Александр Константинович Белов (Селидор)
Вторжение
Глава 4
Новость, потрясшая всех, – О’Брайн так просто впал от неё в истерику, – заключалась в том, что ночью Баллок сбежал. В DPI не было камеры-изолятора для задержанных, поскольку этот отдел имел совершенно иную оперативную практику. Стало быть, не было конвоиров и даже не нашлось наручников. Руки Баллоку, когда он просился в туалет, обматывали скотчем. Но трудно ли разодрать несколько слоёв липкой ленты, если приложить к этому старание. Особенно если учесть, что от скотча легко можно было освободиться с помощью оконных кронштейнов, водопроводного крана, батареи и тому подобного.
Утром Баллока должны были конвоировать на одну из военных баз. Для него временно присмотрели подходящую гауптвахту. Стерегли арестанта двое дежурных. Стерегли, да проглядели. Он ушёл, как заправский каскадёр – по стене фасада здания, спустившись из окошка четвёртого этажа.
Зигель даже и предположить не мог, при каких обстоятельствах ему придётся ещё раз повстречать лихого спасателя.
Посетитель магазина на Ровэй-сквер сосредоточенно изучал компактные ионизаторы в стеклянном колпаке крутящейся витрины. Хозяин посмотрел на Хоупа и мотнул головой в сторону клиента. Улисс нехотя поплёлся к посетителю.
– Вам помочь, сэр? – без особого энтузиазма спросил Хоуп.
– Меня интересуют высокочастотные очистители, – сказал покупатель, не отрывая взгляда от ионизаторов.
– Никогда о таких не слышал.
– Они не только освежают воздух, но и разряжают направленное отрицательное влияние.
– Что разряжают?
– Отрицательное влияние, – повторил покупатель. – Это когда в зоне вашего жизненного пространства создаётся поле конфликтных ситуаций.
– Думаю, сэр, что вы ошибаетесь. Такой штуки ещё никто не изобрёл, – улыбнулся Хоуп.
– Да, уж поверьте мне, я в этом кое-что смыслю.
– Я тоже кое-что смыслю, – заупрямился Улисс, забыв об учтивости.
– Неужели вы не допускаете мысли, что некоторые конфликтные ситуации можно направлять на человека? – заспорил посетитель «Хрустального воздуха».
– Я не допускаю?! – возмутился Хоуп. – Да я сам…
– Что сам? Вот я действительно раньше умел притягивать дождевые тучи над Канзасом. В пяти случаях из десяти это получалось. Попробовали бы вы хоть раз вызвать дождь!
Хоуп снисходительно покачал головой.
– Подумаешь, в пяти случаях! А нарушить технологический процесс вам никогда не удавалось? – спросил он с видом эксперта по чрезвычайным ситуациям. – Допустим… – Улисс осмотрел холл магазина в поисках примера, – нарушить освещение зала?
И тут одна из галлогеновых лампочек погасла. Это выглядело очень убедительно. Настолько убедительно, что странный покупатель «Хрустального воздуха» остудил технотворные порывы Хоупа холодным взглядом. Улиссу почему-то сразу показалось, что этот человек сюда пришёл вовсе не за покупкой.
Гилберт Ковальски долго вчитывался в рапорт своего специального агента. Получалось так, что Соединённые Штаты стояли перед лицом новой глобальной угрозы. Некий молодчик мог потенциально создать любую техногенную катастрофу. Как он это делал – неизвестно, однако эксперт из группы технического мониторинга подтвердил его возможности.
Итак, что произошло? «В ходе демонстрации своих возможностей объект определил цель в виде электроприбора, выразил предполагаемую форму создания неисправности и направленным волевым усилием вывел из строя электроприбор, в полном соответствии с поставленной задачей». Выразил цель и вывел из строя… Да, это серьёзно. Что такое замыкание в электропроводке, если речь идёт о системе жизнеобеспечения, например, боевого истребителя? Но ведь в магазине всего-навсего перегорела лампочка. Правда, в тот самый момент, когда этот «объект» пустословил о своих способностях. Но ведь «выразил цель и вывел из строя»!
