Иногда мне приходит в голову далекий, казалось бы, от насущных жизненных потребностей вопрос: почему иные виды животных вымирают или прозябают кое-как, а другие в то же время благоденствуют? И почему одни племена и народы добиваются многого, а другие влачат жалкое существование? И уж заодно: почему одни люди живы, здоровы и успешны, в то время как другие ничтожны и несчастны, если вообще не мертвы?
Это уже не один вопрос, а три. Ну да все равно.
Я скажу вам, почему так происходит. Это везение. Просто везение.
Биолог-эволюционист заговорит о межвидовой и внутривидовой борьбе, о редчайших полезных мутациях и так далее, а я спрошу: что такое полезная мутация, как не случайное и совершенно незаслуженное везение? Социолог будет долго толочь воду в ступе насчет экономических факторов, вытекающих из географии и менталитета конкретного народа, а я опять-таки спрошу: разве эти факторы – следствие ума или доблести? Отнюдь. Какой-то народ в давние времена завоевал какие-то земли – а ведь запросто мог проиграть ключевую битву и с ней всю войну, причем сплошь и рядом по идиотской случайности. Не проиграл, захапал территорию, пригнул побежденных – значит, повезло. И с менталитетом то же самое. Есть народы-воины, народы-труженики, народы-хитрованы, народы-лоботрясы и так далее. Всяких хватает. Как узнать заранее, какой народ просуществует тысячелетия, а какой исчезнет? Доблесть, ум, пронырливость, внутренняя спайка – на эти материи, взятые сами по себе, я не поставлю и гроша. Просто стечение обстоятельств. Соответствуют стоящие перед народом задачи его менталитету – значит, счастье привалило. Следует рывок, а за ним, глядишь, и блистательный взлет.
Что уж говорить об отдельной личности! Некоторые, правда, бубнят, что помимо «счастливого случая» важны способности и трудолюбие, и я соглашаюсь: да, важны. Но они тоже производные от генов, а значит, случайный фактор. И все эти качества ни черта не стоят, если нет везения прямого, непосредственного, грубого, как кость, брошенная бродячей собаке: жри, скотина! Благодарить только некого: Фатума не существует. Есть только случайности.
Мне везло. Во-первых, я не погиб в войне с землянами на Тверди. Во-вторых, меня там не было, когда разыгрались события, вошедшие в историю Тверди под названием Беспорядков, хотя по сути это была малая гражданская война. Я тогда был на Марции. В-третьих, я уцелел, когда неизвестные силы как следует «пропололи» Марцию. Меня спасла толща самой планеты и географическая близость к ближайшим Вратам.
Большинство населения Лиги Свободных Миров полагает, что Марцию угробили земляне. Я так не думаю – и тому есть причины, – но помалкиваю. Доподлинно известно, что Земля имеет туннельное оружие, и этого оказалось достаточно, чтобы добрый миллиард людей в бывших галактических колониях Земли содрогнулся от гнева и ужаса. Подумать только! Земляне пошли на чудовищное преступление, решившись одним ударом разделаться с единственным конкурентом! Неспровоцированно! Пусть Марция втихую помогала Тверди и другим колониям, пусть немало способствовала обретению ими независимости и тут же подгребала их под себя, пусть технологически развивалась с такой скоростью, что уже становилась могущественнее Земли, но ведь войну-то она не начинала! Отгородилась гипербарьером и накапливала силы.
Ищи, кому выгодно, – этот постулат никто еще не отменял.
Выгодно было землянам. Казалось, они не имели реальной возможности нанести прямой удар по Марции, – ан прямого удара и не потребовалось. Во Вселенной полным-полно энергии, а туннельная бомба – как раз то, что иногда может высвободить эту энергию.
Телескопическая звездочка в созвездии Каминных Щипцов – вот как выглядел для жителей Марции ближайщий к ней двойной пульсар с каким-то там цифро-буквенным индексом по каталогу. Две нейтронные звезды, кружась в бешеном хороводе, излучали, естественно, гравитационные волны, за счет чего мало-помалу сближались и еще активнее теряли на излучение энергию орбитального движения. Обычное дело, таких звездных пар в Галактике хватает. И все они кончают одинаково: рано или поздно нейтронные звезды падают друг на друга и, сливаясь, коллапсируют в черную дыру. Предсмертный электромагнитный вопль проваливающейся в никуда материи обычно краток, не более секунды, но как минимум сопоставим по силе с излучением всей Галактики.
