bannerbannerbanner
Юность Моисея

Александр Холин
Юность Моисея

Полная версия

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пролог

Друзья мои!

Предлагая Вашему вниманию сию книгу, не могу не заметить, что мною использовано изрядное количество исторического материала, до которого иным раньше не было дела, другим просто некогда за личными проблемами. Но всё разрешилось очень даже хорошо. Во всяком случае – для меня. Почему?

Да потому что окунулся в ту часть мировой истории, которую ещё не трогали, или почти не трогали литературные «археологи». Многие, без сомнения, исследовали, рылись в попавшемся материале, пытались понять историческую сущность, только люди, к сожалению, не всегда замечают валяющиеся под ногами гениальные истины. И я в том числе. Однако, – «и на старуху бывает проруха». Она рухнула на меня, как таблица, приснившаяся Менделееву. А ведь в то время его изобретение не было каким-то новшеством или сногсшибательной гениальностью, как, скажем, тот же Жюль-верновский Наутилус.

Всё очень просто: в романе множество героев, судьбы которых тесно переплетены Творцом. Собственно, каждый из нас должен быть благодарен Ему за всё, что нам дано. А герои романа тесно связаны с основоположником христианства, поскольку каждый из них признавал только Единого Бога и символ Единобожия – крест, впервые явленный миру Гермесом Трисмегистом.

Однако, некоторые живут, совсем не задумываясь, – кто ты? что ты? зачем ты? Судьба и всевозможные подвиги моих героев достойны отдельных романов для каждого из них, но то, что объединяет всех нас в этом мире, то, что объединяет их – я попытался донести Вам, мои друзья.

В заповедных исторических источниках, натыкаясь на один и тот же материал, я понимал, что разные писцы и в разных странах не могут освещать события одинаково. Но если такое всё-таки происходит, конечно, не без исключений, значит, факт имел место в истории и присутствие его зарегистрировано.

Допустим, те же писцы в Древнем Египте были довольно уважаемыми людьми, даже особенной чуть ли не жреческой кастой, но все до одного ходили под страхом смертной казни, если в фараоновские архивы попадёт какая-нибудь неправда о всевозможных египетских событиях. Этого не было ни в одной стране, тем более на обманутом и обманывающем себя Востоке.

Поэтому Египетские жрецы развили тройственную антологию письменности, где записывалась происходящая жизненная правда, но тут же её сопровождали различные образы, которые заканчивались сакральным смыслом, известным далеко не каждому. Такой эта история дошла и до нас, но чтобы понять её, необходимо потратить множество жизненных сил. А если вдруг оказывается, что время потрачено зря, то редко кто не поддастся бешенству. К находкам мы иногда относимся довольно равнодушно, а вот к потерям!..

Поэтому я решил поделиться с Вами, дорогие мои, откопанными на «свалке истории» материалами, на которые каждый из Вас сумеет взглянуть под углом собственного зрения. Я часто задаю себе вопрос: сколько женщине нужно времени, чтобы понять, её ли это мужчина; и сколько читателю надо времени, чтобы понять, перед ним не мираж, а что-то иное, требующее осмысления?

Ведь ещё за девять тысяч лет до Рождества Христова оставил для потомков (для нас, может быть) Гермес Трисмегист несколько слов, применимых к любому времени и к любому человеку: «Ни одна из наших мыслей не в состоянии понять Бога, и ни какой язык не в состоянии определить Его. То, что бестелесно, невидимо и не имеет формы, не может быть воспринято нашими чувствами; то, что вечно, не может иметь временных границ; следовательно, Бог невыразим».

