тайга» оставила крайнюю северную границу произрастания леса и шла по пустынной голой местности. Кое-где еще виднелись жалкие, словно общипанные ветром деревца, корявые, пригнувшиеся к земле березки, узловатые, кривые. Они почти стлались по земле. Почва пошла болотистая. В воздухе пахло кислым. Болотные газы вырывались из земли, пыхтели, чмокали, крякали, пузырили тинистую воду. Геологи сидели в своих рабочих кабинетах и обрабатывали материал: сортировали образцы ископаемых, пронумеровывали, раскладывали по ящикам, отмечали в журнале место нахождения, площадь залегания.
Камнева подводила итоги и составляла отчет. Изыскание полезных ископаемых среди сплошных массивов леса было новым делом. В наркомлесовские владения врывался геолог. Под охраной доселе недоступных лесов хранились огромные богатства самых различных полезных ископаемых.
Джим ходил возле лаборатории и не мог дождаться, когда Анна Фокина окончит свою работу. Он то вздыхал, то напевал песенку. В конце концов Фокина вышла в коридор, взяла его за руку и ввела в лабораторию.
– Я вижу, что вам скучно и вы болтаетесь без дела. Извольте засесть за работу. Вы поможете мне разбирать образцы. Но если только будете рассеянны – прогоню.
Джим старался так, что на его темном лбу выступили капельки пота.
Игнат ближе познакомился со штурманом Фомой Груздевым и узнал его биографию. Груздев тридцать лет провел в тайге. Он – охотник-следопыт – исколесил Сибирь от Урала до Камчатки и много повидал на своем веку. Был и на приисках, но там ему не понравилось.
– «Злато, злато! Сколько из-за тебя зла-то!» – любил он повторять, рассказывая об Алдане царских времен. – Народ там был поганый. На злате помешанный. Вот, к слову, быль, а не выдумка. Отплывает на устье Куты приискатель. А у него жена да двое детей. Жена с детьми на берег пришла: «Возьми меня, – говорит, – с собой. Что мне с детьми одной делать?» А у приискателя только золото на уме. Послал жену подальше. Веслом лодку отпихнул. Песню запел. Жена одного ребенка в реку бросила и другим размахнулась. Другого успели отнять, а первый так и потонул. А приискатель – хоть бы что. Даже песню петь не бросил – уехал…
– Как же ты попал на «Тайгу»? – спросил Игнат.
– Знаю тайгу, вот и попал на «Тайгу». Тайга – она такая, что и карты не помогут. Сколько этих экспедиций видал я! Едут люди и с картами, и с компасами, а заедут в болото – и лошадей и себя погубят. Тайгу знать надо. Или вот на таком корабле ездить…
– Тебе нравится на «Тайге»? Не скучаешь по охоте?
– Бывает. Привык я бродить. И к «Тайге» привык. Люди хорошие. Как остановка – я ружьишко за плечи и пошел бродить. Провиант доставляю. И мне приятно, и все довольны.
Он посмотрел на горизонт и, тряхнув головой, пробурчал себе в усы:
– Пакостное место. Иди-ка, паря, к капитану да скажи ему, чтоб объехал он это болотце.
Игнат отправился к Симакову и передал ему совет Фомы.
– Мы должны испытать «Тайгу» во всяких условиях, – ответил Симаков.
– Твое дело, – проворчал Фома.
«Тайга» вошла в заболоченную низину, поросшую по краям осокой. Множество диких гусей снялось и с громким гоготаньем пролетело над «Тайгой».
«Тайга» двигалась все медленнее. День был хмурый, осенний, похожий на глубокие сумерки. Низкие тучи смешивались с туманом, поднимавшимся над землей. Пестрые краски осени тускнели. Преобладал серый и черный цвет.
Внутри «Тайги» зажглись уже огни. Из круглых иллюминаторов на лужи и засохшую траву падали лучи света, ползли по земле и вдруг, остановившись, осветили кочки, поросшие мхом, морошкой, голубикой…
– Приехали! – ухмыльнулся Фома.
Широкие, тяжелые колеса «Тайги» увязли в топкой тине. Симаков приказал перейти на гусеничный ход. Механизмы работали хорошо, замена произошла быстро.
– Полный ход!
«Тайга» двинулась, проползла несколько метров и снова остановилась.
– Задний ход! – крикнул Симаков в машинное отделение.
Корпус «Тайги» задрожал от напряжения, но «Тайга» по-прежнему стояла на месте.
– Прочно сели, – сказал Игнат. – Придется опять авралить.
– Да, – коротко ответил Симаков.
Зазвонил колокол. Весь экипаж поднялся на палубу. Симаков объяснил положение. Надо очистить грязь, набившуюся в ленты гусеничного хода и под корпус судна. Все вооружились лопатами и принялись за работу.
