bannerbannerbanner
Ночные тени

Александр Валерьевич Горский
Ночные тени

Полная версия

Глава 3

Все еще понедельник

– Ну что, парни, предлагаю разделить усилия следующим образом, – предложил Панин, – один из вас выдвигается в адрес к потерпевшему, может, кого дома и застанет. Ну а со вторым мы вместе двинем в район. Сперва пообщаемся с коллегами. С учетом того, что дело от них забрали только сегодня утром, есть шанс, что маршрут передвижения они уже отработали. В любом случае, пройдемся сами, а там по месту решим.

– Угу, то есть ты, Григорич, с родственниками безвременно усопшего общаться не желаешь, – Распашной стоял, засунув руки в карманы и мягко перекатываясь с пяток на носки и обратно, – хочешь все слезосопли на нас скинуть.

– Гена, – Панин укоризненно поморщился, словно недоумевая, как такая глупость может прийти в голову его более молодому коллеге, – сколько я их уже насмотрелся, соплей этих. Тут в другом дело. Парень был молодой, студент, институт у него не абы какой. Догоняешь?

– Не, Григорич, я бегаю плохо. Ты нормально объясни.

– Куда нормальней? – Панин недовольно вздохнул. – Ты сейчас съездишь, с родственниками переговоришь, девяносто девять процентов, что ничего путного они тебе не скажут. Потом ты куда двинешь?

– Куда я двину… – Гена беззаботно пожал плечами, – если погода не испортится, посижу где-нибудь на терраске, пивка попью.

– Двинешь ты в институт, где парень учился. Потолкуешь с его однокурсниками. А однокурсники у него кто?

– Кто?

– Молодежь. Сколько Апраксину было, девятнадцать? Ну, значит, и им так примерно. Девочки симпатичные, мальчики еще жизнью не сильно потертые. Ты в их тусовку прекрасно впишешься. Если кто-то что-то интересное сказать сможет, то, думаю, именно тебе он и скажет.

– Учись, Денис, как грамотно обосновывать, – Распашной добродушно усмехнулся, – вроде, и понимаешь, что тебе на уши лапшу набрасывают, а отказаться уже язык не поворачивается. Ладно. Поеду к родственникам, а потом в институт заскочу. Но там одним днем никак не отделаешься, так что с утра завтра опять в том же направлении.

– Ну, вот и славно, – заключил Панин. – Что, выдвигаемся, или сперва в столовую местную заскочим, перекусим?

– В столовую, – решительно отозвался Малютин, – здесь лучше кормят, чем у нас в министерстве, а цены так вообще трехлетней давности.

***

Полтора часа спустя четверо мужчин сидели в небольшом кабинете с зарешеченным окном на втором этаже управления внутренних дел района Коньково. От кофе, гостеприимно предложенного хозяевами кабинета, Панин и Малютин отказались и теперь внимательно выслушивали всю ту информацию, которой делились с ними районные оперативники.

– Я как раз в ту ночь дежурил. Около часа нас дернули, как раз только чайник поставил, – сидевший у окна светловолосый крепыш покосился на стоящую в углу тумбочку с электрическим чайником. – Ну, что о нем сказать? С виду обычный парень, ничего выдающегося. Одет, как все. Джинсы, кроссовки, ветровка. Все при нем было. Документы, телефон, кошелек. Денег немного, тысячи три с мелочью. Кровищи с него изрядно вышло, конечно. Три раза, получается, его ткнули. Два раза в живот, оба в левую сторону, в район селезенки, и по горлу. Вот с горла кровищи целая лужа натекла.

– Свидетелей, конечно, нет, – предположил Малютин.

– Ну а какие свидетели посреди ночи? – крепыш усмехнулся, – там еще место такое неудачное, не то чтобы парк, скверик, но в любом случае до ближайших окон метров двести будет. Да и собачники уже все домой ушли. Так что никто ни ухом ни нюхом.

– А звонок от кого был?

