Александр Колпакиди
Внешняя разведка СССР – России. 1946–2020 годы. История, структура и кадры
Рождение отдела «С»
Таинственная группа «С», занимавшаяся координацией деятельности внешней и военной разведок в сфере сбора разведданных по атомной проблеме, в сентябре 1945 года была преобразована в Отдел «С» НКВД СССР. Произошло это после того, как Иосиф Сталин после ядерных взрывов в Хиросиме и Нагасаки устроил разнос руководителям советского «атомного проекта». Гнев вождя легко объясним. В мире начиналась «холодная война», а у СССР не было эффективного средства защиты и нападения. Игорь Курчатов, отводя удар от себя, пожаловался на недостаток информации о достижениях западных коллег.
В задачу Отдела «С» НКГБ-НКВД СССР входили работы, связанные со сбором, переводом, систематизацией и изучением материалов, относящихся к внутриатомной энергии и созданию ядерного оружия, в том числе документов, публикуемых в иностранной прессе и технической литературе, а также работах иностранных научных учреждений, предприятий и фирм, отдельных ученых и специалистов. Одновременно Отдел «С» стал одним из подразделений Специального комитета[38] по «проблеме № 1». Так звучит «официальная» версия рождения Отдела «С» НКГБ-НКВД СССР.
Атомный век начинается. Руины Хиросимы
В жизни все было по-другому. Впервые идея об организации «специального бюро для работы с разведматериалами» была высказана еще за год до встречи Иосифа Сталина с Игорем Курчатовым.19 июня 1944 года заместитель председателя СНК СССР Михаил Георгиевич Первухин (с 1942 по 1945 год – высший административный руководитель страны, отвечавший за развитие работ по созданию ядерного оружия) написал об этом в специальной записке, адресованной куратору «советского атомного проекта» заместителю председателя ГКО Вячеславу Михайловичу Молотову. Цитата из документа:
«По проблеме урана поступило большое количество технических материалов от НКГБ и Разведупра НКО. Для разборки этих материалов и переработки их в виде заданий для Лаборатории № 2 необходимо организовать специальное бюро в составе секретариата СНК СССР»[39].
М. Г. Первухин
Также Михаил Георгиевич Первухин подготовил проект распоряжения СНК СССР об организации в структуре секретариата этой организации Специального бюро № 1 со штатом пять человек под руководством помощника заместителя председателя СНК СССР Александра Ивановича Васина[40]. Имя этого человека сейчас незаслуженно забыто. Хотя он до середины 1945 года выступал «связующим звеном» между НКВД-НКГБ, ГРУ и СНК. Через него прошла вся секретная переписка, отражающая взаимодействие этих организаций. В частности, материалы, добытые советской разведкой с 1942 года до середины 1945 года. Так что скромный чиновник из СНК был лучше осведомлен о размахе советского атомного шпионажа, чем руководство Первого управления НКГБ или ГРУ. А к органам госбезопасности, а тем более к разведке, Александр Иванович Васин никакого отношения не имел, не считая того, что за ним присматривали чекисты – слишком много он знал. Инженер-теплотехник по образованию, он непродолжительное время проработал на производстве, а затем ушел на административную работу в аппарат СНК. Прекрасное техническое образование позволило ему легко разобраться в основах атомной физики. После создания Отдела «С» НКГБ-НКВД СССР он продолжал курировать переписку по «атомному проекту» Специального комитета СНК СССР с Лубянкой и «Аквариумом» (неофициальное название ГРУ).
Б. Л. Ванников
Чем занималось и кому подчинялось «Спецбюро № 2»
Оно было создано в рамках выполнения пятого пункта Постановления ГКО № 9887 «сс/оп» от 20 августа 1945 года. Он звучал так:
«Поручить тов. Берии принять меры к организации закордонной разведывательной работы по получению более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах, возложив на него руководство всей разведывательной работой в этой области, проводимой органами разведки (НКГБ, РУКА и др.)».
