Александр Пономарев
Хранители. План игры
Твари приблизились к дому. Нюхач и пучеглазка двинулись в разные стороны, обходя заброшенное жилище с флангов, а слепые псы, чуть присев на задние лапы, напряженно замерли напротив окон в ожидании новой команды.
Псионик помедлил, словно на глаз оценивая готовность «слепышей» молниеносно броситься в атаку, и пошел за неуклюже передвигающей ноги мутосвиньей. Под босой ступней хрустнула ветка. Он замер с отставленной назад левой ногой и поднятой параллельно земле правой рукой, как будто невидимый фотограф сделал стоп-кадр волшебным фотоаппаратом и все вокруг остановилось, выждал несколько мгновений и снова зашагал к дому.
Пучеглазка покорно плелась к крыльцу впереди мозголома, не разбирая дороги. Ее самый большой глаз сильно косил в сторону, средний давно поразила болезнь, и он превратился в мутное бельмо, а самый маленький, ближе всех расположенный к хлюпающему влажными пузырями треугольному носу, наполовину закрывал уродливый кожный нарост. Но даже будь мутосвинья абсолютно слепой, она бы продолжала идти, не боясь столкнуться с препятствием или угодить в болото, появись то или другое на пути. За нее все решал суггестор. Если нюхачу и слепым псам достаточно было телепатически переслать мыслеобраз предстоящей атаки и таким же способом обозначить их местонахождение перед схваткой, то пучеглазка требовала постоянного контроля. Вот он и отдавал ей беззвучные приказы, куда и когда повернуть.
Псионик ни за что бы не стал гнать ее к дому, будь у него в стаде больше тех же нюхачей или слепых псов. Но так как выбирать не приходилось, а сам он не горел желанием лезть под пули и не хотел рисковать зомби, пришлось тратить силы на управление глупой животиной.
В темноте мутант не разглядел лежащей в траве двери, а потому не отдал твари мысленный приказ сместиться левее. Под зазубренными с внутренней стороны и заостренными снизу трехгранными копытами затрещали подгнившие доски. Псионик спохватился. В крохотный, с кулачок ребенка, мозг мутосвиньи поступил новый сигнал, и она осторожно попятилась назад.
Кастет услышал хруст и вскинул голову. Какое-то время он прислушивался к долетающим с улицы звукам, поворачивая то одно, то другое ухо к разбитому окну. Ему показалось, он различил слабый треск и шорохи, еще сильнее напряг слух и даже приложил к уху согнутую ковшиком ладонь, но, кроме шелеста листвы, так ничего и не услышал.
Ветер шумит, решил он, встал с пола и наклонился за чурбачком.
Он только взял в руки полешко, как с улицы донеслось злобное рычание. Мгновением позже раздался звон бьющихся остатков стекла и в комнату, в туче сверкающих в свете костра осколков, запрыгнули слепые псы. Зарычали и залаяли, брызжа слюной.
Почти в одно время с ними в дом через боковое окно заскочил нюхач. Подошвы разношенных армейских ботинок тяжело стукнули об пол. Упираясь в облезлые доски скрюченными, как когти, грязными пальцами, мутант затряс обрывком гофрошланга от натянутой на макушку старой противогазной маски. Из гнилозубой пасти вырвался злобный рев.
Словно в ответ на его призыв, в комнату с визгом и хрюканьем ворвалась пучеглазка. Звонко стуча копытами по грязному полу, мутосвинья двинулась к Кастету. Тот поднял полешко над головой и был готов от души попотчевать тварей. Худя резко сел, когда мутанты ворвались в дом. Спросонок он позабыл, что приставил «калаш» к стене, и теперь лихорадочно шарил ладонями по полу в поисках оружия.
– Ну, кто первый?! – рявкнул Кастет и взмахами импровизированной дубинки трижды рассек воздух перед собой. Его с головой захватил боевой азарт; кровь кипела от адреналина.
Один из «слепышей» глухо зарычал. Густой желтый гной медленно сочился из пустых глазниц, оставляя на жесткой пегой шерсти влажные кривые дорожки. Пархатая шкура на вытянутой в длину морде собралась складками. Темные губы оголили желтые с коричневыми разводами клыки. Правой передней лапой пес процарапал глубокие борозды в полу и бросился на человека.