– Нашлась дамочка одна с повышенным героизмом. Она от метро шла и углядела Апраксина этого. Он же перед тем, как упасть, с асфальтовой дорожки шаг в сторону сделал, на газон, а затем так завалился, что разве что его кроссовки и можно было разглядеть. Освещение там не очень, один фонарь на входе в сквер, другой на выходе. Ну, или на другом входе, смотря с какой стороны идти. Хорошо, кроссы у него белые были. Вот она их и заприметила, более того, не побоялась подойти, да посмотреть, что случилось. На этом, правда, у нее героизм закончился. Мы, когда приехали, дамочка эта уже домой ускакала, мы ее потом еле из квартиры выдернули, чтобы показания зафиксировать. Хорошо, хоть позвонить сумела, а то он бы там до утра мог валяться. Метро-то в час закрывается, кто там среди ночи ходить будет. А так хотя бы время смерти точно определить можно.

– Камер наблюдения в этом сквере, я так понимаю, тоже нет?

– Естественно, – радостно закивал хозяин кабинета, – так что, парни, скажу вам, как есть. Очень и очень рад, что вы это дело у нас забираете. Я, правда, краем уха слыхал, что оно на Петровку пойдет, а тут надо же, главное управление. Если не секрет, с чего вдруг такой интерес к этому мальчонке? Вроде, предки у него люди не шибко приметные.

– Почему оно к нам попало, это я тебе могу объяснить, – усмехнулся Малютин, – одну особо энергичную следачку из городского управления, ту самую, которая твоим Апраксиным заинтересовалась, дернули наверх, в главное. Ну а она, не то в силу своей энергичности, не то по другой какой причине, в это дело вцепилась и так вместе с ним в новый кабинет и переехала.

– Надо же, и такое бывает, – удивился молчавший все это время второй районный оперативник, худой и высокий, с усталым лицом человека, только что отработавшего ночное дежурство, – видать, чует дамочка быстрое раскрытие. Интересно только, на чем эта ее чуйка основывается?

– Вот честно, мужики, сами не знаем, – Малютин прижал руку к груди, – во всяком случае, мы пока никакой толковой информации от нее не получили.

– Так ведь оно обычно так и выходит, – вступил наконец в разговор Панин, – опера следакам информацию приносят, чтоб наоборот было, такого я особо и не припомню.

– Но ведь она не просто так за это дело уцепилась, – возразил крепыш, – и потом, мне вот интересно, с самого начала, чего она вдруг этим Апраксиным заинтересовалась? Кстати, теперь это не мой Апраксин, это, слова богу, ваш Апраксин. Ну так что, чего в нем такого удивительного?

Малютин и Панин обменялись быстрыми взглядами.

– Ладно, парни, не скрытничайте, – сосед крепыша по кабинету выбрался из-за стола и, подойдя стоящей в углу тумбочке, включил чайник, – в конце концов, это же неофициальная информация.

– Если неофициально, – после секундной паузы отозвался Малютин, – то есть основания предполагать, что характер нанесенных Апраксину ранений идентичен тем, что уже встречались в других делах.

– Я же говорил, – крепыш удовлетворено кивнул, – у нас у соседей год назад примерно была похожая история. Там, правда, не студент был, бомж какой-то, но горло ему точно так же проткнули. Не полоснули, а именно проткнули. Не часто такое встретишь.

– А соседи, это у нас какое УВД будет? – насторожился Панин.

– Черемушки. Месяц точно не помню, но весной. Либо в конце марта, либо в начале апреля. Снег уже почти весь растаял. Вам к ним заскочить проще, здесь же рядом. Думаю, они эту историю сразу вспомнят.

– Заскочим, – кивнул Малютин. – Вы нам, мужики, вот что скажите, вы маршрут, по которому шел Апраксин, отрабатывали?

– Скажешь тоже, – фыркнул высокий оперативник, заливая кипятком чайный пакетик, – во-первых, так быстро только сказка сказывается, – у нас, кроме этого Апраксина, на каждом по дюжине дел висит. А во-вторых, изначальная версия была – убийство из хулиганских побуждений. А хулиганка, она как делается? Идут разные граждане на встречных курсах, идут себе, а потом пересекаются. И одному гражданину походка другого крайне не нравится, оскорбительной она ему кажется. Ну а что, так бывает, особенно если в себя пол-литра опрокинуть или по вене какую гадость пустить. В итоге крайне оскорбленный гражданин высказывает свое недовольство обидчику, ну а поскольку тот может оказаться не очень понятливым, и одних слов порой недостаточно, для большей убедительности он использует ножик с лезвием сантиметров эдак пятнадцать-двадцать. Два раза в пузо, один по горлу. После чего граждане, те, которые могут идти, конечно, продолжают путь в известном только им одним направлении, а те, которые идти не могут, лежат себе тихонько на травке и дожидаются приезда труповозки.