И. В. Курчатов
Поясним, что термин «руководить» означает раздачу заданий и получение отчетов о проделанной работе. Всю техническую работу по поиску и вербовке агентов, а также поддержание связи с ними продолжали выполнять сотрудники ГРУ и Первого управления НКГБ СССР. Созданный в предыдущие годы механизм продолжал функционировать. Только теперь разведка направляла добытые материалы не Александру Ивановичу Васину, а Павлу Анатольевичу Судоплатову.
Одно из распространенных заблуждений среди тех, кто пишет об истории советского атомного проекта, – утверждение о том, что Отдел «С» НКГБ-НКВД СССР и «Бюро № 2» Спецкомитета – одна организация с двумя разными названиями. На самом деле это не так. В «Протоколе № 6 заседания Специального комитета при Совнаркоме СССР от 28 сентября 1945 года» в «разделе VII. Об организации в составе Специального комитета при Совнаркоме СССР Бюро № 2» четко сказано:
«1. Организовать в составе Специального комитета при Совнаркоме СССР Бюро № 2.
2. Подчинить Бюро № 2 непосредственно председателю Специального комитета…».
Напомним, что Специальным комитетом руководил Лаврентий Берия, а наркомом госбезопасности с апреля 1943 года по апрель 1946 года был Всеволод Николаевич Меркулов. Так что формально Отдел «С» и «Бюро № 2» подчинялись разным людям. Другое дело, что с декабря 1944 года Сталин поручил Лаврентию Берия «наблюдение за развитием работ по урану». Просто предыдущий куратор советского атомного проекта Вячеслав Михайлович Молотов, мягко говоря, не справился с возложенной на него задачей. Продолжим цитирование документа:
«…3. Возложить на Бюро № 2:
а) перевод и обработку документов и материалов, поступающих в Специальный комитет из разных источников; материалов, публикуемых в заграничной прессе и заграничной технической литературе по вопросам использования внутриатомной энергии;
б) изучение научной работы заграничных учреждений, предприятий и фирм, отдельных ученых и специалистов, занимающихся проблемой использования внутриатомной энергии; сбор и изучение материалов, связанных с этой проблемой.
4. Установить, что обработанные в Бюро № 2 материалы должны по указанию председателя Специального комитета передаваться на рассмотрение Технического совета.
Передаваемые на рассмотрение Технического совета материалы докладываются на заседаниях совета сотрудниками Бюро № 2.
5. Утвердить начальником Бюро № 2 Судоплатова П. А., заместитеями начальника бюро тт. Сазыкина Н. С., Эйтингона Н. И. и Василевского Л. П.»[41].
Отдел «С» начинает действовать
Отдел «С» появился в структуре центрального аппарата НКГБ СССР 27 сентября 1945 года. Его начальником был назначен Павел Судоплатов. Его заместителями стали люди, далекие от научно-технической деятельности и имевшие минимальные знания в области атомной физики: генерал-лейтенант Николай Степанович Сазыкин[42] и генерал-майор Наум Исаакович Эйтингон. Был и третий заместитель, Лев Петрович Василевский.
Если с последними двумя мы уже встречались на страницах нашей книги, то с первым из заместителей – впервые. Генерал-лейтенант сделал стремительную карьеру, придя в органы госбезопасности в 1937 году. Он успел непродолжительное время побыть руководителем органов госбезопасности Молдавии и Эстонии, пару месяцев осенью 1941 года был начальником особого отдела НКВД по Южному фронту, а также занимал пост заместителя начальника Второго (контрразведка) управления НКГБ СССР.
Штат отдела «С» состоял из 34 сотрудников (оперативные и научные работники, переводчики, библиотекарь, шифровальщик, технический персонал и т. п.). Дополнительно предусматривался резерв по «негласному штату» – 20 человек. Первым на работу зачислили оперативного работника – подполковника госбезопасности Глеба Ивановича Рогатнева и научного работника Якова Петровича Терлецкого.
