Сосипатра, Пьер и Акимыч.
Акимыч. Сейчас были здесь… Должно быть, вышли в соседней номер; тут у них родственница, проездом в имение, остановились до завтра. Извольте обождать минутку.
Сосипатра. Хорошо, мы подождем. Доложи поди.
Акимыч. Слушаю-с. (Уходит в среднюю дверь.)
Пьер. Какой Олешунин смешной.
Сосипатра. Это не новость, мой друг! Найди что-нибудь поинтереснее.
Пьер. Я вам самую свежую новость хочу рассказать. Мы сегодня завтракали вместе с Олешуниным, он хвастался какой-то новой победой, говорил, что получил billet-doux.
Сосипатра. От горничной, вероятно.
Пьер. Так и сияет от радости.
Сосипатра. А вам с Жоржем завидно? Пусть его блаженствует, ему это в диковинку.
Пьер. Да правда ли, не сочиняет ли он?
Сосипатра. Коли есть что, так он не утаит, он по всему городу разблаговестит. Он, можно сказать, из одной чести бьется; ему не любовь нужна, а чтоб все знали, что его любят. Посмотри, как он голову-то подымет.
Пьер. Да он и теперь уж поднял и на нас смотрит с глубоким презрением.
Входит Акимыч.
Акимыч. Сейчас будут. Извиняются. (Уходит в среднюю дверь.)
Сосипатра. Поди, Пьер, подожди меня в общем зале.
Пьер. Здесь Жорж, он на биллиарде играет, мы обед заказали.
Сосипатра. И прекрасно. Я одна домой доеду.
Пьер кланяется и уходит. Из левой двери входит Лотохин.
Сосипатра, Лотохин, потом Акимыч.
Лотохин. Извините! Все с женщинами, служба моя тяжелая. (Подает руку Сосипатре.) Очень рад вас видеть; благодарю, что осчастливили. Бумаги ваши, отчеты и письма управляющих я разобрал. Надо их обоих сменить, вот и все. Я вам пришлю из Москвы, у меня есть на примете два человека. Дела ваши в отличном положении, только не обращайте внимания на пустяки, а смотрите на существенное. Впрочем, это уж обыкновенный, неизбежный недостаток женского хозяйства. Мало вывелось кохинхинских цыплят, и вы ужасно разгневались; мечете громы и молнии, грозите всех погнать, а недочет более двухсот четвертей пшеницы вы проглядели и оставили без замечания, и тем поощрили управляющих к дальнейшему воровству. Впрочем, вы можете быть спокойны, ваши имения в хорошем положении. Поменьше гнева и поменьше доверия, и побольше…
Сосипатра. Рассудку, вы хотите сказать? Да мало ли что, где ж его взять. Я вам искренно благодарна и готова, с своей стороны, служить чем могу.
Лотохин. Благодарить меня не за что, а вот одолжить меня вы можете очень.
Сосипатра. С удовольствием одолжу вас всем, чем могу.
Лотохин. Скажите мне откровенно, что за человек Окоемов.
Сосипатра. Извольте. Я его знаю давно и могу вам сообщить об нем многое. Я его знавала хорошеньким мальчиком с ограниченным состоянием; он учился плохо, но в обществе его любили и баловали. Он не кончил нигде курса и рано попал в дурное общество. К сожалению, я должна сказать, что это дурное общество есть общество моего брата. Вы видели это пошлое трактирное общество, для которого ни дома, ни семьи не существует. Я живу с братом для того, чтоб наш дом имел хоть сколько-нибудь приличный вид. Я уж давно хотела бросить брата, но рассудила, что я старая вдова, ко мне ничего не пристанет, а если я брошу дом, так они будут верхом по комнатам ездить. Вы видели некоторых из наших, вот хоть Пьера и Жоржа. Что это такое? Это недоучившиеся шалопаи, похожие один на другого как две капли воды. Они уж были развратны, прежде чем узнали жизнь, они уж наделали долгов, прежде чем выучились считать деньги. И теперь ждут только богатых дур, чтобы поправить свои обстоятельства и заполучить деньги для дальнейших кутежей. Но какова будет жизнь их бедных жен? Таков же и Окоемов. Он по душе недурной человек, но приобрел трактирные привычки и легкий, почти презрительный взгляд на женщину и ее душу. Ваша родственница, Зоя, влюбилась в него и вышла за него замуж, чему главным образом способствовала ее тетка, помешанная на мужской красоте. Я их предостерегала, но они вообразили, что я завидую счастию Зои.
Лотохин. Согласно ли они живут?
