– У меня имеется острое желание сделаться губернатором Курбутунской области! – Мунин робко присел на краешек кресла. – Я там родился, живу, как раз, в городе Крамсаловск. Я смог бы и постарался…
– По моим представителям в этом славном городе проживает более миллиона граждан, а в Курбутунской области – в пять-шесть раз больше. Но никто из них не пожелал стать в ней главным смотрящим. Ни одна собака! Оговорился, черт возьми! Я хотел сказать, губернатором. Они, как-то, не выразили такого желания.
– Наверное, они боятся ответственности, а я вот готов… как бы, готов.
– Славно, что уже, можно сказать, настроен и… построен. Из тебя, такого смышлёного, получился бы, к примеру, неплохой токарь или даже машинист бульдозера. Мне так кажется.
– Не получился бы. Я в железяках, болтах и гайках разных ничего не понимаю, Генрих Генрихович. Когда сморю на них, то у меня голова кружится.
– Пожалуй, ты прав, Алевтин. За рычагами бульдозеров должны сидеть умные люди, во всяком случае, не такие, как мы с тобой.
Немного подумав, президент сообщил, что давно уже собирается предыдущего начальника этой области отправить на пенсию или, в крайнем случае, в тюрьму. Пока не решил, куда его командировать. Перестал этот мерзавец делиться своими доходами, ссылается на то, что ему больше взяток не дают, а влиятельные чиновники «от руля» не делают его некоторых родственников собственниками частных предприятий.
Конечно же, врёт он, как сивый мерин. Но так и должно быть. В основном, все барыги скромные, ранимые, эмоциональные и чересчур впечатлительные. Откуда у них и что, они особо не распространяются.
А ведь ежемесячно, всего-то, на специальный банковский счёт Слепозадова (под другой фамилией) этому губернатору следовало бы от всех доходов отправлять пять-десять процентов в Основной столичный банк. Все кушать хотят. Да и президент тоже ведь не железный дровосек и не огородное пугало, а живое существо.
– Так я, дорогой вы наш Генрих Генрихович, – приложил правую ладонь к своей щуплой груди Мунин, – планирую даже половину присылать, если, конечно, что-то у меня будет… иметься. Оно ведь по-разному происходит.
– Всё у тебя сложится нормально, – заверил его Слепозадов. – Заранее не прибедняйся. Следует переводить на специальный счёт, всего лишь, пять-десять процентов от своих ежемесячных гешефтов. Кроме того, старайся, Алевтин, как можно чаще и, причём, незаметно выходить в народ.
– Понимаю. Необходимо поднимать благосостояние простых людей, наш дорогой Генрих Генрихович. О них буду заботиться.
– Да на кой чёрт тебе их благосостояние! У них там своя компания… А тебе следует всё держать под контролем для того, чтобы удержаться на этой должности и, вообще, остаться в живых. Короче говоря, скоро станешь губернатором. Даже не сомневайся. Ты мне понравился. Но пока не целиком, а фрагментами и частично. Но будь осмотрителен.
– Это хорошо, что я вам понравился, уважаемый Генрих Генрихович. Я всегда готов, если что… Буду стараться понравится ещё больше.
– Не рви задницу. Никому и ничего не обещай. А если собираешься обещать, то делай это решительно, но туманно.
– Для чего?
– Для того, чтобы потом официально заявить, что ты этого не говорил и ничего и никому не обещал. Самоё милое дело – ссылаться на международную обстановку и во всех наших общенародных проблемах обвинять англосаксов и других… товарищей.
– Ну, это я давно уже понял. Я ведь всегда слушаю, что вы говорите, Генрих Генрихович, и как. Даже кое-что записываю.
– Имей в ввиду, что у меня на всякие и подобные случаи имеется тысячи кандидатур. А ты пока для меня – молодой и, надеюсь, нормальный руководитель. Допускаю, что ты – моя опора в отдельно взятом регионе. Так что, не забывай, что большой чиновник должен всегда не просто жить, а находиться в разведке.
