Александр Лапин
Время жить
© Лапин А.А., 2016
© ООО «Издательство «Вече», 2016
* * *
Часть I
Бились козлики с волками
I
Ему нетрудно говорить с этим народом. Потому, что он сам вышел из него. И прежде чем начал проповедовать, добывал хлеб свой ремеслом плотника.
Вот и сегодня они собрались на берегу моря. И ждут его слов о вечном. Иисус вошел в лодку и сел. А вся толпа осталась на берегу. Он еще раз оглядел их серые лица. Понял, сколько они могут понять. И промолвил:
– Вот вышел сеятель сеять. И когда он сеял, иное упало при дороге. И полетели птицы и поклевали то. Иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. А когда взошло солнце, увяло и, как не имело корней, засохло. Иное упало в тернии, и выросли тернии и заглушили его. Иное упало на добрую землю и принесло плоды; одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать…
Он посмотрел на их недоумевающие лица, вздохнул и добавил:
– Кто имеет уши слышать, да слышит!
Вечером, когда собрались апостолы, он объяснил им за трапезой то, что хотел сказать:
– Сеятель – это я сам. Зерна – слово Божие. Почва – народ. Разный. Посеянное и унесенное птицами – утерянное сразу. Упавшее на камни – принятое, но не проросшее глубоко в сердце. Тернии – житейская суета и страсти, что заглушают слово. И только упавшее в чистые и добрые сердца приносит плоды.
Как говорится – много званых, да мало избранных.
II
«Дорога, дорога, ты знаешь так много о жизни моей непростой!» – навязчивая мелодия стучала в висках уже целых полчаса. И он никак не мог избавиться от нее. Тем более, что она абсолютно точно выражала его мысли.
Дорога – это его жизнь. Семьдесят дней в году проводит он за рулем. Стремительно перемещается в пространстве, на котором раскиданы его предприятия. Зимой и летом. В любую погоду мчится его трехлитровый турбированный «ауди» по трассам Черноземья и Юга России.
Что же, «назвался груздем – полезай в кузов». Захотел стать свободным издателем – соответствуй во всем. Живи на колесах.
Вот и сейчас, в январскую стужу, когда хороший хозяин и собаку не выгонит из дому, он ехал в город Ч. Туда, где сегодня в крупном областном центре находился его главный офис.
Полноприводная машина на шипованной резине хорошо держала дорогу. И Дубравин, чуть расслабившись, оглядывался по сторонам.
Вокруг зимние пейзажи. Насколько хватает глаз – покрытые снегом поля. Вдоль дороги узорчатые, обледеневшие деревья лесных полос. По-видимому, вчера, в оттепель, они были облиты дождем, а теперь, когда ударил мороз, покрылись белым, невообразимой красоты узором. Ледяным кружевом.
Не вчера началась эта дорога в новую жизнь. Тогда, после всего, что случилось с ними, он долго раздумывал. О том, что же ему делать дальше. Внутренне, в своем сознании он уже оторвался от «Молодежной газеты», от столицы. И дальнейшее продолжение того бытия казалось ему скучным и бесполезным хождением по кругу: «Надо уходить! Делать то, что задумал. Но без нее. Без Галины».
На очередном ежегодном осеннем семинаре «Молодежной газеты» он вышел на трибуну. Долго молча смотрел в зал. Туда, где сидели его соратники по борьбе.
Как же они изменились за эти годы! Образно говоря, закалились. Выделились из серой человеческой массы. Превратились под чудовищным давлением из «мягкого графита» в настоящие «человеческие алмазы». Чудо-богатырей.
Очень многое ему хотелось сказать этим людям. И о том, что все они, как герои романов Фенимора Купера, являются «следопытами», идущими «в леса новой жизни». И о том, что пришло его время начать самостоятельное дело. А также о том, что он их любит, прикипел к ним сердцем.
Но вымолвил он совсем другое:
– Я ухожу!