Сосипатра. До сих пор хорошо; хотя он с самого начала к ней холоден, а она от него без ума. Вот вам пример: у меня есть знакомая девушка, безобразная собой, но очень богатая; он несколько раз выражал мне свое сожаление, что рано связал себя и лишился возможности жениться на этом уроде. Так что, будь только маленькая возможность, он, не задумываясь, бросил бы жену и стал бы ухаживать за этой девицей.
Лотохин. А если б представилась возможность развестись с женой?
Сосипатра. Он бы не задумался ни на минуту.
Лотохин. Он много проживает?
Сосипатра. Теперь нет. Здесь он не мотает; разве где в другом месте. Он часто уезжает.
Лотохин. Долги у него есть?
Сосипатра. Прежде – были; когда женился на Зое, так все заплатил; он тогда много заплатил. А теперь едва ли есть долги, потому что у него нет никакого кредита.
Лотохин. Зачем же он продает за бесценок имение, ведь он Зою-то по миру пустит. Им будет нечем жить.
Сосипатра. Я этого не слыхала. Ну, значит, опять душу продал. То-то он часто ездил в Москву; вероятно, хотел блеснуть, кутил там, играл…
Лотохин. Позвольте, позвольте! Как «душу продал»? Разве у вас люди свои души продают?
Сосипатра. Продают… Это вот как делается: есть особые специалисты-ростовщики, у которых наша беспутная молодежь занимает деньги за огромные проценты в ожидании наследства или выгодной женитьбы. Эти специалисты зорко следят за молодыми людьми и когда видят, что чьи-нибудь фонды начинают падать, то уж не довольствуются простыми векселями, а заставляют их давать подложные документы, то есть делать фальшивые бланки или поручительства от своих родных.
Лотохин. Так вот что значит душу продавать!
Сосипатра. Тогда уж должник в их руках. Они, постоянно пугая их судом, обирают совершенно, а если уж нечего взять, то предъявляют такие документы родственникам. Те поневоле платят, чтоб избавить фамилию от бесчестия и не погубить молодого человека. С Окоемовым, когда он был холостой, уж подобная история была один раз. Скряга дядя заплатил за него тысяч пять; но поклялся, что уж в другой раз он племянника не пожалеет и обратится к прокурору. Вероятно, опять такая же штука. Деньги женины прожил, кредита нет; вот он, в ожидании наследства, и рискнул.
Лотохин. Как бы мне разузнать это дело и распутать? Помогите!
Сосипатра. Извольте, с удовольствием. Он, вероятно, должен тому же ростовщику, которому был должен прежде. Я его знаю. Эти господа сколько жадны, столько же и трусливы. Надо приехать к нему с кем-нибудь из лиц судейских или административных, так только, чтобы попугать его! «И тебя, мол, милый друг, привлекут к ответственности за подстрекательство». Тогда можно будет выкупить векселя довольно выгодно; то есть не придется заплатить вдвое или втрое. Сумма, вероятно, не очень большая, ему много не поверят. Вы это дело можете завтра обделать. Я вас сегодня же познакомлю с молодым прокурором; человек ловкий и обязательный.
Лотохин (жмет ей руку). Благодарю вас, благодарю! У меня есть еще просьба до вас.
Сосипатра. Хоть десять. Рада служить; услуга за услугу.
Лотохин. Ко мне тут приехала племянница из Москвы, вдова богатая.
Сосипатра. Так ей нужно женское общество, что ли?
Лотохин. Нет-с. Вот видите ли, она женщина хорошая и добрая; только немножко…
Сосипатра. Сумасшедшая?
Лотохин. Этого нельзя сказать-с; а уж очень увлекается, доверчива…
Сосипатра. Знаю, знаю, видала много таких.
Лотохин. Так вот-с, Окоемов в Москве очень разжалобил ее, даже до слез-с.
Сосипатра. Чем же?
Лотохин. А тем, что он очень несчастлив; что жена у него и безобразна, и зла, и развратна…
Сосипатра (с удивлением). Скажите пожалуйста!
Лотохин. Ну, моя птичка и расчувствовалась, и дает ему много денег для развода с женой.
Сосипатра. Что такое! Что вы говорите! Это ужасно!
Лотохин. Именье хочет закладывать.
Сосипатра. Богата она?
Лотохин. Очень богата.
Сосипатра. Вот беда! Как тут быть? Я положительно теряюсь. Уж коли она решилась, так не уговоришь.
Лотохин. И слушать не станет.
Сосипатра. А все-таки надо с ней познакомиться.
Лотохин. Я вас сейчас познакомлю.
Сосипатра. Постойте, погодите. (Задумывается.) Я кой-что придумала. Позовите вашего человека.
Лотохин (растворяет дверь в переднюю).
Акимыч, сидя на стуле, спит.
Акимыч!
Акимыч (впросонье). Ась?
Лотохин. Проснись, проснись!