– Да запросто, Генрих Генрихович.
Алевтин принялся сбивчиво рассказывать президенту о том, что ещё в младших классах школы играл с детворой во дворе в разведчиков. Он очень обожал изображать из себя английского шпиона, хотя к этой стране не имеет ни малейших симпатий в силу целого ряда назревших политических и заодно экономических причин.
Узкая и рябая физиономия Мунина почти солнечно засветилась. Он понимал, что главное не честь беречь смолоду, а на самом раннем этапе попасть в своеобразную политическую игральную колоду, состоящую строго из элитных господ и дам, которая постоянно находится в деле. Это даже нормально, что чрезмерно уважаемые господа, типа Генриха Генриховича, обожают играть в беспредельный покер краплёными картами, и делают это под несмолкающие аплодисменты круглых дураков и двуногих хамелеонов.
Совершенно к месту и с умыслом Слепозадов поведал будущему юному управленцу один случай из своей продуктивной и бесценной жизни.
– А вот я ещё в своей школьной молодости знавал одного инженера, узкого специалиста по устройствам укладчиков асфальтобетонной смеси, Игната Молибденовича Клопонеску, – задумчиво произнёс президент. – Я иногда заходил к нему на чай. Иной раз и водку пили. Мы же – нормальные люди. Я такое предполагаю.
– Наша водка самая лучшая в мире! – умеренно громко крикнул Мунин. – Ура!
– Слушай внимательно! Я ничего просто так не говорю. Уловил, Алевтин?
– Уловил, наш славный Генрих Генрихович! – широко раскрыл свои бесцветные глазки Мунин. – Я внимательно слушаю и даже делаю в блокноте пометки.
– Так вот, я никак до сих пор не могу сообразить, – задумчиво произнёс первый человек Воропании, – какой сексуальной ориентации основательно придерживался господин Клопонеску. Я частенько наблюдал за его совершенно непонятными и оригинальными действиями. Игнат Молибденович был человеком, можно констатировать, простым и открытым. Жаль, что он рано ушёл из жизни, а так стал бы, к примеру, министром обороны. Свой мужик.
– Может быть, что-то связано с замочной скважиной? Сейчас разновидностей таких… интересов много.
– Их и раньше наблюдалось не так уж и мало. Замочная скважина не причём. Он при мне ярко и просто демонстрировал свои интимные наклонности.
Коротко, но красочно президент рассказал будущему юному чиновнику о странной и весьма оригинальной сексуальной ориентации Игната Молибденовича. Никакие самые толерантные зарубежные господа до такого не додумаются.
Процесс, сам по себе, немудреный. Изобретательный инженер Клопонеску выкладывал на чугунную плиту в гостиной скромной двухкомнатной квартиры, в которой жил десятилетиями, свой мощный, очень заметный половой орган. Под чувствительную музыку композитора Вивальди он ритмично и старательно колотил по нему большим железным молотком. Инструменты у него дома всякие имелись. Так почему бы ни постучать? Он ведь был настоящим инженером. Таким вот образом, Клопонеску получал истинное удовольствие.
– Не обижайтесь, Генрих Генрихович, но это очень для меня непонятный и, можно сказать, непостижимый процесс.
– Что тебе тут не ясно, Мунин?
– Мне трудно понять, в какой момент у него назревал, вернее, происходил самый яркий и отчётливый момент удовольствия.
– Когда Игнат Молибденович промахивался, тогда он и назревал. Это для него и был величайший момент удовольствия.
– Но, честно признаюсь, я не понял, как эта замечательная история связана с моей будущей активной и ударной работой на посту губернатора Курбутунской области.
– Почти напрямую связана. Чаще промахивайся, Алевтин Скорбевич. Это необходимо для того, чтобы не просто существовать, а время от времени получать удовольствие. Так что, не суетись и… думай. Не профукай надёжное место у Большой Кормушки.
