Я с сомнением глянул на Торбуна. Громила под два метра ростом, и мой же рост у него в плечах. Для него меч в моих руках – зубочистка. Тут не то, что череп, мне бы ему мизинец перерубить.
– Дерьмо нулячье, ты решил Небо испытать? – в ярости заорал лысый, кажется, терпение у него лопнуло.
«Начинает тот, кто бросил вызов».
Я бросил взгляд вверх, на небо. Что так все его боятся? Впрочем, я еще полчаса назад не поверил бы, что буду стоять в каком-то «нулевом мире» с клинком против двухметрового головореза. Так что, если тут неба боятся, на то есть причины.
Чуть согнув локти и отведя руку с мечом назад, я сделал шаг в сторону. Легкий, скользящий шаг. Только в этом обессиленном и тощем теле я прошаркал, будто столетний дед, еще только клюки не хватает.
Нога зацепилась за землю, и я чуть не споткнулся. Воины в стороне заржали.
– Мастер, а если он сам убьется, это засчитается? – весело спросил Троргал.
– А что тут засчитывать, с него и духа-то никакого и не будет. Так, бзднёт малясь! – опираясь на копье, пошутил Кроммал.
– Это что получается, – брюнет изобразил задумчивость, – Бздух?
И они заржали так, что даже слезы выступили.
– А ну, заткнулись оба! – рявкнул Торбун, поворачивая к ним голову.
Есть! Надо атаковать!
В этот самый момент я рванулся вперед, целясь клинком в горло противнику. Мышцы толчковой ноги напряглись, чуть не затрещав от напряжения, я бросил себя в атаку, рука с мечом полетела…
Тут ногу свело адской болью, и я, сделав непонятный кульбит, неловко споткнулся и грохнулся об землю со всего размаха, едва успев подставить руки. Утоптанный грунт со всей дури ударил по лицу гравием. Хорошо, хоть клинок не выронил, отбитые пальцы едва удержали.
По ушам ударил злорадный смех, и я поморщился.
«Ой, как все плохо!»
– Ну, просва драная, ты летать!
– Вот как есть нулячья мера!
Я поднял голову и, пожевав губами, сплюнул кровь с песком. Торбун стоял, не шелохнувшись, и недобро улыбался. Кончик его меча нервно подрагивал в метре от меня. Судя по глазам десятника, я его здорово разозлил своей никчемностью. И нянчиться со мной он смысла не видел.
– Теперь моя очередь, ноль, – холодно произнес он.
Торбун начал движение, и я сразу подобрался, перекатился назад, едва не порезавшись о свой же клинок.
– Не бойся, вставай, – усмехнулся десятник.
В этот раз я рискнул и встал сразу, одним рывком. И чуть не завалился назад, пытаясь сохранить равновесие. До меня стало доходить, что тут дело не только в пытках. Это тело само по себе было слабым.
Торбун медленным шагом обходил меня по кругу. Я повторял его движения, выставив меч перед собой, и, покачиваясь, шел в другую сторону.
Мелькнула трусливая мысль убежать. Я скосил глаза на блондина Кроммала. Его копье придаст мне отличное ускорение, если надумаю так сделать. Да и топоры тут метают неплохо.
– Ты, ноль, я не понимаю, зачем так злишь Небо? – десятник вздохнул, потер свою бороду, и погладил бритую голову, – Если такова твоя мера, то знай свое место.
Я покрепче ухватил меч, чуть расставил ноги, и сощурил глаза. Стоило поразмыслить, почему меня тут с дерьмом смешивают. В моем мире тоже такое есть, но в цивилизованных странах за это давно бы в суд подали.
На миг представив всю эту троицу, с их топорами, копьями и мечами на скамье подсудимых, я улыбнулся. Мне чуть полегчало, первый шок проходил.
«В нулевом мире один суд – Небо».
Я скосил глаза наверх – ох уж это небо. Сзади постепенно стихали крики людей, резня, судя по-всему, заканчивалась, но небо не спешило наказывать Зеленых Скорпионов. Такой себе суд.
– Ноль! – Торбун поднял вытянутую руку с мечом, отвел в сторону, и приготовился прыгнуть ко мне.
Однозначно, я в этом мире человек не первого сорта. Эта мысль не давала покоя, и я спокойно ответил:
– Я ведь тоже человек…
Раздался вздох удивления, окруживший меня со всех сторон. Десятник только начал отталкиваться, как, чуть не споткнувшись, замер, пораженно уставившись на меня.
