Александр Холин
Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов
– Вы уже достали хотя бы один?
– Нет, он только увидел горшки, – ответил за Шимона его друг. – Надо опускаться с подстраховкой, как положено.
– А есть ли там чего? Вы не ошиблись?
– Конечно, есть! – принялся горячо доказывать Шимон. – Я сначала влез в щель насколько возможно. Затем попытался осветить лучом фонарика дно и уронил его. Фонарик упал, но так удачно, что любой может увидеть бок амфоры в луче света. Да вы и сами загляните, не бойтесь.
Илона так и сделала. Протиснувшись насколько можно в горную расселину, женщина ясно увидела далеко на дне луч света, в котором виднелся округлый бок глиняного кувшина. Камень не мог оказаться просто отполированным куском базальта, потому что такую овальную форму не могли принять даже камни, веками пролежавшие под мускулистыми струями горных рек.
Девушка вернулась назад к мужчинам и утвердительно кивнула:
– Похоже, там действительно что-то есть. Но поскольку вы, Шимон, первооткрыватель, вам и карты в руки. Полезете в расселину, а мы вас подстрахуем. Тем более, что вам по телосложению легче будет там протискиваться, чем нам с Ярославом. Вот только удалось бы кувшины вытащить.
– Вытащим, куда они денутся, – хохотнул Шимон, достал из своего рюкзака моток альпинистской верёвки и пристегнул к поясу, не забыв пропустить контрольный захват между ног.
– Готов? – осведомился Ярослав. – Тогда пойдем. Нечего терять время. Если получится, то надо поднять наверх всё, что там есть до темноты.
– Успеем, – уверил его Шимон и направился к расселине.
Надо сказать, что на дне горного провала находились такие же сосуды, какие нашёл когда-то бедуин Мохаммед ад-Диб. Всего их оказалось шесть. И пока мужчины были заняты подъёмом керамических посудин, Илона не утерпела и вскрыла один из кувшинов. Это категорически воспрещалось уставом института, но женское любопытство зачастую бывает сильнее всяческих запретов и ограничений. В глиняном кувшине оказалось несколько туго свёрнутых пергаментных свитков.
Развернув один из них, Илона впилась глазами в прекрасно сохранившиеся тексты. Увлёкшись, она и не заметила, как её подчинённые окончили поднимать из расселины найденные кувшины, как уставший, но радостный Шимон поднялся наверх и как оба мужчины подошли к своей начальнице, развернувшей на брезенте заинтересовавший её пергамент.
Илона стояла на четвереньках в довольно авантажной позе, читала, шевеля губами, текст на пергаменте и тут же делала записи на чистом листе бумаги. Мужчины деликатно молчали, наблюдая за увлёкшейся начальницей, но Ярослав, то ли случайно, то ли понарошку кашлянул в кулак. Илона подняла на них сияющие глаза:
– Ребята! Вы не представляете, что мы нашли! Я уже принялась переводить. Это похоже на устав общины ессеев. Представляете?
– Нет, – честно признался Шимон.
– Ессеи никогда и никому не сообщали о внутренней жизни общины, то есть не выносили сор из избы, как у нас говорят. Но известно, что в этой общине провёл детские и юношеские годы сам Иисус Христос! Более того, он со своим учителем однажды ездил на Тибет в Лхасу. А оттуда, говорят, ещё куда-то, то есть посещал Шамбалу!
– Вот это да! – присвистнул Шимон.
– Я тебе говорил как-то об этом, – включился в разговор Ярослав, – да ты слушать не захотел. Давно уже стало известно, что Иисус посещал царство Десяти Городов, что когда-то было в нашей Западной Сибири. От этого царства уцелела только столица – Аркаим. Но об этом после как-нибудь. Я хочу знать, что нам перевела Илона.
– Извольте, – улыбнулась девушка и подала мужчинам исписанный ею лист бумаги:
«…весь этот Устав пусть исполнят они в тот [день], стоя против станов каттийских. А после того как священники протрубят им в трубы напоминания, раскроются по[ходы боевые, и будут вы]ходить бойцы. И протрубят им священники вторичный клич [для сбли]жения. И когда они восстанут вблизи шеренги киттиев, достаточно для метания, каждый поднимет свою руку с орудием. А шесть [священников затрубят клич в т]рубы сражения гласом резким и тревожным, чтобы управлять боем; и левиты и весь народ, держащий рога, затрубят [боевой клич] громкогласно. Когда раздастся этот глас, руки их начнут валить сражённых киттиев».[21]
– В скобках мои авторские дополнения, – сразу же объяснила Илона. – Арамейский текст довольно сложен, а еврейские летописцы в то время иногда позволяли себе допускать вольности в документе.