П. А. Судоплатов
Н. С. Сазыкин
С чекистом Павел Анатольевич Судоплатов был знаком хорошо, наверно, он сам и выбрал его в качестве одного из будущих сотрудников отдела «С». Глеб Иванович Рогатнев в марте 1938 года по партийной мобилизации был зачислен в НКВД. После обучения был назначен в центральный аппарат внешней разведки. С октября 1940 года по август 1941 года – резидент советской внешней разведки в Италии. Один из тех, кто заранее сообщил в Центр о готовящемся на СССР вероломном нападении Германии. Когда вернулся из заграничной командировки, то имел неосторожность поинтересоваться – почему Москва не реагировала на его сигналы. Это могло стоить ему карьеры на Лубянке. В течение нескольких месяцев находился в резерве – ждал решения своей участи. Сейчас сложно сказать, вмешался ли в его судьбу случай или Павел Анатольевич Судоплатов, но с января 1942 года по август 1945 года Глеб Иванович Рогатнев трудился начальником отделения в Четвертом управлении НКВД-НКГБ СССР[43].
В руководстве Отдела «С» НКГБ-НКВД СССР было двое ученых-физиков, случайно попавших на работу в это подразделение. Дело в том, что до начала службы в НКВД они имели весьма смутное представление о ядерной физике. Один из них, Аркадий Никифорович Рылов[44], по утверждению Павла Судоплатова, проявлял большую склонность к аналитическо-разведывательной работе, но так и не сделал научной карьеры. В начале пятидесятых годов прошлого века он выезжал за рубеж для участия в работе Международной комиссии по ограничению распространения ядерного оружия.
Другой, уже упоминавшийся выше физик-теоретик Яков Петрович Терлецкий, – личность в научном мире известная. И не только своими научными достижениями, но и независимым характером. На Лубянке он проработал до 1950 года, пока не обратился с письмом к Иосифу Сталину. Ему разрешили уйти из «органов» и заняться наукой. В 1951 году он стал лауреатом Сталинской премии.
Л. П. Василевский
В 1945 году он был далек от проблем атомной энергии. Докторант физического факультета МГУ, лауреат Сталинской стипендии, тема докторской диссертации: «Динамические и статистические законы физики». Осенью 1943 года молодого кандидата наук пригласил к себе работать Игорь Васильевич Курчатов, но тот отказался от заманчивого и перспективного предложения.
Второй раз Яков Терлецкий столкнулся с атомной темой в августе; 1945 года, когда американцы уничтожили японские города Хиросиму и Нагасаки. Как он сам вспоминал много лет спустя:
«… август и сентябрь (1945 года. – Прим. авт.) прошли в тяжелых раздумьях, стало ясно, что наша наука отстала».
На Лубянку Якова Терлецкого вызвали вместе с Аркадием Рыловым 24 сентября 1945 года. Понятное дело, приглашение в НКВД их не обрадовало. Времена тогда были такие. На пропусках у них было указано: «к тов. Судоплатову», но на самом деле с ними хотел встретиться сам Лаврентий Берия. В тот день рандеву не состоялось.
Ученые пришли на следующий день и попали в приемную к Павлу Анатольевичу Судоплатову. Вместе с ними на собеседование вызвали доцента физфака МГУ Ф. А. Королева. В кабинет начальника Отдела «С» они заходили по очереди.
Первым пошел доцент. Через несколько минут он вышел обратно в возбужденном состоянии. Своим коллегам он признался, что высказал свое негативное отношение к руководителям советской ядерной физики и его за это назвали нигилистом. Вот так закончилась его работа в Отделе «С». Это никак не повлияло на его научную карьеру. Позднее он стал профессором физфака МГУ, а в 1957 году – лауреатом Государственной премии за работы по направленному взрыву.