В общем-то, Бог может сообщить нескольким избранным способность подниматься и летать над естественными, либо обыденными вещами только лишь для того, чтобы прикоснуться к Его мудрости, но эти избранные никогда не находят слов, которыми смогли бы поделиться с остальными. Каждый из нас может объяснить причину творчества, образов, метафизических чувств… но Первопричина всего этого остаётся неизвестной. Если к тому же обратить внимание на то, что во всех странах почти без исключения к писателю по наследству переходит от собратьев тип жреца, кузнеца человеческих душ, то никого не удивит, что писатель этот выдаёт написанное им за чистую правду, как фальшивомонетчик свой товар. И ежели «фальшивомонетчик» подаёт себя к столу с правом совершенствовать, искуплять, спасать других, – это вовсе не значит, что единственный человек во всём мире сможет определить и указать «истину» и «неистину».

Но вернёмся к нашим… героям. Судьба каждого из них предопределена Свыше, только каждый волен выбирать собственный путь. Часто очень известные личности среди насельников этой планеты приобретают свою известность с возрастом, а как он жил до этого? Многих отмечает Господь в мире этом, только все человеки добираются до отпущенного ему места своею неразгаданной дорогой. А сможет дойти, нет ли, – ему самому решать: дойдёт – хорошо! Даже очень. Все рады, все смеются. А если не дойдёт?

Сразу отовсюду слышится: невезуха! непруха! И ещё множество всяких «не». Всё же, оглянувшись назад, каждый из нас может удивиться и сказать: «Жизнь моя, как сказка, как былина!». Но известно, что человек начинает стареть только тогда, когда теряет возможность чему-нибудь удивляться. Это, к счастью, не относится к Вам, друзья мои. В общем, человек начинает проявлять пристальное внимание к идущим рядом: кто они? куда они? зачем? Человек уже не замыкается в себе и только для себя. Воспитывается душа, растёт и личность. Вот к решению этих вопросов я Вас и приглашаю, друзья мои.

P.S. Все имена, используемые в романе, не поддельные, а также и артефакты, раздобытые иногда в очень удивительных местах, куда простому смертному путь заказан. Всякие случайные совпадения приветствуются, и извинения никакого не требуют. Если же какие-либо персонажи выразят неудовольствие при прямом описании событий, то очень прошу подавать на меня жалобу в Государственный Литературный суд. Я всегда пытаюсь ответить за опубликованные материалы. Тем более, что мой роман – произведение художественной прозы и никаких сопоставлений с публицистическими или же журналистскими расследованиями быть не может и не должно.

С уважением Александр Холин

Глава 1

Говорят, две истины на одной монете: орёл и решка, то есть каждый выбирает судьбу свою. А достоин ли?



Если вы можете научить человека добру и не делаете этого – вы теряете брата. Если человек не расположен принять поучения, а вы всё-таки передаёте их ему – вы теряете слова. Мудрый, просвещённый человек не теряет ни братьев, ни свои слова.

Китайское изречение

В каждой стране есть своя удивительная природа, свои животные и люди, а так же каждая запаслась всеми четырьмя сторонами света. Не то, что б очень надо, но так положено от природы, от Творца. Только в любой стране люди относились и относятся с наибольшим интересом к прилегающим государствам с северной, а также южной стороны. Гораздо меньше внимания уделяется западу и востоку, хотя не всегда.

Европа, например, с очень большим аппетитом заглядывалась и заглядывается до сих пор на восточного соседа, а вот одна только русская Евразия чуть ли не на цыпочки становится перед забугорным общечеловеческим мнением, несмотря на то, что забугорье идеями не очень-то было богато во все времена. Наоборот, именно оттуда черпали, что в Восточной Европе плохо лежит. В общем, идеи идеями, но что-де люди скажут?! Как посмотрит и отзовётся знаменитая многоуважаемая Заграница на всяческие «народные» решения?

Только время – такая любопытная штука, расставляющая всё и везде на свои отведённые Создателем места для каждой страны в определённых витках временного цикла. И развивалась цивилизация в разных государствах по-разному, в основном от близости уничтожающего жизнь полюсного холода. А ещё от агрессивных соседей, которые плевать хотели на самую главную Заповедь Вседержителя: «Не убий!», и душили всех соседей не хуже любого холода.