– Вот как? – прищурился Шимон. – Может быть я не прав, но этот документ, скорее всего, относится не к Уставу ессеев, а к жизни секариев.[22] Кстати, Иуда Искариот тоже принадлежал к секариям и предательство его объясняется тем, что зелоты разочаровались в Иисусе, как в своём земном царе. Ведь за день до распятия он был помазан миррой, как истинный владыка, но не взбаламутил народ против римлян, а наоборот сказал, что если на монете изображён император, то отдайте ему монету: Богу – Богово, кесарю – кесарево.
– Погоди-ка, друг мой, – перебил его Ярослав. – Выходит, предательство Иуды – это воля иудейского народа, а не вожделенные тридцать серебряников кем-то одним?
– Конечно! – воскликнул Шимон. – В те времена существовали такие же политические течения, что и сейчас! Народ в Иерусалиме другой, а законы всё те же. И недаром зелоты вопили из толпы: «Распять Его! Пусть кровь Его будет на нас и детях наших!».
– Ладно, смеркается уже, – прервала их беседу Илона. – Надо отнести всё в машину. Начало есть. Дальше видно будет, что это за документы, и какие исторические факты мы сможем раздобыть через века.
Глава 4
Любой, живущий на земле, понимает своё Божественное начало и верит в него, только не каждый к нему стремится. Хотя душа человеческая может развиваться в физическом теле только за счёт внутреннего огня. Давно известно одно откровение, считающееся иногда просто апокрифом: «Я есмь огонь внутри себя, огонь служит мне пищей, и в нём моя жизнь».
Это ли не ответ на многие вопросы, возникающие во все века средь человеков? Но даже во времена Гермеса Трисмегиста люди иногда говаривали, что человек только тогда и стал свободным человеком, когда взял в руки палку и приручил огонь! Приручил?! Разве можно приручить нечто, находящееся самоё в себе? Разве можно управлять по воле своей движением солнца, луны и звёзд? Человек даже в отдалённые времена своего существования просто жил и просто размножался по велению Божию. Зачем ему на тёплой планете нужен огонь? Не реальнее ли будет предположить, что любой разумный просто убежал бы от огня, как все остальные животные.
Меж тем, человек всегда находит в огне часть себя самого. Он тянется к нему, как ребёнок к матери. Не странно ли? И это в то время, когда другие земные твари убегают от огня, как… от огня.
«Огонь и тепло дают ключ к пониманию самых разных вещей, потому что с ними связаны неизгладимые воспоминания, простейший и решающий опыт каждого человека.
Огонь – это нечто глубоко личное и универсальное. Он живёт в сердце. Он живёт в небесах. Он вырывается из глубин вещества наружу. Он прячется в недрах материи, тлея под спудом, как затаённая ненависть и жажда мести.
Из всех явлений он один столь очевидно наделён свойством принимать противоположные значения – добра и зла.
Огонь – это сияние Рая и онгоновое пекло Преисподней, ласка и пытка. Это кухонный очаг и будущий конец мира… Огонь противоречив, и поэтому он был, есть и будет универсальным началом объяснения Божественного мира».[23]
Так, или почти так думал молодой человек, стоящий на коленях в пещере у огня. Воздух был свеж, но не сквозил пронзительным холодом, а огонь нужен был затем, чтобы неофит познавал сущность человека в этом мире и принимал или же отвергал понятое им и выдвигал своё определение природы внутреннего человеческого огня, которым живёт каждый на этой земле и который загорается от энергетического потока земли.
В пещере, где множество гротов использовались как отдельные кельи, жили послушники. Этот храм ессеев был не каким-нибудь катакомбным убежищем от окружающего мира, Собственно, именно в этом мире никуда и ни от кого не убежишь, как ни старайся. Но у каждого народа есть свои жизненные правила, которые необходимо соблюдать, если не хочешь превратить свою жизнь в сплошной хаос.
Днём и вечером неофиты пещерного храма собирались на молитву, послушание, учёбу собственного духовного «я» и для созерцания путей в запредельное прошлое, будущее и настоящее. На ночь каждый из учеников оставался в отведённом ему месте и во сне также пытался понять истину, без которой земное существование было бы ничтожным.