Так и вышло.
Вдобавок Марция оказалась почти точно на центральной оси джета – узкой струи с наиболее мощным и жестким гамма-излучением. При расстоянии до пульсара, оцененном в двадцать два парсека, на планете не могла уцелеть никакая жизнь, исключая, может быть, микроорганизмы в толще горных пород на значительной глубине.
При этом научники Марции знали совершенно точно: ничего подобного в нашу эпоху произойти не должно. Ну никак не должно! Двойной пульсар был давно известен, параметры орбитального движения изучены, расчетное время слияния нейтронных звезд во всяком случае превышало шесть-семь миллионов лет. Уйма времени! Живи да радуйся! Да вся история человечества как биологического вида не один раз укладывается в этот срок! Что такое шесть миллионов лет для человека? Вечность. А для государства? Тоже вечность.
Пожалуй, даже вечность, помноженная на вечность.
Но случилось то, чего по всем канонам физики не могло случиться. Нейтронные звезды слились, породив гамма-всплеск. Отнюдь не рекордной интенсивности. Средненький.
Ни и слабого было бы вполне достаточно.
Для немногих уцелевших феномен разгадывался однозначно: вмешательство извне. Туннельная бомба, и только она. Что же еще могло вызвать гибельный для Марции катаклизм?
Война без объявления и ответных действий. Какие уж там ответные действия! Хлоп! – и все кончено. Одним ударом.
Это даже не война. Ведь не воюет же человек с тараканом, пристукивая его тапком! Он просто безнаказанно убивает жалкое насекомое из общих понятий о санитарии.
И полагает совершенно искренне, что теперь ему станет легче жить.
Пока Марция накапливала силы для неизбежной схватки с Землей за доминирование в Галактике, земляне нанесли упреждающий удар. Подлый и неспровоцированный.
Погибли десятки миллионов. Спаслись десятки тысяч. И каждый спасшийся люто ненавидел Землю, проклинал Землю, жалел о том, что Марция не начала войну первой. Среди тех, кто успел улизнуть с Марции через Врата, оказалось немало людей с поврежденным рассудком, но и те, чья психика отделалась лишь контузией, то впадали в оцепенение, не в силах поверить в случившееся, то принимались вопить и бесноваться, выкрикивая проклятия землянам вперемежку с именами погибших детей, жен, мужей, родителей…
Здравые мысли пришли со стороны тех, кто принял у себя беженцев. Земля? При чем тут Земля? Каково расстояние между Марцией и источником гамма-всплеска? Двадцать два парсека? Иными словами, чуть более семидесяти световых лет? Ну-ну. То, что земляне применили туннельное оружие задолго до того, как о нем поползли первые темные слухи, еще полбеды. Интереснее другое: Земля, выходит, атаковала Марцию еще в те времена, когда та считалась лояльной процветающей колонией и еще даже не думала отгораживаться гипербарьером! Небывальщина. Нонсенс. Закон причинности неумолим: следствие не может опережать породившую его причину. Нет, Земля никоим образом не могла быть виновницей гамма-всплеска, погубившего Марцию!
Но кто же тогда?
Кто?
Небольшой, но уютный домик в полосе тенистых рощ к северу от Нового Пекина, казалось, был окружен только живой изгородью, но в ней пряталась проволока, а поверх кустов наверняка раскинулась сеть невидимых лучей, преодолимых разве что для мелкого насекомого. При въезде меня тщательно проверила охрана.
– Живой? – Бывший президент Тверди ходил вокруг меня, затем рискнул дотронуться. – Нет, правда живой… Удивительно. Даже не верится. А я уж невесть что себе вообразил. Это ты хорошо сделал, что жив остался.
– Я тоже так думаю, – невесело усмехнулся я.
