Александр Михайловский
Сопки Маньчжурии

С этими словами Артанский князь с легкой улыбкой на губах не более чем на ладонь подвыдернул свой меч из ножен – и обнажившееся лезвие засияло чистейшим бело-голубым светом, да так, что можно было ослепнуть… У меня захватило дух от этого зрелища, я едва не онемел. Однако все увиденное убедило меня лучше тысячи слов – и теперь я безоговорочно верил в те чудеса Божьи, о которых толковал этот «заместитель архангела Михаила». Он же, убедившись, что я впечатлен, добавил:

– Помимо всего прочего, если это меч обнажить и вздеть над полем боя в самый разгар сражения, то у правой стороны сил и отваги прибавится вдвое против прежнего, а неправедная дрогнет и начнет искать пути к бегству. Но сейчас это преждевременно. Сражение, которое начнется утром, пойдет почти по обычным правилам.

– Да верую я, Сергей Сергеевич, верую! – воскликнул я чуть не плача, – но все равно не могу презреть присягу, данную мной государю-императору…

– Экий вы, юноша, щепетильный, – сказал Артанский князь, – но это и к лучшему. Приму-ка я вас в наше братство кандидатом. У вас – обязанностей никаких, а я, так сказать, возьму над вами шефство и опеку. По крайней мере, если вы, Михаил, и дальше будете так же честно и гордо нести имя русского офицера, то я, в свою очередь, обязуюсь составить вам протекцию. При этом вы всегда сможете переменить решение и принять полную присягу, а у меня изменить свое решение уже не получится.

Я подумал и решил согласиться. А почему бы и нет? Ведь по заслугам протекция, а не по родству или в силу каких-то подлых услуг, о которых не говорят вслух.

– Да, Сергей Сергеевич, думаю, что такой вариант будет наилучшим, – сказал я. – И обещаю вам, что если по окончании войны мне удастся истребовать себе отставку, то я тут же принесу вам полную клятву. А теперь скажите, что я должен делать…

– В данном случае почти ничего, – ответил тот, – только положи руку на рукоять своего кортика.

Едва я успел последовать совету, Артанский князь снова на треть выдернул меч из ножен и торжественно произнес:

– Клянусь тебе, Михаил, что я – это ты, а ты – это я, и я убью любого, кто скажет, что мы неравны друг другу.

В тот момент, когда он это произносил, обнаженная часть меча вспыхнула магниевой вспышкой, от которой, казалось, осветилось все вокруг, а я ощутил вроде бы беспричинную, но твердую уверенность в том, что наше дело правое, враг будет разбит и победа будет за нами. Мне вдруг захотелось немедленно встать и пойти в бой, и единственное, что этому мешало, была моя раненая нога.

И в этот момент заговорил капитан Коломийцев.

– Сразу хочу предупредить тебя, Михаил Николаевич, – сказал он, – в нашем войске нет ни нижних чинов, ни господ офицеров. Есть рядовые бойцы и их командиры, но все мы тут члены Единства, боевые товарищи, и поэтому равны как перед лицом Небесного Отца, так и перед Сергеем Сергеевичем. По службе командир отдает бойцу приказы, и тот должен их беспрекословно исполнять, но вне службы все мы одинаковы. Впрочем, это только сначала тебе многое будет казаться диким и непонятным, а потом ты к этому привыкнешь, а кое-что даже понравится… Помимо того, что Сергей Сергеевич у нас самовластный Великий князь страны Артании, он носит еще два титула: «Бич Божий» (но это для всяких негодяев) и «бог русской справедливой оборонительной войны» (а вот это уже для нас с вами и как раз про ваш случай).

– Да, именно так, – сухо сказал Артанский князь. – Но это не титулы, а функции. Именно потому я с войском здесь – то, что творится в вашем мире, непосредственно входит в мою профессиональную компетенцию.

Немного помолчав, он вдруг сказал:

– А теперь, Михаил, чтобы тебе было легче привыкать к своему новому положению, и вообще… Вот что: когда утром тут начнется бой, мне понадобится парламентер, которого я пошлю в город объясняться с генералом Кондратенко. Лилия!!!