Затем пришла очередь Якова Терлецкого. Зайдя в кабинет, он увидел несколько генералов и людей в штатском. После ответов на несколько вопросов биографического характера и просьбы рассказать про атомную энергию он услышал:
– Не хотите ли вы у нас работать?
Ученый решил, что речь идет о его желании заняться ядерной физикой, и ответил, что готов выполнить любой приказ Родины. И если это необходимо, то и исследованиями атома. Добавив при этом, что желал приступить к новой работе с 11 октября – после защиты докторской диссертации. Павел Анатольевич Судоплатов с улыбкой и многозначительно посмотрел на визитера и ничего не сказал.
Вторая их встреча произошла 26 сентября 1945 года, когда ученые в очередной раз вошли в здание на площади Дзержинского рядом с магазином «Детский мир». Павел Судоплатов объявил Якову Терлецкому и Аркадию Рылову об их назначении заместителями начальника Отдела «С» НКВД СССР по научной части. Якову Терлецкому позволили продолжать заниматься своей научной деятельностью в МГУ в той же должности, а о новом месте работы не упоминать или говорить о работе по совместительству в Совнаркоме СССР. Ученым объявили о благах, связанных с новым местом службы: квартиры, высокий оклад и литерное обслуживание (получение промтоваров и продуктов в закрытом распределителе), значительно превосходящее снабжение ученых МГУ. А еще им на двоих была выделена служебная автомашина. Неслыханная по тем временам роскошь для еще не успевшей оправиться после окончания войны Москвы.
В первый день работы на новом месте, 27 сентября 1945 года, Яков Терлецкий обнаружил, что вводящий его в курс дела Лев Петрович Василевский слабо разбирается в ядерной физике. Его рассказ о плутонии и его производстве напоминал пересказ обзора, подготовленного группой ученых. Любые вопросы о непонятных деталях нового сотрудника вызывали недовольство «лектора». Он был явно недоволен тем, что слушатель сразу понял поверхностность его познаний в области физики.
Низким уровнем знаний страдали не только руководители, но и рядовые сотрудники Отдела «С». Например, большинство переводчиков не знало физики. При этом нужно учитывать, что большинство текстов описывали теоретические и экспериментальные расчеты в сфере атомной энергии и атомной бомбы, непонятные даже выпускникам физфака МГУ.
Яков Терлецкий утверждает, что большинство документов, – проходившие через его руки фотокопии с иностранных научных отчетов. На них даже сохранялись грифы секретности, а вот все имена были затерты. Если они случайно встречались в тексте, то их запрещалось переводить. Также не разрешалось интересоваться, кем эти отчеты были скопированы и переданы.
Заместители по научной работе начальника Отдела «С» консультировали переводчиков по переводу научных отчетов на русский язык, общему редактированию и составлению кратких аннотаций для доклада на Научно-техническом совете по «проблеме № 1». Вот и пришлось Якову Терлецкому в авральном порядке расширять свой кругозор и изучать основы атомной физики.
Первый доклад о проделанной сотрудниками Отдела «С» работе состоялся вечером 15 октября 1945 года на заседании научно-технического совета Спецкомитета. На этом мероприятии присутствовали: академик Игорь Васильевич Курчатов, член-корреспондент Академии наук Юлий Борисович Харитон[45], заместитель наркома НКВД Авраамий Павлович Завенягин, руководство отдела «С» – Павел Анатольевич Судоплатов, Николай Степанович Сазыкин и Лев Петрович Василевский, а также ряд других лиц. Ведущий заседание нарком Василий Львович Ванников объявил, что будут доложены материалы «Бюро № 2», тактично погасив вопросы об этой таинственной организации. Яков Терлецкий кратко изложил аннотации. После нескольких простых вопросов документы были распределены по потребителям. На этом заседание научно-технического совета было завершено. Последующие заседания проходили менее торжественно, но порядок их проведения остался без изменений.