Акимыч. Асинька, милый?
Лотохин. Проснись, барин зовет!
Акимыч (встает). Виноват, барин-батюшка. (Входит в комнату.) Что угодно?
Сосипатра. Посмотри в столовой или в биллиардной, здесь ли тот барин, который входил сюда со мной! Если здесь, так приведи его.
Акимыч. Слушаю-с. (Уходит.)
Сосипатра. Что, она общительная, милая женщина?
Лотохин. Это такая душа… просто прелесть! Канарейка, а не женщина.
Сосипатра. Тем лучше.
Лотохин. Вот только…
Сосипатра. Ну, что ж делать! Совершенства нет на свете.
Входит Пьер.
Лотохин, Сосипатра и Пьер.
Пьер (раскланявшись с Лотохиным, Сосипатре). К вашим услугам. Что прикажете?
Сосипатра. Я давеча забыла тебе сказать… Сегодня вечером приедет Оболдуева.
Пьер. С отцом?
Сосипатра. Нет, одна; она теперь совершенно свободна, отец разбит параличом и уж давно без языка и движения.
Пьер. Вот это новость. Это известие произведет сенсацию.
Сосипатра. Только, пожалуйста, никому не говори, знай про себя.
Пьер. О! Будьте уверены.
Сосипатра. Ну, больше ничего. Прощай!
Пьер. Честь имею кланяться. (Подает руку Лотохину и уходит.)
Лотохин. Что это за новость вы ему сообщили и для чего?
Сосипатра. Это уж мое стратегическое соображение.
Лотохин. Зачем же вы просили его никому не сказывать?
Сосипатра. Затем, чтоб он сейчас же рассказал всему городу. Ну, теперь пойдемте знакомиться с вашей племянницей.
Лотохин (стучит в дверь налево). Сусанна, можно войти? Я с гостьей.
Сусанна (за сценой): «Милости просим»
Сосипатра. Ну, начинается война, война с красавцами. Враг силен, но и мы постоим за себя.
Лотохин. Еще бы. С таким союзником, как вы, я на целую армию красавцев пойду. (Уходит в дверь налево.)
Гостиная, с левой стороны (от актеров) окно, далее дверь в залу. С правой – дверь в спальню Зои. Ближе к зрителям – камин с экраном, большие щипцы для угля и прочие каминные принадлежности; недалеко от камина небольшой диванчик; мебель мягкая.
Из левой двери выходят Окоемов и Лупачев.
Лупачев. Да, это известие дает совсем другой оборот делу. Тут уж не сотни тысяч, а миллионы,
Окоемов. Попытаем.
Лупачев. Оболдуева и прежде была к тебе неравнодушна, да отец мешал; а теперь, вероятно, для тебя и приезжает.
Окоемов. А вот посмотрим. Не бойся, уж не пропустим, что само в руки плывет.
Лупачев. С моей стороны рассчитывай на всякое содействие.
Окоемов. Только бы Сосипатра Семеновна не помешала.
Лупачев. И ее как-нибудь уломаем.
Окоемов. Тогда успех верный.
Лупачев. А уж московскую барыню за штатом оставишь?
Окоемов. Она и подождет. Что ж делать. Я не виноват, коли богаче ее нашлась. Я бы рад радостью, да расчету нет. Коли тут не удастся, так и за нее примусь; она от меня не уйдет. (Смотрит в окно.)
Лупачев. Что ты смотришь?
Окоемов. Да не идет ли наш Дон-Жуан.
Лупачев. Послушай! Ты решился на окончательный разрыв с женой?
Окоемов. Ты знаешь мои дела. Если я и продам имение и как-нибудь расплачусь с долгом, чем же я буду жить потом? Не по миру же мне идти? Если б не это, разумеется, я бы не расстался с Зоей. Я не очень чувствительный человек и порядочно-таки испорчен, а мне ее очень жаль.
Лупачев. С такой сентиментальностью ты ничего не добьешься путного. Чтоб успевать в жизни, надо быть решительным. Задумал, решил и отрезал без всяких колебаний. Только так и можно достичь чего-нибудь. Только так и наживаются миллионы. Ты должен совсем оттолкнуть от себя жену, показать ей презрение, унизить ее.
Окоемов. Да для чего же это?
Лупачев. Для того, чтобы она поняла, что она опозорена, без средств, что ты для нее потерян навсегда.
Окоемов. И чтоб утопилась?
Лупачев. О нет! До этого не дойдет. Как они мужей ни любят, а любовь к жизни в них сильнее.
Окоемов. Ну, так для того, чтоб она к тебе бросилась?
Лупачев. Ну, уж это как она знает. Если она не глупа, так будет счастлива, и тебе жалеть ее будет нечего.