Ведь не поняв себя, никогда не поймёшь произносимой молитвы. Не научившись жить и думать добрыми мыслями, будешь постоянно подвержен искушениям, страстям, неистовой лжи. К такому пониманию тоже приходили не скоро, а иные и вообще не находили пути. Но среди ессеев старались не допускать промашек, ибо в таком случае страдает не только один человек, а всё общество, принявшее ученика, переносит опустошение.
И после такого опустошения каждый из ессеев испытывал долгое время нехватку внутреннего огня, потому что мощный поток биологической энергии космоса становился недоступен. А поток земной и космической энергий – это есть та самая цена жизни, на которую согласен человек.
Другими словами, цена жизни – это сплошные безвозвратные потери. И у каждого живущего есть награда жизнью, то есть предварительное соглашение с Богом на будущую смерть. И любая мать, родив дитя, обрекает тем самым его на будущую смерть, поэтому женщины бывают чаще опасны, чем полезны не по незнанию, а по природе своей.
Тело послушника было покрыто белой льняной тогой. Такие в Египте носили только жрецы, а в этом месте… в этом месте в белые одежды полагалось одеваться всем посвящённым. В чём здесь была мистерия посвящения? Не через обычный ли огонь получали адепты доступ к космическому или райскому огню?
Про это не принято было говорить, но посвящённый получал свыше способность общаться с Царствием Небесным. И когда впервые обычный до этого человек начинал разговаривать с ангелами и с потусторонним миром, это мог перенести и принять на себя далеко не каждый.
Вся мирская жизнь бледнела пред таким общением. Чтобы понять существование других миров, необходимо было увидеть их соседство. Ведь человечество на земле не может же быть единственным на раскручивающихся кольцах космической и временной жизни.
Ангелы тоже не могут жить и постоянно находиться среди нас. Просто им тут темно. Адепт во время мистерии сразу начинал различать множество других цветов и запахов, поэтому сознание не всегда выдерживало такую нагрузку. Но каждый из неофитов стремился к познанию истины, иначе, зачем жить на этом свете? Если человек сам себе задавал такой вопрос, значит, он готов до конца пройти путь посвящения. А откроется ли после этого истина или же придётся расставаться с жизнью – этот вопрос уже ни кого не интересовал.
Настоящая истина вспыхивала в душе белым лотосом, подогревающим духовное единство с Богом. Внутренний мир послушника получал это единство, когда на ночь тот оставался наедине с самим собой, а лучше с частицей внутреннего и внешнего пламени. Именно тогда человек познает себя и сможет передать что-то другим. Внутренний огонь никогда не станет пламенем онгона,[24] если сам человек на это не согласится. Именно здесь происходит договор с инфернальными силами, отнюдь не соблазняющими человека на что-то злобное, а просто ставящего перед ним дилемму двух дорог. Какой сделает выбор человек – это знает только он сам, и только на своём выбранном пути ему предстоит собирать одуванчики, незабудки, розы или же простой чертополох, переплетённый ветвями шиповника.
Послушник, дав волю духовному пламени, мог созерцать весь мир одновременно и каждого человека в отдельности. Если адепт шёл с открытой душой навстречу космическому огню, то душа Вселенной была раскрыта перед ним, как обыкновенная книга. Более того, душа любого человека также раскрывалась, как тот самый цветок лотоса.
Но постичь такое, и понять можно было только в одиночестве. Может быть, поэтому прошедшие мистерию посвящения в храме ессеев были всегда одиноки, поскольку путь Екклесиаста[25] исполняется только в одиночестве. Давно известно, что одиночество – великая вещь! Только всегда нужен кто-нибудь рядом, чтобы можно было поделиться со слушателем, что одиночество – великая вещь! Она действительно становится великой, когда хоть один человек тебя понимает и высказывает согласие. И только тогда Екклесиаст может понять, что проповеди его не пропали даром.
Но сейчас над миром сущим склонялись прозрачные небесные существа, послушник чувствовал их любовь, заботу и стремился ответить тем же, хотя ещё не знал, как это сделать. Потусторонние ангелы хотели всегда хранить его, оберегать от призрачных мрачных теней нашего графического мира, где инфернальная сила имеет свою неделимую власть, но пока не получили на это права. Каждый из живущих должен был понять свое происхождение и смысл воссоединения всего живого.