– Мы ж не школьники, – Малютин недовольно нахмурился. – Ты этот ликбез нам к чему озвучил?

– А к тому, уважаемые «не школьники», – ухмыльнулся ему почти из-под потолка собеседник, – возникает вполне уместный вопрос, если все было примерно так, на фига отрабатывать маршрут потерпевшего? У нас что, были основания предполагать, что его выслеживал наемный убийца или, упаси бог, серийник? С родителями его мы пообщались. Они ничего путного сказать не смогли, во всяком случае, убеждали нас, что врагов у сына быть не могло. Так что, кто его и, главное, зачем мог выслеживать?

– Институт? – уточнил Панин. – Работа? Он же, вроде, в кофейне какой-то подрабатывает.

– Вот туда мы еще не совались, – отхлебнув чая, оперативник расплылся в довольной улыбке, – хорошо горяченького после смены, да послаще. А то как ночь не посплю, так на утро меня подмораживает чего-то.

– Сахар, – буркнул в ответ Панин, вставая со стула.

– На тумбочке, – отозвался собеседник.

– Сахар проверь, – вздохнул Михаил Григорьевич, – бывает, от переутомления уходит, тогда знобить начинает.

Распрощавшись с коллегами, Малютин и Панин вышли на крыльцо. Денис достал из кармана сигареты и закурил, а Михаил Григорьевич тут же уткнулся в экран мобильного телефона.

– Ты там на что засмотрелся? – сделав пару затяжек, полюбопытствовал Малютин.

– А вот гляди, – Панин повернул смартфон экраном к напарнику, – пацан шел примерно этим маршрутом. Не так уж далеко выходит, всего-то пару километров. Да и погода была неплохая, так что смысла вызывать такси ему точно не было. Он же не для того вечерами работал, чтоб потом деньги на такси прокатывать.

– Здесь двумя путями пройти можно, – Денис аккуратно увеличил изображение, – либо с этой стороны дома, либо с противоположной.

 

– Вот мы и пройдемся, – кивнул Михаил Григорьевич, – и с этой, и с противоположной. Посмотрим, какие еще варианты есть, а заодно приглядимся, где по ходу его движения камеры были. Четыре дня прошло. Думаю, записи еще целы, не поздно изъять.

– Ну что же, пойдем пройдемся, – согласился Малютин. – Если повезет, может, чего на камерах и углядим. Вряд ли в первом часу по району много народу шаталось. Все же не пятница.

Оставив машину припаркованной на стоянке, оперативники двинулись к небольшому скверу, расположенному всего в нескольких сотнях метров от здания полицейского управления. Тому самому скверу, в котором четыре дня назад был убит студент второго курса Высшей школы экономики Константин Апраксин.

***

В то самое время, как Малютин и Панин вышагивали по маршруту, пройденному несчастным студентом перед своей гибелью, Крылова сидела в небольшом и не очень уютном кабинете судмедэксперта Алексея Яковлевича Володарского и, сложив губы трубочкой, дула на стоящую перед ней на столе огромную кружку со свежезаваренным крепким чаем. На заварку Алексей Яковлевич прижимист никогда не был, особенно в тех случаях, когда человек, которого он угощал чаем, заявился не с пустыми руками.

Брать с собой на вскрытие торт Вику уже давно, еще четыре года назад, научил Реваев, как только взял себе под крыло.

– Многие с коньяком идут, особенно когда им заключение поскорей сделать надо, или чтобы там указано было что-то обязательно, или наоборот не указано, – с добродушной улыбкой объяснял полковник, – те, у кого с фантазией совсем плохо, водку тащат. А все от того, что нами кто правит?

Идиоты, с юношеским задором хотела было отозваться Вика, но вовремя успела сдержаться.