Ковальски не имел права так думать, но он так думал. Служба в разведке заставляла его в каждой случайной ситуации непременно подозревать умысел. Но Ковальски оставил в себе часть от обычного человека, находящего подобным происшествиям и другие объяснения. Если бы этот тип из магазина ничего не сумел сделать, то попал бы в «мёртвую» картотеку[27], и на этом «оперативку» можно было бы свернуть. А что теперь с ним должен был делать Ковальски?
Привлекать к сотрудничеству? Чего ради? Сегодня руководство не пойдёт на создание новой стратегической программы для их отдела. Почему? Потому что предстояли президентские выборы, конгресс урезал средства, а ресурс был выработан. Новая вашингтонская администрация могла бы обвинить руководство в нецелевом использовании бюджетных средств. Ведь некоторые долгосрочные авантюры ЦРУ чуть не привели к парламентским слушаниям по нецелевому использованию денег налогоплательщиков. В прессе опять появились сообщения, что ЦРУ создаёт активы с целью их инвестирования в деятельность некоторых зарубежных компаний и получения прибылей, не облагаемых налогами. Да и потом, даже в разведке существовала своя конъюнктура, сегодня уже мало кто верил, что из экстрасенсорики можно выкачать что-нибудь полезное. Сегодня разведка увлекалась сверхчастотными генераторами. Всё-таки мы жили в середине девяностых, а не восьмидесятых.
Ковальски понимал, что перегоревшая лампочка – вовсе не повод для серьёзной разработки продавца из магазина воздухоочистителей. Но он понимал и то, что, например, упавший при демонстрационном полёте в Ле-Бурже самолёт может сорвать подписание многомиллионного контракта. И тогда заказ на поставку истребителей в какие-нибудь Эмираты перепадёт другой фирме.
Ковальски закурил и произнёс, мысленно обращаясь к «продавцу воздуха»: «Что же мне с тобой делать, мистер «электрик»?
– «Прежде всего узнать, есть ли у этого парня технология, на чём она основывается и насколько надёжна, – сам себе ответил разведчик, – а уж там посмотрим». В Хоупа можно было вкачать дозу калипсола[28], но это бы значило, что играть придётся в открытую, а «электрик» становится «креветкой»[29], а не партнёром.
Улисс торчал в баре на Ошен-террас, где обычно толкаются поклонники местной бейсбольной команды. «Носороги» обещали с плакатов выиграть чемпионат лиги. Улисс давил тоску стаканом. Через четверть часа ему следовало вернуться в магазин. Хозяин опять принюхается к перегару, сносимому с Улисса, как солёный бриз с бухты Лоуэр-бей.
Рядом на стойку бара легла тяжёлая ладонь. Улисс невольно уставился на неё, не зная, куда девать глаза. Ладонь была бугристой и шершавой как у каменотёса, с пухлыми, закатанными в кожу венами. Хоуп поднял голову и увидел рядом с собой человека в клетчатой кепке, в суконном пальто с поднятым воротником и с шикарными английскими усами. Таким был нарисован морской офицер, прицеливающийся в тебя указательным пальцем на знаменитом английском плакате «Your country needs you!»[30], времён первой мировой войны, с которого потом американцы срисовали своего «дядю Сэма» для призыва на вьетнамскую войну.
– Здравствуйте, мистер Хоуп, – сказал этот человек, не отрывая взгляда от витрины.
– Кто вы? Я вас не знаю.
– Зато я знаю о вас почти всё.
– Что вам нужно? – насторожился Улисс.
– Здесь не самое удобное место для разговора, не так ли? Слишком шумно.
Они вышли на набережную, и незнакомец, прячась от ветра под воротник, остановил взгляд на серой спине океана.
– У меня мало времени, – заговорил Улисс.
– Это ничего. Я могу проводить вас до магазина.
Они перешли на другую сторону улицы, где ветер скрипел деревянной вывеской над дверью салона сапог и перчаток из Техаса.
– Меня зовут Эксли Поуэлл, – продолжил незнакомец, – я представляю службу безопасности корпорации «Локхид» и имею к вам предложение. Замечу, весьма заманчивое предложение.
– Что за предложение, мистер Поуэлл? – спросил Улисс поёживаясь.