– Мы умоляем Тебя поразмыслить, – говорили они послушнику, – над тем, что существует и над тем, что необходимо для будущего. Только в этом мире ты сможешь получить доступ к той безраздельной живительной энергии, за счёт которой живём и мы.
Исходящий с небес чистый свет вызывал любовь и нежность ко всему сущему. Волны удивительного света действительно несли и дарили настоящую любовь. Никакой человек, прикоснувшись к такому потоку, никогда уже не смог бы смиряться с насилием или агрессией, так расплодившимися среди живых. Это было одним из первых великих откровений, и послушник понимал духовную связь между прошлым и будущим.
Слова, приходившие сверху, становились плотью и разливались по телу волнами благодати и истины. Становилось понятным, что только через любовь можно коснуться истины. Это было особым религиозным сознанием, которое возникало совершенно независимо от физического существования.
Не было и не рождалось никаких сомнений в таком единичном союзе, потому как душа послушника с получением света и помощи, одновременно училась смирению во всемирном духе, во всемирной истине, которая являла собой всеобщий поток, струящийся в какую-то волшебную неизвестность. Когда человек, засыпая на ночь или навечно, попадает в другой мир, другое пространство, он видит то, что является только в тот краткий миг. Поэтому все живые с уверенностью утверждают, что после смерти человека ожидает либо ад, либо рай. Третьего не дано! Только такого просто не может быть. И никто не знает, что будет там, после ада и рая? А там – та самая неизвестность, имя которой Любовь!
Что могло дать проповедническое одиночество во снах? Братья, с которыми он жил в пещере, быстро заметили его соотношения с Вышним миром, поэтому он получил особую благодать посвящения, дар пророчества и неприметное для глаз общение с потусторонним миром, куда принимали не каждого.
Это для жителей пещеры было отметиной во всех делах и на всяческих умственных решениях сказывалось тем ощущением связи с вышним миром, которое имел не каждый. Нужно было научиться справляться с человеческими страстями, с ненавистной ложью, с печальными помыслами и унынием. Умение бороться со страстями давалось от Бога только тем, кто обладал небесным союзом.
Послушник был принят сюда, как брат и приветствовался, как Избранник. Кто его родители и откуда он родом не знал почти никто. Только Закхей, первосвященник ессеев, приведший мальчика в храм, знал кто он и откуда родом. Но за все годы учения к неофиту не приезжали родители, чтобы проведать своё дитя. И мальчик тоже никуда не отлучался, за исключением одного раза. В то время Иисус, а это был он, числившийся в учениках и исполняющий законы храмового послушания, был уже довольно взрослым и вместе с первосвященником ездил в Индию и царство Десяти Городов, что раскинулось в Западной Сибири. Никто не знал зачем Иисус и Закхей посещали древний Тибет и Аркаим, но что побывали там не зря, понимал каждый из адептов и монахов этого духовного святилища.
Теперь Иисус обрёл ещё какие-то страницы мистического посвящения. Он умел теперь оказывать непреодолимое влияние на своих учителей и прочих неофитов благодаря исключительному превосходству над всеми живущими в этом мире. Но сам не ощущал и не выказывал никакого превосходства, потому как человек не рождён командовать, или распоряжаться судьбами окружающих, равно как и своей судьбой. Хотя знал и понимал он, что каждый из живущих выбирает сам свою дорогу. Часто оставшись один в келье, стоя на коленях у пламени, Иисус произносил только одно:
– Отец мой, я не делаю то, что хочу, а чего не хочу – то делаю! Да будет воля Твоя, а не моя. Не даждь мне уснути во греховной смерти!
Надо сказать, что в этой храмовой пещере, находящейся недалеко от Мёртвого моря, уже с древних времён была школа ессеев, но никто их пока не трогал. Внешние переселенцы-кочевники и даже осёдлый народ Малой Азии не знали и не интересовались, почему ессеи устроили школу в пещере, превратив её в свой монастырь.
Это всегда осталось исторической тайной, потому как ессеи никогда никому не говорили о своих делах. Многие из них жили совсем недалеко, в городке Енгадди, тоже находящемся вблизи Мёртвого моря. Также людей этих можно было встретить в любом конце Израиля, а практически о них никто ничего не знал. В мир обычных людей доходили только отдельные разномастные слухи, но никто толком сказать ничего не мог. А сами ессеи не любили промывать косточки своему племени среди любопытствующих чужаков. И этого неписанного правила никто не нарушал.