– Правильно, – кивнул Реваев, хотя она не произнесла и слова, – стереотипы. Никуда от них не денешься. Если человек в морге работает, значит, непременно пьет изо дня в день, причем прямо в секционной. А учителю, особенно если женщина, непременно надо цветы и конфеты. Только ведь на самом деле и в школе от хорошего коньяка не откажутся, и в морге любят чай с тортиком погонять. К тому же от сладкого настроение улучшается. А когда у медэксперта хорошее настроение, он тебе разом заключение оформит.

Настроение у Алексея Яковлевича было действительно благодушное. Быстро управившись с первым куском торта, он положил себе в блюдце второй и постучал ножом по лежащей рядом крышке от упаковки.

– «Счастливый еврей»! Сколько я их уже переел, а до сих пор удивляюсь, как такое название придумали. И вот интересно, кто это так пошутил, сами евреи или, наоборот, кто-то над ними посмеяться хотел.

– Ой, Алексей Яковлевич, тут разве что-то обидное в названии? – смутилась Вика. – А я их беру вам все время.

– Бери дальше, – прочавкал Володарский, – вкуснятина! Но все равно, ты ешь его и понимаешь, что есть в этом какой-то каннибализм. Что у тебя на сегодня на полдник было? Да, ерунда, еврея сожрал. Ну и как он? Ничего, веселый. Вот такой примерно разговор получается! А со мной так вообще в некотором роде выходит, что я соплеменника стрескал.

Впав в состояние задумчивости, Володарский быстро отправил в рот здоровенный кусок торта и энергично заработал челюстью.

– Хотя, – вновь оживился медэксперт, – какие они мне соплеменники? У меня мама казачка была донская.

– Скажите, Алексей Яковлевич, осторожно спросила Вика, – а когда вы «Наполеон» едите, тогда вас мысли о каннибализме не посещают?

На несколько мгновений Володарский задумался.

– Нет, – в конце концов решительно отозвался он, – не посещают. Когда «Наполеон» ем, тогда я про коньяк думаю. Как говорится, один Наполеон – хорошо, а два лучше.

Довольный своим остроумием, Володарский негромко хихикнул и вытер губы салфеткой.

– Ну что же, с приятным мы разобрались, можем переходить к полезному. Ты ведь приехала, потому как от меня официальное заключение поскорей получить хочешь?

– Вы как всегда проницательны, Алексей Яковлевич, – Вика отодвинула в сторону блюдце с недоеденным тортом.

– Ну что же, будет тебе твое заключение. Бумажки я все заполнил. Мое личное мнение тебе сказать?

– Говорите, конечно, – вскочила было с места Крылова, но повинуясь благодушному движению руки Володарского, вновь опустилась на стул.

– У нас ведь сейчас в чем проблема? – Алексей Яковлевич поправил очки на мясистом, с розовыми прожилками носу. – Проблема у нас в данном случае, впрочем, как и во всех остальных, в том, что преступления совершаются в разных районах. Поэтому, до тех пор, пока кто-то не решит их объединить по какому-то признаку, по ним мало того, что работают разные следователи и, прости господи, оперативники, так ведь, что самое ужасное, вскрытие делают совершено разные люди. А у каждого, как ты сама понимаешь. совершенно разная квалификация.

Володарский тут же театральным жестом прижал обе руки к сердцу.

– Я ни в коем случае не хочу подвергнуть сомнению квалификацию моих коллег. Все они, безусловно, хорошие люди и, возможно, даже неплохие специалисты. Но все равно каждый их них видит лишь один отдельно взятый эпизод, который, как ты сама понимаешь, не дает никакой возможности восприятия всей картины. Это как кусочку цветного стекла пытаться представить витраж в храме Святого Семейства.

Всем видом выражая согласие, Крылова энергично закивала. С сомнением взглянув на нее, медэксперт уточнил:

– Это в Барселоне. Будешь в тех краях, must visit* (* сноска англ. – обязательно, необходимо к посещению).

Закатив глаза под потолок, Володарский на мгновение застыл, очевидно, пытаясь воссоздать в памяти шедевр монументального искусства, столь потрясший его впечатлительную натуру.

– Так вот, сам я имел счастье вскрывать только двоих, а, как ты утверждаешь, подобных образцов уже почти с десяток наберется. Поговорку ведь знаешь? Один раз случайность, два раза совпадение, три – закономерность. Получается, закономерность я тебе гарантировать не могу, но и в совпадение тоже не верю.