– Получи! – Кастет наотмашь ударил мутанта по голове. Раздался глухой звук, будто палкой стукнули по дереву. «Слепыш» пронзительно взвизгнул, гулко хлопнулся на пол и забился в предсмертных конвульсиях. Темная кровь толчками изливалась из пробитого черепа. Пес дергал головой, щедро орошая пол и ботинки своего убийцы уродливыми кляксами, большими бесформенными пятнами и крохотными пятнышками.
Кастет перешагнул через судорожно трепыхающегося пса, снова замахнулся полешком, но нюхач и второй «слепыш» одновременно прыгнули на него с разных сторон. Пес намертво впился в дубинку зубами, а нюхач, взмахнув в прыжке рукой, наискось распорол рукав сталкерского комбинезона и тут же поплатился за это. Кастет действовал на рефлексах. Ослабив хватку (поленце выскользнуло из мясистых пальцев и вместе с псом хлопнулось под ноги), схватил нюхача левой рукой за воротник надетой на голое тело рваной камуфляжной куртки, встряхнул, как шкодливого котенка, и, сжав правую руку в кулак, что есть силы врезал промеж круглых окуляров старого противогаза. Нюхач подавился рыком и как-то разом обмяк.
– И-э-эх! – Кастет резво провернулся на месте и швырнул урода в пучеглазку. Та бросилась на здоровяка одновременно с другими тварями, но поскольку находилась дальше всех в момент атаки, не успела причинить вреда. А ведь она могла распороть бедро одним ударом заостренного копыта.
Нюхач пушечным ядром пролетел по комнате, сбил пучеглазку с ног и, лежа на верещащей под ним мутосвинье, неуверенно затряс головой. Обрывок гофрированного шланга болтался из стороны в сторону хоботом шаловливого слоненка.
Все произошло настолько стремительно, что пес не успел встать на лапы. Кастет издал яростный вопль, согнул ногу в колене, подался вбок и тяжело опустил рифленую подошву берца на голову собаки. Череп мутанта хрустнул. Пес судорожно дернулся и затих.
Слева раздался полный боли и страха пронзительный визг. Кастет мельком глянул в ту сторону. Чудовищный удар в голову вывел нюхача из-под чужого влияния. Почуяв под собой добычу, мутант впился мелкими острыми зубами в бок пучеглазки, а похожие на когти хищника скрюченные пальцы до крови вонзил в ее покрытое редкой, слегка розоватой шерстью и корочками сухой грязи брюхо.
Мутосвинья била по воздуху копытами, извивалась под нюхачом, пытаясь сбросить его с себя, но все было без толку. Мутняк оторвал от жирного бока окровавленную пасть, издал победный рык и резким движением руки вспорол жертве живот. Отливающие сизым глянцем, похожие на клубок склизких червей дурно пахнущие кишки вывалились на пол с противным чавкающим звуком. Пучеглазка все еще сопротивлялась, но теперь ее движения стали замедленными и вялыми, а визгливые вопли звучали не так оглушительно, как раньше.
Кастет нагнулся и подобрал труп «слепыша».
– Лови, говнюк! – Он швырнул дохлого пса в сидящего на карачках мутанта. Мертвое тело сшибло тварь в обрывках формы с хрипло сипящей мутосвиньи. Старый противогаз слетел с головы, открывая глазам Кастета изъеденное гнойниками и язвами лишенное губ человеческое лицо. Точнее, обтянутый темной от грязи и некротических изменений кожей оскаленный череп. Близко посаженные к переносице глаза глубоко провалились в глазницы и на первый взгляд были не видны. Их выдавал отраженный сетчаткой свет костра. Красные огоньки жутковато светились в черных углублениях под выпуклыми надбровными дугами.
– Фу, мля! Ну и урод!
