Их вышло трое…
Двигались уверенно и неторопливо. Старались не выделяться среди толпы, медленно плывущей в сторону Малых городских ворот.
Коренные жители Сталь-града всегда славились своим высоким ростом, а эта троица была как раз далеко не из низких. Идеальное прикрытие.
К тому же, они старательно подготовились, чтобы ничуть не отличаться от обычного местного мужичья.
Даже предысторию постарались продумать до мелочей, на случай неудобных вопросов.
Старший – купец. Двое других, волочащих за собой увесистый сундук – его охрана.
По крайней мере так они представились городской страже, а тугой мешочек золотых, незаметно вложенный в руку начальника постовых, отлично подкрепил их легенду.
Старшему не раз доводилось незаметно проникать в Сталь-град самыми разными путями.
В этих вылазках ему удалось усвоить все местные порядки и обычаи. Так что он уже смело мог называться здесь «своим».
Старший успел убедиться на собственной шкуре, что лишнюю шумиху в этом городе поднимать не следовало…
И всё равно, каждый раз проходя мимо городской стражи, он крепко сжимал острый клинок, спрятанный под дорожным плащом.
Как не крути, а в чужом краю можно ожидать чего угодно…
Железные горы.
Величественный хребет, что берёт начало в Ледяном море на севере и заканчивается где-то далеко за пределами обитаемых земель юга.
Главный кладезь всех драгоценных и не очень металлов, а также восточная граница владений Русичей Сварги.
Такова была воля Славомира, что продолжали чтить и спустя тысячу зим после его кончины.
Неспроста же он, последний из Сварожичей, целое столетие вырезал в горе непреступную крепость – Край-город, что люди после его смерти прозвали – Сталь-градом.
Дальше, на восток, Русичам Сварги дорога была закрыта.
Старший всей душой ненавидел Сталь-град…
Вечная вонь, жара и копоть от бесконечно растапливаемых печей и горнов.
Вечно стоящая сырость от каменных домов и тучный смрад ржавчины от валяющегося по всем углам железа.
Вечно угрюмые, по уши замаранные в саже кузнецы и подмастерья.
Вечно докучающие блудницы, от вида которых хотелось развернуться и бежать из города без оглядки.
Таким он видел истинное лицо этого великого города Сварги, но дело есть дело… Можно и потерпеть.
Солнце только начало садиться, а тот, ради кого они проделали такой длинный путь, ждал их только после появления первых звёзд.
Старший не был здесь с тех самых пор, как началась война, что сильно повлияла на настроение и облик Сталь-града.
Он чувствовал это в проходящих мимо людях и в нависшем в воздухе запахе тревоги.
Ох, если бы снующие туда-сюда стражники знали, кто сейчас стоял перед ними, туго закутавшись в дорожный плащ, то тут же спустили всех собак и подняли на уши гарнизон.
И даже на этот маловероятный случай у Старшего имелся план.
Остатки его отряда уже подготовили путь к отступлению за стенами.
Так же, недалеко от городских ворот умело притаились прокравшиеся следом за троицей лазутчики.
При любой непредвиденной ситуации ворота будут для троицы открыты.
Они стояли посреди широкой площади, чьё некогда идеально ровное каменное плато, за тысячи зим оказалось продавлено до ям тысячами ног и телег.
– Может прошмыгнём внутрь и вскроем Сребробороду глотку? – прохрипел один из охранников, кивая в сторону массивных каменных дверей княжеских палат Сталь-града. – И всё на том. Раз… и всей войне конец.
– Ага. – недовольно фыркнул в ответ второй, почёсывая неряшливую бороду. – И тут же останемся без работы. По мне, так только закончится вся кутерьма, то наш славный княже снова распихает нас по казематам… Пускай уж лучше подольше повоюют.
Старший разговор не поддержал, а охрана, чувствуя его нарастающее недовольство, решила дальше не продолжать.