«Почему, Небо, я попала в этого идиота?»
– Что ты сказал? – неверным голосом прошептал Торбун.
Воины, стоявшие вокруг, и даже седой знахарь, приложили пальцы ко лбу, глянув на небо. Будто осенили себя охранным знамением.
– Дерьмо нулячье, как ты посмел? – с ненавистью выдавил десятник, – Даже я, мастер зверь, третье жало, не позволяю себе такого…
– Я… что тут непонятного? – я даже возмутился.
Что это за мир, где себя даже человеком назвать-то нельзя? Зверями себя кличут, а людьми быть не хотят?
«Молчи, прошу тебя, молчи!»
Я тряхнул головой. Да что за тупость-то?
Медленно выдохнув, я снова сказал:
– Я че…
Рывок Торбуна я едва заметил. Вот он только что стоял, но взметнулась пыль из-под ног, и двухметровая махина за долю секунды оказывается рядом. Его клинок дугой летит в грудь. Я едва успеваю подставить меч и делаю рывок.
По мечу будто рельсой прилетело, и адская отдача разжала пальцы, но мне удалось бросить мое тело назад. Клинок сложился как крапива, перерубленная палкой, а я падаю на землю, пытаясь сгруппироваться. Две половинки меча улетели в разные стороны, чудом никого не задев.
Удар об землю выбил весь воздух из груди, но я по привычке, наработанной на службе, сразу кидаю колени на грудь и перекатываюсь назад. Вот только привычка в мозге, а не у тела.
Кувырок получился хреновым, меня завалило набок, да еще закружилась голова. Это чертов проповедник вообще зарядку-то хоть делал?
– Чушь нулячья, – лысый удивленно посмотрел на куски моего меча, а потом и на меня.
Судя по его взгляду, долбаный ноль не должен был уже существовать. Но нет, вот он, встает в паре шагов, и смотрит наглыми глазами.
Я беспомощно сжимал и разжимал безоружные пальцы. Блин, у Неба там нет, случаем, такого правила, чтобы дать мне новое оружие?
«Твой поединок, твои проблемы».
Ах, ты ж. Эта девка внутри меня уже начала раздражать.
Помнится, когда буйная молодость забросила по контракту в горячую точку на Востоке, у меня там и похуже ситуация была. Только там, если ты безоружный, это означает, что у тебя пушки нет. А у врагов есть.
Здесь все честно. Поединок в полный контакт, решают руки, навык и… сила.
Я со вздохом посмотрел на свои тощие руки, потом перевел взгляд на Торбуна. У него не руки. У него шпалы железнодорожные. И меч размером с… меня.
Как там у нас было на тренировках? Залом на локтевой – обхватываем руку противника, выбиваем оружие, давим снизу на локоть и ломаем резким рывком. Попробуй сломай такое бревно.
– Ты совсем меру потерял, ноль! – наконец сказал Торбун, оправившись от удивления, – Не понимаю, почему ты еще жив?
И это мы уже слышали. Я решил попробовать его разозлить, тогда будет шанс. Они же тут крутые звери все. Силой любят помериться. Как он, покажет слабину перед подчиненными?
– А что, сможешь без меча-то? – я презрительно кивнул на его клинок, – Или ноля боишься в рукопашной, а?
Торбун опять округлил глаза. Он посмотрел на свой меч, приподняв его, потом скосил взгляд на своих воинов, глянул на Старого. Знахарь с загадочной улыбкой молча наблюдал за происходящим, даже не пытаясь вмешиваться.
– В священном поединке нет таких правил. Я лишил тебя меча, мне и решать.
– Так я и думал, – я презрительно сплюнул на землю, и тут вдруг меня осенило, – Зверье пустое!
Воины ахнули, а десятник чуть не задохнулся от возмущения. Видимо, я выругался правильно, и попал прямо в точку. Да чтобы какой-то ноль позволил себе такое?
«Это смертный приговор».
Усмехнувшись, я подумал, что вообще-то уже умер. И тут меня быть не должно. И все эти ваши Абсолюты с их сделками, с их тринадцатыми пусть идут в… это самое небо.
«Тринадцатый?!?»
Судя по ее голосу, удивилась она сильно.