Кастет замахнулся подобранным с пола полешком. Нюхач сердито взрыкнул и, словно большая лягушка, поскакал прочь из комнаты, гулко стуча подошвами башмаков по доскам пола. Кастет швырнул деревяшку в мутанта, но промахнулся. Стремительно вращаясь в воздухе, опилыш древесного ствола скрылся в дверном проеме. Из темноты коридора донесся гулкий удар, а потом послышались глухие стуки и похожий на рокот прибоя затихающий звук. Это полешко, ударившись о стену, несколько раз проскакало по полу и откатилось в угол.
В коротком промежутке между первым самым сильным ударом и серией остальных звуков прозвучал не то удивленный вскрик, не то стон, но Кастет его не расслышал. Помешал пульсирующий шум крови в ушах. А жаль! Возможно, дальнейшие события тогда пошли бы по иному пути, и для напарников все закончилось бы легким испугом. Но получилось именно так, а не иначе, и вот что произошло.
С самого начала схватки мозголом предоставил мутантов самим себе. Они его больше не интересовали. С первой секунды короткого боя он попробовал взять под контроль здоровяка, но его попытки пропали втуне. Тогда он полностью сконцентрировался на тощем, как жердь, сталкере. С его помощью он планировал временно вывести бугая из строя и тогда завладеть его разумом.
Находясь в тени крохотного коридора, псионик выставил вперед правую руку с четырьмя невероятно длинными растопыренными пальцами. Это был не просто жест. Мозголом готовился в любой момент использовать телекинез на полную катушку, если что-то пойдет не так.
Мутант сосредоточился. В черных глазах появился холодный блеск, на выпуклом лбу непропорционально большой головы прорезались глубокие морщины, а на висках, под тонкой, с гнойными язвочками кожей, набухли и запульсировали вены.
Незадолго до этого Худя перестал бестолково хлопать ладонями по полу. Когда Кастет убил второго «слепыша», тощий вспомнил, где оставил автомат. Подполз на четвереньках к стене, дотронулся до оружия и почувствовал, что с ним творится неладное. В голове стало тесно, будто мозг неожиданно увеличился в размерах. В глазах появилась странная резь, словно в них бросили горсть песку, а потом зрение помутилось и все стало каким-то неясным и расплывчатым. В ушах зазвенело. Голову от макушки до основания черепа пронзила острая боль. Худя прижал к вискам основания ладоней и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону, будто кобра перед атакой.
Боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Но не успел Худя этому порадоваться, как внутри его черепа раздался холодный размеренный голос. Он требовал взять оружие и выстрелить в Кастета поверх головы.
Худя подумал, что сходит с ума, опять надавил ладонями на виски и потряс головой из стороны в сторону. Он понадеялся, что странный голос исчезнет, и оказался прав. Голос действительно пропал, но вместо него в голове Худи появились чужие мысли. Они бились внутри черепа ночными мотыльками под колпаком светящейся лампы, лишая воли и вынуждая делать нужное им.
Худя попробовал бороться с невидимым и оттого еще более страшным и загадочным врагом. Он перебирал в памяти таблицу умножения, бормотал под нос стихи, но все было напрасно. Чужие мысли гудели в голове пчелиным роем, вытесняя постороннее, не имеющее отношение к ставшей для него единственно важной цели.
Борьба с непокорным сознанием худощавого сталкера тяжело далась мозголому. Крупные капли пота катились по впалым, в старых шрамах, щекам, рисуя на грязной коже влажные кривые дорожки. Тяжелыми солеными плюхами падали с выпирающего вперед подбородка на туго перетянутую крест-накрест замызганными бинтами рахитичную грудь и на выступающий под ней выпуклый живот. Мутант сипло, с присвистом, дышал, широко раздувая ноздри приплюснутого носа, но продолжал гнуть свою линию.
Он давно бы мог превратить тощего в зомби, но не спешил прибегать к столь радикальному способу. И дело тут было вовсе не в человеколюбии. Просто он тогда бы остался один на один со здоровяком, ведь после мощного пси-удара новоиспеченный зомби на время становился бесполезен. Требовался час, а то и больше, чтобы выжженным мозгам вернулась способность воспринимать мысленные сигналы коварного кукловода.