– Видите ли, некоторые свойства вашей натуры стали известны руководству корпорации – и «Локхид» мог бы предложить вам сделку.
– Но я ничего не смыслю в самолётостроении.
– Вы меня не так поняли. «Локхид» интересует ваше умение создавать аварийную ситуацию.
– А, значит, тот тип приходил от вас. Послушайте, мистер Поуэлл, я боюсь выглядеть неучтивым, но идите вы к чёрту.
– Это ваш шанс, второго такого не будет.
– Я всё сказал.
Улисс поплёлся к своему магазину, стараясь освободить голову от навязчивых мыслей.
– А сумма в миллион долларов наличными, без налоговых отчислений, вас устроила бы?
Улисс проковылял ещё несколько шагов и остановился. До него вдруг дошло, в какую историю можно впутаться. «То есть, как миллион долларов? Неужели миллион долларов?» – вскипело у него в мозгах. Это действительно был его шанс. В одно мгновение в голове Хоупа весь мир его неудач покачнулся и почти рухнул.
Усатый догнал парня и взял его под локоть.
– Я уполномочен вести с вами переговоры, – сказал Поуэлл, – такова моя миссия. Ваше имя нигде не всплывёт, никакие контракты заключаться не будут, а деньги вы можете получить наличными. Это всё.
Улисс молчал.
– Не скрою, я сам заинтересован в этой сделке, – продолжил усатый после непродолжительной паузы. – Как вы догадываетесь, в случае вашего согласия, я тоже получу свой гонорар.
– Согласен, – боясь подавиться воздухом, сказал Хоуп.
– Ну вот, моя миссия вроде бы и закончена, – задумчиво произнёс Поуэлл.
– Может заглянем к «Носорогам»? Там всё и обсудим.
– А как же ваша работа?
– Да провались она пропадом, – ожил Улисс.
Он уже собрался вернуться в бар, но Поуэлл остановил его:
– Послушайте, мистер Хоуп, я, кажется, доложил вам, что выполнил своё задание, получив ваше согласие. Но если быть откровенным, то есть от себя самого, то сам я не дал бы вам и цента. Потому что я не верю в такие штуки. Хотя это, конечно, не моё дело.
– Плевать я хотел, верите вы или нет, – огрызнулся Улисс. – Я согласен, вы ведь этого добивались?
– Не совсем так, мистер Хоуп, впрочем, давайте пройдём к моей машине, нам всё равно по пути.
Они сели в «Меркурий» цвета чёрного жемчуга, Поуэлл повернул ключ в замке зажигания, и машина, разбрызгивая колёсами мокрый снег, выехала на пустое шоссе.
– А вдруг мы ошиблись? Деньги ведь вы получите немалые. Я привык сам принимать решения и не доверять чужому мнению, особенно в таких тонких вещах.
– Что вы хотите? – спросил Улисс.
– Я ведь могу и не выполнить свою миссию, – вдруг сказал усатый, не отрывая глаз от дороги. Или разубедить руководство компании в вашей компетентности.
– А как же гонорар?
– Он будет не такой большой, но всё равно на премию я вправе рассчитывать, ведь компания сэкономит миллион долларов.
– Не понимаю тогда, чего вы от меня хотите? – Выдавил из себя Улисс. – Спектакля? Ну конечно, вы хотите спектакля. Вроде того, что было в магазине, когда приходил этот ваш дружок.
Усатый ждал подобных эмоций. Он произнёс, чеканя каждое слово:
– Подтверждения, а не спектакля. Мы не в цирке. По долгу службы я не позволяю себе никаких фантазий. Как это может быть? Как можно волевым усилием сбить самолёт?
Хоуп ничего не ответил. Он отвернулся и долго смотрел в окно на проплывающие мимо серые дома. Поуэлл подумал, что парень обиделся. И вдруг машина поперхнулась очередным глотком бензина и заглохла. Прямо на ходу. Поуэлл задёргал ключом, пытаясь справиться с проблемой. Он выглядел растерянным. А справа сияла физиономия Хоупа.
– Ещё какие-то вопросы? – спросил парень издевательски.
Поуэлл завёл машину и тут же нервно раздавил ногой педаль тормоза. Колёса «Меркурия» с визгом отбросили из-под себя асфальт.