– Когда ледокол затирает льдом, никто не говорит, что ледоколы – негодная вещь и что поэтому надо признать себя побежденными стихией и отказаться от плавания в полярных морях, – сказал Симаков, работая с Игнатом.
Уже совсем стемнело, и пришлось зажечь прожекторы. От работы всем было жарко. К ночи подул с севера ветер, разогнал тучи. С ветром пришел холод. Лужи затянулись тонким льдом. Болотная тина твердела, как замешанный бетон.
– А что, если разложить костры и отогреть землю? – предложила Камнева.
Симаков оглянулся. Кругом ни кустика. Надо потратить немало времени, чтобы найти в этой пустыне дров для костров. Лес уже далеко. Да и не помогут костры…
В полночь измученные люди бросили лопаты. Решили отдохнуть и назавтра снова приняться за работу.
Утром подул южный ветер, потеплело, и лед растаял. Но «Тайга» по-прежнему стояла неподвижно.
Джим бросил лопату и побежал, прыгая с кочки на кочку, в сторону от «Тайги», на небольшую возвышенность. Он пробыл там некоторое время и затем вернулся возбужденный, улыбаясь.
– Олл-райт! Я придумал! – крикнул он еще издали. – Там, на пригорке, озерцо. Много воды. Надо взять шланги и перекачать воду сюда. Тина станет жидкой…
– И мы увязнем еще глубже, – добавил Игнат. – Эх ты, изобретатель!
Лицо Джима вытянулось. Но Симаков задумался.
– Тихий задний ход! – приказал Симаков Жукову, взобравшись на свой капитанский мостик.
Путешественники стояли на палубе и ожидали, что будет дальше. «Тайга» качнулась, медленно двинулась назад, приостановилась, еще раз двинулась, снова остановилась… В четверть часа вездеход прошел всего десяток метров. Но он явно вылезал из вязкой низины, приближаясь к более плотной почве. Лопасти колес начали захватывать липкую грязь.
– Сменить лопасти на гусеницу!
– Не спеши смеяться над ним, – сказал он Игнату. – Ты еще не знаком с конструкцией «Тайги». Джим дает неплохой совет. Если здесь будет достаточно воды, она приподнимет корпус «Тайги». Мы пустим в ход ребристые колеса. Они будут играть роль и пароходных и сухопутных колес…
– Мы наберем целые тонны илу, – возразил Игнат.
– Посмотрим, – ответил Симаков.
Собрали и соединили пожарные шланги, но их всех не хватило до озерца. Пришлось прорыть небольшой канал. Наконец вода была пущена и начала быстро заполнять низину. Гусеничный ход был сменен на колесно-лопастный.
«Тайга» пошла еще быстрее и наконец вышла из топкого места. Задним ходом она двигалась еще некоторое время, затем повернула и начала обходить гиблую низину.
В тот же день змеевики заявили, что у них кончились продукты.
– Идем спускать «Змея», – предложил Дудин Игнату. Они прошли на корму. Дудин выключил ток, идущий по тросу со «Змея», и начал наматывать на электрическую лебедку этот тонкий стальной трос. «Змей» спускался все ниже и вырастал на глазах. Игнат отчетливо видел стоящих у перил площадки Тестова и Гринева. Они махали ему рукой и что-то кричали. Хвост «Змея» коснулся земли. Еще через несколько минут огромное сооружение плавно опустилось и стало на выдвижные подпорки. Игнат быстро сбежал по трапу и направился к «Змею». Змеевики шли уже к нему навстречу.
– Ну, показывайте ваше поднебесное жилище, – сказал он.
– И мне покажите, – отозвался за его спиной Джим.
«Змей» стоял на земле и легко покачивался. Взлезать пришлось по веревочному трапу.
– У вас тут внизу еще тепло, – сказал Тестов. Он был в меховой шубе, валенках, шапке, как и его товарищ.
– А у вас на высоте? – спросил Игнат.
– Злющий, холодный ветер.
Посередине огороженной площадки находился небольшой домик, отопляемый и освещаемый электричеством. Холодный ветер превращался генератором в свет и в тепло. Шкаф для продуктов, столик, два стула и одна висячая койка, в которой спали змеевики по очереди. Электрические нагреватели, плитки, радиоприемник, небольшая радиостанция, телевизор. На столе ящичек с книгами и другой, поменьше, – аптечный. На открытой площадке метеорологические инструменты, анемометр, барограф, термометр.
– Боковые плоскости, пространства под полом и над потолком наполнены водородом, – объяснил Гринев. – Газ значительно облегчает, почти уравновешивает вес «Змея». Для подъема, вернее, для того, чтобы запустить «Змея», требуется ветер силою в пять-шесть баллов. Подъем облегчается так называемым эффектом Магнуса: при боковом напоре ветра на вращающийся ротор получается разность воздушного давления – внизу больше, вверху ротора меньше, – и «Змей» идет вверх.