– Алексей Яковлевич, – не выдержав, взмолилась Крылова, – скажите уж, наконец, в чем дело!

– Экая ты торопыжка, – медэксперт укоризненно покачал головой. – Твое счастье, что еврей вкусный попался, а то б ведь обиделся, да и не стал ничего говорить. Куда тебе спешить? Апраксин он уже и так твой, никуда не денется, а новые поступления такого рода, не думаю, что скоро предвидятся. Если их за два года всего семь или восемь было, значит, следующего теперь месяца три ждать придется. Ну ладно, я не обидчивый. К какому, значит, я пришел выводу? Вывод такой: характер нанесенных ранений позволяет предположить с высокой степенью достоверности, что оба последних нападения совершены одним человеком. Могу сказать тебе со всей уверенностью, удары в горло и в том, и в другом случае стопроцентно идентичные. По поводу остальных ранений такого не скажу, но этого, на мой взгляд, быть и не должно.

– Почему? – удивилась Вика.

– Это же очевидно, – Володарский снисходительно взглянул на нее сквозь толстые стекла очков, – каждый раз нападения совершаются в разных условиях. В этот раз преступник и жертва двигались встречными курсами, хотя, возможно, погибший успел обернуться. В феврале у нас с тобой помнишь, что было? Там удары наносили со спины, в область почек.

– Но заканчивалось все одним и тем же.

– Это тоже вполне естественно, – жертва уже не в состоянии ни бежать, ни сопротивляться, свидетелями, я так пронимаю, по близости и не пахло. Преступник может спокойно занять любимую позицию и нанести свой коронный удар. Жаль, что в остальных случаях не ко мне обращались, тогда картина была бы точнее, но, судя по тем протоколам вскрытия, что ты мне показывала, кроме этих двух, у тебя еще как минимум шесть покойничков, которых отправили на тот свет одним и тем же способом. Так что, Виктория Сергеевна, поздравляю тебя. Искренне поздравляю!

– С чем? – не поняла Крылова.

– Ну как же, – медэксперт изумленно взгляну на собеседницу. – Это же серия. Как нынче говорят, маньячелло! Изловишь такого, и сразу тебе от руководства любовь и признательность. Возможно, даже в денежном выражении. А уж новое звание, это как пить дать. Ты у нас кто сейчас будешь?

– Капитан, – настороженно отозвалась Крылова.

– Капитан, – Володарский презрительно фыркнул, – дама должна быть как минимум подполковником.

– Подполковником, – растерянно повторила Вика, а затем, нахмурившись, уточнила, – Алексей Яковлевич, вы сейчас точно про звание говорите?

– И про звание в том числе, – беззаботно отмахнулся Володарский. – Держи свое заключение, можешь ехать ловить маньяка. Поймаешь, скинь мне фото, уж очень интересно, что за персонаж такой. Я, знаешь, ли, придерживаюсь той гипотезы, что Ламброзо не так уж и сильно заблуждался, как утверждает современная наука.

– Пришлю, – Крылова кивнула, пряча документ в сумку, – если поймаю, непременно пришлю.

– Не если, а когда, – проворчал, провожая ее к двери, медэксперт, – следователь должен в себя верить, иначе это не следователь, а недоразумение какое-то.

***

В ту самую минуту, когда Крылова прощалась с Алексеем Яковлевичем, Гена Распашной вышел из подъезда дома, в котором жили Апраксины.

Родители убитого студента не сказали ему ничего. Ничего из того, что действительно могло бы представлять хоть какой-то интерес. Хороший мальчик. Очень хороший мальчик. Спокойный, трудолюбивый, упорный. Близкие друзья? Нет, не было. Во всяком случае, домой никого не приводил уже года четыре. Почему? Ну как же! В старших классах надо было готовиться к экзаменам, не до друзей было. В институте тоже учеба была не самой простой, ко всему прочему Костя решил, что уже взрослый и должен сам себя обеспечивать. Удавалось? Конечно, не полностью, но на карманные деньги не клянчил. В кофейне, откуда он возвращался домой в тот вечер, здесь была затянувшаяся на несколько минут пауза со слезами на дряблых щеках и торопливыми глотками воды, смешанной с настоем валерианки, да в той кофейне Костя работал уже полгода, даже больше, с прошлого августа. Вечерами, с шести до полуночи. Уставал, конечно, уставал. Но говорил, что график для него удобный. Три смены отработает, затем три отдыхает. Как раз у него последняя смена была, затем отдохнуть мог бы.