Если бы ему дали волю, то Ольда Среброборода уже бы давно доедали черви, но у его властителей были относительно старого князя совершенно другие планы.
Неожиданно, продирающий до костей холод пробежал по телу Старшего, и он невольно поднял голову.
В одном из верхних окон палат слабо виднелся размытый силуэт. Даже острому взгляду Старшего не удалось разглядеть лица его владельца, зато он отчетливо видел два огненно-зелёных зрачка, буквально сверлящих его насквозь.
Само собой вывернуло руки и страшно заломило промеж лопаток.
Старший вытянулся и закряхтел от боли.
Он прекрасно знал, кому принадлежали эти глаза и больше всего на свете не желал искать ссоры с этим человеком. Если его вообще можно было так назвать…
Боль резко отступила, и Старший тут же поспешил низко поклониться незримой фигуре.
Пусть ещё раз убедится, что троица беспрекословно обязуется соблюдать все его правила.
Не поднимая головы, Старший указал охране следовать за ним, и они поспешили удалиться как можно дальше от палат.
Пожалуй, не следовало больше так открыто расхаживать по городу.
Они свернули в бедные закоулки нижнего города и разместились в самой непримечательной харчевне.
Для надёжности и собственного спокойствия Старший использовал сундук в качестве стула и отправил одного из охранников за выпивкой.
Харчевня «У кикиморы» место крайне отвратное на вид, но пиво здесь варилось отменное.
Чего нельзя было сказать о здешних завсегдатаях.
Старшего эти исполосованные шрамами оборванцы и мордовороты совсем не волновали, ведь только ему стоило переступить порог и скинуть капюшон, как шум внутри резко стих.
О, да! Местные сразу признали его.
«Князь мёртвой луны» – такое прозвище получил Старший среди черни и бандитов Сталь-града. И, благодаря своей дурной славе, связываться с ним явно никто не хотел, даже если бы он пришёл с ног до головы увешанный золотом.
Старший опёрся спиной на стену и с радостью приложился к кружке пива.
– Начальник, разреши вопрос? – с явной осторожностью обратился к нему один из охранников.
Старший мгновение сверлил его недовольным взглядом, после чего одобрительно кивнул.
– Что это за мастер такой «особенный», что ради него приходится рисковать своей шкурой и лезть прямиком в пасть к волкодаву?
Старший протяжно, недовольно выдохнул:
– Слишком много вопросов… – проворчал он. – Меньше знаете – дольше живёте.
– Это Харалуг, я прав? – едва слышно пробурчал второй охранник, за что удостоился настороженного взгляда от Старшего.
– Это ещё что за диво-дивное такое? – недоверчиво фыркнул первый. – Никогда не слышал этого имени.
– Потому что это местная былина. Страшная сказка, что кузнецы рассказывают детишкам по ночам. Уж я-то знаю… Сам из здешних. Вырос у северного перешейка, ходил под Моди из «Стальной оравы», пока не повязали.
– И кто он такой, этот твой Харалуг?
– Первый кузнец Сварги, что учился ремеслу у Сварога, бок об руку со Славомиром. Во время Великой Ассы, Харалуг в тайне воспользовался Небесной кузней и предал учителя. Отдал глаз в обмен на запретные знания и выковал для Чернобога доспех, что был способен выдержать мощь молота Сварога. В отместку, Славомир схоронил Харалуга в земле и водрузил на него сверху Железные горы, чтобы никто и никогда не смог отыскать подлеца.
– Пф-ф! – презрительно зашлёпал губами первый. – Ну и что тут страшного?
– Местные верят, что озлобленный дух Харалуга раз в круг продирается сквозь трещины в камне и рыскает по Сталь-граду в поисках жопоруких подмастерьев. Ну таких, что ни гвоздь выковать не могёт, ни подкову… – жопоруких. А собранными душами он потом топит свой проклятый горн Забвения.
– Ой, ну и брехня…!