Президент, разумеется, пожал Алевтину на прощанье руку. А через пару месяцев неожиданно для завистливой толпы почитателей Слепозадова молодой и внешне скромный Мунин вступил на должность губернатора Курбутунской области. Такие дела в определённых кругах делаются довольно просто. Тут и выборы на эту должность были без надобности. Ведь президент назначил молодого господина Мунина на ответственную должность не просто так, а от имени народа.
Олигархи и другие самые разные разбойники исправно платили дань новому молодому, но смышлёному губернатору. Буквально за три месяца своего правления двадцатидвухлетний Алевтин Скорбеевич сделал своих папу и маму владельцами нескольких цементных заводов и парой десятков современных супермаркетов. Кроме того, их частной собственностью стали несколько солидных особняков, два из которых находились в одной из недружественных стран, на берегу тёплого зарубежного моря.
Довольно круто изменив свою судьбу, благодаря стараниям своего сына, Скорбей Свиридович и Ефросинья Тихоновна не сразу, но поняли, что числиться в том, запредельном мире, в славной Воропании, последней скотиной и отъявленным подлецом не так уж и плохо. Очень даже выгодное дело. Появляйся иногда на своих предприятиях и выкрикивай дежурный и устойчивый лозунг «Цемент – насущный хлеб промышленного и гражданского строительства!». А разве это не так?
Никто не рискнёт оспаривать тривиальную истину. При этом обещай рабочим и служащим их личного процветания в светлом завтра, и ты будешь любимцем народа, но, разумеется, только в своей зоне влияния. Понятно, что самое светлое и прекрасное произойдёт завтра.
Если станешь не совсем любимцем, то, всё равно, сделаешься уважаемым человеком. А «завтра» – понятие не очень-то и определённое, уходящее в перспективу. Дни бегут в грядущее стремительно и целенаправленно, как стайка муравьёв к водопою. Таким образом, все «завтра» в условном земном времени превращаются в «сегодня». А с тебя, если ты магнат или олигарх, как с гуся вода.
Во всяком случае, на первых порах никто из несистемных оппозиционеров не будет поджидать тебя в тёмное время суток в глухом переулке с крепким огнеупорным кирпичом в жилистой руке. А там и жизнь и дальше покатится, стремительно помчится в зону земного рая, устроенного для отдельно взятых господ и дам. Как говорится, дальше и больше. Потом вырастут, поднимутся из-под гнилых корневищ трухлявых пней новые побеги. Появятся на свет новые, как бы, бизнесмены, внуки и правнуки нынешних приватизаторов народного добра, барыги различных степеней и возможностей.
Если к тому времени ещё будет жив и здоров господин Слепозадов, то он ежедневно, с постоянными повторами, не прекратит со слащавой улыбкой заверять жителей Воропании, что стране и её народу никак не обойтись без олигархов и магнатов. И совсем неважно, как и почему они сделались таковыми, и чем же так хороши узурпаторы и эксплуататоры для… народных масс большой и замечательной страны.
Незачем углубляться «простому» народу в процесс многочисленных обещаний, зачастую. Витиеватых, туманных и, в целом, неопределённых.
Понятно, что господина Слепозадова всегда заменит, такой же или ещё круче, преемник. Его непременно поддержит сплочённый коллектив прилипал и козырных лакеев, таких господ и дам, которые всегда за определённый набор благ морально и громогласно возлюбят любого правителя и граждан из его окружения. Даже страуса эму поставят на эту должность, если он близкий родственник какого-нибудь олигарха или надёжный «пацан».
Старательные филингеры и трубадуры будут петь свои полуграмотные, но идущие от сердца и частично неугомонного желудка оды.
Далеко за примерами ходить не следовало. Постоянный и систематический бред с телеэкрана нёс в телепередаче «Чёрт из табакерки» то ли мичман Кривошейка, то ли геолог. Вообще-то, он считал себя кинорежиссёром, который по существующей разнарядке не в такие уж и давние времена получал даже и зарубежные премии.