Хлоп! – и прямо передо мной возникла девочка лет двенадцати в неуместном тут белом атласном платье с рюшами, таких же белых туфлях и газовой накидке, похожей на ту, что носят невесты. Она появилась прямо из ниоткуда! Я с трудом подавил желание протереть глаза. Впрочем, я тут же напомнил себе, что это чудо наверняка далеко не последнее из тех, что меня еще ожидают, так что придется привыкать.

Девочка, бросив на меня беглый взгляд, склонилась в сторону господина Серегина и произнесла:

– Да, папочка… Слушаю тебя и повинуюсь.

– Вот этого молодого человека необходимо в кратчайшие сроки поставить на ноги, сказал тот. – Ни на ванны, ни на другие обычные процедуры времени нет.

Девочка принялась обходить меня по кругу; при этом я чувствовал себя каким-то наглядным пособием, а не живым человеком, и от этого было несколько неуютно.

– Ага, – проворчала она, – экспресс-лечение, значит… А потом сразу на войну. А ты знаешь, папочка, что вы, мужики, настолько безответственные, что готовы месяцами бегать на временной заплатке, пока она у вас не развалится. И ругайся потом из-за вас с Хароном…

Я с изумлением и не без интереса слушал эти малопонятные для меня речи.

Наконец девочка остановилась передо мной, уперла руки в боки и посмотрела на меня сверху вниз.

– Да ты не пугайся, молодой человек! – сказала она и задорно подмигнула мне. – Меня зовут Лилия, мне тысяча лет, но поскольку моя основная специальность – первые подростковые любови, я сохраняю облик девочки-отроковицы. Вторая моя специальность – медицина, которой я занимаюсь факультативно, но, как понимаешь, при практическом стаже в тысячу лет это не имеет значения. Серегин – не мой настоящий отец, а приемный. Он спас нас с мамочкой от домашнего тирана, бога войны Ареса, голыми руками оторвав тому голову и закинув ее в кусты. С тех пор я и произвела его в свои приемные отцы. А теперь, когда с анкетой закончено, давай приступим к делу. Я тут власть, то есть врач…

Я лишь ошарашенно кивал, не успевая даже осознать значение ее слов, сказанных таким тоном, словно речь шла о самых обыденных вещах.

– Только не надо его раздевать, Лилия, – сказал Серегин, – холодновато сейчас, да и ветер совсем не ласковый…

– Только без советов, папочка, сама вижу, – огрызнулась та.

Потом она встала на колени рядом с моей раненой ногой, положив на нее обе руки поверх повязки – и меня тут же прострелила резкая боль, так что я тихо ахнул.

– Терпи, казак! – сказала Лилия, продолжая давить своими руками на рану, – что ж поделать: экспресс-методы – они такие… болезненные.

Сначала мне хотелось орать и вырываться из ее рук, но я терпел. Потом боль стала постепенно стихать и через некоторое время исчезла совсем. Лилия еще немного помяла мое раненое бедро (впрочем, уже без особых неприятных ощущений), потыкала в него пальцами, после чего удовлетворенно сказала:

– Ну вот и все, молодой человек, готово. Кто-нибудь, помогите ему встать.

Руку мне подал капитан Коломийцев, и – о чудо! – нога вполне держала мой вес, и я мог ходить даже почти не прихрамывая. Пройдясь туда-сюда и убедившись в том, что и в самом деле произошло нечто удивительное и меня действительно вылечили, я повернулся к госпоже Лилии и, склонив голову, произнес:

– Мадмуазель! Примите, пожалуйста, уверения в мое глубочайшей признательности и будьте уверены, что я никогда не забуду оказанной мне услуги…

– А вы воспитанный молодой человек, – ответила та, протягивая руку для поцелуя, – но все же не забудьте о главном. Заплатки, которую я вас сейчас поставила, хватит не больше чем на месяц. Поэтому сразу после того, как Серегин оторвет все нужные головы, попрошу явиться к нам в Тридесятое царство для прохождения полного курса лечения. И вообще – чем раньше вы это сделаете, тем лучше…

05 декабря (22 ноября) 1904 год Р.Х., день первый, 10:35. Порт-Артур.