Опять слезы, вода, валерианка…

Гена взглянул на часы. Самое время перекусить, но тогда есть вероятность, что пока он будет добираться по пробкам от Коньково до Покровского бульвара, в институте однокурсников Апраксина уже не окажется, разве что удастся выловить кого-нибудь в библиотеке. Нет, лучше уж сразу двинуть в институт, там видно будет, в конце концов, можно посетить и местную столовую, проверить, чем кормят будущих спасителей национальной экономики.

Здание института, вернее, целый комплекс зданий, объединенных высоченными стеклянными крышами гигантских атриумов, Распашному понравилось. Приятно было смотреть на бегущие над головой белесые облака, на спешащие мимо стайки студентов, а главное, студенток. Да, его студенчество, если таковым можно считать годы, проведенные в университете МВД, явно было не столь беззаботным. Что же, спасибо дорогому папочке.

Вздохнув, Гена ухватил за руку первого попавшегося проходившего мимо студента.

– Подскажи-ка, родной, где тут у нас деканат находится?

– Какого факультета? – молодой человек предпринял робкую, заранее обреченную на провал попытку освободиться.

– Ах, да, – спохватился Распашной, – у вас же тут много всего напихано. Стой, не убегай!

Отпустив руку студента, Гена обеими руками принялся шарить у себя по карманам, пока не обнаружил и без того небольшой, в придачу еще зачем-то сложенный вдвое бумажный квадратик.

– Вот, – продемонстрировал он находку.

– Экономических наук, – студент понимающе кивнул. – Видите лестницу? По ней на четвертый этаж и прямо по коридору. Там на дверях таблички, не пропустите. А вы, случаем, не по поводу Апраксина?

– У меня это что, на лице написано? – Гена удивленно взглянул на студента.

– Почти. Все ведь уже в курсе, что с ним случилось. Ну и когда на его факультет приходит человек из полиции, нетрудно сделать вывод.

– А про полицию как узнал? На вахте видел, как я корочку показываю? – озадачился Распашной.

– Да замашки у вас такие, – молодой человек едва заметно усмехнулся, – быковатые. Сразу ясно, из какой структуры.

– Быковатые? – Гена моментально ухватил наглеца за пуговицу. – Мало ты в быках разбираешься, ветеринар недоученный.

– Вы меня сейчас задерживать будете? – полюбопытствовал молодой человек, не показывая ни малейшего испуга.

– Нет, сегодня некогда, работы много, – Распашной с силой дернул на себя руку, и оторвавшаяся от рубашки пуговица полетела на пол. – А ты в порядок себя приведи, а то ходишь драный, как не пойми что.

 

В деканате выяснилось, что самого декана, как и подобает уважающему себя начальнику подобного ранга, на месте нет. Ткнув удостоверением в лицо вскочившей было на ноги секретарше, Гена, оставив у себя за спиной приемную и томящуюся в ней очередь, пробился в кабинет заместителя декана по учебной работе, откуда довольно быстро был перенаправлен этажом ниже в учебную часть, которая отчего-то носила длинное и, как показалось Распашному, довольно глупое название: отдел сопровождения учебного процесса образовательных программ. В учебной части он получил в сопровождающие одну из сотрудниц, на столе у которой на подставке была закреплена пластиковая табличка с надписью: «Специалист УМР первой категории Лопухина Анастасия Владимировна».

Специалист первой категории была девушкой еще достаточно молодой, но, на взгляд Геннадия, недостаточно привлекательной, поэтому довольно долгий путь по коридорам, лестницам и опять коридорам до нужной аудитории был пройден молча.

– Хорошо, что сейчас не общая лекция, – произнесла девушка, прежде чем открыть дверь кабинета.

Гена равнодушно пожал плечами, хотя на самом деле был согласен. Особого смысла общаться со всем курсом он не видел, а то, что группа, в которой учился Апраксин, уже собрана в отдельном и не слишком большом по размеру помещении, ему на руку.