– Как ты это сделал? Послушай-ка, парень, – заговорил Поуэлл, – пять минут назад ты согласился за миллион баксов совершить диверсию на объекте военно-воздушных сил. А только что продемонстрировал, как ты это осуществишь. Дело меняется. Ты представляешь потенциальную угрозу Соединённым Штатам.
В этот момент Эксли Поуэлл перестал существовать. На его месте возник сотрудник ЦРУ Гилберт Ковальски. Он сунул под нос ошарашенному Улиссу карточку офицера оперативного управления.
– Теперь тебе обеспечено судебное преследование после каждого упавшего вертолёта, – с дьявольской улыбкой произнёс Ковальски. – Кстати, я должен задержать тебя в связи с аварией на испытательном полигоне в Сиэтле.
– Вы шутите? – выдавил из себя Хоуп.
– Какие тут шутки, – вздохнул Ковальски, доставая наручники.[31]
Он любил наблюдать, как его подопечных при вербовке распекает мученичество. Одного даже хватил настоящий сердечный приступ. То-то было смеху! Ковальски умел быть сочувствующим, внимательным и обходительным, подобно лорду-исполнителю дипломатического протокола, но он всегда оставался удавом, сжимающим своего визави за горло.
– Ты будешь сидеть, а прокурор доказывать твою вину, – продолжил цэрэушник.
– Но я не хочу сидеть, – наивно запротестовал Улисс, – что же мне делать?
Ковальски пристально посмотрел на сломленного Хоупа, задумался и, будто что-то решая для себя, сказал:
– Тебя может вытащить только работа на правительство. Может быть, даже ты заработаешь свой миллион. Во всяком случае, по разряду оплаты GS-15 годовой доход составляет 73 тысячи. Но с этого дня, с этой минуты Улисс Хоуп полностью подчиняется мне. Во всём. Согласен?
Парень кивнул. Ковальски снова завёл машину, и они поехали дальше.
– Скажи-ка для начала, как ты это вытворяешь? – поинтересовался Ковальски. Он делал вид, что интересуется подобным вопросом всего лишь постольку-поскольку, скорее ради проформы, ради уверенности, что приобрёл в лице Хоупа новую, пусть ещё не очень крепкую, стратегическую технологию, а не пьяницу-неудачника с задатками шамана. В действительности же от готовности Хоупа выложить всё как есть зависело сейчас его будущее. Заупрямься он, и Ковальскому предстояло начинать игру сначала, а потом ломать себе голову над тем, как «списать» эту никчёмную судьбишку.
– Да, в общем-то, всё очень просто, – начал Улисс и замолчал.
– Давай-давай, выкладывай.
– Однажды, я трепался с приятелем, мы поссорились, и я от этого очень разволновался. Кровь хлынула к мозгам, я будто впал в нарколепсию. Всё вокруг поменяло цвета. Особенно изменился Гукстейбл. Ну, тот мой приятель… Я видел его взглядом рентгена. Нет, скорее – взглядом тепловизора. Гук стал разноцветным. В основном – зеленовато-сине-жёлтым. Но кое-где у него на теле виднелись и красные пятна. Потом выяснилось, что красными пятнами были окрашены его старые болячки. Вот и всё.
– Что, «всё»? – не понял Ковальски.
– То есть, я хочу сказать, это и есть мой метод. Метод Улисса Хоупа. Правда, я уже перестал наблюдать тепловые поля людей, но научился видеть что-то подобное у сложных механизмов. Та лампочка в магазине взорвалась сама, я просто напрягся… – А машина?
– У вашей машины есть три или четыре фиолетовых пятна. Это то же самое, что красные пятна в теле человека. Место возможной разбалансировки.
Ковальски с любопытством посмотрел на Хоупа:
– И как ты на них воздействуешь?
Хоуп вдруг скривил рот:
– Нет, мистер шпион, вот тут извините. Это знаю только я и ни с кем делиться моим куском пирога не собираюсь. Каждый пусть занимается своей работой. Да и потом, зачем вам знать? Знать и уметь – совершенно разные вещи.
Он замолчал и стал напряжённо разглядывать деревья в сквере, расплывающиеся в мокром пятне почти прозрачного снега.