Начальник сухопутной обороны генерал-лейтенант Кондратенко Роман Исидорович.

Едва над сопками заалел восток, японцы принялись доделывать незаконченное вчера дело на горе Высокой. Уж как я ни упрашивал Анатолия Михайловича (генерал Стессель) дать из резерва несколько рот подкрепления, он резонно возражал, что сия гора крайне плохо приспособлена к обороне, а посему выделенное подкрепление даст отсрочку всего на один день, и потери японцев при этом будут ненамного больше наших. Но я решил самостоятельно собрать подкрепления для гарнизона горы и, как начальник сухопутной обороны, отдав соответствующие указания, прибыл в штаб Западного Фронта, что располагался в казармах 5-го восточно-сибирского стрелкового полка, находящихся прямо у дороги на гору Высокую, аккурат между Рыжей горой и укреплением № 4. Вместе со мной был генерал-майор Ирман, которому и предстояло возглавить формируемый сводный батальон.

Но мы не успели. Часов в восемь утра по вершине горы, разбивая наши и так полуразрушенные редуты, заговорила японская артиллерия. Стреляла она не слишком часто и не более часа, а потом, выставив вперед штыки и оскалив зубы, в гору поперла вылезшая из осадных траншей японская пехота. Протяжные вопли «банзай!», уже изрядно приглушенные, были отчетливо слышны, ибо в атаку разом пошли несколько тысяч японских солдат – все, что осталось от седьмой пехотной дивизии, изрядно потрепанной при предыдущих штурмах. Шагая в гору, японские солдаты подбадривали себя дикими воплями, ведь ступать им приходилось буквально по трупам своих приятелей. Предыдущие штурмы дорого обошлись не только нам, но и японским войскам.

И тут случилось невероятное. Гарнизон горы Высокой ответил им не отдельными ружейными выстрелами, как можно было предполагать по предыдущим нашим потерям, а злой и частой ружейной стрельбой, в которую вплетались очереди множества(!!!) пулеметов. Было впечатление, что ночью злосчастную гору заняла свежая стрелковая бригада, усиленная как минимум двумя пулеметными батареями^[5].

Судя по тому, что все закончилось весьма быстро, первую японскую атаку неизвестные солдаты, занявшие гору Высокую, отбили просто играючи. Неизвестные – потому, что в Артуре просто не было свежей стрелковой бригады с пулеметами, которая могла бы занять позиции на горе Высокой и устроить японцам столь неприятный сюрприз. Предположение о том, что это сошли с кораблей моряки, взяв с собой свои пулеметы, было отвергнуто по двум соображениям. Во-первых, идти сводному отряду моряков на Высокую надо было как раз мимо казарм 5-го полка, а этого нельзя проделать незаметно, ибо другой дороги из города на Высокую тут нет. Во-вторых, командующий эскадрой контр-адмирал Вирен – жестокий педант, и такие партизанские акции противоречат его натуре. На такое мог бы пойти командир «Севастополя» каперанг фон Эссен, но тот готовит свой броненосец к прорыву и ему сейчас совсем не до сухопутных эскапад. К тому же, судя по частоте ружейной стрельбы^[6], там сейчас должны были держать оборону разом команды всех кораблей Тихоокеанской эскадры.

После отбитой атаки на полчаса установилось затишье: наверное, японцы тоже усиленно пытались сообразить, что же все-таки происходит. Потом генерал Ноги, очевидно, понял, что у него прямо из-под носа украли все самое вкусное, положив взамен кукиш – и, рассвирепев, приказал открыть по Высокой огонь из всех орудий, что могут стрелять, включая одиннадцатидюймовые мортиры. Прежде подобное неизменно приводило его к успеху, ибо у наших войск на этой горе не было никакой защиты от серьезного артиллерийского огня.