Зал охнул. И притих. Видно, никто не ожидал такого поворота. Что бы там ни говорили в кулуарах, о чем бы ни шептались враги, они все равно оставались «отцами-основателями». И его неожиданный уход поселил в сердцах людей тревогу и беспокойство.
«А как же мы?» – увидел он вопрос в их глазах…
Дубравин отбросил воспоминания, когда его «ауди» уткнулся в хвост длинной, самодвижущейся пробки на колесах.
Полный привод вдохновляет его на обгон. Но сейчас зима, черт бы ее побрал! А впереди него десятки ползущих полегоньку, потихоньку по заснеженной, нечищеной трассе изделий отечественного автопрома. И тут не до шуток. Случись что – пробка встанет, растянувшись на десяток-другой километров.
Началась пурга. Ветер срывал с полей снежинки, бросал их на лобовое и боковое стекла. Снежными щупальцами шарил по асфальту, зацепившись за неровности, начинал наметать заносы и переметы.
Ехать становилось труднее, так как из-под колес идущих перед ним фур поднимались в воздух белые вихри.
Впереди «древний русский автомобиль Волга» сделал рывок и отчаянно попытался начать обгон. Но увы! И ах! Левым передним колесом он попал в пушистый снег. Потерял курсовую устойчивость и, с разворотом, влетел в сугроб на обочине.
Никто не остановился. Колонна продолжала движение.
Проезжая мимо, Дубравин краем глаза увидел, как из погрузившегося в снег кузова вылезли водитель, а следом и пассажир.
Но решимость его велика. Надо срочно обходить колонну. Иначе до темноты ему до места не добраться.
Тут и пригодилась дополнительная мощность двигателя. И полный привод. Дубравин начал обгон и играючи обошел один, второй, третий грузовик…
Впереди уже маячил оперативный простор.
Он хорошо обошел предпоследнюю, окутанную летящей из-под колес снежной пылью фуру и уткнулся в «небесный тихоход». Это был тяжело нагруженный стальной арматурой длинномер – победитель всех на свете марафонов. Отечественный «КамАЗ».
Некоторое время Александр двигался за вылезшим из кузова метра на полтора гремящим стальным частоколом. Высматривал через несшийся впереди снежный вихрь дорогу. Готовился сделать очередной обгон.
«Вроде чисто! Ну, милая, не выдай!»
Вылез на встречку. И осторожно продвинулся вперед. Еще чуть-чуть, и он уже сравнялся с кабиной длинно-мера. В этот миг он заметил, как впереди, откуда-то из белой мглы, вылетели, вырисовываясь на дороге, светлые «жигули». С погашенными фарами, без габаритов эта машина была похожа на серый призрак.
Он каким-то шестым чувством ощущал, как быстро двигался навстречу этот «старинный русский автомобиль», вынырнувший из пурги.
«Вперед не успеть!»
Инстинктивно ударил по тормозам. Сработала система курсовой устойчивости. Педаль начала прыгать под подошвой. Иномарка, как остановленная на полном скаку лошадь, уперлась всеми четырьмя шипованными колесами в заснеженный, с настом асфальт.
А «жигули» неумолимо летели навстречу. Через секунду он понял, что уходить от лобового удара ему некуда. Справа кузов длинномера. Слева металлическое ограждение трассы.
Странное дело. В эти мгновения его не покидало какое-то отстраненное, ледяное хладнокровие. Как будто это не он, а кто-то другой в нем считал и решал: «Только бы задние колеса дальномера успели пройти! А там – рывком вправо. Хоть под кузов. Обдеру весь капот. Но уцелею!»
И про себя просил: «Ну, давай, давай же, обходи меня!»
Оставалось буквально метров двадцать до мчащихся вперед «жигулей». Краем глаза он видел, как справа проплывал длинный, груженный арматурой кузов.
И уже буквально в пяти метрах от несущейся навстречу смерти рывком бросил свою машину вправо. Капот «аудюхи» оказался под нависшими из кузова арматуринами с повязанной на них красной тряпкой.