– Они служат Богу с великим благочестием, – старались высказать своё мнение израильские мудрецы об этом народе. – И чисты перед Единым Яхве совсем не какими-то внешними жертвоприношениями, а очищением своего собственного духа. Они бегут из городов и прилежно занимаются мирными искусствами. У них не существует ни одного раба, они все свободны и работают одни для других.[26]
Но что для внешних насельников этих мест было чуть ли не чудом, для самих ессеев являлось обычными жизненными обязанностями. В общине присутствовали довольно строгие правила. Ессеи даже не каждого принимали в свою школу. А то, что почти каждый из них обладал пророческими инстинктами, было для них ничуть не удивительно.
– Что делать в мире, если многие там продолжают поклоняться либо Мамоне, либо Золотому тельцу, что, в сущности, одно и то же? – не раз повторял Закхей. – Человек может только тогда считать себя человеком, если живёт и работает не ради денег. И тогда деньги сами начинают работать на этого человека. Ведь любая денежная сумма – это та самая бессмысленная энергия, которая направится только туда и послужит тому, что скажет и сделает управляющий этой силой человек. Если же любой из живущих подчинится волне бессмысленной энергии, то в потоке безысходности почти сразу же отыщет свой конец.
Эту фразу послушник запомнил, как один из первых уроков, сделанный учителем. Ведь если Закхей привёл его к себе ещё мальчиком, видимо ни у кого среди учителей не возникало никогда сомнения в содеянном. А именно: Иисус рождён был для постижения мира через учения старцев. Подрастая, послушник понимал, что должен исполнить те повеления Отца Небесного, ради которых люди приходят в эту жизнь. Ради которых была жизнь дана и ему самому, но до конца своей роли, какую надобно было исполнить, он пока ещё не знал.
Самым важным постижением для него было обучение вечерним молитвам, недопускание в сознание лжи, словоблудия, и умения ловко выворачиваться из затруднительных ситуаций. Послушник почти сразу обучился честности, открытости, поскольку от рождения был серьёзным ребёнком, за что его, вероятно, взяли в школу, которая находилась в пещере ещё и потому, что только в таких условиях человек постигал кротость и молчаливость.
Правда, поначалу пришлось всё-таки побороться с возникшими откуда-то словоохотными демонами, пытающимися отвлечь и оторвать мальчика от учения, мол, не всё и не всегда получается сразу и не лучше ли самые важные дела вместе с мистериями отложить «на потом», как вещи, которые должны дождаться своего часа. Но не для этого отпустили его родители, и не для этого соглашался он сам на посвящение тайных наук. Только тогда он сможет что-то сделать для этого мира и умножить уже существующие знания.
Что ожидало его после обучения, Иисус пока не представлял и не задумывался. После прохождения обучения ессеи могли жить в любом месте, в любом городе, но ни один из них никогда не был ни купцом, ни ружейным мастером. Неофит тоже никогда не смог бы стать купцом.
Но он знал, что Отцом Небесным ему уготована необыкновенная дорога. А что его ожидает – станет известно, как только настанет срок. Ведь и мать с раннего детства то же самое говорила. Иисус был уверен, она никогда не оставит сына и к мистерии Великого Посвящения прибудет, вероятно, сюда. Первосвященник Закхей знает это, только пока ничего не говорит. Значит, время ещё не настало, и не промелькнула небесная звезда, предсказанная Гермесом Трисмегистом.
С самого начала обучения Иисус, пришедший в мир Сыном Человеческим, знал, что мог только здесь, именно в земной школе узнать мудрость посвящённых, которая стала много веков спустя матерью любой религии, не допускающей ненависти и церковного лицемерия. Ведь не религия нужна Богу, а вера человека! Как раз религия может и сумеет людей разобщить, превратить их в братоубийц, извращенцев и садистов, прикрывающимся крестом для оправдания насилия, но вера и любовь объединят всех. И это было главным законом.
Радостным развитием знаний Иисуса послужило знакомство с Божественным величием мысли Моисея, которому без благословения ничего не было бы дадено. Ведь религиозное единство пока что существовало только в Израиле, а человеческая сущность – есть образ и подобие Бога. Если человек подходит к падению в бездну, его необходимо спасти. Тайны, раскрываемые ессеями перед молодым послушником на берегу Мёртвого моря, казались ему и чудесными, и знакомыми.