Некоторые негодяи упорно предполагали, что таким признаниям и подачкам грош цена в шумный базарный день даже в смутные и несколько зловещие времена рыночной экономики. Всё давно определено и чётко распланировано. Опять же, как обычно, от имени народа.
Но этот самый Кривошейка категорически не понимал, не признавал того, что был по творческому, интеллектуальному уровню примерно таким же режиссёром, как и его папа, поэтом. В общем, давняя история в Воропании продолжалась, но с более мощным размахом. Подобные двуногие сорняки продолжают петь свои заунывные серенады новоиспечённым господа, которые уже бесшабашно и опрометчиво объявили себя князьями да боярами, а некоторые – и царями.
При практически узаконенной, круговой поруке у некоторых двуногих нолей, процветающих в Воропании, от орденов и медалей на атласных ленточках вытягиваются шеи, и определённые господа и дамы превращаются почти в белых лебедей.
В любой момент самые козырные «кривошейки» умели… притулиться так, как положено, и туда, куда надо. Такого таланта у подобного рода откормленных лакеев никак не отнять. Так что, дорожка бежит себе вперёд, и укатана она для таких двуногих парадоксов на долгие времена и капитально. Любая, даже самая положительная власть, нуждается в «придворных» блюдолизах. В отсутствие таковых яркие представители, как бы, элиты временами робеют, частично теряют свои бульдожьи навыки.
Ну, да бог с ними. Пусть само время и составляет энциклопедию изысканного позора и мракобесия. Но только в такой табакерке пока ещё немало угодливых и продуманных чертей. И это не радует. Такова уж фантастическая страна Воропания, и ничего с этим не поделаешь. У нас же, к счастью, всё происходит совершенно иначе.
Что касается Алевтина, то он довольствовался обычной трёхкомнатной квартирой, естественно, шикарно обставленной. Не бедствовал, как говорится, но и не афишировал своего внезапного процветания. Пусть ещё месячишко пройдёт, и тогда он начнёт закручивать гайки и скромно, застенчиво трубить о грандиозных успехах и своём личном вкладе в развитие экономики и культуры области… Чиновникам такого уровня обожают рекламу, и совсем неважно, что она зачастую наивна и беспредметна.
Он прекрасно понимал, что, невзирая на свою крайнюю молодость, ему необходимо, для приличия, женится, обзавестись семьёй. Должен же он активно продемонстрировать всем и всюду, что является нормальным и порядочным человеком.
Понятно, что он с приветливой улыбкой довольно часто начал появляться на телеэкране. Обещал сделать жизнь в области для подавляющего большинства если не райской, то безоблачной. Но не сейчас, а завтра. Мунин во всём подражал тамошнему президенту, который был явной телевизионной звездой, третье десятилетие везде и всюду, даже у сливного бачка, вдохновенно говорил, что надо сделать жизнь народа страны процветающей. Конечно, надо. Но, как говорится, собака лает – ветер носит.
Чего только он ни обещал своему наивному народу. Прежде всего, процветания, особенно, старикам. Клятвенно говорил, что пока он президент, о повышения возраста выхода на пенсию, ни в коем случае, не произойдёт. Но, как обычно, сделал всё наоборот. А по телевизору, как обычно, кривлялся и нёс сплошную ахинею. Поднимал, таким образом, свой рейтинг.
В соседней стране перед принятием примерно такой же, но более мягкой реформы народ вышел на улицы с протестами. Но вот в Воропании – хоть бы что. Правда, не учёл Слепозадов того, что терпеливый и покладистый народ, если уж расскачется, то от дворцов и замков щепки не оставит. Исторически доказано и продемонстрировано…
Но пока многие кричали: «Ура!». Далеко ведь не всем было понятно, что обещания со стороны одного из главных бандитов страны это, всего лишь, затянувшаяся шутка. Дешёвый базар и не по делу.