И тут с наших глаз словно спала пелена – и мы увидели на обратном скате горы, обращенном в сторону Нового города, шесть будто вдавленных в склон ровных площадок, а на них были установлены странные устройства, больше похожие на задранные в небо обрезки толстых труб. В бинокль можно было наблюдать, как солдаты в неизвестной нам буро-оливковой форме закладывают в эти трубы обтекаемые рыбообразные снаряды, а секунду спустя те самопроизвольно разражаются выстрелами. А вот это уже не лезло ни в какие ворота… Эти изделия настолько же превосходили устройство капитана Гобято, как винтовка Мосина превосходит игольчатое ружье Дрейзе. Да и присутствие на склоне горы солдат в неизвестной форме говорило о том, что происходит что-то неправильное. Откуда здесь могла взяться неизвестная иностранная армия, которая вдруг, не объявляя о своем присутствии, взяла на себя труд воевать вместе с нами против японцев?

Пока шла эта артиллерийская дуэль, к казармам пятого полка постепенно подходили интересующиеся происходящим другие старшие офицеры крепости, не занятые на своих участках, а также прибывали небольшие сводные отряды, которые по моему приказанию собирали для отправки на помощь гарнизону горы Высокой. И лишь генерал Стессель (как бы^[7] начальник Квантунского укрепленного района) и генерал Фок (командир дивизии, занимающей северный участок обороны) не торопились явиться сюда и полюбопытствовать, что же все-таки творится в окрестностях горы Высокой.

Тем временем стало очевидно, что снаряды, выпущенные неизвестными «трубами», падают как раз туда куда надо, потому что артиллерийский огонь японцев стал стихать, и первыми заткнулись как раз осакские гаубицы. При этом где-то в районе Трехголовой горы раздался сильный грохот – и в небо поднялся грандиозный столб черного шимозного дыма. Несомненно, один из этих рыбообразных снарядов угодил прямо в склад бомб^[8], что могло означать конец для одной из вражеских тяжелых осадных батарей. И как раз в этот момент на дороге, ведущей к нашим позициям с вершины горы, показался человек в мундире нашего морского офицера. Прихрамывая, он поспешал в нашу сторону, и я подумал, что это как раз тот, кто даст мне ответы на все возможные вопросы. Когда он приблизился, то оказалось, что это собственной персоной последний комендант Высокой младший инженер-механик Лосев с броненосца «Ретвизан».

Будь тут генерал Фок, он непременно затопал бы на младшего инженера-механика ногами, замахал руками и закричал – почему, мол, такой-сякой инженер-механик оставил вверенную ему позицию и сейчас в полном одиночестве отступает в тыл? Но я-то не Фок. Сначала спрошу (причем то же самое и вполне вежливо), и перейду к взысканиям только в том случае, если его ответ меня не устроит.

Впрочем, господин Лосев и не собирался прятаться. Увидав мою особу, стоящую в окружении господ офицеров, он со всей решительностью зашагал в нашу сторону.

– Ваше Превосходительство, имею честь доложить, что произошло чудо! – отрапортовал он.

– Что-что произошло, молодой человек? – не понял я. – Выражайтесь, пожалуйста, яснее.

– Произошло чудо, Ваше Превосходительство! – повторил тот, – к нам на выручку из другого мира прибыл самовластный великий князь страны Артания Сергей Сергеевич Серегин с войском. Пока что на гору Высокая им введен один полнокровный пехотный легион со средствами усиления, одной минометной и одной гаубичной батареей, остальная армия ожидает в резерве с прикладом у ноги.

В ответ на это заявление окружающие меня офицеры возроптали, выражая высшую степень недоверия, а вот я, если можно так сказать, усомнился в сомнениях. Ведь кто-то же там, на Высокой, с японцами сейчас воюет, и этот факт не опровергнуть никаким возмущенным ропотом…

– Хорошо, – сказал я, прекращая шепотки, – предположим, что так и есть. Тем более что кто-то там сейчас с японцами вполне себе бодро воюет. Пусть это будет некий Великий князь Артанский. Гипотеза не хуже иных прочих. А вы юноша, докладывайте дальше. Какова численность этого пехотного легиона? Что это за войско и как оно вооружено? И самое главное, кем на самом деле является этот самый самовластный Великий князь Артанский, ведь такой страны нет на карте мира? Говорите, мы ждем. Неужели из вас необходимо тянуть клещами каждое слово?