– Брехня не брехня, но сопляки взаправду бесследно исчезают. Не веришь? Тогда давай, назови меня треплом, и я тебе на деле за базар отвечу! Тут же схлопочешь по своей кривой роже!
«Трепитесь, трепитесь…» – Старший исподлобья зыркал на затеявших жаркий спор охранников. – «Скоро вам будет совсем не до болтовни…»
Он до дна осушил кружку, встал из-за стола и направился к выходу.
Охранники резко замолкли, недоумевающе переглянулись, впопыхах влили в себя остатки пойла, схватили сундук и поспешили за Старшим.
На улице окончательно стемнело, от чего и без того мрачный Сталь-град стал нагонять ещё больше тоски и уныния.
Только не на Старшего.
Он торопливо петлял по тёмным закоулкам, не желая привлекать к себе излишнего внимания и стараясь терпеливо пропускать мимо отряды воев, патрулирующих городские улицы.
Спустя несколько извилистых лестниц и пару высеченных в горе переходов они достигли нужного места.
Старший осторожно выглянул из-за угла очередного прохода и, убедившись в отсутствии людей снаружи, вышел на длинную улицу.
– Встаньте на стрёме и будьте готовы пустить клинки в дело. – настороженно прорычал он и направился к гладкому участку отвесной скалы, расположенному между двумя заброшенным на вид мастерскими.
Он медленно провёл ладонью по идеально гладкому камню, недовольно выдохнул и запустил руку под плащ.
Достал небольшой стеклянный пузырёк, лёгким движением большого пальца откупорил пробку и вылил его содержимое на ладонь.
Странная, блестящая, будто серебро, чёрная жидкость буквально прилипла к его ладони.
Старший прислонил руку к стене и некоторое время усердно размазывал жидкость, выводя причудливые линии и круги.
– Соберитесь. – скомандовал он охране, когда закончил. – У нас будет мало времени.
Только охранники встали за его спиной, как жидкость на стене неожиданно воспламенилась, вырисовывая в темноте знак Чёрного солнца.
– Застень израдца да не всполошет паробъка. (Тень изменника да не испугает прислужника.) – произнёс старший и часть стены опустилась под землю, открыв проход внутрь скалы.
Старший едва заметно ухмыльнулся и бесстрашно вошёл в темноту.
– Это дело дурно пахнет… – едва слышно сказал на ухо один охранник другому и только они вошли следом, как тут же стена за их спинами вернулась на место, а знак Чёрного солнца исчез, будто его и небыло.
Тяжелая, торопливая поступь шагов гулко разносилась по длинным, вымощенными камнями и мокрыми от сырости коридорам.
Старший пробирался сквозь кромешную темноту с завидной уверенностью, будто он знал это место, как свои пять пальцев.
Его спутники же изо всех сил старались от него не отставать, то и дело спотыкаясь о грубые, неотесанные выбоины в полу.
Три поворота, пять покатых спусков вниз, и Старший наконец остановился.
Он глубоко набрал воздух в грудь и положил ладонь на громоздкую дверь впереди.
Металлический холод неприятно обжёг кожу.
Вот и всё, они на месте.
Старший, громко кашлянул, нащупал на двери отбойник в форме Черного солнца и трижды ударил в него.
С той стороны двери послышался звук неторопливо приближавшихся шагов. С громким лязгом затворка отворилась и из окошка хлынул поток тусклого света.
Почти сразу же, оттуда показался и единственный сапфировый глаз обитателя пещеры:
– Вы кто такие? Аз вас не звал! Чухайте нахрен! – дерзко прохрипел одноглазый.
– Аз – навь, нэстъ иже новъ явь! – злобно прорычал Старший в ответ.
– А-а-а, энто ты, последыш… Боле, здесь эти слова ничего не значат! – закашлялся одноглазый. – Ныне, здесь молвит только злато!
– Всё с собой, Харалуг. – Старший кивнул и двое за его спиной тряхнули увесистым сундуком, в котором звонко зазвенели монеты.