Тем временем бугай волчком провернулся на месте и ловко швырнул нюхача в пучеглазку. Шансов заполучить в свиту парочку свежих зомби оставалось не так и много. Псионик решился на отчаянный шаг. Глаза сверкнули злобным огнем, вены набухли не только на висках, но и на шишковатой голове, между жалкими островками тощих волос, и на короткой массивной шее. Он усилил воздействие на непокорного сталкера, и результат не заставил себя ждать.
Худю как будто огрели мешком по голове. Он на мгновение ослеп. Хор чужих мыслей неожиданно стих, а когда снова зазвучал с утроенной силой, чернота исчезла в ослепительной вспышке. Нестерпимо-белый свет сменился ярко-оранжевым, на смену которому пришла сначала насыщенно-красная, а потом густо-бордовая завеса.
Пронзительный, больше похожий на крик страха и отчаяния, вопль пучеглазки ударил по ушам и, словно яростный порыв ветра, сдунул цветную пелену с глаз. Худе снова вернулась способность видеть, только теперь он воспринимал все не так, как раньше. Правда, он этого не понимал. Все, что было до этой минуты, для него перестало существовать. Он как будто заново родился.
Худя поднял глаза и посмотрел на Кастета, но увидел не его, а какое-то жуткое существо невероятно большого роста с ногами-тумбами и огромной, похожей на крону дерева головой. Монстр тянул к нему жилистые, перетянутые буграми мышц руки. Загнутые внутрь острые когти соприкасались с костяным звуком всякий раз, когда узловатые пальцы сгибались в попытке схватить Худю за грудки. Пока они беспомощно цепляли воздух, но с каждой секундой клацающий стук раздавался все ближе, хотя чудище оставалось на месте. Видимо, руки монстра каким-то образом удлинялись, и это не сулило Худе ничего хорошего.
– Убей! – потребовал скрипучий, отливающий металлом голос в его сознании. – Стреляй в голову! Видишь, какая она большая, не промахнешься. Убей, пока он не убил тебя! Убей! Убей! Убей!
Худя сдвинул планку предохранителя в среднее положение, навел автомат на голову монстра и нажал на спусковой крючок. «Калаш» сухо залаял. Из факела дымного пламени вырвался свинцовый рой. Отдачей подкинуло ствол, и на стене появилась косая строчка пулевых отверстий чуть повыше головы монстра.
Услышав треск автоматной стрельбы, Кастет инстинктивно пригнулся, бросил взгляд в сторону напарника и обомлел. Худя пялился в него пустым, ничего не выражающим взглядом. Из уголка рта к подбородку стекала тонкая ниточка слюны. В переменчивом свете костра по лицу тощего скользили тени, меняя знакомые черты до неузнаваемости. На стене позади приятеля черная изломанная фигура металась то в одну, то в другую сторону, будто исполняя загадочный танец. Автомат в руках Худи дрогнул. Черный зрачок дульного среза медленно двинулся к исходной точке, оставляя в воздухе волнистые струйки сизого дыма.
Кастет заметил, что напарник готов снова открыть огонь, и заорал что было сил:
– Худя, очнись, это же я!
Но тот словно не слышал его воплей. Ни один мускул не дрогнул на бледном, безвольном лице. Глаза сохраняли тот же стеклянный блеск, рот остался приоткрытым.
Кастет понял, вот-вот произойдет непоправимое, изогнулся в поясе и, словно тигр в цирке, прыгнул на друга через огонь. Худя спустил курок за миг до столкновения с Кастетом, но пули опять ударили в стену. На этот раз каверны отколотой свинцом штукатурки появились чуть ниже первого ряда выбоин. Мгновение спустя он грохнулся на спину и больно ударился затылком об пол. В голове сверкнула молния, искры сыпанули из глаз, и мир исчез в ослепительно-белой вспышке.
Кастет вырвал автомат из вялых рук Худи. Хотел отшвырнуть оружие, но мысль: «Здесь что-то не так» – заставила передумать. Как выяснилось, не зря. Краем глаза он заметил движение на изменчивой границе рожденного костром светлого, нервно пульсирующего пятна и наползающей из коридора ночной тьмы.