– А можно мне подняться на «Змее»? – спросил Игнат.
– И мне тоже, – не отставал Джим. Змеевики переглянулись.
– Одному из вас, пожалуй, можно. Но только это уж дня на три, пока не кончится запас продуктов. Кто из вас больше знаком с электротехникой?
– Я инженер-электротехник, как тебе известно, – сказал Игнат.
Он оделся потеплее и с нетерпением ожидал подъема. Перетащить заготовленный ящик с продуктами было недолго. Но пятибалльного ветра пришлось ожидать несколько часов. Наконец он задул. «Тайга» двинулась, трос натянулся, «Змей» несколько секунд постоял, словно в раздумье, и начал отделяться от земли. Выше, выше. Ледяной ветер обжигал щеки Игната. Бугаев плотнее надвинул на лоб шапку-ушанку.
11. Ночь на «Змее»
– Не так-то здесь приятно, как ты ожидал? – спросил с улыбкой Тестов. – А ведь это еще только цветики.
– Пустяки, – ответил Игнат. – Что я, ветра не видал?
Чем выше они поднимались, тем сильнее и холоднее становился ветер.
Надев меховые рукавицы, Игнат вооружился морским биноклем, но скоро оставил его: ложился туман, дали задернуло пеленой. Временами низко несущиеся облака окутывали «Змея», и тогда даже боковые плоскости на самом «Змее» виднелись лишь темными, расплывчатыми пятнами. На «Тайге» вспыхнули огни. Яркий сноп света, пробивая туман, освещал путь вездехода. Это зажгли прожектор на носу, над капитанской рубкой.
– На «Тайге» все сейчас сидят в теплой кают-компании и пьют горячий чай, – сказал Игнат почти с завистью. Руки его окоченели, несмотря на меховые перчатки.
– Ну, что же, и мы можем попить, – ответил Тестов. Они вошли в домик.
– Словно на плотах, – сказал Игнат.
Тестов зажег лампу и включил электрическую печь. Температура быстро начала подниматься. Затем, осмотрев динамо, Тестов соединил привод с вращающейся частью ветряка. Ветер начал производить электроэнергию.
– Теперь мы можем выключить аккумуляторы, – сказал он.
Появился электрический чайник, и в нем быстро закипела вода.
– Будем пить чай с музыкой, – продолжал Тестов как гостеприимный хозяин. Повозившись с наушниками около радиоаппаратов, Тестов выбрал номер повеселей. Игнат увидел на экране телевизора сцену. В Ленинградском театре шла опера. Музыка и пение наполнили домик, летающий на высоте 500 метров.
– Чего же тебе надо? И тепло, и светло, и чай есть, и музыка играет, – сказал Тестов. Некоторое время они сидели молча и пили чай. Игнат любил попить, но Тестов поглядывал на него искоса всякий раз, когда тот наливал новую чашку. Наконец не вытерпел и сказал: – У нас тут, брат, паек. Смотри, чтобы воды на три дня хватило.
– Ты бы так и сказал. Я уж четвертую пью.
Игнат отодвинул от себя чашку и вытер со лба пот.
После чая музыка умолкла, экран погас. Тестов объяснил Игнату, что он должен делать, за чем следить в свое дежурство.
Бугаев подошел к библиотечному ящичку и посмотрел на корешки книг.
– Старье. Все читал. Отстали вы тут, – сказал он с видом столичного жителя.
– Ну что ж, возьми книгу из телебиблиотеки, – ответил Тестов.
– У вас тут и телебиблиотека есть? – удивился Игнат.
– Ну еще бы! Вот, видишь? Игнат вызвал по радио Ленинскую библиотеку в Москве, выбрал книгу и уселся за стол, положив перед собой металлический белоснежный лист, похожий на бристольский картон, потянул из стены шарнир, на котором был укреплен черный ящик с объективом внизу, и включил аппарат, погасив лампу. На белом поле четко отразилась в немного увеличенном виде обложка последнего журнала. Тонкий провод, оканчивавшийся кнопкой, спускался от ящика на стол. От времени до времени Игнат нажимал кнопку, и страницы журнала переворачивались.
Гудел мотор. Ветер. В подвесной кровати уже посвистывал носом Тестов. Игнат читал до полуночи, наконец нажал кнопку три раза подряд. Световая книга исчезла. Он зевнул и потянулся. Положил рыжую голову на стол и вздремнул, но тотчас же проснулся. Спать нельзя: ведь он на вахте! Ему захотелось освежиться. Тихо оделся, вышел на площадку. Ветер и колючие снежные иглы обожгли лицо. «Эге, – подумал Игнат, – кажется, разыгрывается снежная буря. Зима настает».