Мы обнялись. Потом выпили по полстаканчика настойки из ягод брюкводрева. Пробрало.
– Отец…
– Сын.
– Как мама?
– Уже знает, что ты цел. Как это было?
Мне не хотелось вспоминать и не хотелось рассказывать. Я сжал повествование до нескольких фраз.
– Очень просто. Никто ничего не ожидал, конечно же. Сам знаешь, в таких случаях никто никогда ничего не ожидает. Внезапно отрубилась связь с половиной планеты. И еще пошли сбои в электроснабжении – там же единая сеть, не то что у нас. Ну, ясное дело, первая мысль: авария, ничего страшного, починят… Потом небо на горизонте осветилось… нехорошо так осветилось, пугающе. Я понял: катаклизм. Вовремя понял, надо сказать. Ноги в руки – и к Вратам, пока они еще действуют. Не был бы я темпирован – нипочем не успел бы.
Отец налил еще – мне снова полстакана, а себе чуть-чуть.
– Выпьем, сынок.
Я не заставил просить себя дважды. Мне было необходимо выпить. Как ни старался я прийти в себя в течение многих дней, а все-таки еще не пришел окончательно.
– Наверное, чувство самосохранения у меня могучее, – невесело пошутил я, заев жгучую жидкость ягодами.
– Разве это плохо? – возразил отец. – У тебя позади война, партизанщина, спецоперации. Ты подготовлен и к ожидаемому, и к внезапному. Был шанс – и ты его использовал. Это нормально.
– Только что ты удивлялся, – напомнил я.
– Правда? Ну, это все равно. Расскажи подробнее.
– Вместе со мной спасся один теоретик, он грубо прикинул, сколько энергии доставил на Марцию гамма-всплеск. Примерный эквивалент – одна десятимегатонная бомба на каждый квадратный километр поверхности. Само собой, на освещенной гамма-всплеском стороне планеты не осталось ничего живого. Теперь представь ударную волну в атмосфере. Она пошла на теневую сторону. Бурлящая огненно-бурая стена. Бурая – это из-за двуокиси азота. Компоненты атмосферы вступили в реакцию. – Я помолчал. – Честно говоря, я не понимаю, почему с планеты вообще не сорвало атмосферу. – Помолчал еще немного и добавил: – А может, и сорвало…
Варлам Гергай тоже помолчал, пытливо глядя мне в лицо. Вероятно, он не мог сразу понять, почему я рассказываю так сухо. Но все же понял и налил мне еще. Я выпил.
Нет таких красок, чтобы описать то, чему я был свидетелем и участником. А если есть, то я знал, что не смогу ими воспользоваться. Психика не выдержит. То, что творилось у Врат, мне вовек не забыть. Население высокоразвитых миров паникует ничуть не меньше, чем мы, низкоразвитые. Может быть, больше. Цивилизованным вообще свойственно чересчур высоко ценить свои жизни.
Если бы не паника, спаслись бы еще тысячи. Все Врата Центрального Узла работали от резервных источников питания, они продолжали работать, видимо, до самого конца, и если бы удалось организовать грамотную эвакуацию… А! Кто стал бы ее организовывать? Ни времени, ни подготовленного персонала. Лишь обезумевшие толпы одетых кое-как людей, бешеные драки за право пройти первым, плотные пробки из тел в дверях и прочих узостях, звериный рык, хруст ребер, пронзительные крики женщин, детский плач, топтание упавших…
Я не хотел вспоминать об этом, и Варлам Гергай понял меня. Много ли толку с того, что я спас, вытащив буквально из-под ног толпы, женщину с грудным ребенком? Их спас, а кого-то ведь и убил этим действием. Наверное. Сбитый ударом моего кулака ополоумевший мужчина в одном исподнем был, наверное, затоптан. Да что там говорить, спасся я – значит, не успел спастись кто-нибудь другой.
Говоря откровенно, и сам-то я спасся только потому, что уже был в бегах целых тридцать минут и на всех парах несся к Вратам. Но об этом, а главное, о том, что предшествовало моему бегству, я совсем не хотел вспоминать.