Если, скажем, в том же древнем Аркаиме, столице царства Десяти городов, что находится далеко-далеко за Понтом Эвксинским, реки текут в Студёное Северное море, и каждый год с неба сыплется вода, превращающаяся там в белый песок, который местные жители радостно величают снегом, то долину Нила, и весь Египет ежегодно с апреля до середины июля, не покидала страшная испепеляющая душу жара, а соседствующие гунны и ассирийцы готовы были при любом удобном случае ворваться в благоденствующий Египет, разрушить всё построенное и превратить ныне могущественных египтян в многочисленное рабское племя.

На севере Африканского континента плескалось тёплое море, в которое животворный Нил катил свои полнокровные воды. Правда, на речную долину тоже наступали пески и с запада и с востока от Великого Зелёного моря,[1] но эти пески были настоящими жаркими и жгучими. В октябре Нил разливался и тем самым приносил жизнь пахотным землям долины. Местные жители могли с помощью полноводной реки собирать до трёх урожаев в год.

Египет, в общем-то, не боялся никаких природных напастей за исключением дыхания коварного ветра пустыни Самума, приносящего удушающую смерть. Это было настоящим бедствием, гневом Египетских богов, способных за несколько минут стереть с земли всё человечество без остатка. Во всяком случае, египтяне искренне верили в божественную мощь, так что Вышних надземных правителей обижать не полагалось. Более того, неоднократно чревовещатели-жрецы оповещали народ о воле святых богов, и этому не мог сопротивляться даже фараон, поскольку слова святых – неписанный закон для благополучной могущественной страны.

 

В сторону юга, в пятидесяти милях от Снута, дикие скалы почти подступали к самой воде, а Ливийские горы отодвигались от Нила так далеко, что раскинувшаяся там долина была, несомненно, самая широкая во всём Египте. И там расположились два высокочтимых в Египетском царстве города: Абидос и Тин,[2] где родился Менас – первый фараон страны; там же в начале исторических времён было опущено в землю святое тело Осириса, которого злодейски прикончил его брат Тифон.

Более того, в этих местах великий фараон Сети воздвиг храм в память незабываемых событий погребения великого Осириса. Сюда постоянно стекались паломники, из которых многие были даже чужестранцами. Но среди египтян существовало поверье, что каждый человек, а тем более египтянин, должен хотя бы раз побывать в этой земле, поклониться богам и получить благословение на жизнь и дела человеческие. Именно отсюда, из древнего Египта, по всей земле и во всех религиях укоренился подвиг паломничества к святым представителям потустороннего мира, ибо только получив помощь от богов Египта или же от Единого Вседержителя, известного уже тогда, человек мог что-то сделать на земле, ничуть не прозябая в безделии.

С этим нельзя было не считаться, поскольку ни один египтянин, не получивший благословения богов, то есть, не совершивший паломничество, непроизвольно соглашался с тем, что не способен в этой жизни ни к чему, кроме поедания пищи и послеобеденного отдохновения в блаженной тени сикомор. Но никчёмный человек никогда не сможет сделать ничего даже для своего номарха,[3] не говоря уже и о несчастной семье этого бездельника.

Храм Сети не принадлежал ни к каким из величественных или древних святилищ в стране, но он был копией храма Амона-Ра в Мемфисе, хотя занимал огромную площадь около ста пятидесяти моргов,[4] на которых уютно покоились сады с пальмами, тамариндами и сикоморами.

Среди живописной зелени, тёмных рощ акаций, окружённых прекраснейшими цветами, то тут, то там виднелись дворцы жрецов, истинных хозяев этих мест.

Водоносы постоянно занимались поливкой садов и пахотных угодий. Для этого вода из реки закачивалась в каналы, а иной раз орошение случалось и просто вручную.

