Сергей Алексеев
Хрестоматия для 4 класса
Матросское сердце
В 1941 году, еще в первые месяцы войны, фашисты захватили Советский Крым. Они подошли к Севастополю.
250 дней и ночей советские моряки и солдаты героически обороняли город-крепость на Черном море. Но силы были неравными. Летом 1942 года прибыл приказ оставить войскам Севастополь.
Прощался матрос с Севастополем. Поклонился он морю и солнцу. Бухте Северной, бухте Южной. Простился с Приморским бульваром и Графской пристанью. Прощайте, курган Малахов, Карантинная бухта, Корабельная сторона.
Прощался матрос с Севастополем. Сердце в волнах оставил. Клятву вернуться дал.
Бросала судьба по фронтам матроса. Вдали от моря с врагом он сражался.
Вспоминал Севастополь. Море и солнце. Графскую пристань, бульвар Приморский. Как там курган Малахов, Карантинная бухта, Корабельная сторона?
– Я вернусь в Севастополь! Я вернусь в Севастополь!
Лют, беспощаден в боях матрос.
Бывало, друзья к матросу:
– Ты что же, сердца никак лишился?
Отвечает друзьям матрос:
– Нет сердца – в волнах оставил.
Нелегкие годы провел матрос. Ранен, контужен, увечен, калечен. Снарядами мечен. Минами сечен.
Но жив, не убит матрос.
– Я вернусь в Севастополь! Я вернусь в Севастополь!
Вяз он в болотах, тонул на переправах. Дожди исхлестали. Кожу сдирал мороз.
Устоял, не погиб матрос.
– Я вернусь в Севастополь! Я вернусь в Севастополь!
До Волги дошел матрос. От Волги шагал матрос. Дрался под Курском. Путь пробивал к Днепру. Славу матросскую нес, как факел.
Слово сдержал матрос.
Прошло две зимы, два лета. И вот весна 1944 года. По всем фронтам идет мощное советское наступление. Началось оно и здесь, на юге. Сокрушив оборону фашистов, советские части ворвались в Крым. Подошли к Севастополю. Сапун-гора на пути к морю. Укрепили ее фашисты. Прикрыла она Севастополь.
Возьмешь Сапун-гору – и твой Севастополь!
Пошли наши бойцы на огонь, пробили дорогу к городу.
9 мая 1944 года советские войска штурмом вошли в Севастополь и фашистов сбросили в море.
Слово сдержал матрос. Вернулся в родной Севастополь.
– Здравствуйте! – крикнул он морю и солнцу.
– Здравствуйте! – крикнул он бухте Северной, бухте Южной.
– Здравствуйте! – крикнул бульвару Приморскому, Графской пристани.
– Привет вам, курган Малахов, Карантинная бухта, Корабельная сторона.
Слово сдержал матрос. Вышел он к морю. На флагштоке у Графской пристани бескозырку как флаг повесил.
Отдали волны матросское сердце. Трепетно вынесли на руках.
Всезнайка
Артиллерист Иван Можаров был ранен под Выборгом. Город Выборг находится на Карельском перешейке, на северо-запад от Ленинграда.
Здесь, на Карельском перешейке, и далее на север против нас вместе с фашистами сражались финны.
Финский народ устал от войны. Он хотел жить в мире со своим великим соседом. Но тогдашние правители Финляндии были враждебно настроены к Советскому Союзу.
– Вперед! Вперед! – подгоняли они на фронте своих солдат.
Финские войска захватили значительную часть Советской Карелии с севера, со стороны Карельского перешейка принимали участие в блокаде Ленинграда.
Наступил момент и здесь разгромить захватчиков.
Ранним утром 10 июня 1944 года советские войска перешли в наступление. Они получили приказ очистить от неприятеля Карельский перешеек и к 20 июня освободить город Выборг.
В этих боях при взятии Выборга и был ранен солдат Иван Можаров.
Попал артиллерист во фронтовой госпиталь, а затем для окончательного излечения был отправлен в тыл. Стали здесь интересоваться у Можарова, как там, на Карельском перешейке, шли бои.