На следующий день, 16 октября 1945 года, Павел Судоплатов устроил обед у себя дома. Формальный повод – успешная защита докторской диссертации Якова Терлецкого. Возможно, истинная причина застолья – успешное заседание научно-технического совета и доказательство эффективности работы Отдела «С».
Сохранились воспоминания Якова Терлецкого об этом приеме. Их автора сложно обвинить в предвзятом отношении к своему начальнику. И если все было действительно так, то пусть каждый сам сделает свои выводы.
«Он[46] занимал шикарный особняк с большой гостиной на улице Мархлевского. Организацией обеда занимались некоторые сотрудники Отдела „С»: ездили за столовой посудой на дачу Судоплатова, доставали продукты, вина и тому подобное. Вечером в гостиной у Судоплатова собрались генерал Сазыкин с женой, полковник Василевский с женой, подполковник Иванов, Рылов (без жены, так как его семья еще не вернулась из эвакуации), жена Судоплатова с сыном лет десяти. Все было приготовлено на недосягаемо высоком для тех времен уровне. Я и моя жена выглядели убого одетыми, жена почувствовала плохо скрываемую презрительность жеста Судоплатова, когда он двумя пальцами взял ее поношенное пальтишко, которое галантно помог ей снять. Целью обеда было не только ввести нас в свою среду, но и прощупать в более интимной обстановке наши склонности и характеры. Я это почувствовал с самого начала. Когда сели за стол, генерал Сазыкин торжественно преподнес нам ордер на две комнаты в квартире дома НКВД. Потом были тосты, но все пили очень мало, почти ничего не пил Судоплатов»[47].
Одиссея Клауса Фукса
Клаус Фукс родился 29 декабря 1911 года в Германии в деревне Рюссельхайм под городом Дармштадтом. Его отец служил лютеранским священником и был сторонником идеи так называемого «христианского социализма». В 1912 году он вступил в Социалистическую партию Германии. После окончания гимназии «Оденвальдшуле» в Эйзенахе Клаус в 1928 году поступил в Лейпцигский университет, где начал заниматься математикой и теоретической физикой. В мае 1931 года семья Фуксов переехала в Киль, и Клаус продолжил свое образование в Кильском университете. Там он вступил в Социалистическую партию, а в 1932 году – в Компартию Германии.
В 1933 году пришедший к власти Гитлер запретил компартию и по Германии прокатилась волна арестов и убийств коммунистов. Не избежал опасности и Фукс, которого штурмовики Кильского университета заочно приговорили к смертной казни. В результате он был вынужден перейти на нелегальное положение и в июле 1933 года эмигрировать во Францию. Там он активно включился в работу антифашистского комитета, которым руководил Анри Барбюс. Впрочем, во Франции Фукс не задержался и уже 24 сентября 1933 года по приглашению английского промышленника Рональда Ганна, с которым был знаком его отец, выехал в Англию. Вскоре по протекции Ганна Фукс был принят на работу в Бристольский университет в лабораторию известного физика Невилла Мотта, где начал заниматься вопросами теоретической физики. Будучи талантливым ученым, Фукс уже в декабре 1936 года защитил докторскую диссертацию на тему «Связующие силы металлической меди и эластические константы моновалентных металлов». После защиты Мотт рекомендовал Фукса профессору Максу Борну, который руководил лабораторией в Эдинбургском университете. В результате в феврале 1937 года Фукс переезжает в Эдинбург, а в июле 1937 года становится стипендиатом фонда Карнеги. Работая под руководством Борна, он написал ряд статей, которые были отмечены в ученом мире.
Здесь надо особо отметить, что все эти годы Фукс продолжал оставаться нелегальным членом КПГ и не скрывал своих прокоммунистических взглядов. Однако заключение советско-германского Пакта о ненападении вызвало у него двоякое чувство. Позднее по этому поводу он говорил следующее: «Советско-германский пакт было трудно понять, но все же я пришел к выводу, что СССР сделал это, чтобы выиграть время и лучше подготовиться к войне.