Мимо снарядом пролетели «жигули» с затемненными стеклами…
Липкий страх и ужас прошли в ту секунду, когда Александр наконец осознал: «Пронесло, Господи!» Через минуту им овладел приступ такой ярости, что он несколько раз ударил кулаком по рулю:
– Гад! Сволочь! Подонок! Надо развернуться, догнать мерзавца! Остановить и набить морду! В такую погоду, в пургу не удосужился даже включить габариты и свет! Что ж это за люди такие! Что ж за ублюдки! Ну ладно, свою жизнь ты ни в грош не ставишь. Но другие-то в чем виноваты, что из-за твоего разгильдяйства должны рисковать жизнью!
Потом успокоился. Вряд ли тут, на узкой полосе, в снегу, удастся развернуться. Да и где его искать? Без примет, без номеров. Скорее всего, он просто шары залил! И несется!
* * *
Гул мотора успокаивал. И Дубравин, борясь с усталостью, сильно сожалел, что не послушал жену и выехал так рано. «Надо было доспать. Все равно день пропадет в дороге! Хоть и приедешь на пару часов раньше».
Мысли его перескочили на дела семейные, личные. А они были вовсе не такие радужные. После разрыва с Галиной все как-то само собою пошло наперекосяк. Жена отнеслась к его самодеятельности весьма прохладно. Ни помощницей, ни душевной опорой стать не смогла. Не захотела. Первые неизбежные неудачи на самостоятельном поприще вызвали у нее панику. И Дубравин горько жалел о том, что рассказал ей о них. Какое бы новое дело он ни начинал, Татьяна каждый раз вспоминала неудачу со строительством «фастфуда» и заводила одну и ту же песню: «Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты… А помнишь, как тебя обманули компаньоны?» Дубравин злился, терял весь свой энтузиазм. И в конце концов решил больше ей ничего не рассказывать. Ну а так как дома он бывал редко, то наметившаяся трещина все росла и росла…
Галину он давно понял. Ну а кто понял, тот простил. Более того, христианский, нынешний взгляд на мир все перевернул, переворошил в его видении ситуации. Теперь он считал виноватым себя. «Я стопроцентный эгоист, который только и думал, что о своих планах, надеждах, жизни. Не понимал ее. И считал, что “баба, она должна за мужиком идти, как нитка за иголкой”. Не дорос, видно, еще до понимания того, что мир изменился и у деловой женщины могут быть свои виды на будущее. Для нее всегда так важен был статус. А что я ей предлагал? Главное – уехать. А там разберемся. Кем она бы стала? Из мужних, законных жен да в любовницы, в подруги? Опять же материальная сторона. Это по пословице “с милым рай и в шалаше”. А сегодня уже с добавочкой: “если милый атташе”.
Ну и столичная жизнь ее очень увлекла. Она ведь только выбралась из провинции. Только обжилась, работу престижную получила. А тут я предлагаю: все бросай! Поехали! Начнем новую жизнь! А получится ли она, эта новая история? Об этом я и не думал в своем мужском эгоизме.
Хотя, с другой стороны, не это мне душу жжет. Не это. А то, что мне тогда сказала: “Я и тебя люблю. И его люблю!” Значит, никого по-настоящему не любит».
И, обогнав очередную фуру, дополнил: «Впрочем, чужая душа – потемки. А уж женская вдвойне. Но с этим, как говорится, ничего не поделаешь. С этим просто придется жить. Стараясь не обижаться самому. И никого не обижать».
III
Одна из главных артерий страны находилась в плачевном состоянии. Всего две полосы. И те идут через бесчисленное количество деревень, городков и поселков. И вот ее, как «корку хлеба тараканы», оседлали ненасытные гаишники.