Такие же дворцы, но ещё великолепнее прижились ниже, в южной части Мемфиса, на правом берегу Нила. Город с храмом Амона-Ра со стороны севера соединяла единственная, можно сказать, дорога, уставленная двумя рядами каменных сфинксов, у которых огромные бычьи тела с львиными лапами и орлиными крыльями были увенчаны человеческими или же бараньими головами. Сфинксы вольготно разлеглись по обе стороны дороги, уставившись, друг на друга, беззвучно споря о чём-то своём сокровенном, или же просто беседуя о прошлом, грядущем и настоящем. А, может быть, опять обсуждали болезненную тему охранения живущих на земле людей, находящихся у богов в неисправимой опале. Но от кого же охранять опальных? В этом вопросе сфинксы до сих пор не могли разобраться.

Но город не интересовался их каменными разговорами. И, если дворцовый квартал Луксор отвоевал для себя южную часть города, то Карнак был строгим северным кварталом. Более того, Карнак считался признанным кварталом богов, имеющим в центре своё бессмертное сердце – храм Амона-Ра, возле которого красовалось несколько прудов, окружённых смоковницами, апельсинами и тополями. Живописная природа северной части города выглядела как самый обширный парк с ухоженными аллеями, проложенными на четыре стороны света. Стоит ли сомневаться, что южная часть города оставляла в египтянах и приезжих гостях только общепринятое поклонение. А южная часть радовала глаз любому пришедшему сюда своей кипучей жизнью.

В огромном парке Мемфиса все деревья были правильно рассажены и одной высоты. Даже растения тут не кучковались смешанным кустарником, а рассажены были определёнными семьями, постриженные определёнными геометрическими причёсками – везде чувствовалось заботливое человеческое внимание. Радовали глаз также пальмы с тамариндами и мирты с кипарисами, между шеренгами которых можно было увидеть какой-нибудь таинственный иероглиф, изображенный рядами послушно выросших цветов. Видать садовники специально высаживали цветы на клумбы в виде символов, нёсших с собой всё те же заповеди жителей потустороннего Зазеркалья.

Надо сказать, что зеркал, кроме изумительно начищенных бронзовых, Египет пока ещё не познал, но уже существующие зеркальные предметы служили каббалистам окнами в запредельные миры. Тем более, что кабалистическими мистериями давно уже тайно увлекался сам сын фараона Менефта, хотя на природу и жизнь города мистические увлечения будущего властелина Египта никак пока не влияли.

Центральную часть благовоспитанной городской лесостепи занимал прямоугольник длиной более восьмисот пятидесяти шагов и шириной около трёхсот восьмидесяти, за которой и находился священный храм Амона-Ра. В окружающей его не очень высокой стене были видны только одни ворота. Но сколько потайных калиток скрывала густая зелень кустов, не знал, вероятно, никто, потому что жрецы, слуги и рабы пользовались только своими привычными, а для посетителей открывались во время службы главные тяжёлые ворота. Через них богомольцы входили во двор, выложенный тёсаным камнем.

Посредине двора находился сам храм, ста пятидесяти шагов в ширину и больше четырёхсот в длину, украшенный снаружи фресками и молитвенными иероглифами. От ворот к храму также вела аллея, окружённая двойными рядами сфинксов, но по ней ходили только высшие сановники. Остальным прихожанам, даже паломникам из Ирана и Месопотамии, приходилось проходить по боковым тропинкам.

В конце аллеи возвышались два тонких четырёхугольных обелиска из красного гранита. На плоских гранях обелисков была начертана вся история земной жизни Осириса, Исиды и их сына Гора. Позади этих колонн высились две мощные усечённые пирамиды, называемые пилонами.

Эти две широкие башни служили надёжными стражниками тяжёлым воротам храма, ибо одним видом своим внушали пришедшим сюда непроизвольную боязнь. Ворота открывали путь в перистиль, который тоже был двором, только окружённым галереей, поддерживаемой множеством толстых мощных колонн. Из этого двора люди ещё имели право входить в первый зал, носящий имя гипостиль, потолок которого тоже поддерживался огромными колоннами, но этот зал был последним для мирян.