После начала Второй мировой войны Фукс, как «враждебный» иностранец, предстал перед комиссией по проверке лояльности. Профессор Борн ходатайствовал за сотрудника своей лаборатории. Благодаря этому Фукс получил так называемую льготную категорию «С» и должен был лишь периодически отмечаться в местном полицейском участке. Но после того как Германия оккупировала Данию, Бельгию, Голландию и Францию, политика Англии по отношению к немцам-эмигрантам ужесточилась. В мае 1940 года Фукс был интернирован в лагерь для иностранцев на острове Мэн. А через два месяца интернированных немцев и итальянских военнопленных из этого лагеря отправили в Канаду, где разместили в пригороде Квебека Шербруке. Там Фукс находился до декабря 1940 года, пока благодаря усилиям Борна и Ганна не был освобожден. Он вернулся в Англию и продолжил работу в Эдинбургском университете,
В начале 1941 года Фукс принял английское гражданство, а в мае получил приглашение от Рудольфа Пайерлса, руководителя английской программы создания атомной бомбы, участвовать «в одном военном проекте». После недолгих раздумий Фукс ответил согласием и с июня начал работать в Бирмингемской лаборатории в рамках проекта «Тьюб эллойз» по созданию английской атомной бомбы. После нападения фашистской Германии на Советский Союз Фукс принимает решение помочь нашей стране. Осенью 1941 года во время одной из поездок в Лондон он связался со своим знакомым, эмигрантом из Германии Юргеном Кучински. По мнению Фукса, Кучински мог бы вывести его на сотрудников советской разведки. И здесь он не ошибся. Юрген Кучински, один из руководителей Компартии Германии, был хорошо знаком с послом СССР в Лондоне Иваном Михайловичем Майским, а его сестра Урсула Кучински была кадровой сотрудницей советской военной разведки.
Юрген Кучински сообщил о просьбе Фукса послу Майскому, а тот в свою очередь рассказал о Фуксе резиденту ГРУ Ивану Склярову. Причиной такого решения было то, что отношения между Майским и резидентом ИНО НКВД Анатолием Горским не сложились. Что касается Склярова, то он поручил встретиться с Фуксом своему помощнику Семену Кремеру.
Во время следующего приезда Фукса в Лондон Кучински передал ему, что он может встретиться с советским представителем в один из ближайших вечеров на одной из улочек западного Лондона. А для того чтобы Фукс был твердо уверен, что встретился с нужным человеком, тот скажет ему пароль: «Привет от Кучинского».
Здесь надо сделать небольшое уточнение. Почему-то считается, что в 1941 году Фукс сам пришел в советское посольство и лично обратился к послу Майскому. Но это не соответствует действительности. Семен Кремер, поддерживавший контакт с Фуксом в это время, утверждает:
«Я хорошо помню, что в советское посольство Фукс никогда не приходил. О встрече с ним мы договорились через доктора Кучински. Она состоялась на одной из улиц западного Лондона ночью. К этой встрече я готовился очень тщательно, постоянно проверялся»[48].
Во время этой встречи Фукс рассказал Кремеру о начале работ по созданию атомной бомбы в Англии и США. А на вопрос, почему он решил передать эти сведения Советскому Союзу, ответил, что СССР необходимо иметь свою бомбу для обеспечения собственной безопасности. «В это время, – рассказывал позднее Фукс, – у меня не было ни малейших сомнений в правильности советской внешней политики и я был уверен в том, что западные союзники сознательно способствуют тому, чтобы Советский Союз и Германия полностью истощили себя в смертельной схватке. Я не испытывал ни малейших колебаний, передавая советским представителям всю известную мне информацию, хотя я старался, по крайней мере вначале, сообщать им только результаты моих собственных исследований»[49].