Огней иллюминатора на «Тайге» не было видно. Даже сильный свет прожектора как будто потускнел, расплылся. «Завтра «Тайга» станет на лыжи и пойдет быстрее…»
Игнат вернулся в домик. Порыв ветра из раскрытой двери долетел до Тестова, тот заворчал и закрылся одеялом, съехавшим с плеч. Чтобы не беспокоить его, Игнат надел наушники и начал витать по эфиру. Он побывал в Москве, Тбилиси, Ташкенте, Париже, Нью-Йорке, Мадриде, Осло. Слушал музыку, смотрел на экране телевизора спектакли, боксерские состязания, скачку верблюдов, полуголых людей, летящих, стоя на доске, по высоким волнам прибоя под горячими лучами тропического солнца… А спать все-таки хочется. Он снял наушники и снова опустил голову на стол…
– Вахтенный! Заснул? – услышал он голос Тестова.
– И не думал, – ответил Игнат, моргая рыжими ресницами. – Только вздремнул маленько, – рассмеялся он.
– То-то, вздремнул, – тоном упрека продолжал Тестов. – Хорошо, что у нас все предусмотрено. – Тестов посмотрел на ленту самопишущих приборов и подошел к радиотелефону. – Алло, «Тайга»! Да. «Змей». Какая у вас сила ветра? Шесть баллов? А у нас девять и до десяти. Дежурьте у лебедки. Если ветер усилится, придется спустить «Змея».
– Признаться, я сам виноват, не объяснил тебе всего, – сказал Тестов, обращаясь к Игнату. – Но кто мог ожидать такого ветра! Следить за генератором не так уж важно. Если что и приключится с ним, автоматическая сигнализация сейчас же доложит об этом. Да я и сам всегда просыпаюсь, даже не в свое дежурство, если только начинаются перебои. А вот за напором ветра следить надо. Трос может выдержать напряжение при силе ветра, не превышающей десяти баллов… А ветер сейчас доходит уже до десяти. Если трос оборвется, мы кувырком полетим на землю. Хорошо еще, что на «Змее» установлен автомат, который начинает действовать, когда сила ветра переваливает за девять баллов. Сигнал передается и вниз, на «Тайгу».
«Змей» бросало из стороны в сторону. Были моменты, когда люди с «Тайги» уже начинали наматывать трос, но к утру ветер унялся, утихла и снежная буря. Тучи умчались, стоял легкий мороз. Осеннее солнце долго не показывалось над горизонтом. Игнат смотрел в бинокль. Озеро Таймыр покрылось льдом.
– В одну ночь! То-то север! И земля бела, – сказал Игнат, наблюдая побелевшую тайгу. Стало светлее и словно еще просторнее.
Земля замерзла, и «Тайга» быстро подвигалась вперед. Вездеход изменил своему северо-восточному направлению и шел почти прямо на север. Первые лучи солнца осветили блестящую поверхность речки. «Тайга» быстро направилась к ней, спускаясь к воде по отлогому берегу.
Ломая тонкий лед, «Тайга» вошла в реку и, медленно покачиваясь, поплыла.
– Молодец Симаков! – воскликнул Игнат.
«Тайга» шла по течению, выискивая место для переправы. Но противоположный берег был очень крутой.
– Это уже хуже, – рассуждал Игнат. – Вездеход все-таки – не вездеход. На крутой берег подняться не может. Тут, пожалуй, и я ничего не придумаю. Нельзя же изобрести танк, который бы лазал по стенам.
Это путешествие продолжалось весь день. И только к вечеру невдалеке от впадения притока в Таймыр «Тайга» вышла на другой берег, значительно отклонившись от курса. Теперь, направляясь к мысу Челюскин, приходилось идти на северо-восток.
Вновь пошел снег.
«Тайга» сменила колеса на лыжи и быстро шла на север, гудя всеми пропеллерами. Труба и роторы были уложены, чтобы уменьшить сопротивление.
– А «Змей» должен сильно тормозить. Теперь хоть отрежь его.
– Идем на аккумуляторах, – сказал Тестов. – Тебе повезло. Надоело, верно, летать на «Змее»? «Змея» тоже скоро уложим. Вон лебедка уже заработала.
– Куда же его уложить, этакую громадину?
– Он у нас складной. На палубу и уложим, – ответил Тестов.
– А аккумуляторы истощатся, что тогда?
– Мы остановимся у станции подземной газификации. До нее хватит. А пока там стоять будем, опять заработают все ветряки и запасут новые «консервы» электричества. Их хватит до самого Челюскина. Вот когда прокатимся с шиком!
«Змей» снижался, Игнат уже без бинокля хорошо видел Джима и махал ему своей шапкой-ушанкой.