– Ну как вам сказать, Ваше Превосходительство… – замялся молодой человек, – давайте я по порядку отвечу на ваши вопросы, начиная с последнего, а вы не будете меня прерывать, потому что после того, что я увидел за последние несколько часов, у меня у самого голова идет кругом. Начнем с того, что, как говорит сам господин Серегин, Артания – это не только «где», но и «когда». Столица этого древнеславянского государства Китеж-град расположена в конце шестого века, в нижнем течении Днепра, примерно там, где сейчас находится город Александров (Запорожье). И сам великий князь Серегин там тоже не местный. Он пришел в тот мир вместе с уже готовым конным войском спасать от уничтожения аварами племенной союз славян-антов, и так хорошо это сделал, что местная боярская старшина выкрикнула его на княжество, как когда-то новгородцы избрали себе в князья Рюрика. Но Серегин оказался умнее основателя русской державы и не согласился на обычные по тем временам правила, когда князя можно позвать, а можно прогнать: он потребовал себе у артанских бояр права самовластного государя, равные правам константинопольского кесаря, а иначе, мол, пусть ищут защитника в другом месте.

– Нахал… – покачал головой генерал Ирман, – и что, местные бояре согласились на его условия?

– Да, – подтвердил инженер-механик Лосев, – согласились, ибо за аварами шли другие кочевые орды, еще более многочисленные и свирепые, и лучшие люди артанской земли решили, что самовластный князь с сильным войском – это все же лучше, чем полное разорение. Я лично встречался с артанскими боярами Добрыней и Ратибором, которые правят в Артании, пока их князь воюет в чужих землях, и они подтвердили, что Серегин действительно самовластный великий князь Артанский, получивший свой титул по древнему праву.

– Ну, если это так, – сказал полковник инженерной службы Рашевский, один из умнейших людей в Порт-Артуре, – то оспаривать великокняжеский титул господина Серегина будет себе дороже, ибо на подобном прецеденте как на фундаменте зиждется вся российская государственность. И, кстати, о множественности миров писал еще милейший Джордано Бруно – и, видимо, не зря, храня эту тайну, инквизиция сожгла его на костре. Но вот мне до сих пор решительно непонятно, как это возможно – что между этими мирами ходит обычный смертный человек…

– Великий князь Артанский не совсем смертный человек, – с мрачным видом произнес Лосев, – одна половина его смертная, но если глянуть с другой стороны, то оказывается, что это младший архангел, поставленный Творцом всего Сущего оберегать Российскую державу. И две этих сущности присутствуют в нем нераздельно и неслиянно. При личной встрече сразу ощущается исходящая от князя сверхъестественная сила. Кстати, господин Рашевский, доказательством сверхъестественных способностей князя Серегина и некоторых его приближенных могут служить траншеи, ходы сообщения, пулеметные гнезда и капониры, за одну ночь появившиеся на вершине Высокой. При этом должен заметить, что все эти сооружения не выдолблены кирками или ломами в каменистом грунте, не отлиты в бетоне, а выдавлены в скале будто в мягкой глине. В то время как солдаты Артанского князя сидят в глубоких траншеях, японская артиллерия продолжает достреливать остатки наших старых редутов на гребне горы. Сам князь надземных сооружений не строит – говорит, что они легко могут быть разбиты артиллерийским огнем, а из матушки-земли русского солдата еще надо суметь выковырнуть.