Как и полагается нормальному человеку решил Алевтин жениться. По этой естественной причине надумал предложить руку и сердце своей бывшей однокласснице, ныне продавщице лотерейных билетов Татьяне с иностранной фамилией Примус. Она запомнилась ему своей игривостью и некоторым озорством. Маленькая, черноглазая, с короткой стрижкой… В общем, ничего, для женитьбы сойдёт.
Уже в восьмом классе во время перемен между уроками Танюша в укромных местах охотно, но застенчиво демонстрировала любознательным мальчикам свои гениталии. Очень не многим, включая и Алевтина, она позволяла даже потрогать их руками. Что же это означало? Да только то, что она, возможно, нежно и тайно любила Мунина и поэтому позволяла ему прикоснуться, откровенно заметить, к самому дорогому.
– Как же ты можешь на ней жениться, Алевтин? – перед шикарным трюмо Скорбей Свиридович примерял двадцатый галстук. – Она же ведь эта… как его… бобслеистка!
– Да не бобслеистка,– сходу отредактировала утверждение мужа Ефросинья Тихоновна, – а лесбиянка. Тут ощущается кое-какая разница. Книги читать надо и телевизионными программами интересоваться.
– Я в этом, плохо разбираюсь, Фрося, – чистосердечно признался Мунин старший. – Оно мне не совсем понятно.
– Я тоже до конца не изучила эту тему, Скорбей, – сказала Ефросинья Тихоновна. – Но она, явно, что не совсем нормальная. Да и не такая уж и красавица.
– Если замуж за меня выйдет, – Алевтин не сомневался в своих сексуальных возможностях, – то навсегда оставит свой… бобслей.
Но «бобслей» Танюша не оставила. Сразу же после относительно громкой свадьбы она притащила в трёхкомнатную квартиру юного Алевтина Скорбеевича свою верную подругу, огромного и объёмного телосложения, ярко выраженную шатенку с маленьким, но широким носом Екатерину Ведронникову. Пояснила новоявленным родственникам, что это её единственная верная подруга, и они с ней никогда и нигде неразлучны.
Танюша тут же объявила своему очень уважаемому и высокопоставленному супругу, что Катя у них будет домработницей, но за хорошую плату. Спорить со своей женой Мунин младший не стал. В конце концов, и ему от Танюши что-нибудь и когда-нибудь перепадёт в эротическом… плане. Но основательно ошибся. У Тани всегда болела голова и поэтому она не имела возможности с ним сексуально сблизиться.
Надо сказать, что особо Алевтин к этому и не стремился. Да и всегда у него было дел по горло. Ведь для того, чтобы улучшить своё материальное положение любыми путями и способами, любыми путями и способами, следует иногда шевелиться. А по случаю его женитьбы он приобрёл для начала небольшой четырёхэтажный особнячок. Потом почти сразу же запланировал идти в… разведку. Причина для этого имелась, причём, самая серьёзная.
Народ области робко, но начал в интернете намекать, что ему жилось гораздо лучше при предыдущем губернаторе, которого, всё-таки, упекли за решётку на пожизненный срок, обвинив, кроме всего прочего, в нескольких убийствах. Короче говоря, Слепозадов слово своё сдержал и расправился со старым чиновником, как тореадор с шашлыком из импортной баранины.
По этой и другим причинам Алевтин Скорбеевич Мунин решил отправиться в разведку. Да и тот, кто в раннем детстве вдоволь не наигрался в шпионов, то в зрелом возрасте и, пожалуй, и до конца дней своих будет продолжать ходить в разведку и вести неустанную и яростную борьбу с теми, кто ему мешает, как говориться, дышать полной, открытой грудью. Примерно так же, как мощному финвалу в просторном Северном Ледовитом океане подводные лодки.
Дело в том, что в поле зрения перспективного губернатора попал тоже молодой господин, но чуть постарше Мунина, областной министр строительства Ринат Рустамович Ахнагов. На него пришло в течение нескольких недель две с половиной тонны анонимок. Как бы, доброжелатели в один голос писали лично юному, но принципиальному Алевтину Скорбеевичу, что этот самый Ахнагов очень активный взяточник и вымогатель, причём, миллиардер и держит свои гигантские накопления в оффшорах.