Хорошо еще, что все жизненные процессы человека на Марции протекали втрое-вчетверо быстрее, чем на любой другой планете, а проще говоря, все население было темпировано. Если бы не это, спасшихся было бы куда меньше. Очень многие просто не успели бы добраться до Центрального Узла.
Эвакуировались на Твердь, на Дидону, на Новый Ямал, на Хлябь и так далее – на все планеты Лиги Свободных Миров, связанные с Марцией стационарными гиперпереходами. В дикой спешке операторы Центрального Узла пробили несколько временных гиперканалов; я воспользовался одним из них. Врата открылись на Тверди, но лишь полный идиот счел бы удачей это обстоятельство. Прорвавшиеся во Врата люди оказались в песчаной пустыне, в полдень, в сухой сезон. Врата медленно дрейфовали над волнистым песком, а люди выпрыгивали и выпрыгивали из них – ошалевшие от страха, мало что соображающие, не понимающие еще, удалось ли им спастись или нет.
Я тоже этого не понимал.
Песок обжигал. Солнце палило. Врата дрейфовали, из них вываливались люди. Это продолжалось минут двадцать пять независимого времени.
Затем Врата исчезли.
Последней из них выпала женщина средних лет и сейчас же истошно закричала, забегала, ловя руками что-то невидимое и несуществующее. Не знаю, кто у нее остался на той стороне. Муж? Дети? Престарелая мать? Не знаю. Никто не обращал на нее внимания, все спасшиеся стенали на разные голоса и совершали разнообразные бессмысленные действия. Никто поначалу не обращал внимания на жгучее солнце и раскаленный песок. Наверное, каждый из этих людей потерял кого-то из родных, но это было еще не самое худшее. У людей отняли их мир. Навсегда. Бесповоротно. Жизнь спасена – но жизнь и рухнула. Пустота…
Я выждал немного времени – ровно столько, чтобы люди выплакались и накричались, но чуть меньше, чем надо людям для того, чтобы в их головы забралась мысль о самоубийстве от отчаяния и полного отсутствия перспективы. Перспектива-то была.
Я выждал – и гаркнул. Природа не обидела меня мощью голосовых связок. Я орал грубо, как фельдфебель на плацу, и люди начали стягиваться ко мне. Из них я выхватывал наименее потерянных и отдавал им распоряжения. Кое-кого пришлось подбодрить оплеухой. Мне, даже не марцианину, выпало стать стержнем для кристаллизации аморфной человеческой массы просто потому, что иного стержня не нашлось. И ладно, решил я. Справлюсь не хуже других.
Я справился. Опыт сам по себе великая вещь, а военный опыт – сугубо. Из толпы в две с половиной тысячи человек я был, наверное, единственным, кто воевал и умел командовать. Для начала я пошевелил ногой песок там и сям – оттуда выскочила многоножка знакомого вида. Медленно выскочила – она ведь не была темпирована, жила в привычном времени… Ага, значит, мы точно на Тверди, ошибки нет. Плохо, что в пустыне. Придется как-то выкручиваться.
Наведение порядка потребовало времени. Ускоренная жизнь марциан – не всегда преимущество. Темпированный человек может двигаться втрое-вчетверо быстрее человека обыкновенного, а значит, меньше обжигается о песок, но ведь и воду темпированный потребляет в соответствии с ненормальной скоростью всех процессов в организме. А воды у нас не было.
Солнце, стоявшее поначалу в зените, немного сползло вниз к тому времени, когда я навел какое-то подобие порядка, и я уже мог ориентироваться по сторонам горизонта. Прежде всего: в какой мы пустыне – Восточной или Прибрежной? Если первое, то плохи наши дела. Если второе – можно побарахтаться не просто так, а с хорошей надеждой на удачу.
Никакого транспорта. Никакой связи. Никакой пищи, а главное, никакой воды. В первый же час случилось несколько солнечных ударов. Я буквально заставлял людей обматывать головы тряпками, безжалостно конфискуя излишки одежды у тех немногих, кто имел такие излишки. Я бил по морде слабых духом и заставлял двигаться. Жаль, что у меня не было палки, – тогда мне не пришлось бы бросить нескольких слабаков, ни в какую не желавших двигаться. Я бросил их, потому что должен был спасти остальных.