Нельзя сказать, что объяснения Хоупа возымели какое-то действие. Ковальски продолжал сомневаться, и только когда на его глазах Улисс в «Хрустальном воздухе» «подвесил» компьютер, цэрэушник окончательно сдался, поверил в существующий феномен. Теперь в дело должны были включиться такие силы, такие механизмы развития ситуации, что Ковальски невольно сник. Буря, которую он собирался поднять, легко могла смести и его самого. Ему предстояло действовать в одиночку, в одиночку укрощать эту бурю.
Разведчик произнёс, ни к кому не обращаясь:
– Со щитом или на щите[32].
– Что? – не понял Улисс.
– Это старое выражение. Кажется, английское.
Ковальски обязал Хоупа писать отчёты. Каждый день.
– Я работаю в «бумажном» ведомстве. Через меня проходят тысячи документов: аналитические справки, ориентировки, предписания, и опять справки, справки, справки… В нашем деле без отчётности шагу не ступишь.
Хоупу понравилось этот оборот: «в нашем деле». Он подумал, что усатый теперь его союзник, и они вместе будут зарабатывать Улиссу миллион. Ковальски же перестраховывался. Он хотел обложить Хоупа горой косвенных доказательств. На всякий случай.
– Допустим, продал ты сегодня пару кондиционеров, напиши: «Под воздействием на клиентов реализованы две единицы товара», – наставничал Ковальски.
– Но я не воздействую на клиентов.
– Не важно, знай себе пиши.
Так неудачник Улисс Хоуп по кличке Базука стал федеральным специалистом по кличке Электрик.
Ковальски неожиданно привлекли к очередной операции, и он на два месяца потерял Электрика из виду. Когда же разведчик вернулся в Нью-Йорк и «сел» на старые дела, Хоуп уже не вызывал в нём особого оперативного энтузиазма. Ковальски понимал, что нужно наведаться, «распушить английские усы», но уже который раз откладывал это на понедельник. И тут в Миннесоте упал С-130. Появился повод.
К удивлению разведчика, Электрик предоставил полнейшую и подробнейшую отчётность за это время. Кое-где он позволял себе отступление от сухого факта и вдавался в технические подробности своих достижений. А достижения были на лицо. Если только не подвергать сомнению достоверность участия в «технических конфликтах», или просто авариях, самого Хоупа.
К примеру, из отчётности следовало, что он вывел из строя на сорок минут поезд сабвэя – американского метро, на станции «Лексингтон-авеню», а в порту «заблокировал» башенный кран. Ковальски вспомнил, что об этом даже писали в газете.
Пробегая глазами записи Электрика, Ковальски подумал, что это хорошо, что тот не стал фиксировать свои результаты с помощью компьютера. Во-первых, скорее всего, записи существовали в единственном экземпляре, а во-вторых, теперь у Ковальски были на руках неопровержимые улики – признания, написанные рукой самого Хоупа. Замысел покушения на «Шатл» теперь обретал совершенно иной оттенок. Но манипулирование таким субъектом как Электрик в собственных интересах подталкивало Ковальски к преступлению с очень серьёзной формулировкой.
– Кто-нибудь ещё знает о твоих экспериментах? – спросил Ковальски, предполагая, что Улисс наверняка всё разболтал той смазливой девке, что крутилась возле Хоупа в надежде, что он сопьётся, и ей отпадёт гараж. Ковальски даже знал уже, что она собирается открыть в этом ангаре косметический салон.
– Об этом знает только один человек. Его зовут Эдвард Гукстейбл. Я вам про него рассказывал. Он ещё до вашего появления хотел предложить мне такую же сделку, – соврал Улисс. Парень подумал, что будет неплохо, если этот пижон из ЦРУ посчитает, что у него есть конкурент. Пусть даже такой, как Эдди. Но последние слова Электрика вынесли Маленькому Гуку приговор.
Кстати
За долгие годы работы с дистанционным влиянием мне не приходилось встречать универсальных «технарей». Каждый «специализируется» на чём-то своём. К примеру, Антонина Ивановна Д., пользуясь частным автотранспортом и такси (на автобусы и троллейбусы это правило почему-то не распространяется) способствовала наезду на гвозди, проволоку и т. п., что приводило к проколу шин. В год такое случалось не менее трёх раз.