Мозголом не ожидал такой прыти со стороны здоровяка. Непредсказуемым прыжком тот нарушил его планы. Удар головой об пол вызвал у худощавого сотрясение мозга. Тонкая красная нить, именно так псионик рисовал в воображении устойчивую телепатическую связь между ним и реципиентом, лопнула, как перетянутая струна. Тощий снова оказался предоставлен самому себе, и все надо было начинать сначала.
Суггестор попробовал восстановить внезапно прерванный контакт с сознанием Худи, но ничего не вышло. Тогда мутант решил действовать по обстоятельствам.
Кастет скосил глаза в сторону коридора. В дверном проеме стоял коренастый человек, точнее, человекоподобное существо с непропорционально большой головой, широкими трехпалыми ступнями и вытянутыми в длину кистями. Сквозь прорехи в грязных, непонятного цвета штанах проглядывали костлявые колени. Вместо рубахи – намотанные как попало на руках и груди грязно-серые бинты. Мутант низко наклонил голову, словно демонстрируя покрывающие лысину розовые коросты между шишковатых выпуклостей черепа и редких островков пепельно-серых волос.
– Ты кто еще такой? – изумился Кастет.
Вместо ответа псионик резко поднял голову. В его выпученных глазах демоническим огнем плясали языки костра, но под отраженным блеском проявлялся более глубинный, завораживающе-гипнотизирующий свет, словно внутри его черепа включился таинственный проектор.
Кастет пересекся взглядом с пси-мутантом и почувствовал нечто странное. В голове как будто заработал испорченный приемник. Какие-то голоса что-то пытались сказать ему, но хриплое шипение помех практически полностью их заглушило.
– Так это ты заставил Худю в меня стрелять, – догадался Кастет, вскинул автомат на линию огня и кончиком указательного пальца потянул за спусковой крючок. «Калаш» сухо щелкнул бойком. Кастет вспомнил о некогда извлеченном из патронника боеприпасе и сунул руку в карман.
Мозголом невероятным напряжением внутренних сил пытался взять под контроль не поддающийся его воле человеческий разум, но когда понял, что ничего не выйдет, поменял тактику. Он Выбросил вперед четырехпалую кисть с растопыренными пальцами и при помощи телекинеза обезоружил противника.
Кастет обомлел, когда неведомая сила вырвала «калаш» из его рук и отшвырнула к дальней стене комнаты.
– Ах ты мразь! Да я ж тебя голыми руками задушу! – прорычал он и разъяренным быком бросился на мозголома.
Тот попытался отбросить врага волной направленного телекинеза, но куда там – все равно что пытаться усилием мысли остановить поезд на полном ходу. Кастет даже не ощутил на себе чужеродного воздействия. Он, как борец сумо, накинулся на мутанта, сшиб с ног и, как было обещано, сжал пальцы на его шее.
Псионик опешил. За всю жизнь никто так не бился с ним. В него стреляли, кидали гранаты, однажды попробовали убить ножом (это плохо закончилось для самоуверенного смельчака, тот перерезал себе горло, подчиняясь чужеродному ментальному сигналу), но ни разу не пытались задушить его. Секундное промедление дорого обошлось человекоподобному монстру. Кастет использовал шанс на победу по максимуму. Он не просто душил врага так, словно хотел вырвать у него кадык, но и бил затылком об пол, злобно приговаривая с каждым ударом:
– Я… покажу… тебе… ублюдок… как… людям… морочить… голову…
Мозголом попробовал было выдавить глаза противнику, но лишь расцарапал тому лицо и лоб. В азарте боя Кастет не заметил ни боли, ни то, как кровь струйками течет из ран по щекам и переносице, ни то, как она капает с кончика носа и подбородка. Зато он почувствовал запах крови и увидел ее на морде суггестора. Ноздри Кастета затрепетали, алая пелена застила глаза, и он окончательно потерял контроль над собой.
Боевое безумие схлынуло. Ушло, словно волна морского отлива. И точно так же, как море «забывает» на берегу незадачливых рыбешек, медуз и моллюсков, оставило после себя неприятный привкус во рту, головную боль и предательскую дрожь в мышцах.