Даже самые богатые сановники, не имеющие посвящения в мистерию Осириса, могли возносить молитвы только отсюда и смотреть на занавесь, покрывающую статую бога в следующем зале «божественного откровения». Туда проходить разрешалось только избранным, и перед входом молящиеся замирали, как перед заветной чертой прошлого и будущего. Все пришедшие знали, что где-то там, перед ними, несомненное жилище самого бога Осириса.

За запретным залом находился ещё один, называемый «залом божественного отдохновения». Где-то там, в глубинах этого не менее обширного «зала отдохновения», разместилась часовня, выдолбленная в каменной глыбе, где и почивал бог после трудового общения с народом. Туда не имел право входить никто из живых, кроме верховного жреца и фараона.

На стенах и колоннах каждого зала красовались исторические рисунки фараонов, с иероглифическими надписями начиная от Менеса, первого повелителя Египта и до Рамсеса Великого, который был ещё жив, но заслужил поминовение хотя бы одними только победами над девятью чужестранными государствами, пытавшимися поработить Египет.

Вообще-то и в других приделах, прилегающих к гипостилю, повсюду можно было увидеть рисунки, даже прочесть таинственные письмена. Знаменательно, что прочесть мистические наставления разрешалось любому посетителю, владеющему грамотой. Именно тут содержались исторические записи о завоёванных странах, о географии Египта, об проникновении в другие миры. Можно было полюбоваться на астрономические карты или религиозно-обрядовые картины, которым именно в храме следовало быть для всех путеводной звездой. Мистические мистерии и кабалистические ритуалы за пределами храмов запрещались. А отважившиеся на это жрецы, навсегда исчезали в подземельях храма, как непослушные нашкодившие еретики.

И всё же были здесь ещё выставлены на всеобщее обозрение красочные путеводные наставления, как управлять силами природы, как вызвать загробные тени. Эти письмена служили явным искушением для увлекающихся кабалистикой. К счастью, воспользоваться ими не всегда могли даже владеющие грамотой, потому как со времён возникновения Египта во всех жреческих храмах прижилось понятие тайной тройственности существующего мира, поэтому понять учение мог не каждый.

Понятие триединства пришло из более древнего государства русичей, находящегося далеко на севере за Эвксинским Понтом. Царство Десяти городов со столицей Аркаимом было известно во многих концах света. Там родился Заратуштра, ставший в Иране пророком. Но жреческие тайны не оглашались ни в одной стране, потому как жреческую мудрость мог понять и принять не всякий смертный. В Египте тоже умели хранить священную мудрость, но жрецы всегда скрывали от людей понятие триединства. Это считалось одной из божественных наивысших тайн, приобщения к которой достойны лишь немногие.

Занесённые в Египет халдеями и шумерами тайные знания нашли отклик в сердцах многих египтян, поэтому жреческая каста приняла единственный жизненно-верный закон о триединстве всего видимого: всё сущее берёт начало от того, что существует, а вещам несуществующим невозможно стать сущими. Но далеко не все жрецы, а только истинный посвящённый мог правильно прочесть таинственные иероглифические наставления, выведенные на стенах и колоннах храма. Ведь недаром только посвящённые допускались разделять управление существующим миром.

В то время, когда солнце уже серьёзно задумывалось над погружением в Ливийский песчаник вплоть до завтрашнего дня, к Величественному храму Амона-Ра шагали двое одиноких юношей. Хотя таких приметных путешественников обычно сопровождали слуги, так как тот, что повыше, одет был в короткую юбочку, украшенную передником в синюю и белую полоску, а его малорослый спутник шествовал в тонкой полотняной тунике, перепоясанной широким кожаным ремнём. Но на груди у обоих виднелись золотые цепи, которые имели право носить только знатные.