Владимир Б. крушил электрику. В одно из его посещений у нас на Кантемировской вышла из строя электроплита. После его проезда в моей машине мне приходилось три или четыре раза менять предохранители.
Мне иногда удаётся на расстоянии «подвешивать» компьютер и разряжать пальчиковые батарейки в плеере.
Глава 5
Хоуп ещё не ведал, что приключилось с Эдвардом. Они теперь созванивались редко.
О том, что Гукстейбла застрелили, рассказала взволнованная Бетти. Улисс был ошарашен. Он сидел на стуле, безвольно отпустив руки и уронив голову на грудь. Бетти даже показалось, что он где-то успел напиться. Но он не был пьяным, и вообще Хоуп внезапно решил больше не пить, понимая, в какую историю впутался. Теперь ему были нужны острые мысли, как шахматисту, понимающему всё, что происходит на доске, на пять ходов вперёд. Иначе этот гад из ЦРУ поступит с ним точно так же.
А Ковальски в это время прояснял ситуацию с арестом стрелка. Как следовало из полученных данных, Баллока захватило ФБР. Ковальски перепроверил эту информацию и получил подтверждение того, что вчера ФБР действительно проводило операцию в Куинсе. Правда, в некоторых газетах появились заметки, что «в ходе операции преступник был застрелен». При задержании «Тишайшего» действительно было произведено два выстрела. То, что ФБР обложило Баллока у порога «конспиративки», доказывало, что федеральные агенты знали, кто он такой. Иначе как бы они на него вышли? А это значило, что не сегодня-завтра ФБР выйдет и на него, на Ковальски, ведь «спасатель» заговорит.
Гил поставил против себя вентилятор и, несмотря на то, что было холодно, включил его на полную мощь. По комнате понеслась ударная струя тяжёлого и гладкого воздуха. Ковальски придвинул стул к компьютеру и стал набивать текст докладной. В ней он ставил в известность руководство, что провёл успешную работу по выявлению и привлечению к сотрудничеству объекта, являющегося «исключительно ценным специалистом». Работа эта, правда, была никем не санкционирована, но обстоятельства требовали немедленных действий со стороны Ковальски, поскольку попадали в категорию «особый случай». На карту была поставлена безопасность страны, тогда как санкционирование правовых действий по Хоупу заняло бы уйму времени из-за различных согласований. Кроме того, Ковальски оправдывала его некомпетентность в вопросе квалифицирования объекта. Он не имел права делать каких бы то ни было компетентных выводов, а потому должен был вынудить объект проявить, «обозначить» себя и только после этого констатировать действия объекта с целью принятия по нему дальнейших решений.
Что же касается устранения Гукстейбла, здесь выдвигалась версия попытки влияния на шантажиста, пытавшегося заполучить у «исключительно ценного специалиста» его технологию, и убийство по неосторожности. Например, при попытке Гукстейбла что-то вытащить из кармана, наёмный исполнитель среагировал мгновенно, профессионально.
Эту версию было так же трудно опровергнуть, как и доказать её состоятельность. Если дело дойдёт до судебного разбирательства, или до следственной комиссии, Баллоку решать, что ему ближе: «хит» или убийство по неосторожности. Ни в том ни в другом случае Ковальски не фигурировал в сопричастности к выстрелам в Куинсе. А на вопрос: «На кой чёрт ему, Ковальски, нужно было устранять шантажиста?», не ответит, пожалуй, никто. Нужно немедленно избавиться от пистолета. Такая машина предназначена исключительно для убийства, и никакие мотивы упреждения противника здесь не пройдут.
После того как докладная была составлена, Гилберт расслабился и подумал, что можно было бы обстряпать и другую версию, вообще никак не легализующую Электрика. Ведь Баллок о нём ничего не знал, и вывести ФБР на Хоупа не мог, а уж почему Баллок застрелил того парня в Куинсе, это и для Ковальски могло стать загадкой. Здесь всплывал и криминальный мотив. «Нет, глупость, – сказал сам себе Ковальски, – какой там мотив, кто в это поверит? Если удастся отыграть того парня из Куинса – я выпутался».