Кончился день, долгий как вечность. Ночь принесла прохладу. В свете двух лун и Карлика мы выбрели к пересохшему руслу и двинулись по растрескавшейся глине. Никто не искал нас на Тверди, и мы должны были сами выйти к людям – или умереть.
Дети хныкали и просили пить. Многие взрослые вели себя не лучше. Наверное, им никогда в жизни не приходилось терпеть. Я успокаивал одних, угрожал другим, подбадривал зуботычинами третьих. За ночь от нас отстало еще несколько человек. К сожалению, я не мог убедить всех сломленных в том, что они не сломлены. Я-то знал, когда человек бывает сломлен по-настоящему! Эти люди просто пали духом – поправимое дело! Но их было слишком много, а я – один.
Не спать! Идти! Днем будет стократ тяжелее, поэтому нужно пройти за ночь как можно большее расстояние! Долгая-долгая ночь для темпированных… Адская ночь. Я позволял людям лишь короткие привалы. Ничего, пусть умучатся! Природа не терпит пустоты, поэтому будем вытеснять отчаяние усталостью! Вперед! Шире шаг, сволочи, нытики, ублюдки, дармоеды!..
Сухое русло выписывало пологие меандры. В общем оно вело на юг, но куда конкретно – я понятия не имел. Что, если этот временный водоток исчезает в пустыне? Тогда смерть. Обманутые люди, пожалуй, растерзают меня, и это будет лучше, чем умирать от жажды…
На рассвете с юга пахнуло морем. В полдень нас заметили с рыбацкого суденышка.
– А досталось тебе, – сказал отец не сочувственно, но констатирующе. Он знал, что я не потерплю и тени сочувствия к себе. – Но знаешь, ты спас кучу людей.
– Ну, спас и спас, – буркнул я. – Так получилось. И ты бы спас, если бы пришлось. К чему эти слова?
– К тому, что я не удивлен. Сын у меня что надо. Выпьешь еще?
– Да.
– Кстати, ты уверен, что Тверди не грозит этот гамма-всплеск?
– Абсолютно. Где Марция, а где мы. До нас излучение доберется при моих праправнуках, да и то мы не попадем в джет, а вне его энергетика совсем не та. Где у нас на небе Марция? В созвездии Кота. А где источник гамма-всплеска? В созвездии Плуга. Вот так примерно, глянь. Мы совсем не на одной оси. Бояться рано, а может, и вовсе не надо…
Я показывал на пальцах наше взаимное расположение в галактическом пространстве и старался не думать о тех, кого я не довел до моря, не смог довести. И о тех, кто умер на пустынном берегу, прежде чем здоровенная ржавая баржа, выполнявшая функции спасательного судна, забрала нас. Я знал, что смогу заставить себя не вспоминать о них. Потом. Попозже.
А пока мне надлежало как следует выпить.
– Помнишь, как мы с тобой вот так же сидели, бывало, под пивко? – спросил Варлам.
Я кивнул. Были времена – и прошли. Теперь моему отцу, экс-президенту и лидеру оппозиции, здоровье не позволяло как следует поддержать компанию. Пиво он вовсе бросил пить, чтобы не росло брюхо. Крепкие напитки еще употреблял, но крайне умеренно. Я прожил на Марции два года и благодаря темпированию постарел лет на семь, а мой отец, никуда не отлучаясь, живя с нормальной человеческой скоростью, выглядел так, будто прошло аж целое десятилетие. Политик – притягательная для многих и вредная для всех профессия.
– Я хотел бы знать, как устроят спасшихся с Марции, – заявил я.