Во время следующей встречи с Кремером Фукс передал ему большой блокнот с материалами об английском проекте «Тьюб эллойз». Но весной 1942 года связь Фукса с резидентурой ГРУ в Лондоне прервалась из-за того, что Кремер был отозван в Москву. В результате Фукс был вынужден вновь обратиться за помощью к Юргену Кучински. На этот раз Кучински связал его со своей сестрой, Урсулой Кучински (Соня), которая в начале 1941 года прибыла из Швейцарии в Англию с заданием организовать работу нелегальной резидентуры.
Их первая встреча состоялась летом 1942 года. Оператором Фукса Соня была до ноября 1943 года и за это время передала в Центр через своего связника, работника легальной лондонской резидентуры ГРУ Николая Аптекаря (Сергей), большое количество важной информации. Об объеме и характере переданной Фуксом информации можно судить по секретному меморандуму директора; ФБР Э. Гувера специальному помощнику президента США контр-адмиралу С. Сауэрсу от 2 марта 1950 года:
«В соответствии со своим намерением передавать Советскому Союзу только результаты своих собственных работ Фукс передавал советскому агенту копии всех докладов, подготовленных им в Бирмингемском университете.
Помимо копий документов, автором которых он был сам, Фукс действительно сообщил советскому агенту в общих чертах о научно-исследовательских работах в рамках программы «Тьюб эллойз» в Великобритании и о создании небольшой экспериментальной станции по изучению процессов диффузии урана на базе одного из заводов министерства снабжения в Северном Уэльсе (объект «Долина»). Он сказал, что никакой проектно-конструкторской информации по этой экспериментальной станции и используемому на ней инженерному оборудованию он советским агентам не передавал. Кроме того, он сообщил русским, что аналогичные исследования проводятся также в Соединенных Штатах и что между двумя странами существует сотрудничество в этой области»[50].
Фукс работал в Бирмингеме до ноября 1943 года. А его дальнейшую судьбу определило соглашение, подписанное Черчиллем и Рузвельтом 19 августа 1943 года в Квебеке, по которому Великобритания и США объединяли свои усилия в создании атомной бомбы. И уже вскоре Фукс получил приглашение от руководителя Национальной лаборатории в Лос-Аламосе Роберта Оппенгеймера продолжить свою работу в США.
Оппенгеймер основал эту лабораторию весной 1943 года «для исследования, конструирования и постройки атомной бомбы».
Вот как описывался этот сверхсекретный объект, расположенный в безлюдной местности в штате Нью-Мексико (до ближайшего населенного пункта – небольшого городка Санта-Фе – семьдесят километров), в окружении военных полигонов, в одной из справок, подготовленных сотрудником 3-го отдела Первого управления НКГБ Еленой Михайловной Потаповой:
«Лагерь–2 (он же Лагерь „Y», Лаборатория 2 – одно из кодовых наименований этой лаборатории, используемое советской разведкой) изолирован от внешнего мира. Он расположен в пустынной местности на вершине плоской „столовой» горы. На территории лагеря, огороженного колючей проволокой и находящегося под специальной усиленной охраной, проживает около 2000 человек. Для них созданы хорошие бытовые условия: удобные квартиры, площадки для игр, бассейны для плавания, клуб и т. п. Почтовая переписка с внешним миром контролируется. Выезд работников из лагеря разрешен только по предварительному разрешению военных властей»[51].
Фукс согласился и 22 ноября 1943 года получил въездную визу в США. После этого он встретился с Урсулой Кучински и сообщил ей о предстоящей поездке в Америку. Во время следующей встречи Кучински передала ему инструкцию по установлению контактов с американским связником Раймондом. Встреча с ним должна была произойти в первую субботу февраля 1944 года в Нью-Йорке. Обговорив условия связи, Фукс 28 ноября вместе с тридцатью другими английскими учеными отплыл из Ливерпуля в Норфолк, штат Виргиния.
