Александр Николаевич Кестер
На скалистом берегу
– А ты молодец, шустро у тебя так всё получилось, складно, – обратился я к Кэтлин, – откуда всё это знаешь?
– Отец научил. Пока с нашего хутора до врача доедешь, калекой на всю жизнь можно остаться. К нам даже соседи за помощью бегали. Он и животным помогал. На весь район один ветеринар, не успевает, а у нас и лошади были, и коровы, и свиньи.
– Как же ты отца с таким хозяйством бросила и в Норвегию уехала? – спросил Алексей.
– С ним братья мои остались и сёстры, нас в семье пятеро. И хозяйства такого уже нет. На продажу скотину держать невыгодно стало. Туризмом будем заниматься, гостиницу открывать. Отец с братьями строят, а мы с сестрами денег поехали заработать. Старшие в Финляндии, а мне сюда захотелось.
– Сёстры, небось, командуют тобой, поучают, сбежала от них?
– Зануды страшные, строят из себя умных… – рассмеялась Кэтлин.
– Дождь вроде стих, – заметил я, – может, двинем дальше.
И мы засобирались. Кэтлин загрузила свои вещи в рюкзак Малого и сама его понесла. Лёшка и я по очереди подстраховывали нашего «горного скакуна».
Выйдя на плоскогорье, мы облегчённо вздохнули и, пока шли среди валунов и избушек, обсуждали виски, горячий суп, сухую одежду и баню. Спускаться по грунтовке было сложно. Одеревеневшие с непривычки от усталости ноги всё время пытались подломиться, а кроссовки скользили на мокром, сыпучем гравии. Иногда хотелось свернуться в клубок и скатиться кубарем вниз.
Дождь прекратился, выглянуло солнышко. Малой оживился и стал рассказывать, как он вернётся домой, возьмёт кредит, купит «тачилу», немного денег отложит, и будет жить в кайф.
– А дальше что делать собираешься? – спросил я.
– Школу надо закончить, учиться пойду, – незнакомые мне нотки проскочили в его голосе.
– В вечернюю?
– Ага…
– Хорошо, но бензин-то в Мерс сам не потечёт, делом-то каким заниматься будешь, как зарабатывать? – не унимался я.
Малой посмотрел на меня и засмеялся, давая понять, что он не дурак.
– Умею я одно дело офигенно делать, но тут ещё обмозговать надо, – уже в своей привычной, блатной манере ответил он.
– Наркоту что ли, толкать?
– Нет, это лажа, не по мне, – серьёзно отреагировал Малой.
– Тогда сутенёром….
– Не, не, не… у нас в городе гостиничка есть, туда разные крутые с баблом приезжают, девок наших снимают. Одноклассницы предлагали у них сутенёром быть. У меня в этой гостиничке друган работает, – серьёзно посмотрел на меня Малой, – но я отказался. Беспонтовое это занятие.
В этот момент мы подошли к повороту дороги, откуда вправо уходила тропинка в лес. Там, в глубине, я заметил домик.
– Вот бы такой же домик себе в лесу поставить, баньку там соорудить и с друзьями по выходным приезжать париться, а…? – размечтался я, и мы разговорились о прелестях русской бани.
Лёшка убежал вперёд и теперь стоял безмолвно у подножья, скрестив руки на груди, с деловым видом глядя в нашу сторону. Мы стали что-то кричать ему и махать руками. Он не реагировал.
В эмигрантскую обитель вступили, когда уже смеркалось. Встречали нас Карабас и Глеб. Он вернулся из отпуска, привёз чёрного хлеба, шпрот, копчёного мяса и конфет. Местные продукты, конечно, хороши, но по вкусу мы предпочитали своё, и если кто-то уезжал на побывку, то неизменно возвращался с гостинцами.
В доме царило оживление, безумно вкусно пахло ухой. Карабас заканчивал кашеварить, Глеб раскладывал продукты, а мы переодевались, периодически забегая на кухню, чтобы обменяться впечатлениями и подразнить себя аппетитным запахом.
Вода в душе казалась необычно теплой и ласковой, одежда – непривычно сухой и комфортной, а суп по-домашнему вкусным. Кэтлин посидела с нами и ушла за компьютер, с сестрами общаться. Малой, наш «горный скакун», разомлел и развалился в кресле, чувствуя себя героем дня. Весь вечер только о нём и говорили.
Глеб дослушал наш рассказ о злоключениях и произнёс тост:
– За день знаний!
– В смысле? – уточнил Карабас.
– Праздник сегодня, первое сентября – День знаний. Начало учебного года.
– Что, сына в школу отправил?
– В первый класс.
– Солидно, с ранцем?
– А то, – засмеялся Глеб, – теперь только на Вы и по имени-отчеству.
– Как его, Борисом зовут? Борис Глебович, значит.
– Га, га, га… Старый, прикол, да! – Малой аж подпрыгнул.
– Солидно звучит, между прочим, зря гогочешь, – отозвался я, – Не обращай внимания, Глеб, это у него ещё с горы заскок. Он и меня обсмеял, когда я в гостевой книге полное имя указал.
– Ну и дурак, – равнодушно ответил Глеб.
– Да прикололся я. А вообще, нигде в мире отчество уже не используют.
– Это ты сейчас лоханулся, Малой. А ещё считаешь себя русским, – заметил Алексей.
– Глеб, ты случаем не в курсе, почему в Прибалтике, да и вообще в Европе, не принято отчество использовать? – спросил я.
– Чтобы не путаться.
– В смысле?
– О праве первой ночи слышал? Это право господ, помещиков провести первую ночь с невестой, его крепостной. В России это право во времена правления княгини Ольги, в девятьсот сорок шестом году, на налог заменили. А в Европе до конца семнадцатого века использовали. Поэтому у них и наследство переходило к младшему сыну, так как старшего не считали членом семьи.
– Почему? – оживился Малой
– Блин, не тормози, почемучкаешь как первоклассник, – не выдержал Алексей. – Что тут не понять? Первая брачная ночь за барином, и если родится ребёнок, он чей? Барина.
– А если не его? – не унимался наш «горный скакун».
– Если, не если… вот и придумали они свою систему, чтобы не путаться.
– Куда тут говорить об отчестве, если неизвестно, кто отец, – уточнил Глеб, – но в России отчество стали использовать раньше фамилии, привязка была строго – по отцу.