– Об этом теперь не у нас голова болеть должна, – с деланой небрежностью возразил Варлам. – Ты уже спас их, чего тебе еще? Не переживай, их устроят как надо. Они же все-таки марциане… не балласт. Пригодятся. Среди них ведь небось ученые есть, инженеры, квалифицированные рабочие… Не будет Игнатюк дураком, так пристроит их к делу… если только их от него не переманят. Но об этом после…
Было видно: отец жалеет о том, что гибель Марции не пришлась на время его президентства. Вышел бы интересный расклад. С другой стороны, Савелий Игнатюк, нынешний президент Тверди, тоже был замазан, пусть формально, в борьбе против Земли – и именно с ней ему теперь придется иметь дело, поскольку второй игрок – Марция – навсегда выбыл из борьбы. Невероятно ускоренная, быстро обгонявшая в развитии Землю цивилизация была – и вся кончилась. Расклад сил в Галактике изменился радикально. Не знаю, устроили ли земляне у себя всепланетный фейерверк на радостях. Я бы на их месте устроил.
– Если Земля вновь предпримет вооруженное вторжение, нам не устоять, – сказал я. – Она раздавит нас шутя и снова станет для нас метрополией.
– Расслабься, – вяло махнул рукой отец. – Не станет. Что мы для Земли? Источник скандия, и только. Майлз Залесски торговал скандием с Марцией, теперь опять будет торговать с Землей. Что было до восстания, то и будет, только вместо Администрации – самоуправление. На Земле за это время тоже чуток поумнели, их устроит формально независимая Твердь. Чего ради тратить деньги и лить кровь? Ты пей, пей.
– А ты?
– Капельку. – Он сам плеснул себе на донышко. – Ну, давай за Твердь!
– За Твердь!
Настойка обожгла пищевод. Я потянулся за маринованными улитками.
– Значит, все возвращается на круги своя?
– Все развивается по спирали, – наставительно заметил отец. – Как ни крути, а все-таки мы вскарабкались на новый виток. Полной независимости, о которой мы мечтали, не получилось и не могло получиться, но сейчас… Сейчас мы свободнее… чуточку.
Я удержался от замечания о том, сколько крови было пролито за эту «чуточку».
– А народ?
– Слушай, ты как ребенок прямо! – рассердился отец. – Народ? Что такое народ? Он то, что мы из него делаем. Счастлив ли он? Куда там! Народ не бывает счастлив. Ни-ко-гда! – Он помахал пальцем перед моим лицом. Кажется, его слегка развезло. – Но мы убедили его в том, что он стал свободнее! Ты, конечно, скажешь, что он этого не чувствует. А я тебе скажу: народ чувствует то, во что верит. В прежней Администрации сидели дураки, ха-ха. Это надо же додуматься – иметь один радиоканал и несколько чахлых газетенок на всю Твердь! Теперь у нас гораздо больше возможностей для убеждения. Телевидение, пресса, прочая культура… Твоя мама была министром культуры, ты знал?
– Знал.
– А потом начались Беспорядки. – Отец пригорюнился. – Где-то что-то мы проворонили, и я даже знаю где и что… Не тем людям я доверился… Ладно, замнем. Капни-ка мне еще, чего уж там печень беречь…
– А не хватит ли тебе на сегодня?
– Капни, я сказал!
Я капнул, уже прикидывая, как бы мне поскорее покинуть особняк опального экс-президента. Кажется, несгибаемый Варлам Гергай собирался впасть в состояние слезливой болтливости. Ссориться с ним я не хотел, а поддакивать пьяным слезницам – увольте.
Но я недооценивал своего биологического отца. Выпив, он и не подумал распускать сопли.
– Почему от тебя так долго не было донесений? – спросил он.
Не «известий», а именно «донесений». Отец сохранил точность в формулировках. Работа прежде всего. Черные корабли в небе Марции. На этой планете их замечали чаще, чем где бы то ни было. Загадка из загадок. Ребус-фактор.
– Не о чем было доносить, – сказал я. – Ничего нового. Последние месяцы вообще никаких новых свидетельств. Как будто они вообще исчезли, эти черные корабли.
– А твои информаторы?
– Я знаю столько же, сколько они. А ты знаешь столько же, сколько я. По-видимому, марцианам так и не удалось установить, что же это за объекты – черные корабли. Не по зубам оказалась задачка.
– Уверен?
– Я уверен только в том, что теперь марциане не обставят нас в этом деле, – пробурчал я. – Некому обставлять.
Отец дернул углом рта.