Народ богател. Поток машин становился все больше. У Дубравина даже сложилась собственная теория по этому поводу. «Сначала, на первом этапе, люди просто наедаются. Потому и набивают в супермаркетах полные тележки еды. Тащат все, что им было недоступно в прошлые времена. Наелись – принялись одеваться. Покупать барахло. Сапоги. Сумочки. Куртки. Шубы».
Он видел по собственной жене, с какой страстью и азартом бывшие советские, а ныне российские женщины тащили из магазинов все, что раньше было им недоступно. Тащили, даже не задумываясь о том, нужно ли им это. Разбуженный потребительский инстинкт, зачастую не сдерживаемый ни воспитанием, ни образованием, давал такие причудливые плоды, что оставалось только разводить руками. И периодически философски обобщать результаты: «Мужчина испытывает восторги полет души, когда творит, женщина – когда потребляет».
Впрочем, он никого не осуждал. Ведь сколько времени народ получал материальные блага по граммульке – лишь бы не помер с голоду.
Вот пружина и распрямилась в годы относительного благополучия. Когда пришло время жить.
Он даже знал, что происходило сейчас. Третья стадия. Те, кто наелся и оделся, – покупали машины. Поэтому на дорогах было уже не протолкнуться.
Ну а дальше? Дальше люди начнут строить дома. Он сам уже прошел и эту стадию. За десять месяцев шведская фирма поставила ему в ближнем Подмосковье по своим технологиям хороший коттедж. С сауной, маленьким спортзалом и камином.
«А после, построив дома, люди захотят, чтобы их уважали. И тогда у нас в стране начнется самое интересное. Появится то, что на Западе называют гражданским обществом. Или средним классом. Человек с домом – это совсем…» – он не успел додумать эту важную мысль. Из-за остановки выскочило то, что называется сотрудником ДПС. В руках у него была волшебная полосатая палочка, именуемая почему-то жезлом.
Пришлось тормозить. И съезжать на обочину. Из машины он не выходил. Ждал, немного опустив стекло. Подошел вразвалочку одетый в теплый синий комбинезон со светоотражающими вставками молодой, длинный парень. Представился неразборчиво:
– Бу-бу-бу! Лейтенант бу-бу-бу! Ваши документы! Дубравин посмотрел на его счастливое лицо и понял, что, призадумавшись, обошел фуру под знаком «Обгон запрещен». Поэтому не стал спорить, а молча выбрался из теплого чрева машины на мороз. Так же неторопливо достал с заднего сиденья дубленку. Надел. Теперь можно и разговаривать. Он миролюбив. И договороспособен. Потому, что за годы странствий у него выработалась формула: нарушил – плачу. Разводят – иду на конфликт.
Подал водительские права и техпаспорт:
– Ну и что я нарушил?
– Вы, Александр Алексеевич, нарушили правила обгона! – было видно, что розовощекий молодой страж порядка чрезвычайно доволен этим обстоятельством.
– И сколько это в рублях по нынешнему курсу?
«Сейчас он должен предложить сесть в машину. Там и будем договариваться».
И точно:
– Да вы пройдите в автомобиль к моему напарнику! Дубравин сел в раскрашенную патрульную машину.
И продолжил диалог с новым визави. Этот был, судя по всему, уже более тертый, видавший виды белобрысый, кучерявый капитан.
Он задумчиво разглядывал его водительское удостоверение и техпаспорт на «ауди».
– Ну что, капитан, я вообще-то сильно тороплюсь! – бросил Дубравин свой пробный шар, начиная этот привычный, как он про себя называл его, «обряд дома Месгрейвов».
Но капитан, видно, не торопился. Его что-то интересовало в автомобиле:
– Хочу купить такую же вот полноприводную «ауди», – наконец сказал он, доставая ручку. – Сколько она стоит?
– Ну, тысяч пятьдесят в долларах! – ответил польщенный интересом Дубравин. – Новая!
– Дорого! И как люди ухитряются столько зарабатывать?
Дубравин за словом в карман не полез:
– А все очень просто, – усмехнувшись, ответил он. – Надо было году в девяносто втором бросить свою непыльную работенку. И как в воду, с головой кинуться в бизнес. И лет десять упираться, не спать ночами, пахать. Сегодня у вас была бы точно такая «ауди»… Или даже «мерин»…
Говорил он это без зла или какого-либо желания поддеть гаишника. Говорил с вежливой улыбкой, стараясь не обидеть человека. Его позиция в данной ситуации проста и понятна каждому. Это как в игре. В «казаки-разбойники». Мы едем. Вы ловите.
У каждого в этой жизни своя роль. Да и парни эти – простые русские парни. Не хамят, не наезжают… Что ж конфликтовать? Все хотят жить…
Но обостренное чувство справедливости заставляло его частенько спорить и ругаться. Последний раз он поцапался с «хозяевами дороги» на «голодном посту», который находился на границе Тульской и Калужской областей. Тамошние гаишники взяли себе за правило останавливать его машину просто так. «Для проверки документов». Из принципа. Едет дорогая иномарка с московскими номерами. Как же не попытаться обобрать проезжего человека?
Остановят. И начинают: «Покажи то, покажи это! А где у вас огнетушитель? А что у вас в багажнике?» Дубравин терпел-терпел. А потом как сорвался. Как попер на них матом. И с такой яростью, что «аж чертям тошно стало».
Пришлось им тогда срочно вернуть документы. И убраться в свою нору.
Но сегодня он миролюбив и договороспособен:
– Я по этой трассе два раза в месяц езжу. Вроде знаю все места, где вы стоите. А здесь никогда не видел.
Капитан потряс кудрями, шмыгнул носом. И обиженно так ответил:
– Да мы тут вообще первый раз стоим. Наш взвод только на авариях работает. Оформляет. А здесь на трассе создали отдельное подразделение. Собрали в него всех блатных, родственников, сынков районных начальников. Вот они тут стоят, зарабатывают. А мы – черная кость. Только аварии разбираем. Это нам сегодня подвезло. Рейд объявили. А так нас к трассе и не подпускают.
– Да! – сочувственно заметил Александр. – Такие времена. Братья, сватья, сыновья. Одно слово – кланы. К кормушке только своих.
Они расстались по-доброму. Без того тяжелого чувства озлобления и ненависти, которое чаще всего испытывают люди после таких встреч.
«А дорога серою лентою вьется». Образно сказано. Но точно. Обледенела она. Зимняя дорога. Снежок укатало. И Дубравин, наученный горьким опытом, несмотря на полный привод, начал тормозить. Побоялся, что будет как в прошлом году. Полетал он тогда знатно. Под седлом у него было произведение шведских автомобилестроителей. Зеленый, переднеприводный «сааб». Хорошая машина, похожая на маленький самолет, с мощным турбированным двигателем. Ехал из Смоленска. Особо не гнал. Так, шел километров сто тридцать.
Дорога ровно ложилась под колеса. Гудели шины. И ничто не предвещало беды.
И вдруг! Ох уж это вдруг. Он почувствовал, как машина полностью потеряла сцепление с трассой. И ее выносит на встречную, при этом разворачивая поперек полосы боком.
И было такое ощущение, будто кто-то невидимый и могучий как бы ладонью взял и смахнул его «сааб» с асфальта.
– Все, кранты! – прошептал он, понимая, что сейчас слетит с полотна вниз, в кювет, и начнет кувыркаться по полю.
Но что откуда взялось! Первый его рефлекторный порыв был прост. Начать тормозить. Но что-то, наверное, опыт, удержало его ногу на педали газа. И вместо того, чтобы гасить скорость, он начал потихоньку прибавлять обороты.
Зеленый «сааб» несся боком по встречной, срезая и поднимая задними колесами, как входящий в вираж сноуборд, тучу снега, летящего фонтаном выше крыши. Но бешено крутившиеся передние колеса вгрызались в ледяную корку и чудом, по чуть-чуть, выталкивали автомобиль из заноса. Еще несколько секунд такого свободного полета – и «сааб» выровнялся на трассе.
Дубравин подрулил к обочине. Остановился. Открыл дверь. Вышел из салона.
Руки и ноги дрожали. Он сел рядом с машиной на корточки. Сидел несколько минут. Дышал. Затем огляделся: «А если бы навстречу шел грузовик?» Но додумывать эту мысль ему совсем не хотелось.
Он осмотрелся. И увидел, что по обе стороны от трассы лежали, кто на боку, кто на крыше, машины. Посчитал – пять штук. А возле них копошились люди. Тогда он прошел назад и обнаружил, что асфальт был покрыт тончайшей ледяной коркой, которую на ходу и не заметишь…
Так что тот опыт не прошел даром. Он сменил машину на полноприводную, стал очень внимательно разглядывать асфальт. И зимою тщательно следить за скоростью.
«Машин все больше. Идет первичная автомобилизация России. Все, как я писал в статье много лет назад. А вот с дорогами беда. Как говорится – в России две беды. Дураки и дороги». А теперь, вспомнив летевшие навстречу сумасшедшие «жигули», он додумал: «Нарождается и третья. Дураки на дорогах».
* * *
Обед как всегда. По расписанию. На середине трассы. В кафе под сакраментальным названием «Рябинушка».
История его появления интересна и поучительна с точки зрения развития бизнеса в российской глубинке. Несколько лет назад Дубравин ехал по этой трассе. И всю дорогу почем зря ругал свой народ:
– Двести с гаком километров – и ни одного питательного пункта не встретили. Что ж за народ наш такой бестолковый! А ведь рядом деревни. Открыли бы кафешку. И им хорошо, и нам…
И вот ровно посередине трассы он заметил у обочины – даже не кафе – просто киоск, на котором было написано на бумажке: «Чай! Кофе! Сосиска!» Обрадовался Дубравин и сказал своему спутнику Юрке Бесконвойному:
– Вот, Юрец. Зря я грешил на наш народ. Пробуждается в нем предпринимательская жилка.
И твердой поступью направился к этому самому павильону, чтобы наконец вкусить плоды цивилизации. Постучал в закрытый ставень.
Там, внутри, кто-то очень долго возился. Наконец ставень поднялся. И что же он увидел? Усатую, небритую азербайджанскую физиономию.
Так он познакомился с Али…
С тех самых пор и повелось. На середине трассы он обедал «У Али». Вместе с водителями большегрузных фур.
Постепенно азербайджанский бизнес развернулся в придорожное кафе с пристроенным сбоку платным сортиром, пунктом шиномонтажа, магазином.
Место простое. Затертые стулья. На столах клеенки. Жирный хаш, салат из помидоров и огурцов, люля-кебаб, шашлык… Все не слишком изысканное, но сытное, рассчитанное на железные желудки дальнобойщиков.
И каждый раз, отобедав этих яств, Дубравин с обидой думал о своем народе: «Что ж так! В середине России. Почему же мы не можем? Сами!»
Так продолжалось долго. Пока однажды на другой стороне трассы, на вычищенной и вновь заасфальтированной площадке кто-то не построил с нуля новенькое кафе под названием «Рябинушка». Светлый, просторный зал. Легкая – металл с пластиком – мебель. На стене – плазма. Играет музыка. За стойкой, где лежит меню, миловидная русская женщина с приятным круглым лицом и в чистом переднике. Она приветлива и улыбчива…
«Вот и появились у Али конкуренты. Зря я так “окрысился” на русских. Значит, можем! Только мы долго запрягаем!» – думал он, перекусывая куриной лапшой и домашней котлетой вполне приемлемого качества.
С тех пор он обедал только у своих. У русских. Из принципа. Даже несмотря на то, что частенько заставал у «Рябинушки» вереницу автобусов. И толпу пассажиров.
Понимал. Надо поддерживать своих, таких же как и он, предприимчивых и упорных…