Кастет обнаружил подле себя труп с окровавленной дырой вместо горла. Понял, что нечто липкое в его руке не что иное, как вырванный из шеи мутанта кадык, и брезгливо отшвырнул боевую добычу в коридор. Из темноты донесся смачный шлепок.
Кастет вытер руки о штаны дохляка, встал и, подхватив мертвое тело под мышки, выволок на улицу. Потом вернулся за «слепышами», но, прежде чем вытащить их из дома, подкинул дров в костер.
Пламя жадно накинулось на свежую пищу. В комнате стало светлее. Боковым зрением Кастет заметил отблески огня на металле и посмотрел в ту сторону. Поначалу он хотел оставить оружие там, где оно лежало, но передумал. Подобрал автомат напарника, забрал свой «калаш» и только после этого вытащил трупы «слепышей» из дома. В последнюю очередь он вынес тушу мутосвиньи. Выпущенные нюхачом кишки тянулись за ней, оставляя на полу широкие красные полосы.
Глава 6. Есть контакт!
Худя открыл глаза и жадно втянул в себя воздух. Он ощущал себя так, будто рядом разорвался снаряд. В ушах звенело, сердце гулко ухало в груди, голова казалась отлитой из свинца, перед глазами плавала серая муть. Он не сразу понял, что с ним происходит и где он находится. Прошло какое-то время, прежде чем в памяти, одно за другим, всплыли события последних минут. Он вспомнил, как отбивался от жуткого чудища с похожей на раскидистую крону дерева огромной головой и непомерно длинными руками, вздрогнул и нервно посмотрел по сторонам. Расплывчатый муар все еще застилал глаза, но это не помешало понять: здесь что-то не так.
Худя снова покрутил головой.
«Раз я до сих пор жив, – подумал он, – значит, монстр не добрался до меня. Выходит, я убил его. Тогда где труп? И куда делся Кастет?»
Худя опять окинул комнату взглядом. Мир из черно-белого постепенно становился цветным. Появлялись новые, ранее не замеченные детали вроде широкой багряной полосы на полу и косой цепочки пулевых выбоин в стене.
Сознание мгновенно ухватилось за подсказку и на полную катушку включило воображение. Перед мысленным взором Худи, словно видеоряд в кинофильме, проплыла невероятно реалистичная картина. «Калаш» в его руках плюется огнем. Пули насквозь дырявят голову монстра. Из затылка твари вырываются фонтаны крови вперемешку с выбитыми мозгами, а на стене появляется строчка крохотных кратеров. Какое-то время мертвое чудище сохраняет равновесие, но вот его ноги подгибаются, и оно падает на пол по ту сторону от костра. Кастет появляется из темного угла комнаты, наверное, он там прятался, оцепенев от страха, хватает дохляка за руки и тащит прочь из дома, оставляя кровавый след на полу.
Сквозь звон в ушах пробивался равномерный стук, словно кто-то колол дрова. Худя встал на ноги, покачнулся и оперся рукой на стену. Голова кружилась пуще прежнего, звон в ушах усилился, перед глазами опять все поплыло. Он постоял так с минуту, а когда почувствовал себя лучше, побрел к окну.
Ночь окончательно вступила в права. В лунном свете отчетливо просматривалась мускулистая фигура Кастета. Тот обтесывал тонкоствольное деревце, энергично работая ножом. Из земли торчали три заготовленных подобным образом шеста.
Худя окликнул напарника.
– Очухался наконец-то, – отозвался Кастет, вытирая рукавом пот со лба. – Вроде в порядке, раз помнишь, кто я такой, и не пытаешься убить.
– Ты о чем? – удивился Худя. В голове пестрым калейдоскопом промелькнули события недавнего прошлого. Он снова увидел, как стрелял в голову странного чудища с непомерно длинными руками и ошарашенно подумал: «Неужели это мне привиделось и я на самом деле стрелял в Кастета?»
– Потом расскажу. Не мешай, дай закончить. Немного осталось.
– А ты ваще что делаешь?
– Скоро узнаешь, – пообещал здоровяк и снова застучал ножом по концу палки, слой за слоем срезая тонкие, почти прозрачные полоски древесины.
Несколько минут спустя он воткнул последний из заготовленных шестов в землю рядом с остальными, наклонился и энергично замахал рукой с зажатым в ней ножом. Теперь звук был такой, словно мясную тушу рубили на части.
Худя ничего не помнил, кроме странного монстра, которого, как выяснилось, не существовало в реальности, и терялся в догадках, кого там напарник разделывает на куски. Он недолго находился в неведении. Вскоре Кастет удовлетворил его любопытство, одну за другой нанизывая головы мутантов на заостренные колья.
– Эт что за хрен? – Худя показал пальцем на человеческую, как ему показалось, башку с бугристыми выступами на лысом черепе.
– Этот говнюк задурил твои мозги. – Кастет вытер испачканные в крови руки и клинок о траву, спрятал нож в ножны и выпрямился. – Хотел твоими руками расправиться со мной.
– Вон оно как. Понятно. А ты зачем их башки на колы нанизал?
– Чтоб другим неповадно было. Пусть знают, что их тут ждет, – пояснил Кастет и зашагал к дому.
Худя дождался, когда напарник появится в комнате, забрал у него свой автомат и насел с расспросами. Тощий выпал из реальности на время боя и хотел восстановить недавние события до мельчайших подробностей. Особенно его мучил вопрос, как приятелю удалось сохранить разум при атаке псионика.
Кастет как будто стеснялся столь пристального внимания к его персоне. Отвечал неохотно, и Худе пришлось чуть ли не по капле выцеживать из него нужные сведения. Наконец он составил более-менее правдоподобную картину произошедшего, цыкнул зубом и с задумчивым видом проговорил:
– Вот уж действительно – не было бы счастья, да несчастье помогло. Ты не представляешь, как нам повезло. А знаешь почему? – Кастет помотал головой. Словно не ожидая от него другой реакции, Худя криво усмехнулся и покивал. – Потому что иногда быть тупым качком жизненно необходимо. Не будь у тебя пластины в башке, неизвестно, чем бы все для нас закончилось. – «Получается, я тебе жизнью обязан», – подумал он, но вслух сказал совершенно другое: – Ты давай ложись спать, отдыхай, назавтра сил набирайся, а я покараулю.
Кастет начал было протестовать, дескать, он не устал и вполне может часика два-три подежурить, но Худя остался непреклонным.
– Ты и так неплохо поработал сегодня, – сказал он, подбрасывая дровишки в огонь. – Не переживай, я, когда спать захочу, в два счета тебя растолкаю.
На том и порешили. Кастет улегся спиной к костру и вскоре захрапел.
Худя разбудил его через четыре часа. Все это время он просидел лицом к окнам с автоматом в руках, напряженно вслушиваясь в долетающие снаружи звуки. Шелест листвы не успокаивал. Напротив, он будил воображение. Временами Худе мерещилось, что за окном кто-то ходит, фыркает, охает и вздыхает. В такие минуты он подкидывал топливо в костер, полагая, что запах дыма и заметные сквозь оконные проемы красные всполохи отпугнут незваных гостей.
Он уже не считал их задание относительно легкой прогулкой по пусть и заброшенному, но все же парку развлечений. Еще не так давно ему казалось, что ничего страшного с ними не произойдет, ведь им не раз приходилось сталкиваться с мутантами на территории «Чернобыль Лэнда». Правда, тогда эти твари могли всего лишь напугать внезапным появлением и имитацией атаки, а сейчас все резко переменилось. Они пытались их убить, и где гарантия, что никто из мутняков не попробует сделать это снова.
Если бы Худя с самого начала знал, что часть встреченных ими ранее мутантов были биомеханическими копиями реально существующих тварей с ухудшенными относительно прототипов характеристиками, а на остальных подавляюще действовало отсутствие аномального излучения Зоны, из-за чего они были не так активны и предпочитали скрываться бегством, а не нападать на вооруженных людей, он бы не был сейчас так обескуражен. Устоявшаяся за последние годы картина мира с треском рушилась у него на глазах. Он знал, как убивать, умел и любил это делать, но применительно к новым реалиям его знания ничего не стоили. Одно дело убить человека, чаще всего и так запуганного до смерти, а потому лишенного воли к сопротивлению, а другое – на равных противостоять хитрым и коварным врагам. С одним из них им довелось сегодня встретиться, и только чудо уберегло от верной гибели. Но как долго продлится такое везение? Что, если другие монстры захотят попробовать их на зубок?