– Только если кто-нибудь из круга посвященных не спасся…
– Вероятность мала, – возразил я. – Согласен?
Он счел полезным напомнить мне, что и малую вероятность в нашем деле нельзя сбрасывать со счетов. К старости многие люди становятся до отвращения дидактичными, им кажется, что они приносят миру бездну пользы, изрекая банальности. Жаль, что старость начала наваливаться на отца так скоро. А каков был!.. Варлам Гергай, один из лидеров Сопротивления, бесстрашный боец и умный тактик, сумевший превратить поражение в победу, первый всенародно избранный президент Тверди…
Теперь это осталось в прошлом. Мой отец мечтал, чтобы народ Тверди жил в соответствии с его идеалами, а народ просто хотел жить по-человечески. Лозунги – плохая замена хлебу. Варламу Гергаю не простили голода, коррупции, беспорядков. Потери территории, когда Северный материк отделился и заключил с Землей собственный договор, ему тем более не простили. Он пытался договориться с Марцией о поставке новой партии «темпо» для подавления сепаратизма – и получил категорический отказ. Всенародного президента могли бы и прихлопнуть, не дожидаясь, пока он сам упадет, но как-то обошлось. Смешнее всего было то, что народ бурно приветствовал Савелия Игнатюка, ожидая, что при нем все пойдет иначе. Как именно иначе – это еще могли приблизительно объяснить многие. Почему все должно пойти иначе – не знал никто, да и вряд ли кто-нибудь задавал себе этот вопрос. Неужели только из-за новых людей во власти? В какой власти? Самый могущественный человек на Тверди – отнюдь не президент, а Майлз Залесски. Я знал, что этот розовый старичок еще жив, бодр и по-прежнему управляет промышленной империей, а его сынок Боб, мой студенческий приятель, помогает отцу как толковый, почтительный и вполне лояльный наследник, ничуть не рвущийся вступить раньше времени в права наследства. Повезло старику Майлзу с сынишкой.
Зато моему отцу не повезло с мечтой.
Он еще хорохорился, еще не верил, что навсегда вычеркнут из влияния на какие бы то ни было события. Он еще готовился к новому прыжку и решающим боям, а был отработанным материалом, стреляной гильзой. Мне было жаль его.
– Плохой расклад, – сказал он. – Простой расклад. Всегда худо, когда расклад прост, тут особо не поманеврируешь. Нам очень нужны сведения о черных кораблях. Чьи они? Корабли ли они вообще, а если не корабли, то что? А если корабли, то чьи? Сейчас Земля вновь стала главной силой в Галактике. Пусть пока все тихо, но перспектива мне не нравится. Нет противовеса.
Да, подумал я, очень хорошим противовесом была Марция! Забыл преподанный тебе наглядный урок? Марция сколачивала Лигу Свободных Миров, где только она одна была свободна. Остальных она гнула так, что куда там неповоротливым миндальничающим землянам!
Потому что кое в чем она была сильнее Земли. Что же с нами будет, если мы вступим в контакт с цивилизацией, породившей черные корабли? Отдадимся под покровительство тех, кто сильнее землян? Опять?
– Надо во что бы то ни стало сохранить Лигу, – сказал отец. – Обязательно. Без Марции она стала скорее декоративным образованием. Сейчас Земля понемногу начнет прибирать Лигу к рукам, и вот тебе мой прогноз: у нее это получится. На какое-то время, надеюсь, недолгое. Потом начнется второй раунд драки, и в гонг ударим мы. Лиге нужен новый лидер.
– Твердь? – не удержавшись, съязвил я.
– Твердь. Только гораздо более могущественная, чем ныне. Благодаря либо «темпо», либо черным кораблям.
Господи, да он был не в своем уме!
– «Темпо» потеряны, – осторожно понизив голос, сказал я. – Их ведь можно было культивировать только на Марции. О пресловутых черных кораблях как никто ничего толком не знал, так и не знает. Наверняка эту тему копают и земляне, да только вряд ли что-нибудь выкопали. Будь иначе, все отделившиеся колонии почувствовали бы это, и мы не в последнюю очередь. Либо задачка оказалась землянам не по зубам, либо пресловутый ребус-фактор совершенно бесполезен. В смысле, можно знать, но нельзя применить.