– Скорее всего, так и есть, – вздохнул полковник Рашевский, – за время злосчастной Артурской осады стало понятно, что осадные гаубицы японцев с легкостью разрушают все наши оборонительные сооружения. Непонятно другое. Вы же сами инженер. Скажите, как до такой истины мог додуматься человек, как вы сами сказали, шестого века, когда и артиллерии еще никакой не было и фортификации старались сделать не сколько прочными, столько высокими? Насколько я помню, в те времена большинство крепостей брались измором, а не штурмом…

– Позвольте, я выскажу свои соображения, Сергей Александрович, – сказал Лосев, – насколько я понимаю, Артанский князь Серегин по своему происхождению никакой не выходец из шестого, или какого другого прежнего века, поэтому не стоит смотреть на него как на дикаря, который не понимает, во что вмешивается. По моему просвещенному инженерному восприятию, этот человек или наш современник, или происходит из еще более поздних времен. Второе даже более вероятно. А еще, судя по поведению, он кадровый офицер, а не какой-нибудь шпак, временно надевший форму, и уж тем более он совсем не похож на внезапно обогатившегося нувориша, решившего обзавестись собственной армией…

– Да уж… – хмыкнул недавно подошедший к нам генерал Белый, – прямо сказки Пушкина, юноша, или сон в летнюю ночь. А это ваш Артанский князь напоминает какого-то сказочного королевича Елисея, или, если точнее, Ивана-царевича.

– Все это я видел наяву собственными глазами, господин генерал! – вспыхнул господин Лосев и широко перекрестился. – Вот вам в этом святой истинный крест. Кроме того, я лично был свидетелем еще нескольким чудесам. Вчера днем, во время обстрела между предпоследним и последним штурмом, я был тяжело ранен осколком в бедро. И от этой раны меня всего за несколько минут наложением рук излечила весьма экстравагантная особа лет двенадцати от роду, если судить по внешнему виду. При этом она сказала, что такое быстрое лечение – это лишь временная заплатка, которой хватит не более чем на месяц, а потом необходимо явиться к ней в так называемое Тридесятое Царство для прохождения полного курса процедур. Второе чудо заключается в том, что я сам ходил между мирами – так, как обычные люди в доме через двери ходят из комнаты в комнату. Видел и то самое чрезвычайно жаркое Тридесятое Царство, пил из фонтана живой воды в тамошнем Запретном Городе, видел армию престранных девиц семи футов роста, уши которых остры как у лисиц. Еще я побывал в Китеж-граде, где сейчас зима и лежат саженные сугробы, и смотрел на засыпанный снегом город с третьего этажа великокняжеского терема. Также я был в третьем эксклаве Артанского князя, в Крыму весны тысяча шестьсот восьмого года, и своими глазами наблюдал изготовленную к бою армию, которой командует прославленный русский генерал князь Петр Багратион. Господин Серегин подобрал его на поле Бородинской битвы, вылечил своими магическими способами и назначил командующим всем Артанским войском. Там собрано не менее ста тысяч штыков, двенадцать тысяч всадников отличнейшей кавалерии, тяжелые боевые машины, и многочисленная артиллерия, готовые по получении приказа вступить в войну для того, чтобы склонить весы на нашу сторону.

– Погодите, молодой человек… – сказал генерал Ирман, – если войска стоят в резерве, то это не значит, что они будут брошены в бой. Примером тому и наши генералы: Фок со Стесселем, которые умеют только пятиться и боятся дать японцам сдачи. Так же ведет себя и командование Маньчжурской армии, которое с момента Тюренческого боя занято только отступлениями и готово продолжать их хоть до Читы.

– Из того, что я успел узнать, Артанский князь Серегин – человек чрезвычайно решительный, – веско сказал Лосев. – И, кроме всего прочего, над ним не довлеет никаких обязательств, кроме преданности России во всех ее видах. Тщательно взвесив все обстоятельства, он рубит по живому твердой рукой сплеча, невзирая на последствия. Ни в одном из тех миров, где ему довелось побывать, история более не идет по прежнему пути. Одни царства им были созданы из ничего, другие полностью разрушены, в третьих сменились владыки, четвертые из врагов стали для России друзьями. И в то же время Артанский князь милосерден к слабым и убогим. Вбив в землю побежденный народ по самые ноздри, проявляет заботу о вдовах и сиротах, чтобы те выросли полезными членами общества…

– Погодите, молодой человек, – прервал я, – уж больно страшную картину вы нарисовали. Наделенный сверхъестественными способностями авантюрист с наклонностями Чингисхана вместе со своей армией ломится через миры как медведь через камыши, повсюду устанавливая свои порядки. Возможно, ваш господин Серегин и в самом деле русский патриот, приходящий на помощь Отчизне в самые трудные моменты ее существования, но кто даст гарантию того, что этот человек не решит сместить с трона государя-императора Николая Александровича, чтобы заменить его более приемлемой фигурой, или вообще учредить у нас республику?