Его мама, папа и две сестры владельцы крупных предприятий и разнообразной недвижимости не только в Воропании, но и за рубежом, в самых недружественных странах. В общем, состояние в десяток миллиардов долларов нажить тайному олигарху и магнату можно было только преступным путём, с помощью мощных и тщательно продуманных махинаций.
Но министр областного строительства вёл скромнейший образ жизни, на работу ездил на изрядно помятой иномарке той страны с названием «Запорожец», носил на ногах разные, причём, не по размеру туфли. Клятвенно утверждал, что на другую обувь у него денег не имеется. Обитал в лачуге, крыша которой наполовину обвалилась и прогнулась до пола единственной комнаты, обжитой тараканами и пауками.
Жаловался во время беседы с губернатором Муниным, что его разбогатевшие непонятным образом папа, мама и сёстры не всегда приглашают его к себе в гости, в свои дворцы. Правда, иногда прямо в вестибюле кормят вчерашним борщом или прокисшим супом. В общем, господин Ахнагов замаскировался основательно, понимая, что может запросто получить солидный срок за слишком великое рвение и желание стать гораздо богаче, чем ему позволено.
Да ведь он уже полгода не делился с предыдущим губернатором и другими официальными свиными рылами. Слепозадова тоже не подкармливал. Как бы, нечем. Нищ, как Иоф.
– Ничего не понимаю, Ринат Рустамович! – в одной из бесед выразил некоторое удивление Мунин. – У вас ведь ежемесячная зарплата в пятьсот-шестьсот раз больше прожиточного минимума. Люди, как-то, на такие деньги живут, а вы вот перебиваетесь… Хреновина с морковиной явственно вырисовывается.
– А мне почему-то, не хватает, Алевтин Скорбеевич, – тяжело вздыхал Ахнагов. – Ничего не получается. Ну, вот денег не хватает, даже на «макарошки».
Проницательный и предприимчивый губернатор Мунин уже прекрасно знал, что обитает Ахнагов не в лачуге, а в шикарном четырёхэтажном доме, который считается частной собственностью, возможно и несуществующего в природе гражданина Якова Людвиговича Хнугова.
Кроме того, Ахнагов имел пару солидных автомобилей-иномарок, а свой помятый и пробитый шальными пулями «Запорожец», иномарку, показательно и демонстративно поставил перед областным Домом правительства, чтобы все жалели славного Рината Рустамовича, сочувствовали ему.
Разумеется, что он бы мог жить шикарнее, но очень опасался, что недоброжелатели выведут его на чистую воду. А тут он всегда может сказать, что «Роллс-ройс» на короткое время дал ему племянник… покататься. Но вот он не устоял перед соблазном и сел за руль. Да и новые туфли из крокодиловой кожи он взял напрокат.
Очень даже понятно, что некоторые граждане ночами не очень крепко и спокойно спят и даже начинают очень заметно хворать, если, к примеру, у некоторых их знакомых на даче созрели большие помидоры. Но, в данном, конкретном случае, юный Мунин прекрасно понимал, что областной министр строительства самый реальный кандидат на пожизненную отсидку. Никому и ничего не отстёгивает, гад.
Ведь такое количество дармовых денег протекает мимо рук губернатора Мунина и президента Слепозадова, что настроение активно портится… Не хорошо это, не по-человечески. Почти вся братва в нужном направлении старается, а этот – ни в одном глазу.
Так что, назрела срочная необходимость Алевтину изменить свою внешность и отправляться в разведку, через «левые» и надёжные каналы. Оказывается, помимо всего прочего Ахнагов являлся владельцем во Всемирном океане живописного острова под названием Ринатик.