Окоемов. Признайся! Ты ее любишь?
Лупачев. Это до тебя не касается.
Окоемов. Ты за нее сватался, и тебе отказали?
Лупачев. Положим, что и так; что ж из этого?
Окоемов. Да ведь я ее ограбил, и я же ее отталкиваю; ведь я не разбойник. Нужно же мне успокоиться хоть на том, что она не останется без поддержки, не будет в крайней нищете. (Хватает себя за голову.) Впрочем, что ж я! Когда я разбогатею, я ей возвращу все, что отнял у нее.
Лупачев. Да, если позволят тебе безотчетно распоряжаться деньгами. А если будет строгий контроль?
Окоемов. Ах, ведь вот меня счастье, богатство ожидает, а все-таки мне невыносимо скверно… Так скверно, что… кажется…
Лупачев. Ну, философия началась. Пойдем в кабинет, там Пьер и Жорж; нас четверо, сядем играть в винт и развлечемся.
Окоемов. Погоди! (У двери.) Паша!
Входит Паша.
Окоемов, Лупачев и Паша.
Окоемов. Паша! Не принимать никого.
Паша. Слушаю-с…
Окоемов. Принять только Федора Петровича, если он придет.
Паша. Они придут-с. Они каждый день ходят.
Окоемов. Так ты ему скажи, что меня дома нет, а дома только барыня, что я уехал на охоту с Никандром Семенычем и не ворочусь до завтра. Так и людям скажи. А мы сядем играть в карты и запремся, чтоб нам не мешали.
Паша. Слушаю-с (Уходит.)
Окоемов (взглянув в окно). А вот и Олешунин. Легок на помине. Кажется, я не ошибся. (Прислушивается.) Нет… Вот уж он в передней… разговаривает с Пашей. Идем!
Окоемов и Лупачев уходят в кабинет. Входят Олешунин и Паша.
Олешунин и Паша.
Олешунин. Доложите барыне.
Паша. Сейчас доложу-с. (Уходит.)
Олешунин. Наконец! (Смотрит в зеркало и поправляется) Впрочем, что же наружность? Это вздор. (Рассматривает волосы.) Конечно, при всей моей скромности я не могу себе отказать во многих достоинствах… ну, там… ум и прочее… но любопытно, что собственно во мне ей понравилось?
Входит Зоя.
Олешунин и Зоя.
Зоя (потупляясь и шепотом). Вы получили мое письмо?
Олешунин (целуя руку Зои, шутливо). А разве вы писали? (Серьезно.) Нет, я шучу. Получил.
Зоя (потупясь). Мне совестно вам в глаза смотреть.
Олешунин. Нет, что же… я этого ожидал… Рано или поздно это должно было случиться.
Зоя. Но все-таки… как хотите… я замужняя женщина… я не должна была открывать своих чувств.
Олешунин (с важностию). Отчего же? Конечно, ваше письмо в руках какого-нибудь фата… это другое дело… А я серьезный человек.
Зоя. Вы не удивились… садитесь, пожалуйста. (Садится на кресло.)
Олешунин. Помилуйте! Чему же удивляться? (Очень свободно садится на диван.) Я себе цену знаю, Зоя Васильевна. Ведь где же этим господам Пьерам и Жоржам понять меня! Оттого они и позволяют себе разные глупые шутки. Но я на них не претендую; они слишком мелки. Вот теперь посмотрели бы они на меня!
Зоя. Ах, что вы говорите! Вы подумайте! Ведь у меня муж… Наша любовь требует тайны.
Олешунин. Да, тайны, тайны. Помилуйте, разве я не понимаю… Только ведь обидно… Я в секрете, в самом глубоком секрете буду таить… Но за что же такие шутки, когда… вот меня любят… Ведь вы меня любите?
Зоя. Какой вы холодный человек!
Олешунин. Кто холодный? Я? Нет, извините… я вас люблю… я даже очень, очень люблю…
Молча и сконфуженно смотрят друг на друга.
Зоя (шепотом). Федя!
Олешунин (растерявшись). А? Что? Федя… да… (Стараясь быть развязным.) Нет, вот что, Зоя… Если б теперь вдруг… луна и там… вдали пруд… (С пафосом.) Какое блаженство!
Зоя. Да зачем нам луна? Нет, ты лед, ты лед! (Встает с кресла и бросается на шею Олешунину.) Федя, я люблю тебя, люблю…
Олешунин. И я, Зоя, и я… Зоя, ручку!.. Нет, знаешь, Зоя, все-таки любовь… в волшебной обстановке. Это прелесть… Знаешь… когда вся природа ликует…
Зоя (обнимая Олешунина). Федя, Федя!
Входят Окоемов, Лупачев, Пьер и Жорж.