– В данный момент, Роман Исидорович, это абсолютно неважно, – раздался позади меня твердый уверенный голос, – судьбу императора всероссийского я буду обсуждать только с ним самим и больше ни с кем. Сейчас наша с вами забота, господа – это судьба крепости Порт-Артур…

Обернувшись, я увидел возле дороги престранную компанию. Впереди остальных стоял мужчина неопределенного возраста, одетый в военный мундир буро-оливкового цвета без знаков различия. Поверх мундира на незнакомце был надет странный жилет того же цвета с множеством карманов, а кобура для револьвера располагалась не у пояса, как положено, а у левой подмышки. Отдельной деталью был меч в потертых ножнах, висящий у правого бедра незнакомца. Вот именно что меч, а не сабля или шпага… При этом длинные руки и широкие кисти этого человека наводили на мысль, что этот меч отнюдь не церемониальное оружие.

Рядом с мужчиной стояла женщина, одетая точно в такой же мундир. То есть о том, что это именно женщина, я догадался далеко не сразу. Короткая стрижка, упрямо сжатые губы… и тоже меч на бедре, но несколько иного вида. Глядя на эту особу я вдруг подумал, что стоит ее как следует разозлить – и она сама станет оружием, бомбой страшной разрушительной силы.

Чуть позади и в стороне от этих двоих стояло трое отроков, находящихся на грани того возраста, когда у мальчиков начинают пробиваться усики и ломаться голос. Почему-то на ум пришло слово «пажи». Сейчас это не модно, но в тех временах, откуда, по словам господина Лосева, к нам явился Артанский князь Серегин, выводок пажей имел при себе каждый уважающий себя монарх, и с этой должности начинались многие блестящие карьеры. По сопровождающим этих пятерых нижним чинам чужой армии, держащимся чуть позади своих начальников, я лишь бегло мазнул взглядом, не удостаивая их особым вниманием. Экипированы они были почти так же, как и их командующий, отличаясь от того наличием винтовки за плечом и глубокого стального шлема на голове.

– Господа! – вдруг неожиданно звонким гласом выкрикнул младший инженер-механик Лосев, – дозвольте представить вам самовластного Великого князя Артанского Сергея Сергеевича Серегина…

– Вольно, юноша, – отозвался Великий князь Артанский (во мне при этом что-то такое екнуло), – я, собственно, господа, зашел к вам сказать, что лед тронулся. Несколько минут назад мои минометчики влепили мину прямо в командный пункт генерала Ноги, когда он там проводил совещание с командирами дивизий. Триалинит – суровая штука. Если кто из генералов и выжил, то командовать он точно не сможет. Теперь, пока не пришлют замену, японская осадная армия превратилась в курицу без головы, а я получил полную свободу действий в вашем мире.

– Простите за вопрос, господин Серегин… – сказал вдруг генерал Белый, – а что такое триалинит?

– А это, Василий Федорович, такая высокотемпературная взрывчатка повышенной бризантности, – ответил Серегин. – Пригодна как для снаряжения артиллерийских боеприпасов, так и для создания безоболочечных устройств. Начиненный триалинитом фугасный снаряд от четырехфунтовки рвется с силой, свойственной восьмидюймовому снаряду с пироксилиновой начинкой. Но сейчас это неважно. Я пришел к вам сюда для того, чтобы пригласить к нам – показать товар лицом и обсудить сложившееся под Порт-Артуром положение Романа Исидоровича Кондратенко, Сергея Александровича Рашевского и Василия Федоровича Белого. Это ненадолго, часа на два-три. Ведь есть сведения, сообщать которые младшему офицеру просто опасно, как бы патриотичен он ни был. Ну что, Роман Исидорович, вы согласны?

