Для кого-то – замок,
Для кого – подвал.
Ефросинья Петровна: – Мечется свобода
В клетке, словно зверь.
Палачам народа
Хорошо теперь.
Афродита: – Слёзы, униженья –
Это Машин путь.
Будет продолженье…
Сдюжим, как-нибудь.
Полидор: – Как это ни странно,
Но пора придёт:
Маша из нагана
Петеньку убьёт.
Роман: – Нет уже вопросов.
Речи горячи.
Куча кровососов –
Ушлые рвачи.
Зоя: – Довели до края
Люд наш мудрецы.
Мать, земля сырая,
Спрячет все концы.
Лаврентий: – Ложь царит на свете,
Нищих рабский труд.
Повзрослеют дети,
Всё они поймут.
Марина: – Пьём «свободы» чашу,
Коль пришла пора…
Маша ела кашу,
Петя – осетра.
Завершается игра в «буриме». Всё начинают бродить по сцене. У каждого свое, индивидуальное волнение
Гурьян Аркадьевич: – Вот и славно! Все выговорились – и у каждого на душе полегче стало.
Ефросинья Петровна: – А пока нам только и остаётся, что мечтать о прошлом. Хотя и оно… не очень-то и было добрым. Но по сравнению с тем, что твориться, то был настоящий рай.
Афродита: – А я категорически против того, что лично сама наговорила в вашем чёртовом буриме! Я категорически протестую против таких народных игр! Мой язык и разум не подчинялся мне! Стропалиное колдовство! Я выражаю протест и призываю всех брать кредиты в нашем банке «Цветочки и ягодки»! Под двадцать восемь процентов годовых! Но по поводу того, что я говорила и слышала, я выражаю протест!
Роман: – Я тоже душой и телом протестую!
Зоя: – Свободу представителям крупного бизнеса и частного капитала!
Лаврентий: – Кровопийцам, палачам и оккупантам!
Марина: – Свободу тем, кто лишил нас свободы и жизни!
Полидор (тычет себя в грудь пальцем): – Мудрый и справедливый Полидор предлагает всем прекратить ссору! Будем танцевать вальс… примирения!
Гурьян Аркадьевич: – Не понял. Как будем танцевать?
Ефросинья Петровна: – Очень просто, Гурьян. Под фонограмму, под её, родимую.
Афродита: – Мы все обязаны жить и действовать только под фонограмму!
Лаврентий: – Но только под нашу фонограмму, строполиную!
Роман: – Да чёрт с вами! Мы готовы сблизиться с народом!
Зоя: – Мы душой отдыхаем там, где даже крысам и воронам нет житья и покоя! Так будем же отрываться по полной программе!
Марина: – Танцуйте и пляшите, господа, под нашу дудочку, пока у вас есть такая возможность!
Роман: – А что дальше?
Гурьян Аркадьевич: – Как обычно, пропасть или безбедная жизнь на Йеллоустоунском вулкане. Но очень ненадолго.
Ефросинья Петровна: – Гурьян, скажи мне, где находится такой замечательный вулкан!
Гурьян Аркадьевич: – Всё там же, Фрося, В Соединённых Штатах Америки. Все беды и несчастья вытекают оттуда.
Лаврентий: – Да здравствует вулкан! Ура!
Роман: – Можно подумать, что и ты уцелеешь, Лаврентий! Губу раскатал!
Лаврентий: – Не обо мне речь, господин Роман. Я уже давно не уцелел. Я забочусь о вашей братии.
Зоя: – Я и не знала, что ты, Лаврентий такой заботливый.
Марина: – Я тоже очень заботливая.
Полидор: – Танцуют все! Полидор объявляет белый танец-вальс! Дамы приглашают кавалеров!
Звучит музыка вальса.
Все разбиваются по парам: Роман с Мариной, Афродита с Лаврентием, Гурьян Аркадьевич с Ефросиньей Петровной и Зоя с Полидором. Все начинают танцевать, вальсировать.
Поёт Ефросинья Петровна (на фонограмме):
– Казус такой приключился,
И не бывает смешней.
В Туфельку Лапоть влюбился,
В город поехал за ней.
Лапоть назойлив был малость,
Туфелька скромной была.
Туфелька Лаптя стеснялась,
Замуж за Лаптя не шла.
Поют все вместе (на фонограмме):
– Она не позволяла
Себя за груди лапать,
И Лаптя укоряла:
«Вы обнаглели, Лапоть.
Нет, я не буду вашей,
Вы – отголосок тьмы.
Вы, Лапоть – день вчерашний.
Совсем не пара мы».
Поёт Ефросинья Петровна (на фонограмме):
– Лапоть надеялся очень,
Верил в любовь, сколько мог.
К Туфле ходил, между прочим,
Хромовый старый Сапог.
Лапоть был Туфельке верен,
Мстить Сапогу поспешил.
Встретил соперника в сквере,
Тихо его задушил.
Поют все вместе (на фонограмме):
– Она не позволяла
Себя за груди лапать,
И Лаптя укоряла:
«Вы обнаглели, Лапоть.
Нет, я не буду вашей,
Вы – отголосок тьмы.
Вы, Лапоть – день вчерашний.
Совсем не пара мы».
Поёт Ефросинья Петровна (на фонограмме):
– Лапоть в злодейском разносе
Въехал в кровавый разгул:
Валенка в речку он сбросил,
Финкой Ботинка проткнул.
Лаптя замучили думы,
Кровь потасовок драк.
Лаптя прикончил угрюмый,
Злой деревянный Башмак.
Поют все вместе (на фонограмме):
– Она не позволяла
Себя за груди лапать,
И Лаптя укоряла:
«Вы обнаглели, Лапоть.
Нет, я не буду вашей,
Вы – отголосок тьмы.
Вы, Лапоть – день вчерашний.
Совсем не пара мы».
Танец, музыка и пение заканчиваются. Кавалеры кланяются дамам. Грациозно и величественно уходят со сцены.
Остаются лишь Лаврентий и Афродита. Он усаживает её на скамейку, устраивается рядом.
Лаврентий: – Афродита, я передумал!
Афродита: – Что передумал, Лаврентий? Брать в нашем банке кредит под двадцать восемь процентов годовых? «Цветочки и ягодки» – самый лучший и честный банк в мире! Ты отказываешься от своего счастья!
Лаврентий: – Я говорю совсем о другом, Афродита. Я передумал на тебе жениться.
Афродита: – На мне жениться? Ты обалдел, Лаврентий! Кто ты такой, чтобы на мне жениться? Нищий и почти безработный стропальщик, который питается крысами и воронами, и то не всегда. Что-то у тебя с головой (прикладывает ладонь к его лбу). Температура!
Лаврентий: – Значит, мне всё это померещилось? Ура! Я не буду никогда и ничего слышать о грабительских кредитах. Как же я счастлив, Афродита!
Афродита: – Слышать о кредитах ты будешь всегда. Я хожу по городу, я всем говорю, чтобы люди брали кредиты в нашем банке под двадцать восемь процентов. Но домой я никогда даже не приглашу такого дикаря, как ты. Да в моей четырёхкомнатной квартире в центре города есть даже джакузи.
Лаврентий: – Я очень рад, что у тебя имеется мужик с итальянской фамилией… Джакузи. Всё нормально? Он тебя не бьёт? Если что, то я…
Афродита: – Ты – дятел, Лаврентий! Ты полный идиот! Джакузи – своеобразная, огромная и комфортабельная ванна с гидромассажем и многим другим. У меня особенная. Даже с музыкой.
Лаврентий: – Ну, если джакузи – не иностранный мужик, а большая канава с водой, прямо в квартире, то нормально. Значит, рядом всегда можно развести и костёр и пожарить на ней какое-нибудь… мясо.
Афродита (встаёт со скамейки, кричит): – Дамы и господа! Берите денежные кредиты в банке «Цветочки и ягодки» под двадцать восемь процентов годовых! Не проходите мимо собственного счастья!
Уходит
Лаврентий: – Дикое и несчастное существо. Не так мы живём. Совсем не так. Страшно стать такой, как это несчастная девушка. Жутко! Бедная Афродита! Полное безобразие!
Встаёт и уходит. Появляются Гурьян Аркадьевич и Ефросинья Петровна.
Присаживаются на скамейку
Гурьян Аркадьевич: – Я вот подумал, Фрося. Мы с тобой одиноки. Твой мужик давно уже спился. У меня жена уехала с каким-то проходимцем во Францию и кушает сейчас лягушек, улиток и серых ворон. То, что мы вынуждены есть по нищете своей, по понятиям забугорных бусурманов – самый настоящий деликатес. Но я не о том. Бог с ней, с моей бывшей женой!
Ефросинья Петровна: – Я поняла, Гурьян. Я, на самом деле, одна. Ни детей, ни внуков. Ничего не успела. Но куда мы с тобой пойдём? В подвал, на чердак, в канализационный колодец?
Гурьян Аркадьевич: – Какие тоскливые мысли, Фрося! Ну, зачем же так. Мы пойдёт в глухую тайгу. Мы пойдём в те места, которые от имени государства и народа самые верхние чиновники ещё не продали и не подарили ворам и бандитам. Благо, у нормальных и несчастных людей в нашей стране возможности выжить гораздо больше, чем в Соединённых Штатах. Там человек – вообще, ничто. Там за каждое неверное движение или даже собственные мысли можно угодить за решетку.
Ефросинья Петровна: – Поэтому подонки всех мастей и скоростей устраивают в городах нашей славной страны Всесилии разные митинги. Им нужно разжечь большой пожар. Зачем?
Гурьян Аркадьевич: – Затем, чтобы часть народа собрать на баррикадах. Они прольют свою и чужую кровь, а плоды пожнёт какая-нибудь заокеанская секта или партия. Тогда частный капитал совсем озвереет и у нас, и к нам придёт их… демократия. Окончательно и бесповоротно.
Ефросинья Петровна: – Она уже пришла. Но не дай бог нам жить точно так, как они. Зависеть от лишнего чизбургера или пирожка и радоваться тому, как тебя зомбмируют и, в принципе, убивают. Нам не нужны их ценности и подобные зарубежным партии и банды.
Гурьян Аркадьевич: – Для нормального социального, даже социалистического общества, не нужны ни какие партии и кланы. Есть народное вече. Оно всегда было. Пусть оно на сходах выдвигает своих кандидатов в депутаты, губернаторы, в государственные служащие и так далее. Тогда все люди будут жить хорошо. Всё, что бандиты отняли у народа, вернётся к настоящему государству. К тому государству, которым станут руководить люди из народа.
Ефросинья Петровна: – А этих куда?
Гурьян Аркадьевич: – Известно, куда. Не под домашний же арест на пару суток, а за решётку, на пожизненный срок. Может быть, бог даст, и смертную казнь мудрые люди узаконят. Те, кто фактически убивает, не имеет права на существование. Но эти чудеса произойдут уже без нас, Фрося. Мы уже с тобой будем в ином мире. Но всё обязательно произойдёт так, как я сказал.
Ефросинья Петровна: – Да, Гурьян, новое поколение мудрее нас. Оно всё поставит на свои места. Всесилия – свободная страна. Это не какая-нибудь Америка, где уничтожали сначала индейцев, а потом – негров, а теперь живьём съедают обычных неимущих.
Гурьян Аркадьевич: – Так ты согласна уйти со мной туда, где нет гнусных рож на телеэкранах и всякого двуногого дерьма?
Ефросинья Петровна (сжимает его руки пальцами): – Согласна, Гурьян. Хоть свои в преклонные годы, как люди, поживём. Будем охотиться, собирать ягоду, грибы… Это свобода.
Гурьян Аркадьевич: – Фрося, не только внутренняя свобода, но и внешняя и реальная. Это свобода от воров и бандитов, от нищеты и бесправия. Мы уйдём далеко. Там сейчас скрываются от бед самые замечательные люди. Там нас не достанет никакое извержение даже самого страшного вулкана и никакая, даже самая… рыночная экономика.
Ефросинья Петровна: – Потому разные негодяи, продажные шкуры, и торопятся, зовут людей на баррикады. Им нужна смута, а их господам день и власть, и все богатства нашей страны Всесилии.
Один за другим появляются все участники действа.
Роман: – Так мы будем слушать песни или нет, господа стропальщики и крановщицы?
Зоя: – Мы желаем новых интересных песен. Они нужны нам для впечатлений и общего развития.
Афродита: – И нашего активного протеста против толпы, возомнившей себя народом!
Полидор: – Э-гу-гу-а! Начинаем… продолжение концерта! Выстраиваемся в ряд!
Стропальщики и крановщицы занимают свои привычные места.
Звучит музыка.
Начинают танцевать Афродита, Роман и Зоя.
Гурьян Аркадьевич поёт:
– Чёрт строит баррикады
Из наших смрадных тел.
А мы, глупцы, и рады.
Бушует беспредел.
На улицах и в душах
Стоит великий смрад.
Всё ветер чёрный рушит,
Всё, кроме баррикад.
Поют все вместе:
– Зыбок мир умалишённых,
Злые страсти под накалом.
В малом рушится большое.
Баррикады в цвете алом.
Как стезя у нас кровава,
Смерть отныне – королева.
Баррикады слева, справа.
Баррикады справа, слева.
Гурьян Аркадьевич поёт:
– На баррикадах вечных
Нам не познать добра.
Чертей бесчеловечных
Отправить в ад пора.
На улицах убитых
Пуль смертоносных град.
Всё будет позабыто,
Всё, кроме баррикад.
Поют все вместе:
– Зыбок мир умалишённых,
Злые страсти под накалом.
В малом рушится большое.
Баррикады в цвете алом.
Как стезя у нас кровава,
Смерть отныне – королева.
Баррикады слева, справа.
Баррикады справа, слева.
Гурьян Аркадьевич поёт:
– На баррикадах сеем
Мы – трупы… там и тут.
Мы верить в жизнь умеем,
Но жизни не взойдут.
Мы в грохоте и гуде,
Не посмотреть назад.
Всё Бог простит нам, люди,
Всё, кроме баррикад.
Поют все вместе:
– Зыбок мир умалишённых,
Злые страсти под накалом.
В малом рушится большое.