После очередного отдыха там он намеревался прямо с острова отправиться на постоянное место жительство в Заокеанские Штаты. За особые заслуги перед администрацией той страны с весьма и весьма странноватой демократией, предназначенной строго для избранных, Ахнагов и его родственники не попали ни под какие-то там… санкции. Изобретательным прохиндеям по всем направлениям везёт, но ходят слухи, что до поры и до времени.
Придётся и выжидающим «тихушнкам» со временем отправляться следом за ними на стройки народного, а не какого-либо другого, хозяйства. Они не менее опасней тех, кто в Воропании пока ещё продолжают выполнять свои замысловатые танцы перед ограбленным народом, подобно мухе на стекле. За двадцатилетний срок под присмотром вооружённой охраны и в относительно замкнутом пространстве очень многое можно успеть построить и, вообще, сотворить полезного.
Но Алевтин, в принципе, считал себя добрым и справедливым человеком. Он был уверен в том, что, в частности, в Курбутунской области длительных тюремных сроков или несчастных случаев с летальным исходом заслуживают только те господа и дамы, кто не делится своими доходами с Генрихом Генриховичем и, конкретно, с ним, с губернатором. Все остальные – не в счёт.
Мунин находился в курсе того, что папа, мама и сёстры Рината Рустамовича уже, как говорится, через пятые лица выгодно продали свои предприятия в Кромсаловке и ждут с нетерпением своего пронырливого сынка и братца в большом городе Заокеанских Штатов. Там у них давно уже все прикуплено и схвачено. Забаррикадировались основательно. Считают, что до тех дальних мест не дотянется ни одна рука с пистолетом или противопехотной гранатой.
Надёжный и ответственный пресс-секретарь губернатора Рудольф Адольфович Кусков, носящий прозвище Кусок, приготовил для молодого губернатора необходимые документы и организовал ему возможность оказаться на загадочном острове Ринатик. Принципиальность и деловые качества Алевтина Скорбеевича заставляли его лично убедиться в том, что Ахнагов – последняя дрянь, и место ему на севере диком, за забором, украшенным колючей проволокой.
А то, что получится, можно будет у Рината Рустамовича аннулировать… Но тут уж, как повезёт. Дело в том, что среди магнатов и разного рода и уровня чиновников почти всё повязано и переплетено. Тут и Мунина может произойти осечка. Потому Кусок пожелал своему непосредственного начальнику особо не переусердствовать.
– Ты играешь, Муня, с огнём, – предупредил его Рональд. – Наши олигархи – народ опасный. Если они тебя вычислят, то тебе несдобровать. Слепозадов находится далековато от нашего города. Да и если ему будет выгодно, он запросто забудет о твоём существовании.
– Нет, Кусок, ты не прав, Генрих Генрихович не такой. Кроме того, он меня уважает и относится ко мне с пониманием и доверием.
– Моё дело – тебя предупредить, а там уж и трава не расти.
– Но ты же, Рудольф Адольфович, сделал для меня надёжные документы. Так что, я не проколюсь. Мне хочется вывести этого негодяя на самую чистую воду и яростно посмотреть ему в глаза.
– А что дальше, Алевтин Скорбеевич?
– Всё предельно просто. Туда прибудет несколько наших военных кораблей, и специальные службы повяжут Ахнагова.
– Надеюсь, что всё так и произойдёт, но слабо в это верю. Это маловероятно.
– В доброе и светлое, Рудик, всегда следует верить, иначе и жить не стоит.
– Исправлюсь, Алевтин Скорбеевич. Буду стараться!
– Вместо меня останется на некоторое время мой двойник, Федя Клюмин, клоун из городского цирка. Никто не заметит подмены.
– Да. Вы очень похожи. У него такая же мерзкая рябая физиономия, как у тебя, то есть у вас, Алевтин Скорбеевич.
– Не заговаривайся, красавчик! Почаще, пугало, смотрись в зеркало. Да не обмочись со страху. Твои огромные глаза, навыкат, выползли из своих нор и нагло висят, как марокканские мандарины.