Меня уже давно одолевало жгучее желание посмотреть все своими глазами и потрогать собственными руками.

– Да, Сергей Сергеевич, – без малейшего колебания ответил я, – согласен.

– Тогда идемте, – сказал Артанский князь, – здесь недалеко. Одна нога здесь, другая уже там. А остальные господа офицеры пока пусть расходятся по своим частям и начинают готовиться к лучшей жизни…

05 декабря (22 ноября) 1904 год Р.Х., день первый, 14:05. окрестности Порт-Артура, гора Высокая (она же по-японски «высота 203»).

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Говорил господам генералам и полковникам, что мина в штаб генерала Ноги попала случайно, я немного лукавил. В эти пока еще пасторальные времена большинство «благородий», «высокоблагородий» и «превосходительств» не одобрили бы массового убийства вражеского высшего командного состава. Но в то же время я держал в памяти, что сам Ноги даже не поморщился, организовав массированную бомбардировку форта № 2 осакскими гаубицами, в то время как там проводил совещание генерал Кондратенко. Так что когда моя энергооболочка выявила в структуре японского командования точку откуда волнами расходятся распоряжения, рука моя не дрогнула. Контролировать мину, идущую по крутой траектории – не такое уж и сложное, для меня занятие, так что в том залпе мы имели четыре близких разрыва и два фактически прямых попадания в генеральский командно-наблюдательный пункт. Как говорится – брызги веером. И мы еще разберемся с тем поцом, который в нашей истории слил японской разведке информацию о совещании в форте № 2 с участием генерала Кондратенко. Но самому доброму гению Порт-Артурской обороны об этом говорить не надо: меньше знает, крепче спит.

Однако я ничуть не лукавил по поводу того, что с момента смерти генерала Ноги получил в этом мире свободу. Если раньше порталы открывались только в непосредственной близости к вершине «высоты 203» избранной исходной точкой для инвазии, то теперь, когда этот мир вышел из Основного Потока и обрел собственное существование, такие ограничения оказались аннулированы. В силу это я и смог открыть локальный портал с вершины горы к казармам, у которых собрались генералы. Можно долго убеждать людей в своем сверхъестественном могуществе, но стоит один раз провести их хотя бы через локальный портал, как все вопросы разом отпадают. По крайней мере, Кондратенко, Белый и Рашевский следом за мной преодолев одним шагом два с половиной километра, разом растеряли весь свой скепсис и оказались готовы к полному сотрудничеству. И, кстати, теперь, если мне вздумается, то я смогу заглянуть с рабочим визитом в Зимний дворец к императору Николаю, или же во дворец Кодзе к его японскому коллеге Мацухито, – но только мне ни туда, ни туда пока не надо.

Для встречи с Николаем необходимо предварительно навести порядок в Порт-Артуре и одержать небольшую победу, откинув японскую осадную армию хотя бы на рубеж Волчьих гор. Конечно, можно было бы ввести в бой все мои наличные силы, поднапрячься и размолотить японцев в мелкий фарш, но уже излишний энтузиазм. Я должен помочь местным русским разобраться с их проблемами, поспособствовать тому, чтобы они набрали опыт и мощь, а не одерживать победы вместо них. И ведь мало разгромить японские армию и флот, водрузив над развалинами Токио знамя победы, – после этого нужно распутать клубок скорпионов и ехидн, плотно свернувшийся вокруг местного правящего семейства. И это будет посерьезнее победы над Японией; пожалуй, чем-то таким я занимался только когда разруливал на Руси первую Смуту. Вот и пригодится былой опыт. Что касается японского императора, с ним мне предстоит встретиться только после того, как поражение Японии станет очевидным даже для дилетантов и придет время диктовать побежденным условия капитуляции. Делать это раньше просто бессмысленно.