Особенно когда-то уже слышанное, узнавалось потом, как истина от рождения, или пришедшее от Бога знание:
– От начала Сын Человеческий был в тайне. Всевышний хранил Его у Себя и проявлял Его своим избранным…[27]
Послушник уже долго жил у ессеев, которые делились с посвящённым не только знаниями, но учили познавать тайны земной природы и существующее всюду Божественное сознание.
Здесь он узнал, что Иерусалим – не самый священный из городов. Что много севернее, за Пелопонесским Понтом, есть страна Гиперборея, где человеки спаслись от потопа. И там, на юге Рипейских гор,[33] была когда-то столица Семиречья или царства Десяти Городов Аркаим. Иисус побывал там вместе с Закхеем, но даже учитель не ведал того, что открылось Сыну Человеческому по ту сторону дверей пирамиды, стоящей в Аркаиме рядом с городским храмом. А кроме этого, что можно было узнать в древнем опустевшем городе, испытавшем на себе пламя онгона?
И город Аркаим, и пирамида со входом в запредельное пространство – только отдельные эпизоды царства земного. Не для этого Иисус пришёл на землю. Ведь каждому даётся жизнь, чтобы сумел человек взрастить свою душу, чтобы смог научиться дарить радость окружающим. Иначе, зачем нужна эта жизнь?
Удивительно, что в той же Гиперборее у скрещения двух рек, впадающих в Пелопонесский понт, находится вход в Аид. Это знают многие из живущих, потому что даже один из греков написал когда-то про виденный им вход в тёмное царство:
«Судно дошло до предела глубокой реки Океана
Там находится город народа мужей кимеррийцев»…[29]
Адепт много думал о том, как народ этой земли сумел жить между входом в подземные владения тёмных ангелов и дверью в обитель Отца Небесного? Может быть, правду о них говорят, что люди задумали всё же принести солнечный свет и тепло в свои жилища. Они бегали по киммерийским полянам, пытаясь собрать свет в ладошки, но у обычных смертных это получается не всегда и довольно плохо, поэтому многие из них от горя обратились в камни и выстроились перед входом в царство тёмных теней и нехороших мыслей.
Почему Иисус не уставал вспоминать об этом? Просто потому, что когда он гостил у Отца своего в царстве света и благодати, мальчик узнал о будущих испытаниях, которые придётся ему перенести ещё здесь, на земле. Значит, надо будет спуститься в то царство темноты. Это не просто испытание мистерией посвящения, а нечто гораздо большее. Но когда это случится, Иисус пока не знал, значит, ещё не настала пора. Значит, жизнь надо принимать такой, какая дадена сейчас и здесь, в этом заветном храме ессеев, не так далеко от священного Иерусалима. Хотя, этот город, скорее готов к предательству, чем к чему-то большему, как и каждый житель этого города.
Иисус подозревал, что жители той страны, где ему пришлось увидеть Божий свет, не готовы ещё к подвигу. Ему пришлось беседовать с тамошними священниками на Пасху. Он тогда ещё совсем мальчиком был, но Всевышний Саваоф с ранних лет позволил Иисусу понимать и принимать мир таким, как есть, а не смотреть на всё происходящее в розовом цвете. Может быть, это для людей тоже было бы намного лучше, потому что любой человек должен чувствовать себя с самых ранних лет личностью, а не живой игрушкой родителей.
Когда-то мама, услышав это соображение, пыталась возразить, что человек тогда разучится радоваться жизни и удивляться всему, что происходит вокруг. Но ведь Иисус не разучился же?! Разве остальные дети этого мира не такие же? Не сыны Божьи? А если дети Вседержителя, то и бояться нечего. Господь не выдаст – свинья не съест. Хотя с самого детства свиньи подкидывают столько рогаток, что мало не покажется.
Дети, именно дети когда-нибудь сумеют не замыкаться в безвыходном треугольнике. Уже сейчас возникает повсюду потаённая война родителей со своими отпрысками, ведь умудрённый битый жизнью взрослый не согласится на то, что какой-то малыш соображает больше, лучше и вернее, чем он, видавший виды и вкусивший невкушаемого?
Перед человеком есть каждый день выбор: как поступить! И только человек может сделать выбор, только он строит жизнь так, как выбрал. Зачем же тогда в самые трудные моменты обращаться к Богу и даже обвинять Всевышнего во всех, выбранных человеком, грехах? Или очень нужен «ответственный мальчик для бития», на которого свалить все свои проделки просто необходимо?!