Я принял стойку боксера, слегка подпрыгивая, и стал выписывать двоечки. Ха, бой с тенью, левой в голову, апперкот! Руки прыгали и дергались, как у паралитика. Этот дрищ-святоша вообще ничем не занимался, только два пальца ко лбу и умел прикладывать. Долбанная просва!
«Тебя Небо, по сути, уже сжечь должно было!»
Словно в подтверждение слов моей спутницы, Торбун и воины несколько мгновений смотрели вверх. Но пауза затянулась, и десятнику надо было решать, как продолжить поединок и при этом не потерять лицо. Зарубит мечом и будет прав, его дело… Но лысый все же покосился на воинов.
А ведь осадок-то останется. И будут эти Кроммал с Троргалом в пивном кабаке, на пьяную голову, кому-нибудь затирать: «Ну, меча-то он так и не выпустил. Кто знает, на что этот ноль был способен, мало ли».
Торбуну этого было не надо.
Его клинок гулко упал на землю, будто рельсу уронили. Бритоголовый и бородатый великан, потирая руки, не спеша направился ко мне. Мы наверняка выглядели смешно – двухметровая шкафина и тощий дистрофик. Я успокаивал себя – зато дистрофик кулаками вовсю махал, вспоминал боксерскую секцию, которую так любил пропускать в юности.
В этот раз Торбун ничего не стал говорить, а сразу кинулся в атаку. Я быстро понял, что земной рукопашный бой ему не привычен, но ему это и не надо было. С его-то комплекцией.
Громадный кулак понесся в голову, я едва успел увернуться, вскинул ладонь, отбивая запястье, и наметил ответный удар.
Ничего не получилось, я даже не смог подвинуть его ударную руку, и кулак задел мне правое плечо. Я все же отпрыгнул, едва не вывихнув все тело, ноги заплелись, и я чуть не свалился. Но я устоял.
– Ого, – послышалось сзади, – Не может быть.
Плечо горело неимоверно, казалось, вслед за ним немело все тело. Я приложил ладонь, пытаясь затереть и успокоить боль. Ну как есть, как будто шпалой с размаху долбанули. Я покрутил правой рукой, пытаясь понять, могу ли еще на нее полагаться.
– Нулячья мера! – выдохнул Торбун.
Впрочем, в его взгляде, сквозь ненависть и ярость, я заметил искорки уважения. Будто я теперь не ноль, а ноль целых две десятых.
Второго шанса мне не дали. Боль уже затуманила мне реакцию, и я не заметил, как лысый оказался рядом. Я беспомощно выкинул руки, но он смахнул их одним ударом, подскочил вплотную, схватил сзади за шею и впечатал мне кулак в живот.
Даже пуля так больно не входила туда. Из меня просто всю жизнь выбили, и я выплюнул кровь, чувствуя, как хрустнули ребра. Сознание мигом подернулось искрами, накатила тьма. Я непроизвольно махнул рукой, и получилось только ласково шлепнуть десятника по щеке. Торбун рыкнул, клещи на шее оттянули меня назад, задирая голову, и кулак приготовился раздробить мне лицо.
Перед смертью мое внимание привлекло то одинокое облачко на небе. Оно прямо на глазах превратилось в причудливый крест, с круглой петлей вместо верхней половинки. Я встречал такие – в детстве, в компьютерных играх. Что-то с Египтом связанное, знак воскрешения, по-моему. Как же его там…
– А… анкх… – с хрипом вырвалось у меня.
Кулак остановился у самого лица, и Торбун непонимающе поднял голову.
– Не может быть, – донеслось сбоку.
Боль в животе и в плече охватили все тело, и я провалился в темноту, будто экран померк.
***
Я снова плыл. Тело покачивалось и тряслось, но я никак не мог осмотреться, глаза ничего не видели. Странно, в прошлый раз, когда я был в непонятном месте, я хоть что-то видел. Свет или тьму, я не помнил, а вот тут ничего не видел.
– Зачем он нам, Старый?
– Небо дало знак, Торбун. У Зеленых Скорпионов и так позиции ослабли, рисковать не стоит.
– Ты про Кабаньих Клыков?
– Именно, Торбун. Сейчас неудачи нам не нужны. Клыки только и ждут нашей ошибки.
– А Ноль-то тут причем?
– Он дрался с оружием и без. Откуда у него сила тела?
– И это единственная причина? Да жить хотелось, а стихия духа, сам говорил, у него сильная.