Между тем дни шли, но ничего не происходило. Ковальски понимал, что время работает против него, ведь, по его версии, он не должен был знать об убийстве Гукстейбла, а пропажа своего человека для особых поручений требовала от Гилберта каких-то телодвижений, официальных действий. Стало быть, существовала необходимость проявить себя, будь он на стороне закона. Но Ковальски продолжал отсиживаться в тихой готовности действовать.
Наконец он решил форсировать события, но не в этом направлении. Ещё два дня ушло на то, чтобы договориться о встрече с Джо Трэвисом, членом совета директоров корпорации «Локхид». Ковальски продумывал каждый свой шаг. Ему следовало бы привлечь к делу технического сотрудника, чтобы отсечь возможность записать их разговор с Трэвисом на плёнку. Но Ковальски подумал, что в ситуации, когда каждый его сотрудник может быть допрошен под присягой по делу Гукстейбла, будет лучше не увеличивать число свидетелей этой встречи.
Трэвис оказался упрямцем. Он пытался выяснить, является ли визит к нему сотрудника ЦРУ официальным, какие у Ковальски полномочия, настаивал на присутствии своего адвоката. Он даже пригрозил, что прояснит ситуацию у самого директора ЦРУ Джона Дейча. Ковальски пришлось развязать роток:
– Это касается трёх аварийных «Геркулесов». Поймите, информация, которой я располагаю, является конфиденциальной. Я многим рискую, предпринимая этот шаг, но у меня есть свои причины для нашей встречи. Думаю, вы больше заинтересованы в этом. Впрочем, так же, как и «Боинг» или «Макдоннел-Дуглас»[33].
Ковальски ошибся, упомянув «Боинг». Трэвис подумал, что его просто шантажируют и, окончательно согласившись на встречу, перехватил стратегическую инициативу. Решив не привлекать к делу ФБР, на случай, если предлагаемые данные по авариям будет лучше скрыть от официального расследования (а официальным расследованием занимались ФБР и специальная комиссия военно-воздушных сил), Трэвис вышел на РУМО. Круг замкнулся.
Вечером того же дня полковник О’Брайн был поставлен в известность, что какой-то сотрудник ЦРУ пытается продать конфиденциальную информацию по упавшим самолётам.
Ирландец нервно сжимал пальцами виски. Наконец-то всплыли «Геркулесы»! Он врал себе, что знал с самого начала, что эта история с осведомителем, убитым в Куинсе, выведет его к самолётам.
Оперативники РУМО уже несколько дней вели наблюдение за Хоупом, но в эти дни Ковальски с ним не встречался. Поскольку ничто не указывало на связь предположительного шантажиста с линией Гукстейбл – Хоуп – ЦРУ, к оперативным мероприятиям по предстоящей встрече Зигель привлечён не был.
Ковальски выбрал пустующий пляж в Клифсайде. Ноющий ветер с Гудзона терзал душу. Он был как нельзя кстати, поскольку глушил прослушку. Трэвис настоял на присутствии двух телохранителей. Их массивные фигуры в чёрных плащах маячили на небольшом отдалении.
Ковальски выдвинул условие не использовать при беседе записывающих устройств. Трэвис согласился. Ковальски проверил его с помощью датчиков волнового контроля, настраивая портативную станцию, висевшую у него на кожаном ремешке на шее. После этого он совершил ещё одну ошибку. Ковальски показал Джо карточку специального сотрудника ЦРУ Тимоти Рой Беркли.
Трэвис хорошо запомнил это имя, но всё равно повторил его несколько раз про себя. Он даже запомнил личный номер Беркли. Почему Ковальски воспользовался «сгоревшей» ксивой? Во-первых, потому, что он не был Джеймсом Бондом и не имел поддельных документов на любое имя. Агенты Ковальски пользовались этой фальшивкой, вклеивая на место фотокарточки свою голографическую физиономию. А главное – Баллок не доложил Ковальски, что засветился со своим документом перед полицией. Знай об этом Ковальски, он никогда больше не воспользовался бы фальшивкой на имя Тимоти Роя Беркли. Но Баллок соврал, что после убийства его отход прошёл гладко.