Выслушав посланца деканата, преподаватель лишь недоуменно пожал плечами и, бросив короткий взгляд на стоящего у входа оперативника, обратился к студентам:

– Что же, друзья мои, тема занятия внезапно изменилась, и в связи со спецификой предстоящей к рассмотрению темы, разбирать ее вы будете с другим наставником, – он вновь обернулся к Распашному. – Прошу вас, молодой человек.

Заняв место преподавателя, Геннадий придвинул к себе лежащий на столе журнал посещаемости.

– Что тут у нас по учету? Восемнадцать на месте, трое отсутствуют. А по факту? – он быстро пересчитал присутствующих. – Надо же, сходится, – он поманил к себе пальцем Лопухину. – На этих троих все данные мне предоставьте. Адреса, телефоны. Ближайшие час-полтора я буду здесь. Они тоже.

Он небрежно махнул рукой в сторону аудитории, в ответ послышался возмущенный гул.

– У них еще семинар сегодня, – робко попыталась возразить представительница отдела сопровождения, – очень нежелательно пропускать его. Сами пронимаете, конец семестра.

– О студентах заботитесь? – Распашной недобро прищурился, разглядывая стоящую перед ним девушку. – Это хорошо. Это просто замечательно. А вот то, что Апраксин эту сессию, да и все остальные пропустит, вас не заботит?

– Простите, – Лопухина нервно сцепила перед собой пальцы рук, – но что… что я могу…

– Я могу, – резко перебил ее Распашной, – я и мои коллеги, которые пытаются понять, кто убил вашего студента, – он перевел мрачный взгляд на притихшую аудиторию, – и вашего одногруппника. А что можете вы? Я вам скажу, что вы можете. Вы можете оказывать мне максимальное содействие, честно отвечая на те вопросы, что я буду задавать, и даже на те, которые я задавать не буду. А вы, Анастасия Владимировна, можете как можно скорее принести мне данные на всех отсутствующих. Если к ним будет прилагаться чашечка кофе, желательно покрупнее, в виде кружки, цены вам не будет. Вы тогда не просто специалист первой квалификации будете, а высшей. Я бы даже сказал, наивысшей.

Выпроводив из аудитории сбитую с толку Лопухину, оперативник достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение.

– Капитан Распашной, главное управление уголовного розыска. Ну что, друзья мои, – он повторил интонацию недавно ушедшего педагога, – поговорим по-взрослому. Я, конечно, ненамного вас старше, но ведь и вы уже не дети, как-никак второй курс оканчиваете. Поэтому очень надеюсь, что в нашем общении проблем не возникнет, и, если среди вас есть те, кто окажется в состоянии мне хоть чем-то помочь, эти люди действительно мне помогут. А мы, я и Костя Апраксин, скажем вам большое человеческое спасибо. Костя, конечно, словами уже сказать не сможет, но это же не значит, что мы его не можем услышать. Верно я говорю?

Студенты молчали, некоторые из них нервно переглядывались между собой.

– Верно, – согласился сам с собой Гена. – Тогда приступим. Организовано мероприятие будет следующим образом: вы все выходите в коридор, потом заходите по одному. Я с каждым беседую, беру контактные данные. После беседы можно идти на все четыре стороны. Сразу говорю, вызывать буду по журналу, в алфавитном порядке. Староста у вас кто?

– Я, – вскочила с места невысокая девушка, – Фильчикова Татьяна.

– Фильчикова, – Гена вновь заглянул в журнал посещений, – замечательно, что ты Фильчикова.

– Почему? – удивилась студентка.

– Так ведь тебе так и так до конца дежурить. Контролировать, чтобы никто не разбежался. А ты, оказывается, еще и по алфавиту последняя. Так что все совпало. Друзья мои, – в голосе оперативника зазвучали те самые нотки, которые одни впечатлительные натуры именуют железными, а другие, еще более впечатлительные, угрожающими, – друзья! Сразу предупреждаю, не надо из коридора никуда разбегаться. Если вы не хотите, экстремальных аттракционов типа собака, дубинка, наручники, то стоим спокойно и ждем своей очереди. Уверяю, если вас доставят на допрос принудительно, времени вы потеряете больше. Да и не только времени. Все, вводная часть закончена. Прошу всех в коридор. Кто у нас первый по букварю? Баринова? Прошу ко мне.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 
Рейтинг@Mail.ru