У того, что повыше ростом, юбочку скреплял на животе пояс с золотыми пластинками, который издалека можно было принять за эфуд.[5] Причём, человека, носящего пояс посвящения, обязательно должны были сопровождать негры с носилками и несколько невольников. Вероятно, отрокам захотелось просто прогуляться в благодатном одиночестве или побеседовать без соглядатаев, поэтому ни слуг, ни сопровождающих девиц, ни носилок не было, Они шли довольные своим одиночеством, поскольку времени побыть вдвоём, поговорить без посторонних, им явно не хватало.

Низкорослый, бросив взгляд искоса, заметил, что его долговязый спутник вышагивает походкой важного господина и обеими руками держится за пояс, очень похожий на эфуд. Долговязый явно разучивал величавую походку сильных мира сего, что у него выходило довольно-таки неумело и вызвало усмешку тонких губ низкорослого юноши.

 

– Разве ты не знаешь, Менефта, – чуть заикаясь, произнёс коротышка, – что эфуд разрешено носить только посвящённым? За подлог священного пояса сам фараон тебя не помилует, несмотря на то, что он твой отец.

Услышав такое обличение, спутник недорослика оторвал руки от пояса, будто золото пряжки вспыхнуло ярким пламенем на его животе, потом снова схватился за злополучную пряжку, прикрывая её ладонями, потому как не знал, куда деть руки. Долговязый Менефта споткнулся на ровном месте, и его величавую походку можно было назвать уже мистическим миражом налетевшего из Ливийской пустыни злого ветра.

– Но ведь ты же знаешь, Хозарсиф, что это не эфуд?! Мой пояс только похож на святыню! Я вовсе не посягаю на жреческие законы! – начал защищаться долговязый и, непроизвольно копируя друга, принялся так же заикаться. – Но ведь ты не донесёшь на меня отцу?

Коротышка не обратил на новоявленного заику никакого внимания, только машинально правой рукой принялся накручивать на палец косичку,[6] что привык делать в минуты раздумья. Потом обратился к спутнику уже серьёзно:

– Прости, друг, – серьёзно проговорил Хозарсиф. – Я совсем не хотел обидеть тебя. Но в отличие от тебя я помню, что от рождения считаюсь твоим двоюродным братом, а где ты видел, чтобы брат предавал брата или доносил на него? Тем более жрецы уже отдают тебе таинства своих знаний, как и положено наследнику фараона.

– Зря завидуешь, Хозарсиф, – удовлетворённо наклонил голову собеседник. – Я хоть и старше тебя, но до сих пор не могу постигнуть тайных знаний нашей страны. Знаешь, жрецы постоянно предлагают обращаться только к собственному разуму. А что я могу выискать в разуме, если не знаю, зачем и как сотворён человек? Тебя я всегда слушаю со вниманием, ибо ты наделён даром словотворчества, хоть и заикаешься. Я уже привык понимать тебя, и за наши беседы боги вознаградят тебя.

– Но ведь любому, кого ни спроси, известно, что Египет – это образ неба, то есть отражение неба, как в воде, или бронзовом щите воина, – для наглядности Хозарсиф даже показал указательным пальцем на небо и землю. – Всё, что происходит здесь, то обязательно отражается на небе. Ведь наши боги не гуляют по Египту и не плавают в барках по Нилу, но всегда знают, что здесь происходит, кому оказать помощь и кого стоит наказать. Недаром нашу землю считают небесным храмом, и жрецы это прекрасно знают. Но они не знают, что напрасно соблюдается в Египте культ богов. Наша страна – совсем не отражение небесного мира.

– Ты в своём уме, Хозарсиф? – искренне ужаснулся Менефта. – Ты, верно, наслушался наставлений Отоя, духовника твоей матери. А она хоть и сестра моего отца, но, как настоящая принцесса, не должна слушать наставника из Месопотамии. Да и чему может научить простой шумер, хоть он и жрец?