Худя так сильно погрузился в размышления, что незаметно для себя как будто переместился во времени. Стены заброшенного дома исчезли, равно как и мирно посапывающий у костра напарник. Тощий снова оказался на заросшем полынью и репейником поле в тот момент, когда интенсивный курс обучения закончился. Худя увидел себя со стороны, медленно бредущим по правую руку от проводника, и услышал знакомый слегка гнусавый голос с легкой, едва уловимой хрипотцой:
– В былые времена в Зоне водились опасные мутанты. Ныне таких и не осталось вовсе. Ну, может, с десяток-другой экземпляров от каждого вида на весь парк наберется, но это ж капля в море, сам понимаешь. Вот ты мне честно скажи, ты, когда по парку бродил, наверняка ведь сталкивался с мутантами?
– А то! – не без самодовольства ответил Худя. – И даже не раз.
– Тебе, наверное, сложно было справиться с ними, раз ты, как шар, раздулся от гордости.
– Да нет. Они убегали, даже не пытаясь нападать. А если и атаковали, то я их почти как в тире расстреливал. И, это, не надо на меня гнать. Ничего я не надулся. Тебе показалось.
Проводник усмехнулся: ну-ну, ищи дурака.
Какое-то время они шли молча. Худя либо проводил ладонью по качающимся на ветру серебристым соцветиям чернобыльника, именно такое название закрепилось в парке за полынью, либо срывал с кустов репья колючие головки и кидал под ноги. Недавний наставник с задумчивым видом смотрел вдаль перед собой.
– И кто тебе в основном попадался? – прервал он долгую паузу.
Худя задумался, перебирая в памяти стычки с мутантами.
– Ну, эти, как их там, пучеглазки, слепые псы, кабаны. Нюхачи вот еще пару раз были. Чаще всего, конечно, с собаками приходилось дело иметь.
– Вот, – проводник назидательно поднял палец к похожему на замызганную простынь серому небу. – Шелупонь всякая, одним словом. А доведись тебе встретиться один на один с тем же сушильщиком, например, большеногом, химерой или, не приведи господи, мозголомом, ты бы, возможно, и не шагал сейчас рядом со мной.
– Да ладно! – не поверил Худя. – Прям они такие особенные, что их ни застрелить, ни взорвать нельзя.
– Отчего ж нельзя? Можно. Только вот иной раз так бывает, что у сталкера патроны с гранатами закончились, а мутант все еще живее живых. И вот тогда вся надежда остается на нож, а им не каждый способен убить того же сушильщика, допустим. Тот ведь становится невидимкой, когда охотится. Поди воткни нож в того, кого не видно. Заметить-то его можно, если приглядываться: листики там, травинки всякие на фоне его неприметного силуэта искажаются. Опять же следы на земле остаются, да и рычит он, круги вокруг тебя наматывая. Да только вот, когда кровь от адреналина кипит, не очень-то на это внимание обращаешь, вот и крутишь головой по сторонам, что твоя сова, дабы не упустить момент. Он ведь, зараза, за миг до атаки из воздуха, как по волшебству, появляется и рычит так, что оглохнуть можно. Знает, тварь, как на психику действовать.
Рассказ заинтересовал Худю. Он стал расспрашивать проводника о других мутантах, хотя раньше, когда Зона еще существовала, ему на это было плевать. Он сам не собирался тогда ехать в ЧЗО и не понимал, что так влечет сюда других. Он и в «Чернобыль Лэнд» ни за что бы не поехал, не будь на то воли босса. Все-таки его стихией были городские джунгли, а не просторы тематического парка развлечений. Именно в Москве, а не здесь, он чувствовал себя как рыба в воде.