Пришлось рассказать солдату.
Начал артиллерист с того момента, когда их артиллерийская бригада, – а находилась она в те дни в резерве фронта, – получила приказ выступить на передовую.
– Что и было сделано, – сказал солдат. – Выступили.
Нашелся местный всезнайка, сказал:
– Значит, резервы двинули.
Рассказал Можаров, как передвигались они к передовой, как вышли к реке Сестре. Здесь, совсем рядом с Ленинградом, тянулась линия фронта. Карельский перешеек был сильно укреплен. У одной стороны перешейка Балтийское море, Финский залив, с другой – Ладожское озеро. Сам перешеек перерезали три линии фашистской обороны.
Получили артиллеристы приказ занять исходные позиции.
– Что и было сделано, – сказал солдат. – Заняли.
– Значит, будет артподготовка, – вставляет местный всезнайка.
– Верно, – сказал Можаров.
Более двух часов гремели тогда орудия, прорывая фашистскую оборону. Лишь после этого войска перешли в наступление. На одном из участков прорыва, недалеко от Белоострова, на пути у наступающих войск оказался огромный неприятельский дот. Батарея, в которой служил Можаров, получила приказ уничтожить дот.
– Что и было сделано, – опять сказал Можаров. – Уничтожили.
– Крупным калибром били, – сказал всезнайка.
– Правильно, – подтвердил Можаров.
Рассказал Можаров, как подтянули солдаты к доту на близкое расстояние мощные орудия, как открыли огонь прямой наводкой. Стены у дота железобетонные. Толщина их два метра. Долго держался фашистский дот.
– Бей в одну точку, – командовал командир батареи.
Стали артиллеристы посылать снаряд в снаряд, то есть по три, по четыре раза били точно в одно и то же место. Стал поддаваться упрямый дот. Доконали, разбили его солдаты. Разбили этот и много других. Прорвали солдаты первую полосу неприятельской обороны. Впереди было еще две.
– Впереди будет еще две, – снова вставил всезнайка слово.
– Верно, – сказал Можаров.
Вышли солдаты ко второй полосе. Получили приказ штурмом осилить и эту.
– Что и было сделано, – снова сказал Можаров. – Осилили.
– Обошли стороной, – снова вставляет всезнайка.
– Так точно, – подтвердил Можаров. И рассказал, как было.
Не в лоб здесь ударили наши. Обошли полосу, приблизились к ней со стороны Финского залива. Снова выдвинули вперед артиллерию. Она и решила дело.
Рухнула вторая полоса обороны. Не устояла потом и третья. Взять штурмом Выборг – последовал теперь приказ.
– Что и было сделано, – сказал всезнайка.
– Верно, – сказал Можаров. – Взяли мы штурмом Выборг. Как приказано, так и сделано.
– Точно по приказу – 20 июня, – сказал всезнайка.
Действительно, Выборг был взят советскими войсками 20 июня 1944 года, точно в тот самый день, который был указан в первом же приказе.
– Верно, – сказал Можаров. Посмотрел на слушателей. Потом посмотрел на всезнайку. Откуда это он все знает?
Улыбнулся всезнайка:
– Так я же оттуда, с Карельского перешейка. В бригаде одной сражались.
Рассмеялся Можаров. Рассмеялся всезнайка. При всех горячо обнялись.
– Значит, как приказано, так и сделано, – сказал всезнайка.
– Как приказано, так и сделано! – подтвердил Можаров.
Вскоре после падения Выборга финское правительство запросило мира. Финляндия вышла из войны с Советским Союзом.
«Багратион»
«Багратион» – так называлась огромная наступательная операция, которую провели наши войска, освобождая Советскую Белоруссию.
Проходила она летом 1944 года.
Петр Багратион – сподвижник и ученик Александра Суворова, ближайший соратник Михаила Кутузова. Это был решительный генерал. Называли его генерал-атака. Такой же решительной, наступающей была и Белорусская операция. Принимали в ней участие войска четырех фронтов.