– Представь себе, именно шумерский жрец может рассказать правду о сотворении мира, – улыбнулся низкорослый. – Может научить, как управлять этим миром. Ведь человек за свою короткую жизнь никогда не сможет даже придумать управления. Но всё равно скоро наши божества покинут землю и оставят Египет без своего покровительства. Финикийцы и ассирийские чужестранцы будут, как и раньше проникать в страну и превратят её в большой базар: продадут всё, что можно и что нельзя. Видимо, так устроен этот мир. Но он никогда не будет отражением небесного. Единственно, кому удастся спастись – это евреям, потому что эти люди молятся одному Богу, и они могут не выжить, не спастись от человеческой ненависти, но донесут Слово Божие всему миру.

– Неужели о тебе говорят правду, Хозарсиф? – глаза Менефты округлились. – Неужели моему отцу доносят о тебе правду?

– Что именно ты узнал от доносчиков? – вскинул голову коротышка, и глаза его подозрительно сузились.

– Часто в номах ходит из уст в уста легенда о твоём рождении, – царевич даже понизил голос, как будто сообщал другу страшную и великую тайну. – Говорят, будто ты не настоящий сын сестры моего отца, фараона Рамсеса II, да будет прославлено имя его! Говорят, что ты вовсе не брат мой! Будто одна из еврейских рабынь положила своего младенца в тростниковую корзину и пустила вниз по реке, чтобы младенца не убили стражники или не сделали его рабом. Но корзинка не попала в пасть крокодилу, не утонула. Её обнаружила в зарослях тростника молодая принцесса, сестра фараона, и повелела служанкам, гуляющим с ней, никому не говорить о находке. Более того, она приказала пустить слух, что тайно родила мальчика. И этот мальчик – ты, Хозарсиф.

Спутник Менефты даже остановился у одной из статуй, слушая и недовольно хмурясь, но виду не подал, что слышал уже эту историю. Неизвестно было ли что-нибудь в этом повествовании хоть сколько похоже на правду, только, кто же распускает такие дурацкие сплетни по Верхнему и Нижнему Египту? А сейчас обвинение было высказано в лицо.

Юный Хозарсиф с детства терпел выходки своего двоюродного брата, а «секретное» обвинение подкидышем, выдавало с корнем прямого наследника в боязни за свой будущий трон. Поэтому Хозарсиф совершенно спокойно ответил на этот неуместный выпад близкого родственничка:

– Злым языкам, мой друг, пристало царствовать в этом мире на все отпущенные богами годы и века. Никто из нас не защищён от человеческих словоблудий. Я знаю, что принцессе, то есть моей матери, приписывают связь с евреями из Гесема. Поскольку она бывала там, сопровождая своего духовника жреца Отоя, о котором ты только что вспоминал. Я не раз сопровождал мать в этих поездках и уже познакомился с евреями из долины Гошена, племя которых известно под именем Бен-Иакова. И скажу тебе, они ничем не плохи. Более того, я вижу будущее еврейского народа именно в том, что эта нация кочевников должна стать связующим звеном меж Северной Гипербореей и Ближней Азией. Ныне ассирийские цари объявили себя, если не властителями мира, то всех четырёх частей света. Но, поклоняясь Ваалу и многим другим идолам, они мало чем отличаются от нас, египтян. Резвее что, свирепости у них намного больше.

Хозарсиф на минуту замолчал, поскольку старался никогда не проявлять своих ораторских способностей из-за природного заикания. Впрочем, их-то у юноши как раз не хватало. Он позволял себе вслух поразмышлять только в беседах с матерью, двоюродным братом, да ещё с другом детства Аароном, который зачастую говорил вместо Хозарсифа, когда тот начинал заикаться. Но сейчас Аарона рядом не было и пришлось просто передохнуть.