Господь Саваоф не предлагает сынам своим ничего мерзостного, пакостного и отвратного. Зачем же человек, выбрав свой путь, обвиняет всех, и даже Господа, только не себя самого? Так принято в этом мире? так положено? так все делают? так поступают?.. Может быть, и все. Только дети, ещё не сломленные развращёнными родителями, сумеют найти правильный выход и беспечальное решение, которое устроит всех.
Возможно, это чувство и умение принимать решения – самое первое, что узнал Иисус, родившись на свет. Видеть то, что не могут увидеть взрослые, это не только дар, но и ответственность пред теми, кто обратится за помощью.
– В этом нет ничего сверхъестественного, но есть в природе преодоление каких-то явлений, – делился однажды с послушником один из старцев. – Это преодоление, неуловимое для наших физических чувств, должно стать для тебя родственным.
Объединение души и материи на гранях видимого и невидимого, представляющий собой две стороны единой жизни, заключается в Духе, ибо если мы поднимаемся к вечным началам, к первопричинам, мы найдём, что истина природы объясняется законами разума, а законы жизни постигаются только самопознанием, опытным изучением души на той же грани.
Это просвечивание невидимого на границах видимого. Поскольку всё, невидимое нами, существует без нас, оно не должно доказывать своё существование, ибо все доказательства и стремления убеждать кого-то в своей правоте – это стрельба из пушки по воробьям. Поэтому в войне доказательств никаких побед тоже не бывает.
Иисус вспомнил, что в одной древней сказке дух тьмы, Кощей Бессмертный, показывает похищенной красавице дерево, хвастаясь при этом, мол, вот дерево, на котором листья серебряные, а яблочки золотые. Девушка подняла удивлённые брови и просто спросила: «А зачем?». Дух тьмы ничего не мог ответить девушке, кроме как, вот листья серебряные, а яблочки – золотые.
Что же касаемо нереального, неосязаемого, то тут тем более сложно, потому как человек чаще всего не соглашается верить в материальное существование Взгляда, Запаха, Мечты, Мысли.
Каждому живущему при одном только физическом состоянии сознания очень трудно понять реальность невидимого. Но для высшего духовного сознания физические и ощутимые явления кажутся такими же нереальными, несуществующими. Соединение же материи физической с душой нашей происходит только с помощью Духа Божьего. И если мы поднимемся к нашим вечным началам, то поймём, что вся природа объясняется законами Разума, а законы Жизни познаются с изучением души нашей.
Любому разумному отпущена своя доля и своё постижение мира, поэтому послушник ничуть не удивился, когда старейшины приказали ему готовиться к четвёртой ступени посвящения. Каждый из общины мог получить только три ступени. К четвёртой же допускались в общине очень редко, и только те, кто особенно заслуживал такого доверия в повседневной человеческой жизни. Существуют ли после этой высшей ступени, ещё какие элементы посвящения, Иисус не знал, но подозревал, что действительно существуют и далеко не одна ступень. Иначе не было бы в народе такого понятия: век живи – век учись.
О, это была самая заветная мечта адепта, потому что именно с познанием приходит умение чувствовать мир во всех его гранях. Но знание без духовной чувственности и проникновенности ничтожно само по себе, поэтому необходимо воспитать и разбудить в себе те чувства, которые помогут дальнейшему познанию и отдачи себя самого для указания дороги в тот самый потерянный рай, о котором продолжают тосковать люди.
Мистерия посвящения должна была произойти в том же храме, но перед этим обязательно должно было быть исполнено литургическое Богослужение. Перед такими великими праздниками никто из ессеев не спал, да и не смог бы, наверное, потому что энергетика предстоящего посвящения заражала всех.
Молитвословие началось с раннего утра, когда ещё ни один петух в Енгадди не прокричал к заутрене. В одном из пещерных залов, высеченных в недрах горы, куда в начале мистерии не допускался почти никто, собралась вся община. Возле пещерных стен находилось несколько сидений, вырубленных из камня, на которых сидели старейшины. Одетые в расшитые красными узорами льняные одежды и закрывшие по случаю праздника головы тяжёлыми покрывалами, а лица шёлковыми сударитами,[30] старейшины выглядели величественным собранием судей во время поднебесных свершений.