– Итак, я слушаю вас, – высокомерно заговорил Трэвис.
Ковальски понимал, что от его умения построить беседу сейчас зависело всё. Другого такого случая не будет.
– Три самолёта, мистер Трэвис, не много ли? – начал он, постепенно разогревая себя для интеллектуального натиска. – Комиссия запретила эксплуатацию этих машин. До особого распоряжения.
– Вы что-то собирались мне открыть по этому вопросу?
– Совершенно верно. Представьте себе, что существуют технологии, которым под силу дистанционно вызывать неисправности в работе механизмов и агрегатов самолёта. Нет-нет, я вовсе не утверждаю, что эти технологии были использованы по «С-130». Хотя и такую возможность не стоит отрицать. Речь идёт о другом. Чтобы восстановить репутацию «Локхида», ситуацию легко уравновесить. Например, создать кое-какие проблемы ещё у кого-нибудь. Без трагедий, без человеческих жертв, разумеется.
– Если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я купил у вас парочку аварий? – прищурив лисьи глазки, спросил Трэвис.
– Считайте, что я этого не слышал. Кто торгует такими вещами?! – деланно возмутился Ковальски. – Конечно, нет. Я просто предлагаю вам испробовать эту технологию. Под вашим контролем. Разговор останется между нами, никаких обязательств, только «да» или «нет». Под вашим контролем, – повторил Ковальски. Он прекрасно понимал, что время называть денежные суммы ещё не настало.
– И вы уверены, что это возможно?
– Я не стал бы тратить ни вашего, ни своего времени, если бы сомневался. Это может принести большие выгоды, поверьте.
– Хорошо, – согласился Трэвис, – я подумаю.
Ковальски поздравил себя с успехом. В случае, если их разговор всё-таки писало ФБР, он всегда мог оправдаться тем, что всего лишь вербовал агента. Джо Трэвис согласился участвовать в показательной аварии «Боинга». Если этот факт придать огласке, можно себе представить, какие последствия он возымеет для Трэвиса.
Ковальски шёл к своей машине, не подозревая, что регистрацию нескольких десятков оставленных вблизи пляжа машин, в том числе и его «Меркурия», уже проверяли агенты РУМО.
По выражению лица О’Брайна Зигель понял, что дело получило новый поворот.
– Снова всплыл агент Беркли, – констатировал полковник. – И как ты думаешь, в чьей машине он уехал со встречи? В машине Гилберта Ковальски. Показания Баллока подтверждаются.
Когда Зигель ушёл, О’Брайн задумался. Какую игру затеял Ковальски? То, что в ЦРУ окопался предатель, полковник не сомневался. Ковальски изобличён. Всё складывалось как нельзя лучше: обнаружены технологии, с помощью которых выявленный преступник создавал аварийные ситуации с «Локхидами». Дебют DPI состоялся. И какой дебют! Теперь отделу выделят бюджетные средства, увеличат штат. Конечно, было бы лучше, если бы преступником оказался какой-нибудь араб или серб. О’Брайн понимал, что в год выборов президента, когда Клинтон выставил свою кандидатуру на повторный срок, ЦРУ не допустит скандала. Но скрыть проблему было уже невозможно. Одно дело ухлопать никому не приметного юппи в Куинсе, другое – шантажировать «Локхид». Зачем он пошёл на это? Если бы Ковальски был террористом, то никогда бы не цапнул Трэвиса, выдав себя с головой. Значит – просто негодяй, желающий заработать на каком-то чудотворце.
Полковник неожиданно вспомнил эту фамилию, Ковальски. Ну конечно, сомнений быть не могло. Он знал его раньше. В памяти О’Брайна возник дождливый вечер 31 августа 1983 года. На глянцевую от дождя полосу Анкориджа садился корейский «Боинг» рейса KAL-007. Всё шло по графику. Светящиеся точки окошечек медленно плыли в обожженном вечерней зарёй небе. Тугие колёса «Боинга» коснулись бетонки, вспарив на ней лужи. Самолёт уселся на колёсные лапы и, чувствуя уже всем весом землю, пронёсся по ней почти до конца полосы. Потом отрулил на резервную, подальше от плоского здания аэровокзала.