– Уверен? – спросил меня Варлам.
– Да. Почти да.
– «Почти» – отвратительное слово, – поморщился он. – Значит, ты не уверен до конца. Ну и правильно, не дурак же ты. Что это такое – черные корабли? Мы должны это знать. Мы должны узнать это раньше других.
Я пожал плечами. Приходилось говорить банальности.
– Версию об оптической иллюзии нельзя рассматривать всерьез, – сказал я. – Оптические иллюзии не защищаются, уничтожая тех, кто напал. Следовательно, приходится признать, что черные корабли материальны, и тут возможны только две гипотезы. Первая: мы имеем дело с нечеловеческой цивилизацией. Вторая: хозяева черных кораблей все-таки люди. Это маловероятно, но теоретически возможно. Рванула же Марция вперед при помощи «темпо». Если какая-то другая группа людей, скажем, население какой-нибудь колонии, начала раньше или если оказавшиеся в их распоряжении средства обладали большей эффективностью, то… все возможно. Чисто теоретически, конечно. Жаль, что это трудно проверить.
– На Марции у тебя не было доступа к секретным архивам?
– Кое-какую информацию удалось добыть через агентов, но результата – ноль. Если в каких-то архивах и хранятся сведения об истоках цивилизации хозяев черных кораблей, то уж точно не в марцианских.
– В земных?
– Конечно. С них бы я и начал, если бы мог.
– Сможешь.
Мне показалось, что я ослышался. Но по тому, как отец держал паузу, я понял, что ослышки нет и что он говорит серьезно.
По-видимому, он собирался дать мне какое-то задание. Не попросить, как отец может просить сына, а именно приказать. Мне! Как будто для политического трупа, каковым он является, еще ничего не было кончено. Можно подумать, я был обязан выполнять его распоряжения!
Хотя, если взглянуть на это с другой стороны… чем еще мне заниматься?
Но – как? Та сеть, что я сплел на Марции, перестала существовать вместе с марцианской цивилизацией. Может быть, уже сплетена новая сеть – на Земле – и мне остается только подключиться к работе под каким-нибудь прикрытием?
– «Темпо» тебя больше не интересуют? – спросил я.
– Еще как интересуют… Ты еще можешь ускориться?
– Не знаю.
– Лови!
Он швырнул в меня скомканной салфеткой. Комок попал мне в грудь. Я промахнулся, пытаясь поймать его на лету.
Так бывает со всеми, кто возвращается к нормальному ритму после долгого пребывания в темпированном состоянии. Человек все еще воображает, что он может запросто поймать эту самую салфетку несколько раз, пока она летит, но летит-то она теперь втрое-вчетверо быстрее, чем раньше! Точнее, человек теперь реагирует втрое-вчетверо медленнее, но поправка сути не меняет – что в лоб, что по лбу.
– Понятно, – сказал Варлам. – А теперь ускорься.
– Не хочется.
– Неужели и для меня не попробуешь?
Я попробовал. Мне пришлось взвинтить себя, а для этого лучше всего как следует разозлиться на что-нибудь или на кого-нибудь. Злиться я всегда умел, но этого не потребовалось. Я просто вспомнил то, что творилось на Марции в ее последние часы.
Через три минуты независимого времени я вернулся в нормальный ритм. На большее меня не хватило. Я чувствовал себя вымотанным, как после двадцатикилометрового марш-броска с полной выкладкой. Зато голова стала совсем ясной, а от алкоголя в крови, наверное, не осталось и следа.
Отец тотчас набулькал мне стаканчик, предлагая исправить это упущение. Я предпочел сначала отдышаться.
– Убедился? – сказал он. – В тебе еще сидят эти бациллы, еще не все передохли. Теперь слушай: земляне собирают уцелевших марциан и даже не делают из этого особой тайны. Само собой, им нужны не люди, а то, что в них сидит. Ясно и ребенку: они хотят вырастить культуру «темпо». Если у кого-то и могут найтись подходящие для этого технологии, то только у землян.