Долго и скрытно готовилась операция. Составлялись планы. Намечались места ударов. Подвозилось новое вооружение, горючее, боеприпасы. Сосредоточивались в нужных местах войска.
В июне 1944 года Белорусская стратегическая операция «Багратион» началась. Сразу четыре фронта пошли в грандиозное наступление. Наши наступали с севера, востока и юга.
Устремились войска вперед, сломили фашистскую оборону. И вот с фронтов одно за одним сообщения:
Наши войска окружили фашистов под городом Витебском.
Вступили в Жлобин.
Фашисты бегут из Орши.
Взят Могилев.
Фашисты окружены под Бобруйском.
Взяты Слуцк,
Борисов,
Вилейка,
Несвиж.
И вот новое, самое радостное, самое важное. 3 июля 1944 года наши войска освободили столицу Советской Белоруссии город Минск. Не только освободили Минск, но восточнее города окружили фашистов, загнали в большой «котел».
Дальше пошли войска. И снова идут сообщения:
– Взяты Полоцк,
Молодечно,
Ошмяны,
Лепель.
Наши в Барановичах!
Наши в Гродно!
Пинск встречает освободителей.
Лида свободна!
Свободен Слоним!
Все дальше, дальше отодвигается линия фронта. Все больше белорусской земли свободной. Продолжают войска наносить удар.
Собрались как-то командующие всех четырех фронтов, гнавших по белорусской земле фашистов, – генералы Рокоссовский, Черняховский, Баграмян, Захаров. Собрались другие военачальники. Вместе со всеми и представители Ставки Верховного Главнокомандования маршалы Жуков и Василевский.
Посмотрел на соратников маршал Жуков:
– Не посрамили, выходит, память.
Догадались советские генералы:
– Багратиона?
– Багратиона, – ответил Жуков.
Три автомата
Солдат Ковригин в стрелковом взводе годами старший. Зовут во взводе бойцы солдата:
– Отец!
– Папаша!
А чаще:
– Батя?
Ему за сорок. Давно семейный. Дети-солдаты есть у солдата.
Дивизия, в которой служил Ковригин, наступала на Берлин с севера.
Пробились солдаты через Панков. Это берлинский пригород, большой район. Вышли на Фридрихштрассе – одну из центральных берлинских улиц. Особенно упорные здесь бои. Дрались за каждый дом. Поработала здесь артиллерия. Самолеты бомбили улицу. От многих домов остались лишь стены. И все же не сдаются фашисты. Огрызается каждый дом.
Ворвались солдаты в один дом. Устремились по лестнице вверх – оттуда велась стрельба. А Ковригин внизу остался обследовать нижний этаж – нет ли внизу засады.
Прошел Ковригин из комнаты в комнату. Пройти нетрудно. Стены во многих местах пробиты. Хотел возвращаться назад. Вдруг видит: в полу проем. Подвал сквозь проем чернеет. Глянул солдат в проем. Отпрянул. Засвистели оттуда пули. Бьют, как фонтан, как гейзер. Схватил Ковригин гранату. Опять к проему. Только думал швырнуть гранату. Да затихла в этот момент стрельба.
Поберег он гранату. Шагнул к проему. Не ответил подвал огнем. Глянул Ковригин. Видит, в подвале сидят мальчишки. Трое. По автомату в руках у каждого. Смотрят как из норы волчата. Прижались один к другому.
Знал о таких Ковригин. Не хватает солдат у фашистов. Призвали стариков и подростков в армию. Автоматы мальчишкам в руки:
– С вами бог! На врага, молодая Германия!
Не смотрит война на возраст. Гибнут в боях юнцы.
Спрятал солдат гранату.
– Марш по домам – нах хаузе! – крикнул в подвал Ковригин.
В это время наверху началась сильная перестрелка. Побежал Ковригин к своим на помощь. Удачно прибыл. Помог гранатой.
Взяли вскоре солдаты дом.
Уже потом, когда выходили они на улицу, снова Ковригин свернул к подвалу. Шел осторожно. Автомат на всякий случай держал на взводе.
Поравнялся с проломом. Остановился. Глянул. Нет мальчишек. Тихо в подвале. Пусто. Присмотрелся. Что там такое? Видит: три автомата в рядок лежат.
– Ковригин! Ковригин! – позвали бойцы солдата.
– Тут я!
Вернулся к своим Ковригин.
– Что там такое?
– Да так, ничего, – ответил солдат, посмотрел на стены, на перекрытия. – Эх и крепка домина!
Солдат Ковригин во взводе годами старший. Зовут во взводе бойцы солдата:
– Отец!
– Папаша!
А чаще:
– Батя!
Ему за сорок. Давно семейный. Солдаты-дети есть у солдата.
Мерещится
Приметил его Неверов. Да и трудно было не приметить. Бросался фашист в глаза. Скулы имел лошадиные. К тому же лычка на нем ефрейтора.
Приметил его Неверов еще в первом бою в Берлине. Потом потерял, из виду. Однако когда битва втянулась совсем в Берлин и пошла по домам, по улицам, снова Неверов его увидел.
«Ах, жив ты еще, выходит?» Стал он за ним следить. Не выпускает из виду. Следил, следил. Однако бой есть бой. Отвлекся в бою Неверов. Утерял, как иглу, скуластого. Видно, убит, заключил солдат.
В это время в тылу у наших вдруг появилась фашистская группа. Неверов попал в отряд, который был брошен на отражение атаки фашистов с тыла. Как они тут? Откуда? – гадают солдаты. С неба, что ли, они упали. Там, где оказался фашистский отряд, еще вчера завершились бои.
Вступили солдаты с фашистами в схватку. Бьется Неверов. И вдруг видит Неверов того ефрейтора. Присмотрелся. Конечно, он. Вот так военное диво! Как он, откуда здесь?
– Ну, не уйдешь теперь!
Окружили бойцы фашистов. Уже добивают совсем врагов. Остался лишь этот и с ним немногие. И вдруг, как в сказке, исчезли куда-то фашисты. То ли взлетели в воздух, то ли под землю рухнули.
Обыскали солдаты округу. Нет ни ефрейтора, ни тех, что с ним.
Вернулись бойцы к своим. Доложили, мол, уничтожен в тылу противник. Бьются солдаты на новом месте. Бьется Неверов. И снова ефрейтор ему мерещится.
– Тьфу! Тьфу!
Присмотрелся. Конечно, он – кобыльи скулы.
Что за чертовщина.
Вцепился Неверов в фашиста глазами. Выбью я твой секрет. Бегут фашисты от дома к дому. Неверов по пятам за скуластым. Фашист за дом, и Неверов за дом. Фашист в подворотню, и Неверов за ним. Фашист в подвал, и Неверов в подвал. Спустился ефрейтор в какой-то люк. Переждал немного Неверов и тоже в люк. Попал он в лабиринт подземных ходов и укрытий. Так вот в чем секрет, сообразил Неверов. Вот как фашисты переходят с места на место. Вот почему то стоят они перед нами, то вдруг опять вырастают у нас в тылу.
Хотел Неверов догнать солдата. Однако исчез, растворился, как дым, ефрейтор.
Рассмеялся Неверов, махнул рукой.
– Ладно, живи, счастье твое, проворный! – Рад солдат, что подземный проход открыл. Доложил обо всем начальству.
Не только на улицах города идут бои за Берлин. По вертикали, в три яруса, в три этажа развернулось кругом сражение. Бьются на улицах, в квартирах и на крышах домов, глубоко под землей – в подвалах, укрытиях и переходах. Всюду идут бои. Все ближе и ближе к центру.
Дедушка, бабушка, Герхард и Густав
Жило их четверо – бабушка Эльза, дедушка Курт, маленький мальчик Герхард и попугай – старый веселый Густав.
Целый день по хозяйству возится бабушка. Герхард рисует или кубики разбирает. Дедушка Курт, склонившись, сидит над картой.
Дедушка в прошлом солдат. Всю войну просидел за картой. По карте следил за войной. По карте в войну играл.
– Я солдат! Я солдат! – четыре года выкрикивал дедушка. – Фюрер ведет нас к победе. Хайль Гитлер!
Когда дедушка брал в руки карту, попугай садился к нему на плечо. Тоже смотрел на карту. Научил его дедушка Курт с большим почтением относиться к карте. «Вот тут наши победы», – тыкал дедушка рукой на карту. Научил он попугая фашистским приветствиям.
– Хайль Гитлер! – кричит Густав.
Нравится это дедушке, нравится это бабушке, очень нравится Герхарду.
– Хайль Гитлер! – дружно кричит семейство.
Но вот все изменилось. Докатилась война до Германии. Докатилась война до Берлина. Все ближе и ближе подходит к той улице, где живут дедушка, бабушка, внук и Густав. Живут они в центре. На Фридрихштрассе. Недалеко от имперской канцелярии.
Бомбят центр города советские самолеты. Орудия бьют по центру. Где же укрыться? Кто-то сказал – под землей в метро.
И вот бабушка Эльза, дедушка Курт и маленький мальчик Герхард бегут в метро. Дедушка Курт клетку несет с попугаем.
– Хайль Гитлер! Хайль Гитлер! – кричит Густав.
Спустились они под землю. Масса народа укрылась сейчас в метро. Старики и старухи, мальчики, девочки, калеки, младенцы. Вот друзья Герхарда Фред и Отто. Вот подружки Гретхен и Эва. Где-то идет стрельба. Там, наверху, война. Здесь, под землей, спокойно.
Часы показали вечер. Ко сну потянулись люди. Задремали бабушка Эльза и дедушка Курт. И Герхард, и Фред, и Отто. И подружки Герхарда – Гретхен и Эва. И сотни других людей.
Вдруг сквозь дрему, сквозь сон почудился Герхарду всплеск воды. Открыл он глаза, и верно: вода бежит из тоннеля. Все прибывает. Поднимается выше и выше.
Проснулась бабушка Эльза, проснулся дедушка Курт. Отто и Фред проснулись. Гретхен и Эва. И сотни других людей. Проснулся и старый веселый Густав.
– Хайль Гитлер! Хайль Гитлер! – кричит Густав.
Увидели люди воду. Бросились к выходу. Но и отсюда бежит вода. Началась паника. Давка. Крики. Барахтаются люди. Водоворотом бушует кругом вода.
Это по приказу Гитлера на реке Шпрее были открыты шлюзы. Боялся Гитлер, что по тоннелям метро советские войска прорвутся к имперской канцелярии. Приказал открыть шлюзы, залить тоннели.
Все больше и больше воды в тоннелях. По пояс вода, по шею. Вот скрылись Герхард, и Отто, и Фред. Гретхен и Эва скрылись. Бабушки Эльзы уже не видно. Все выше и выше кругом вода. Лишь клетка с Густавом, как лодка по морю, плавает.
– Хайль Гитлер! Хайль Гитлер! – кричит, надрывается Густав.
Очистил воздух. Рассеял гарь
30 апреля. После полудня. Бои идут рядом с имперской канцелярией.
Личный шофер Гитлера Кемпке получил приказ раздобыть 200 литров бензина. Принялся Кемпке искать горючее. Нелегкое это дело. Уже несколько дней, как перерезаны все дороги, ведущие к имперской канцелярии. Не подвозят сюда горючее. Носится Кемпке, выполняет приказ. Сливает бензин из разбитых машин, из пустых баков по капле цедит. Кое-как набрал сто литров. Доложил.
– Мало, – сказали Кемпке.
Снова носится Кемпке. Снова по каплям цедит. «Зачем же бензин? – гадает. – Бежать? Так ведь поздно. Перерезаны все пути. Если проедем, так сто, от силы двести метров. Зачем бензин? Конечно, бежать! Удачлив фюрер. А вдруг прорвемся?!»
Облазил Кемпке, обшарил, обнюхал все, что мог, даже, рискуя жизнью, на соседние улицы бегал. Набрал еще восемьдесят литров. Нет больше бензина нигде ни грамма.
Доложил Кемпке:
– Сто восемьдесят литров, и больше нигде ни грамма.
Во дворе имперской канцелярии находился сад. Приказали Кемпке в сад притащить горючее. Снес он сюда канистры. Стоит и опять гадает: «Зачем же в саду бензин?»
А в это время там, внизу, в подземелье у двери, ведущей в комнату Гитлера, стоят в молчании приближенные фюрера. Прильнули к закрытой двери. Ловят малейший звук.
Томительно длится время.
Сегодня утром Гитлер объявил свою волю – он уходит из жизни.
– Немецкий народ не достоин меня! – кричал на прощание фюрер.
– Трусы!
– Глупцы!
– Предатели!
И вот сидит на диване Гитлер. Держит в руке несколько пилюль с отравой. Напротив овчарка Блонди. Преданно смотрит в глаза хозяину.
Ясно Гитлеру – все кончено. Медлить нельзя. Иначе завтра плен, и тогда… Страшно о плене подумать. Страшится людского гнева.
Поманил фюрер Блонди. Сунул пилюлю. Позвал щенят. Потянулись, глупцы, доверчиво… Тихо, замерло все за дверью. Камердинер Гитлера Линге посмотрел на часы. Половина четвертого. Открыли дверь приближенные. Мертвы и фюрер, и Блонди, и щенки.
Завернули тело Гитлера в ковер. Тайным ходом вынесли в сад. Положили у края большой воронки. Облили бензином. Вспыхнуло пламя. Пробушевал над ковром огонь. Горстка золы осталась. Дунул ветер. Золу развеял. Очистил воздух. Рассеял гарь.
А в это время советские воины шли в последний бой. Начался штурм рейхстага.
Последние метры война считает
Начался штурм рейхстага. Вместе со всеми в атаке Герасим Лыков.
Не снилось такое солдату. Он в Берлине. Он у рейхстага. Смотрит солдат на здание. Колонны, колонны, колонны. Стеклянный купол венчает верх.
С боем прорвались сюда солдаты. В последних атаках, в последних боях солдаты. Последние метры война считает.
В сорочке родился Герасим Лыков. С 41-го он воюет. Знал отступления, знал окружения, два года идет вперед. Хранила судьба солдата.
– Я везучий, – шутил солдат. – В этой войне для меня не отлита пуля. Снаряд для меня не выточен.
И верно, не тронут судьбой солдат.
Ждут солдата в далеком краю российском жена и родители. Дети солдата ждут.
Ждут победителя. Ждут!
В атаке, в порыве лихом солдат. Последние метры война считает. Не скрывает радость свою солдат. Смотрит солдат на рейхстаг, на здание. Колонны, колонны, колонны. Стеклянный купол венчает верх.
Последний раскат войны.
– Вперед! Ура! – кричит командир.
– Ура-а-а! – повторяет Лыков.
И вдруг рядом с солдатом снаряд ударил. Поднял он землю девятым валом. Сбила она солдата. Засыпан землей солдат.
Кто видел, лишь ахнул:
– Вот так пуля ему не отлита.
– Вот так снаряд не выточен.
Знают все в роте Лыкова – отличный товарищ, солдат примерный.
Жить бы ему да жить. Вернуться бы к жене, к родителям. Детей радостно расцеловать.
И вдруг снова снаряд ударил. Рядом с тем местом, что первый. Немного совсем в стороне. Рванул и этот огромной силой. Поднял он землю девятым валом.
Смотрят солдаты – глазам не верят.
Жив оказался солдат. Засыпал – отсыпал его снаряд. Вот ведь судьба бывает. Знать, и вправду пуля ему не отлита. Снаряд для него не выточен.