– Хорошо, господин Муня. Так и буду делать. А про Клюмина скажу, что и говорить он умеет. Но на такой должности справиться любой болван, даже лесной ёжик. Болтай не о чём и обещай жителям области золотые горы, и всё будет пучком. Как раз, это самая клоунская должность.
– Мне кажется, что Клюмин надёжен. Не собирается мне подлянок устраивать. Как ты считаешь, Кусок?
– Пока, вроде, нет. А там, дальше, видно будет. Почти все клоуны – не совсем простые люди. Мне кажется, что среди наших депутатов и членов правительства больше половины таких, непредсказуемых.
– Я с ним долго и неоднократно беседовал, господин Кусков. Мне лично он понравился. Основательно предполагаю, что он надёжный господин.
– Мне он тоже понравился, несмотря на то, что у него такая же мерзкая, то есть необычная внешность, как у вас.
– Федя Клюмин уже пару раз меня подменял. Ни одна собака не заметила, что он – мой двойник. А сейчас давай, надевай на моё лицо специальную маску.
Сорокалетний, в основном, услужливый белобрысый, на самом деле, с глазами навыкат, Кусков извлёк из плотной матерчатой сумки небольшой целлофановый пакет с маской из тончайшей резины. Осторожно, но решительно он наклеил на лицо Мунина фактически совершенно новое. Теперь это был совершенно другой человек – с толстыми щеками, с плоским носом и толстыми губами… резина надёжной маски приклеилась к коже очень плотно.
В общем, нетронутой остались только светло-коричневые волосы на голове Алевтина. Но перемены произошли глобальные, и совершенно невозможно было определить, что на лице человека маска. А то, что коже на лице оригинальная, с некоторым блеском, то таких граждан в Воропании не так уж и мало. Правда, его личина, по сути, маска, в какой-то степени, внешне настойчиво напоминала всем окружающим, что вампиры, вполне, могут реально существовать, даже розовомордые.
Да и какая разница? Многие уважаемые господа и дамы в Воропании, да и не только в ней, лицами своими отчётливо смахивают на откормленных поросят, и ничего. Народ их любит и, по мере сил и возможностей, ценит. Одним словом, есть всякие худощавые, скуластые и даже синекожие.
В общем, от узкой рябой физиономии Мунина не осталось и следа. Это был совсем другой человек с надёжными документами на имя начальника службы безопасности всёх подпольных владений Ахнагова. Деловые и тайные связи решают, если не всё, то многое. Очень внимательно Мунин разглядел в зеркале свою совершенно новую внешность и остался доволен.
Временами саркастичный, но услужливый Кусков с большим удовольствием довёл до губернатора, что эта маска прилегает к коже лица плотно и надёжно. Её отсоединить от любой, даже приятной на вид физиономии можно только с помощью специального жидкого раствора.
– Но это, я думаю, не проблема, – легко и свободно улыбнулся Мунин. – Вернусь из командировки – и мы её отклеим. Чем ещё замечательна такая личина?
– Вроде, больше ничем особенным, – задумчиво произнёс Рудольф Адольфович. – Впрочем, нет. Её внутренняя часть обработана таким клеем, который абсолютно и навсегда лишает лицо человека растительности.
– И что? У меня после её ношения не будут расти бакенбарды, усы и борода?
– Никогда, Алевтин Скорбеевич. Такая вот своеобразная эпиляция… навечно.
– Немного, конечно, жаль.
– В этом направлении тебе, Муня, не стоит переживать. С бородой ты смотрелся бы безобразно и жутко, как злой разбойник.
– Какой ещё разбойник?
– Ну, к примеру, Бармалей.
– В целом, это неплохо. Получается ощутимая экономия денежных средств на бритвенных принадлежностях. Да и меньше мороки. В общем, я доволен.
Молодой губернатор сунул руку во внутренний карман джинсовой куртки и обнаружил в нём паспорт на имя Серафима Авангардовича Жучилова и специальное удостоверение. Оружие, в частности, пистолет с солидным запасом патронов он, разумеется, получит по месту прибытия.