При упоминании имени древнего кузнеца один из охранников громко поперхнулся, вызвав этим недовольное рычание Старшего.
– Ну вот, сразу бы с этого и начинал. – одноглазый расплылся в мерзкой улыбке полной золотых зубов, отворил засов и впустил незнакомцев внутрь. – А то – «аз навь»… Тьфу! Наделал же сраный Тавр Бусич хренотени, теперича шастают тут всякие… Никакого от вас покою и умиротворению нету!
Внутри вошедших встретил полумрак просторной кузни, посреди которой возвышался исполинских размеров горн.
Охранники взволнованно переглянулись, но всё же вошли вслед за Старшим.
Другого выбора у них попросту небыло…
– Что ж, милсдарь Кривжа, какого рода изделие интересует? – одноглазый Харалуг с нескрываемым любопытством осматривал пришедших. – Мечи, топоры, доспехи, пики? Нет, нет… Тебе нужно нечто особенное. Позволь предложить что-то из серебра, октоэдрита, небесной руды или вот, из новенького, – адамант?
– Нужен доспех, – прорычал Кривжа, всё ещё плотно закутанный в плащ с накидкой на голове. – И чтобы никакого серебра!
– Ох-ох, аз уж и запамятовал, оде ты у нас "особенный"…! – Харалуг с важным видом опустился на железный трон, сплавленный из сотен топоров, секир, клинков и щитов. – Ну-ка, давай, покажись целиком, не стесняйся!
Кривжа расстегнул застежку накидки и нетерпеливо сбросил ткань на пол.
Харалуг щёлкнул пальцами, огонь горна залил кузню ярким светом, и на противоположной ему стене распрямилась черная тень волколака.
– Хм-м… Оже ж, дорогуша, энто выйдет для тебя очень и очень недёшево! – улыбаясь во весь золотой рот, засверкал сапфировым глазом кузнец.
Взволнованные происходящим, охранники опустили перед Харалугом сундук и отворили крышку.
Ярко засверкали золотые монеты из Троицкого посада, Сталь-града, Слав-города и Солнечных земель.
– Досадно… Аз уж было обнадёжился… – обиженно закачал головой Харалуг. – Маловато для адамантовой брони. На стальную, вот, ещё потянет… Хотя, сын Волха, ты знаешь, оже именно аз ещё принимаю в уплату.
Фиолетово-синий глаз Харалуга коварно сверкнул и Кривжа тяжело выдохнул.
Он бросил через плечо печальный и одновременно разъярённый взгляд на своих спутников.
В одно мгновение Кривжа сделал свой выбор.
К своему огромному сожалению, охранники сразу поняли, что он значил. Они отлично знали повадки командира…
Кривжа набросился на них, будто кошка на беззащитных мышат и алая кровь потекла по каменному полу.
Он сделал всё быстро, так, что они даже не успели ничего почувствовать.
– Вот так прыть! – радостно захлопал в ладоши Харалуг. – Как щас помню, Волх так же кидался на всех подряд! Ну и зверюга был, аз тебе скажу… Оже ж, теперь давай, поспеши, пока горяченькие! Слышишь? Горн Забвения голоден!
Очаг горна буквально трепетал от ожидания, пока Кривжа волочил за ноги изуверски растерзанные тела своих спутников.
Он небрежно бросил в огонь одного и следом за ним второго.
Рыжие языки огня налились кровью, после чего горн загудел и пламя окрасилось в огненно-пурпурный цвет.
– Ну вот, – Харалуг, кряхтя, спрыгнул с трона и снял со стены матовый чугунный молот с выбитым чёрным солнцем на бойке. – Цена уплачена сполна. Можно творить красоту!
Резкий порыв ветра качнул высокую ель и с её верхушки осыпался огромный пласт снега, накрыв охотников, что волей случая проходили внизу.
– Почему со мной всегда так…? – недовольно пробурчал Яромир, отряхиваясь от неожиданно свалившегося сверху сугроба. – Эйда, ты как?!
Ответа не последовало.
Яромир взволновано огляделся и увидел рыжую верхушку лисьей шапки Эйды, едва торчащую из-под снежного завала.
Глаза Яромира округлились от испуга, ведь за сына кузнеца Аяра он отвечал головой.
Быстро, на сколько позволял рыхлый снег, Яромир подскочил к куче, глубоко запустил в неё руки и выдернул Эйду наружу.
– Тьфу! Кхе-кхе! – закашлялся Эйда, наспех отирая замерзшее лицо от налипшего снега. – Ух…, я уж думал кирдык!
– Пока я с тобой, кирдык отменяется! – Яромир заботливо стряхнул кучу снега со спины и плеч товарища. -Ты как? Всё цело? Ходуны не потерял?
– Может хватит со мной сюсюкаться?! – Эйда нервно отмахнулся от помощи Яромира. – Я уже давно не мальчик! И ты мне не мамка и, тем более, не отец.
– Вот ему-то это и скажешь, если вернёмся! – фыркнул Яромир и проверил, крепко-ли привязана к поясу веревка от волокуши с добычей. – Детина вымахала здоровая, а всё ровно за тобой глаз да глаз нужен!
– Сам уж как-нибудь разберусь…, поглядывай лучше за тушей! Жалко будет столько мяса волкам подарить! Если вообще сможем дотащить его до деревни…!
– Как будто тебе её волочить?! Себя лучше донеси, всё мне забот меньше…! – Яромир прикрыл варежкой глаза от неприятно бьющего по лицу снега и попытался разглядеть дорогу впереди.
Но картина оставалась прежней. Метель замела все возможные следы и Яромир признался себе, что они окончательно заблудились.
– Не удивлюсь, что Морена специально нагнала метель, чтобы проучить тебя! Ты же ну просто до ужаса, какой вредный! – Эйда поравнялся с Яромиром и легко толкнул его в плечо. – В жизнь не видел, чтоб посреди просинца так задувало, будто сама Сварга нашей смерти хочет…
– Ерунду мелишь… – раздраженно бросил через плечо Яромир. – Нужно где-то эту пургу пересидеть, а то как раз только к цветню оттаем. Готов шагать дальше?
Эйда безвыходно пожал плечами, и они продолжили путь, вперёд, через непроглядный снегопад.
Чем дальше и дольше они продвигались, тем сильнее усиливался ветер и тем больнее снег бил по лицу и залеплял глаза.
– Всё, эх-эх, Яромир! – сквозь отдышку прокричал Эйда, завалившись на очередном сугробе. – Нет моих, эх-эх, сил больше!
Яромир лишь бросил на него раздраженный взгляд и тяжело, понимающе вздохнул:
– Ты чего удумал?! – он по-товарищески протянул Эйде руку. – Остановимся – тут же заметёт! Давай, полезай на волокушу! Попробую найти укрытие, пока ещё ноги держат!
Метель окончательно перепутала все возможные ориентиры и Яромир понимал, что двигался в полную неизвестность.
Волочить за собой огромную тушу лося по колено в снегу оказалось той ещё морокой и в конце концов силы стали покидать и Яромира.
Он остановился, перевёл дыхание, как среди белоснежной пелены пурги промелькнуло черное пятно, к которому Яромир тут же и устремился.
Внутри загорелся слабый огонёк надежды.
Как оказалось – не зря.
Он остановился перед входом в небольшую пещеру и прислушался.
– Как думаешь, есть там кто? – захлебываясь от завывающего, порывистого ветра, прокричал Эйда.
– Сейчас узнаем! – Яромир медленно вытянул из заспинных ножен серебряный клинок и осторожно двинулся внутрь. – Эйда, держи лук наготове!
Маленький вход скрывал за собой широкую пещеру с высоким сводом, уходящим далеко в темноту.
По царившей внутри тишине Яромир сделал вывод, что пещера была совершенно необитаема, но его никак не хотело отпускать нехорошее предчувствие.
С самого порога оно неприятно заскреблось между лопаток и появилось стойкое желание поскорее убраться из этого места.
И, как бы сильно он не хотел уйти подальше от этого места, но стоило признаться самому себе, что другого выхода у них не было.
Яромир потянул за веревку и внутрь въехал зажмурившийся от страха Эйда, изо всех сил натягивающий тетиву лука.
Неожиданно рога лося уперлись в проём, от чего Эйда подскочил на месте и резко бросил тетиву.
Яромир едва успел наклонить голову, как стрела полоснула его по щеке, оставив за собой длинную полоску крови, и врезалась в стену где-то в глубине пещеры.
– Совсем дурак?! – сквозь зубы прошипел Яромир. – Смерти моей хочешь?!
– Ёжишки воробушки! Оно само… – Эйда виновато склонил голову и поспешил спрятать лук за спину.
– Оно само! – ехидно передразнил его Яромир и вновь разочарованно помотал головой. – Что ж за друзья мне достаются…? Сведёте меня когда-нибудь в Забвение! Слазь давай, разведём костёр, горе охотник… А то ты так щёлкаешь зубами, что всю нечисть по округе перебудишь.
На этот раз Эйда спорить не стал. Лишь прижался спиной к стене и поплотнее закутался в полушубок, оставив возню с костром на Яромира.
За свои двадцать три зимы, Яромир невероятно хорошо овладел огнивом и, валявшийся на полу пещеры трут, быстро помог разобраться с разведением огня.
Яромир осторожно отрезал от туши большой ломоть, насадил его на конец клинка, разместился возле костра, и пещера быстро заполнилась приятным запахом жареной оленины.
– Сколько уже прошло с того, как ты вернулся? – стуча зубами от холода, пробурчал Эйда. – Полтора круга?
– Почти два…, – сухо ответил Яромир. – Нет, даже два с половиной круга. А что?
– Надо же, будто вчера… Знаешь, вообще, с твоего приезда чертовщина всякая творится начала.
– Я бы сказал, что наоборот закончилась. – насмешливо поправил его Яромир.
– Скажешь тоже… Помнишь ведь Гриву? Любопытно, что он сгинул так же неизвестно, как и твой старик-отшельник… Странно ведь это всё. Да и деревенские старики шепчут всякое. Я слышал и не раз… Будто грядёт что-то очень недоброе. Зато теперь у нас вон какой лесничий! Гроза болот, полей и огородов…
Яромир довольно ухмыльнулся.
– А мне можно к вам? – голос Эйды неуверенно дрогнул.
– Куда? – Яромир удивлённо вздёрнул брови. – В ловчие что-ли? Ну уж нет! Спасибо, ты уже показал мне свою мастроту в обращении с луком…
– Ну, подумаешь, труханул, с кем не бывает?! А я освоюсь, вот увидишь! Остальных же ты как-то научил…
– Сравнил гузно с пальцем. Мужики на зверя с детства ходили. Для них выслеживать дичь, ставить силки и орудовать ножами – дело привычное. Я их лишь мало-мальски на нечисть поднатаскал и вот, чем тебе не новая «Покойная бригада» …
– «Покойная» кто?
– Да, точно… – Яромир протяжно, печально выдохнул и протянул Эйде кусок готового мяса. – В Слав-городе подо мной такой десяток ходил… Хотя, какой там десяток? Пятерка. Зато какие молодцы были! Уж не думаю, что брат и воевода Руевит доверят Потапу в остроге хозяйничать. Тем более кого-то учить! Но да ладно… Да и вообще, по что тебе сдалось лазить по лесам? Вон, дед твой был кузнецом, отец – всем кузнецам кузнец, вот и ты занимайся тем, что тебе на роду начертано! Проку больше выйдет.
– Так манят же приключения. – Эйда благодарно кивнул и сразу откусил большой кусок. – Хочется от жизни чего-нибудь такого-эдакого! И девки вон как на вас смотрят! Завидно… Ты же сам такой же был в моё возрасте?! Не потому-ли ты сбежал в свой этот Слав-город?
– Много-ли ты знаешь… – недовольно нахмурился Яромир. – Поверь, тысячу раз по итогу пожалел об этом! Так что лучше уж сиди дома и куй для девок всякие цацки и побрякушки. Поверь, от этого они тоже за тобой будут целыми табунами скакать…
– Яромир, – нетерпеливо заерзал на месте Эйда. – а много по округе нечисти всякой шастает?
– Ох-х… Будет мне сегодня спокойствие или нет?! – взмолился Яромир, подбрасывая в костёр охапку палок. – Поначалу хватало: лешие, боруты, кикиморы, черти – без отца и Гривы совсем сволочуга чёрная распоясалась. Теперь же, что в Темнолесье, что на Туманных топях – тишина да покой. Заметил, что зайцы вернулись и лисы, утки, и даже вон – лоси? Всё благодаря нам.
– Получается, что вы себя так совсем без работы скоро оставите.
– Покуда на Большой земле война идёт – не оставим. Раз, два на неделе, да натыкаемся то на трупоедов, то на гулей. Хоть и редко, но даже упыри заходят. Войска со всех сторон гонят огнём погань с полей бранных, вот они в наши края и ломятся. Будто тут мёдом намазано…
– Гули, упыри… Это всё разве не одно и тоже?
– Похожи, конечно, но нет. – усмехнулся Яромир. – Все они падальщики, жрут, в основном, всё, что умерщвлено. Хотя, и на живых наброситься тоже не погнушаться, коли не посчастливится оказаться с ними рядом. Трупоеды – безглазые и мелкие, всегда нападают большими стаями. Гуль крупнее, прячется в основном в земле, вдоль дорог. Похож на совсем высушенного человека с бледно-розовой кожей. Самые же лютые – упыри. Один такой кровосос по силе превосходит двух, а то и трёх мужиков. Быстрые, проворные, жестокие и больно до свежей кровушки охочие… Такими я самолично занимаюсь, а мужикам настрого запретил упырям на глаза показываться. Для них встреча с кровососом – явная погибель. Жалко мне их.
– Себя-то не жалко?
– А чего себя жалеть? На мне же всё, как на собаке. Хоть где-то от этой сраной крови толк есть.
– И что там упыри?
– Большая редкость они в наших краях. За всё время только пару встречал, но и тех с лихвой хватило. Чего уж стоит чёрт Слав-городский, с той скотиной вообще еле совладали… Есть, конечно, ещё вурдалаки, альпы, бабаи, бруколаки, касны, костомахи, ырки и прочая нежить. И это только мертвечина. Всех тварей, что ещё по миру водятся, замучаешься перечислять… Да и, полагаю, что большинство из них я сроду не знаю. Тем более, как с ними бороться…
– Всё-таки хорошо, что ты остался! – Эйда выпучил глаза от удивления. – С тобой и дома жизнь стала как-то лучше, что-ли…
– Наговоришь.
– Нет, ну а что? Ты не только нас оберегаешь, так за тобой и купцы вернулись! Отец всё ещё сетует, что они не такие богатые, как раньше, но у нас уже скупили почти всё, что накопилось, пока водяной на топях охальничпл. А сам отец теперь буквально дрыхнет на золоте!
– Мне больше любопытно, что за вести они приносят с Большой земли. Что-то совсем дурное творится в Слав-городе и меня это сильно беспокоит… Почему брат отправил на сечу с Ольдом самого Руевита? Да, он великий витязь, почти без потерь взял Троицкий посад и отодвинул войска Среброголова с окольных земель, но кто теперь смотрит за гридницей Слав-города и охраняет князя?
– Я на днях подслушал, как один из проезжих сетовал отцу, что в Слав-городе совсем туго с делами купчими. Новый воевода, – Кривжа, – ввёл купеческую подать и обязал каждого торгаша отдавать треть имущества на поддержание нужд княжеского войска. Тех, кто отказывался либо вздергивали на торговой площади, либо они бесследно исчезали. Эй, ты чего, сейчас же сгорит!
– Воевода Кривжа… – Яромир оторвался от размышлений и поспешно выдернул из костра обугленный кусок мяса. – Плохо, очень-очень плохо… Хотя, знаешь, да гори оно все огнём! Чтобы там у них не происходило – это больше не моя забота. Пусть что хотят, то и делают, лишь бы нас не касалось. И так воздух вокруг только-только миром запах…
– Кстати, о мире: как у вас это… со знахаркой?
– Больно ты любопытный, Эйда. Был у меня добрый друже, Гришка, как и ты – такой же говорливый. Так то, что он вечно молол языком что ни попадя до добра его и не довело.
– Отлупили? – хихикнул Эйда.
– Язык отрезали. – мрачно и сурово Яромир поставил Эйду на место. – Под самый корень. Интересно, смог-ли Изва вывести его из лагеря и жив ли он до сих пор…?
– И всё равно, посмотришь на вас с Ядвигой и душа сразу поёт, как будто вас друг для друга Лада специально вылепила. Аль она на людях только такая добрая, а дома из тебя кровь пьёт и верёвки вьёт?
– Как это говорится-то… Мы с ней душа, так сказать, в душу: не бранимся, не спорим, не ругаемся. Вся посуда цела. Тишь да гладь. Я занят своим, она своим. Друг друга никто не пилит, сор из избы не выносит, да и нет его вовсе, сора-то… Когда дел по округе нет, то мы на хозяйстве. Скотина, как-то, сама за собой убираться ещё не научилась. В общем, жизнь идёт своим чередом…
– А правду поговаривают, что она за колдунство ведает?
– Чушь.
– Тогда, как она самому безнадёжному люду помогает на ноги встать, когда даже бородатые лекари и костоправы лишь руками разводят?
– Что попроще спроси… У неё к ворожбе особый подход, как и у меня к охоте, а дальше уже не важно, что да как, главное людям от этого прок есть. Что-то вы не жаловались, когда, в конце серпеня, повитухи Алесе ни толики надёжи не дали, что живой она после родов останется, а Ядвига взяла, да и помогла. Причём и дитё здоровёхонько, и мать на своих ногах пришла. Была-ли тогда какая-то разница что да как? Как-то никто после этого лишних вопросов задавать не стал… Вот-вот, и я о том.
– Любит она тебя, Яромир. Отец ведь ей за Алесю и подвеску яхонтовую, и серьги адамантовые предлагал, так она ни в какую! Нос от всех цацок воротила! Помню, что взяла с Ерёмы браслет золотой, а отца упросила тебе клинок серебряный выковать.
– Знала, что для дела он нужен… Конечно же я ей за это благодарен! Отец-то твой страсть, какой злопамятный оказался. Так и не простил мне тот клинок, что я на болотах посеял. До сих пор нос воротит и разговаривает сквозь зубы. Говорит, так будет, покуда не выплачу долг пятикратно… Пятикратно, представь! Чистой воды грабеж!
– Мельхиоровый клинок, ручная гравировка, резная рукоять из янтарной северной берёзы… – Эйда громко зевнул и вновь закутался в полушубок. – Знаешь, Яромир, это отец ещё по-божески…
– Ну точно, и ты – самый настоящий торгаш… – недовольно пробубнил Яромир, нервно шоркая лезвием испорченный ужин. – Пять, так пять! Вон, за одни только рога уже, самое малое, два десятка таких ножей можно дать!
Сбоку послышалось громкое сопение Эйды.
– Спи, спи, добрый друже. Сил набирайся. Гузном чую, что они нам ещё о-го-го как пригодятся…
Яромир осторожно очистил нагар с мяса, наспех проглотил что осталось, удобно разместился возле костра и заснул.