3 декабря 1943 года Фукс прибыл в Норфолк, получил подъемные и через четыре дня был в Нью-Йорке, где располагалась британская научная миссия. В Нью-Йорке он сначала поселился в «Тафт-отеле», а потом переехал в меблированные комнаты на 77-й улице. С декабря 1943 года Фукс начал работать в Колумбийском университете, где занимался разработкой математического аппарата газодиффузионного процесса и решением конкретных технологических проблем строящегося комплекса в Оук-Ридже. В январе 1944 года он был внесен в список ученых, которым разрешалось посещать различные исследовательские центры «Манхэттенского проекта» без специального разового разрешения. Правда, ему по-прежнему было запрещено посещение без специального разрешения военной контрразведки закрытых исследовательских центров и ознакомление во время этих посещений с секретной документацией.
В субботу 4 февраля 1944 года Фукс, как было условлено, встретился со своим связником Гарри Голдом (Раймонд), являвшимся агентом советской внешней разведки. Причиной передачи Фукса на связь с ИНО НКВД было решение руководства СССР сосредоточить работу по атомной проблеме в руках внешней разведки.
Фукс коротко проинформировал Голда о работах по созданию атомной бомбы в США и своем участии в них, а также договорился о следующих встречах. Всего с февраля по июль 1944 года Фукс встречался с Голдом пять раз и передал ему информацию об опытной промышленной установке K-25 в Оук-Ридже, о мембранах, используемых в газодиффузионном процессе, их композиционном составе. Кроме того, он передал Голду копии всех докладов, подготовленных английской научной миссией. Все сведения, полученные от Чарльза (такой псевдонима дали Фуксу в нью-йоркской резидентуре), были срочно отправлены в Москву и получили высокую оценку.
Установки по производству металлического урана K-25 в Оук-Ридже, штат Теннесси
Летом 1944 года после запуска промышленной установки по производству металлического урана в Оук-Ридже американцы предложили Фуксу принять участие в работах на объекте, расположенном на юге страны. На сборы было дано всего несколько дней, и уже 14 августа 1944 года Фукс оказался в Лос-Аламосе, где стал сотрудником группы Т-1 («Термодинамика имплозивных процессов») отдела теоретической физики. О своей работе в группе Т-1 он впоследствии вспоминал так:
«В конце 1944 года я начал заниматься теоретическими расчетами величины необходимой массы плутониевого ядерного горючего и разработкой метода имплозии (взрыва, сходящегося внутрь) для перевода заряда в надкритическое состояние. Моей задачей как раз стала разработка математического аппарата, способного объяснить возникавшие в ходе экспериментальной фазы исследования колебаний, нарушавшие одновременное протекание имплозивного эффекта, в результате чего запал в самом центре плутониевой бомбы взрывался слишком быстро, и ядерного взрыва всей надкритической массы плутония не происходило. Этой проблемой, оказавшейся исключительно сложной как в техническом, так и в теоретическом плане, я занимался вплоть до Аламогордо. И разумеется, я подробно проинформировал советских товарищей о том, как была решена эта задача и на какой теоретической базе»[52].
КПП на главном въезде в Лос-Аламосскую национальную лабораторию Департамента энергетики США
Отъезд Фукса в Лос-Аламос был для него полной неожиданностью, и поэтому он не сумел предупредить о нем Голда. В результате связь с Фуксом прекратилась, и для ее восстановления руководством нью-йоркской резидентуры внешней разведки было принято решение направить Голда к сестре Фукса Кристель Хейнеман, проживающей в пригороде Бостона Кембридже. Голд дважды, в сентябре и ноябре, побывал в Кембридже. В первый раз служанка сказала ему, что супруги Хейнеман находятся в отпуске и вернутся не раньше середины октября. Во время второго посещения Голду удалось поговорить с Кристель Хейнеман и оставить письмо для Фукса с просьбой позвонить по указанному телефону и сказать: «Я приехал в Кембридж и пробуду здесь столько-то дней».