– Я не вижу его. Надо показать учителю.
– Не видишь?
– Совсем.
– Вот же дерьмо нулячье!
– Да, надо спешить, пока учитель не получил последнее жало.
– Да, он совсем плох.
Я понял, что нигде не плыву, а покачиваюсь в повозке. Чувства постепенно возвращались, и это было совсем неприятно. Дорога была с ухабами, то и дело кренилась, а иногда вообще шла с таким уклоном, хоть держись непослушными руками за что придется. Больное тело реагировало на все одинаково – страданиями.
Где-то внутри меня плавала тошнота, и я с осторожностью следил за ней, стараясь, чтобы не слишком подкатывала к горлу. Удар в живот не прошел даром – там, кажется, даже ребра хрустели.
Чтобы отвлечься, я стал размышлять. Правда, мое состояние не давало собрать мысли в общую картину.
Зеленые Скорпионы, Кабаньи Клыки. Я к индейцам попал, что ли? Надеюсь, меня не ждут тут Быстрые Олени? Вот только на индейцев эти воины не похожи. Скорее, средневековье какое-то, типа викинги там, или варвары какие.
Я выяснил, что я какой-то «ноль». Причем еще и «просветленный». И что, по меркам этого мира, я прямо-таки отброс какой-то.
Еще, у этих Скорпионов какие-то жала есть. Что это, ранг какой-то? Друг друга зверями называют. Блин, мне бы хоть путеводитель какой- дали. Ну, вводный инструктаж.
Какого тринадцатого я должен защитить? Да и кем защищать-то? Я дохляк еще тот, меня первый встречный, можно сказать, убил.
И посоветоваться не с кем. Хотя…
«Ты здесь?»
Тишина.
«Эй!»
Не отвечает. Где моя назойливая соседка по палате для сумасшедших? Судя по ее репликам, об этом мире она знает намного больше моего.
Надеюсь, ее не выбили из меня с ударом кулака. И на молчание есть причины. А, вполне возможно, ее не было, и это просто глюк из-за двухдневного висения на жаре.
– Очнулся, просветленный? – спросил Старый.
Я еще полежал немного, раздумывая, но потом решил, что скрывать пробуждение нет смысла. Тем более, мое положение у этих самых Скорпионов еще неясно. Может, этот учитель, к которому меня везут, сразу скажет – по башке, и в отвал. Нечего нулей драных ко мне водить.
– Да, – я открыл глаза.
Все еще день, и яркое солнце в зените.
Это была открытая повозка, с плетеным бортом, возле которого я и лежал. Рядом со мной навалены мешки, ящики, корзины, моя голова упиралась в плетеный короб. Где-то внизу, на дне телеги, угадывалась куча оружия, причем некоторое было еще в крови. Мечи, топоры, копья. Они тихо позвякивали на каждом ухабе.
Старый ехал рядом на низкорослой лошади, и пристально рассматривал меня. С другой стороны повозки я увидел идущего пешком Торбуна. Лысый мельком глянул на меня, пронзив презрением, и отвел взгляд.
За нами вдоль горы тянулась вереница таких же повозок, запряженных одной или двумя лошадьми. Я насчитал четыре повозки. Зеленые Скорпионы шли рядом с нагруженными телегами, держа наготове оружие, и постоянно оглядывались. Кажется, знахарь был единственным, кто ехал верхом.
Это была горная дорога, с одной стороны нависал склон высокой горы, с другой стороны дороги был пологий кювет, уходящий далеко вниз. Куда, я не видел из-за борта, а наклонять голову к нему я не рискнул. Меня мутило от каждого лишнего движения.
– Кто ты?
Я молчал. А что мне сказать? Что я… блин, а кто я. Я… я…
– Не знаю.
Я помнил, что я потерял семью. Перед этим я узнал, что ублюдок министр зачем-то инсценировал свою смерть, и моя карьера телохранителя рухнула. И даже банк, в котором была в кредите наша квартира, тоже рухнул. Резко вся жизнь в ноль.
Ноль. Я усмехнулся. А ведь имя свое я не помнил.
Про странную сделку с каким-то Абсолютом, как его назвала моя невидимая собеседница, я решил не говорить.
– Я не помню, кто я, – пояснил я в ответ на испытующий взгляд Старого.
– Такое бывает, – проворчал с другой стороны телеги Торбун, – Сколько ты там провисел, неизвестно, Ноль.
– Мне было бы интересно узнать, как ты достиг силы тела, – задумчиво сказал Старый.
– Силы чего?
Тряхнуло, и я скорчился от боли, и прижал ладонь ко рту. Чуть не стошнило.
Вообще, была довольно странной смена отношения ко мне. То все ненавидели прямо, а теперь… Ну, терпят, и ладно.
– Ты проповедник. Но управляешься с оружием. Оружие – это путь воина.
– Да, и что там такого. Взял меч, да вперед, – ляпнул я, особо не раздумывая, – Я жить хотел.
Лицо Старого вытянулось, и он нахмурил брови, будто удивился моим словам.
– Знаешь. Возможно, ты и прав. Это звучит настолько же просто, как и безумно. Как любая истина.
Торбун громко заржал, совершенно не стесняясь взглядов воинов у других телег. Всем было интересно, что же так развеселило десятника.
– Какая-же это истина-то, Старый? А? – утирая слезы, проворчал Торбун, – Что, получается, любой ноль или стихушник схватит топор, и сможет зверя завалить?
– Да нет, конечно, – улыбнулся Старый, – Но и этот ноль не должен был защищаться, ведь так, десятник?
Торбун только крякнул.
– Да ну, чушь нулячья.
Я молча их слушал, и Старый заметил мой взгляд. Видимо, у меня в глазах было написано, что я ничего не понимаю, и он сказал.
– Видимо, совсем тебе память старый скорпион выбил.
Я пожал плечами и сморщился от боли. Тело и так было недовольно, что мы трясемся, а тут еще и собственные движения.
– Почему я ноль? – наконец спросил я.
Торбун снова заржал, да так, что непроизвольно заулыбались воины, шедшие у задних телег. Судя по их взглядам, им жуть как хотелось узнать причину такого веселья. Я узнал в одном из них того блондина, Кроммала.
– Старый, а, Старый? – весело крикнул десятник.
– Чего тебе? – недовольно буркнул знахарь, не видя причин для веселья.
– Почему я зверь? – спросил Торбун, и снова засмеялся, поглаживая лысину.
Я понял, что мой вопрос в это мире прозвучал слишком глупо. Это как у нас бы в мире ребенок спросил – почему я ребенок?
– Совсем памяти нет, – сказал я, улыбнувшись.
– Да, Ноль, память у тебя отшибло здорово, – холодно произнес Торбун, перестав улыбаться, – Иначе бы ты так просто со зверями не разговаривал.
Старый кивнул, глядя на меня:
– Да, тут десятник прав.
Я поджал губы. Мне только что указали на мое место, типа?
Но знахарь вдруг сказал:
– Небо дает меру, у каждого она своя. Нулевая, потом первая…
Я, вздохнув, посмотрел на небо. Тут все на нем помешаны, но надо подстраиваться.
Высоко, мелькнув в свете яркого солнца, пролетели три силуэта и унеслись далеко за горизонт. Длинные крылья, продолговатый корпус. Да это самолеты! Вот это скорость. Значит, тут есть технологии?
Я пытался подумать, почему самолеты не оставили белого следа, но меня отвлек голос десятника.
– Вторую меру забыл, Старый! – рявкнул Торбун, и довольно добавил, ударив себя по груди, – Звери.
– Это и ребенок знает, Торбун.
Я слушал молча, пытаясь усвоить. Информации мало, но по интонации я понял, что первая мера – это тоже шлак. Нулевая-то понятно, я на себе прочувствовал. А вот эти все вокруг, насколько я понял, вторая мера.
Что это? Ранги? Чины? Звания? На ум пришли касты в Индии, помнится, даже в наше время там с этим проблемы. Здесь же особо над этим не задумывались.
Оно и понятно. Если ты зверь, то не тебе беспокоиться, что какие-то там первая и нулевая меры притесняются. Надо к вам сюда наших борцов за свободы заслать. Мигом тут разберутся, кто звери, а кто нет.
– ЩИТЫ!!! – вдруг заорал Торбун, и телегу тряхнуло, лошади встали как вкопанные.
Десятник оттолкнулся от борта и побежал куда-то вперед. Старый пригнулся, глядя вслед Торбуну, поднял перед собой посох, и выругался:
– Сраные Клыки! Зверье пустое!
У меня о знахаре сложилось другое впечатление, и услышать от него ругательство означало одно. Впереди какие-то серьезные проблемы.
Воины выхватили из телег щиты, вооружились копьями, и часть из них пронеслась вперед, мимо нашей повозки. Один из воинов чуть сбавил ход, я узнал в нем Кроммала. Пробегая мимо, он глянул на меня и крикнул, ухмыльнувшись:
– Смотри, Ноль, не сдохни.
Когда через несколько секунд раздались звуки битвы, я примерно понял, что произошло. Звон клинков, крики воинов – на нас явно напали.
Радовало, что меня окружали крепкие ребята – я до сих пор поражался комплекции Зеленых Скорпионов. Древние викинги и то, наверное, ребятишками покажутся. Каким надо быть идиотом, чтобы напасть на таких монстров?
Я взглянул на Старого. Лошадь под ним нервно танцевала, а знахарь, подняв посох, что-то шептал. Его губы двигались, но слов не было слышно, зато вскоре от посоха стало разноситься едва видимое свечение. В солнечном свете и не разглядишь.
– Нулячья мера-а-а! – Старый испуганно дернулся.
Через миг в голову лошади воткнулась тяжеленная стрела, с легкостью пробив лобную кость. Конь даже не успел заржать, а сразу, издав слабый хрип, завалился в сторону повозки. Старый, поразительно ловко перескочив ко мне в телегу, перекатился по мешкам, и, вскочив на карачки, сплюнул:
– Оружие трусов!
Он так и пригибался, но посох держал высоко, продолжая что-то шептать. С навершия, напоминающего жало, снова сорвалось зеленоватое свечение, будто светодиод пытался пробиться через дерево.
Я попытался перевернуться, неловко работая локтями, ведь битва проходила за моей спиной, и короб не давал ничего увидеть. Все тело отдалось болью. Мимо просвистели еще стрелы, и знахарь, выругавшись, прижался к мешкам. Гулко стукнуло, и прямо у меня перед глазами из короба появился наконечник.
– Куда смотрят Волки? – спросил Старый у меня, пораженно качая головой.
Я понял, что он и не требовал от меня ответа, и снова попытался принять новое положение, чтобы выглянуть из-за короба. Но в следующий миг произошло то, что окончательно сломало все мои представления об этом мире.
Старый приподнялся, уперев руку в ящик, и вытянул посох вперед, в сторону противников. С губ сорвалось еле слышное:
– Фламма…
Я зажмурился, до того яркий неоновый свет хлопнул на конце посоха. Миг – и зеленая вспышка сорвалась и улетела. Перед глазами поплыли круги, меня немного ослепило.
Судя по грохоту и новым крикам, знахарь своего добился. И, как тогда с Кроммалом, в горящей деревне, в грудь знахарю прилетел прозрачный светлячок. Я понял, что над этим надо подумать, но в следующий миг мимо просвистела целая стая стрел, и одна все-таки влетела Старому в плечо, пробив его насквозь.
– А-а-аргх, – он завалился, выронив посох.
Гнутая палка отскочила от ящика и вылетела из телеги, но я – и откуда только силы взялись? – извернулся, чуть не нырнув наружу, и перехватил ее на излете. Я повис не плетеном борте, мучаясь от боли, и меня вдруг стошнило.
Ого, какая долина внизу. Зеленый лес и луга, большое небесно синее озеро, в котором отражались облака. Ну и красота! Так бы и любовался, если бы рядом не летала смерть.
Стало легче, и я подтянул себя обратно. Едва я плюхнулся на мешки, мимо просвистели еще стрелы.
Старый хрипел, пытаясь что-то сделать со стрелой. Пернатый снаряд имел довольно толстое древко, не меньше пальца толщиной. Из какого лука можно стрелять этим? Она вошла довольно низко, между плечом и грудью. Я бросил посох знахарю на ноги и подскочил к стреле. Обхватил, попытался выдернуть.
– Нулячья твоя мера, – захрипел Старый, – Ее нельзя выдрать.
Я что-то вспомнил, какую-то мешанину из фильмов и тренировок, и попытался обломать стрелу. Какое там! Мое сегодняшнее тело ее и об коленку не сломает, скорее, наоборот, у меня нога сломается.
– Идиот! – Старый шипел от боли, пытался что-то сделать, на его руке намечалось свечение, но тут же тухло, – Зверье пустое! Заговоренная…
Мой глаз зацепился за блеск клинков на дне телеги. Потолкав мешки, я отбросил самый легкий. Нашел боевой нож и сразу подскочил к знахарю.
Уцепившись за пернатый конец стрелы, я замахнулся ножом. Старый округлил глаза:
– Тварь пустая, как ты смеешь! – его рука дернулась, но тут же он скривился от боли, и бессильно завалился. Стрела явно его ослабляла.
Я рубанул ножом наискосок по древку, сам едва не упав от боли. Мои силы тоже были на исходе. Старый тряхнулся, скорчившись от боли, я выждал секунду, и рубанул еще.
Есть. Древко поддалось в моей руке, и я рывком наклонил его, переламывая. Добив ножом последние щепки, я положил нож и откинул отрубленную палку.
Не жалея руки, я ладонью хлопнул по торчащему обрубку, загоняя его внутрь, и крикнул:
– Подними плечо!
Старый, затуманенным взглядом наблюдавший за мной, захрипел, пытаясь извернуться. Я просунул руку, нащупал зазубренный наконечник, и, раскровив ладонь, крепко обхватил его. Я будто лед в руку взял, пальцы заледенели, как при морозе. Что за технология такая?
Я уже чуял, что сил у меня оставалось совсем немного, поэтому стал считать:
– Держись. Раз, два…
– Драный ноль!
– ТРИ!
Я рванул, и обломок стрелы удивительно легко вышел. Меня зашатало, и я рухнул на мешки рядом со знахарем. Плавая на грани обморока, я снова нащупал нож, и потянулся лезвием к зеленой тунике Старого.
– Ты что, нулячья мера, творишь? – голос знахаря, кажется, заметно окреп.
– Так перевязать же, – уже без сил прошептал я.
Меня грубо оттолкнули, Старый приложил ладонь к ране, раздалось шипение. Я почуял запах горелой плоти.
Ко мне уже подкатывала темнота, и я откинул голову, приготовившись в который раз умереть. Ну, родные, я иду к вам.
Грубо хлопнула по груди ладонь, выбивая из меня воздух, я согнулся и закашлялся.
– Крумб салюс! – рыкнул Старый, и в меня будто кувалдой вбили силу.
Именно так. Меня кувыркнуло по мешкам, и я чуть не перевалился за борт, врезавшись в него спиной. Старый дернулся было подхватить, но мои руки успели ухватиться за плетеный край. Я затряс головой, как после холодного душа и банки энергетика. И куда только усталость ушла? Даже раны больше не саднили, тошнота исчезла.
– Какой же ты дохляк! – брезгливо бросил Старый, поморщившись.
Он уже не выглядел бледным и умирающим, а рана на плече блестела запекшейся коркой. Знахарь подскочил на четвереньки, вытянул посох куда-то вверх и вперед, и снова крикнул, но уже во все горло:
– Фламма!
Я опять зажмурился, аж слезы выступили, перед глазами поплыли круги. Блин, предупреждать надо. Я бы маску сварочную одел.
Снова грохнуло, в этот раз ощутимо, даже телегу тряхануло. Послышался рокот катящихся по склону камней, все завибрировало. Новые крики людей, на этот раз к ним добавились победные кличи.
– Скорпионы!!!
– Жало вверх, жало вверх!
Охнул рядом Старый, даже как-то сладко слишком. Наверное, в него прилетел целый веер этих светлячков. Они тут души собирают, что ли?
Разлепив веки, я подслеповато шарил впереди руками. Так-то у меня силы тоже есть, я могу сражаться. Вот только бы разглядеть хоть что-нибудь. Я откинулся от борта вперед, встал на четвереньки. Руки нащупали тот самый нож.
О, да! Кто подбежит к телеге, получит нож в горло. С ним я обращаюсь намного лучше, чем с мечом.
Я привстал на колени, пытаясь разглядеть сквозь круги в глазах, что же там впереди происходит. Я вообще всю драку проглядел, а там наверняка было, на что смо…
Мимо свистнули стрелы.
– Мозги твои нулячьи! – крикнул Старый.
Но меня уже пронзила в грудь сама смерть, с силой подняла в воздух и унесла далеко назад, чтобы со всего размаху долбануть об щебень на дороге. Дальше картинку выключили…
***
«Ты здесь?»
Я не знал, где это «здесь», но я все же кивнул. Чем я кивнул, я тоже не знал. Тела снова не было.
«Я для чего тебе жизнь спасла? Чтобы тебя опять убили?»
Я немного удивился. И когда это она спасла мне жизнь?
«Знак Жизни на небе».
«Так это твоих рук дело? Ты тоже, как этот Старый, волшебница?»
«Нет, столько сил у меня уже нет. Я и так отключилась, изменив облако».
«А, так вот ты куда пропала. А сейчас ты очнулась?»
«Я да. А ты нет. Это знахарь чуть тебя не убил, Ноль, когда решил подлечить. Он выбрал самое слабое заклинание, и то чуть жизнь не выбил. К счастью, я забрала основной заряд».
«Спасибо».
«А какой смысл? Ты умираешь».
«Опять, что ли?»
«А ты шутник!»
«И что мне делать?»
«Я отдам тебе ту силу, что вдохнул знахарь. И отключусь, возможно, надолго. Дальше сам».
«Постой, а ты кто вообще?»
«Постарайся больше не умирать!»
***
Я открыл глаза. Хотел застонать, но сдержался.
Если до этого болело все тело, то теперь все отошло на задний план, в сравнении с тем, что творилось в моей груди. Уже изрядно надоело просыпаться в муках.
Я скосил глаза, кривясь от резкой боли. Грудь была перевязана чистой ветошью, пахло чем-то резким. Наверняка лечебная мазь, на каких-нибудь травах – запах был отчасти знакомым. На ногах надеты какие-то штаны, перевязанные на поясе веревкой. Это уже не моя рванина.
Глаза сделали круг, осматривая простое деревянное помещение, и голова закружилась. Досчатый потолок, бревенчатые стены. Небольшое окно под потолком, в которое все еще, к счастью, пробивался свет. Значит, я, как минимум, провалялся пару-тройку часов.
Судя по высоте потолка, лежал я на полу. Можно попытаться повернуть голову, но даже шея, казалось, была готова стрельнуть. Ну, как старый дед, ей богу! Почему все тело занемело?
Я попытался поднять голову. И откинулся назад, охнув от боли. В глазах поплыло. В районе груди сразу заболело, я почувствовал там влагу.
– Нулячья твоя мера! – заохал кто-то рядом.
Женщина, вероятно, даже старушка. И где-то я оказался прав.
Ко мне подсела, подобрав под себя ноги, женщина. Вся седая, но красивое лицо было без морщинок. И не скажешь сразу, сорок ей или шестьдесят. Одета в простое длинное платье серого цвета, но с узором, вышитым крупными зелеными нитками. Вышивка изображала скорпионов в причудливых танцах. У всех были жала вверх.
Платье хорошо лежало на фигуре, я оценил ее по достоинству, и даже слегка устыдился своих мыслей. Хорошо хоть, моя невидимая соседка в отключке.
– Желаешь женщину, это хорошо! – сказала седая, – Жить будешь.
Она властным движением прижала мою голову к подушке. Подняла вторую ладонь над моей грудью, развернула, а потом чертыхнулась и сжала кулак:
– Зверье пустое!
Я попытался скосить глаза, повернуть голову, чтобы рассмотреть. Но она все равно не убирала руку с моего лба, а силы ей было не занимать.
– Я и забыла, что в тебе жизней с ноготок, – она вздохнула, – Я так одного ноля убила разок. Стихушнику, и то, хватает с головой.
Она покачала головой и убрала руку. Встала, отошла куда-то назад.
– Придется тебе самому карабкаться, – послышался ее голос, – И дай Небо, выживешь.
Я крякнул. Разлепил губы, попытался сказать, но понял, что это довольно трудно. Только смог издать какие-то нечленораздельные звуки.
– Д.. л…
Она вернулась к моему лежаку, с тазиком, чистыми тряпками. Поставила рядом на пол. И принялась разматывать мою повязку на груди, довольно легко поднимая мое туловище над полом. Откуда столько сил?
Перед глазами поплыло, от боли я снова оказался на грани обморока.
Грязные кровавые повязки улетели в сторону. Она смакнула тряпицу, промыла рану. Я хотел посмотреть, но сильные пальцы грубо толкнули голову на лежак.
Когда, наконец, мои мучения были закончены, я с удивлением обнаружил, что еще жив, и даже в сознании.
– С… п… си… – просипел я.