– Я скажу тебе, мой брат, – продолжил юноша. – Идея многобожия не влечёт за собой объединения человечества и создания одного закона доброты и справедливости. Религия всегда разъединяет людей, а вера объединяет. Нашим египтянам, ассирийцам и даже шумерам далеко до веры, какой владеют евреи. Если же еврейскому народу надлежит быть избранным, неважно как отнесутся к этому верные, неверные, даже сам народ, но если кто-то из избранных возвеличится в гордыне, то будет проклят Богом на все времена. А если кто-то станет поклоняться идолу и не признает Бога, будет отвергнут раз и навсегда от путешествия в Абидос.[7]

– Ты говоришь страшные вещи, Хозарсиф, – непритворно поёжился Менефта. – Не будет ли на тебя самого послано проклятие от богов за произносимые речи? Ведь высказанное слово, есть истина. Хотя ни мой отец, ни жрецы истину не любят, таковы их законы.

– Ты делаешь успехи в умственном развитии, брат мой, – печально усмехнулся Хозарсиф. – Я лишь песчинка в нынешнем мире. Но по молитвам жреца Отоя мне стали часто приходить во сне откровения. Я даже предвижу будущее не только своё, но и всего Египта.

– Так расскажи, что тебе приснилось? – воскликнул Менефта. – Может быть, в твоих откровениях боги посылают нам истину!

– Истина по моим видениям бесславна, – печально улыбнулся Хозарсиф. – Гораздо неприютнее будет выглядеть эта страна, освящённая столькими храмами и святилищами. Здесь когда-то будет пустыня. Весь Египет превратится в страну мертвецов, где тьму предпочтут свету, где саму смерть будут считать божественной благодатью. Верующего в Единого Бога посчитают сумасшедшим, каждого проходимца возвеличат, как мудреца, а каждому тирану и человекоубийце припишут добродетель. Даже писцы будут возносить им хвалу и поклонение за всё зло, посеянное в мире.

Хозарсиф снова замолк. С двоюродным братом они хоть и не часто, но с раннего детства подолгу общались, благо, что заикание не мешало старшему слушать и понимать младшего. Помассировав рукой шею в районе кадыка, Хозарсиф продолжил:

– Предки египтян с глубокой древности превозносили души демонов и признавали их способными творить добрые или злые дела, совершать чудеса и владеть этим миром. Поэтому у множества наших богов разные виды и способности, разное отношение к живому человеку и к человеческому миру.

Но пока человек не познает, что Бог Един, что Он и всё, и ничто, что Он в каждом из нас и в Себе Самом, что Он где угодно создаст что-то из Собственного небытия и превратит существующее уже в, казалось бы, невозможное целое, то этот человек не сможет понять своё Божественное начало, откуда он и для чего пришёл в этот мир.

Ты знаешь, что ежегодно во время летнего солнцестояния Нил принимает кровавый оттенок, который не могут смыть никакие проливные дожди, а их из Абиссинии налетает множество. Ветра каждый год обрушиваются на Египет, Нил разливается, но не меняет своего цвета до самого осеннего равноденствия. Все считают, что так и надо, потому что так случается каждый год, но жрецы знают о Божественном откровении, о стремлении Творца вернуть своих сыновей на путь истины. Ведь окрашенная цветом крови вода, говорит о том, что наши боги приведут Египет к погибели. Вся страна просто захлебнётся кровью.

1Великое Зелёное море – так в Египте называлось Красное море.
2Тин (Тинис) – главный город 8-го нома, недалеко от Абидоса. Родина фараонов двух династий (3200–300 до Рождества Христова).
3Номархи (греч.) – правители Номов, регионов, на которые делился Египет.
4Морг – 56 аров.
5Эфуд – пояс, отличающий посвящённого египетским мистериям. Такие обычно полагались только высокопреосвященным.
6В Древнем Египте у детей сбривали волосы на голове, оставляя сбоку прядь, которую часто заплетали в косичку.
7Абидос (др. греч.) – город Верхнего Египта, родина фараонов и царство мёртвых властителей Египта.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru