Артем Голиков
Ни любви, ни роботов
Игибддл
Снег лип к лицу, и было холодно, я заплутал в лабиринте строительных заборчиков с битыми красными фонарями и уже думал возвращаться к метро, но тут заметил толпу нахохлившихся мужиков с борсетками и мокрых курящих женщин с зонтиками, а чуть поодаль занесённую снегом невнятную массу бородатых фигур и понял, что мы пришли.
* Для перерегистрации транспортного средства физическому лицу необходимо предоставить: а) берёзовую фанеру влагостойкую, 215 × 215, 8 мм, 1 лист и его заверенную копию…
Я поставил своего ваххабита с остальными и протолкался к крыльцу. Внушительная розовая дверь закрыта наглухо. Я долбанул кулаком в железо – звук такой, как стучишь в скалу.
– Закрыто, закрыто… – отмер мужик в возрасте, мокрый нос, мокрые очки, мокрая дублёнка топорщится на животе – там греется игуана.
– Я по электронной регистрации, – сказал я твёрдо.
– Все по электронной регистрации.
Трудно спрятать в куртку одновременно и шею, и руки, и игуану. Я сделал шаг с крыльца и, чтоб мужик не думал, что я бычу, спросил примирительно:
– Не знаете, на игуану нужны копии сопроводительных?
* Для перерегистрации транспортного средства физическому лицу необходимо предоставить: б) игуану и её заверенную копию…
– Нет.
– А на ваххабита?
* Для перерегистрации транспортного средства физическому лицу необходимо предоставить: в) гидрометилхлорида бензоат в заводской упаковке, канистра 27 л, и его заверенную копию, г) струны для рояля, д) физическую карту Бельгии (заверенную копию), е) плов узбекский, ё) заявление по форме на имя начальника отделения ГИБДД в трёх экземплярах, ж) басню Крылова (на выбор) и её заверенную копию, з) ваххабита.
– А на ваххабита? – повторил я.
– На ваххабита-салафита, – прищурился мужик.
– Подождите. – Разом стало жарко, я даже сбросил фанеру на землю. – Где сказано, что салафита?
– На двери.
Я оглядел монолит.
– На какой двери?
Игуана высунула голову из воротника дублёнки. Мёл снег. Мокрые люди мрачно молчали.
«С обратной стороны двери», – догадался я, судорожно шелестя пляшущими на ветру страницами сопроводительных документов. Да что толку? Я по-арабски ни бум-бум…
– Не знаете случайно, вот это что значит? Не салафит? – слезливо тыкался я в сырые бумаги.
– Не знаю. Но если не салафит – просили даже не занимать, – добил меня мужик.
– Иди сюда, горе мое! – Я тянул ваххабита за мокрый рукав, в бороде его застрял снег. – Граждане, товарищи! Как определить, салафит мой ваххабит или нет?
– Грязный. Так не поймёшь. Вы б его в луже помыли, что ли…
– Да вы что! Их ни в коем случае даже мочить нельзя!
– Вы с игуаной путаете.
– Ничего я не путаю! Мой как был в полиэтилен закатан…
– …Так и задохнулся там уже! (приглушённый смех) Татуировка у него должна быть. Фашистская свастика на яйцах, звезда Давида и американский флаг…
– Татуировка, полиэтилен… – Высокая, стриженная под мужчину женщина перекинула 27-литровую канистру в другую руку и презрительно пульнула окурок в лужу. – Вам из ИГИЛ-услуг что написали? Запрещённой в России организации? (И зачем-то перекрестилась на тёмное табло электронной очереди.) У вас, вообще, есть нотариально заверенное «Почтой России» и банком ВТБ электронное подтверждение электронной регистрации от запрещённых в России ИГИЛ-услуг и его заверенная копия?
Все посмотрели на меня. И все правильно догадались, есть ли у меня подтверждение.
* Для перерегистрации транспортного средства физическому лицу необходимо предоставить: и) стойкость, кротость, выносливость, бесконечное самопожертвование, лучшие волевые качества, й) неограниченный объём личного времени и его заверенную копию, к) (по желанию) всю свою жизнь.
Дверь распахнулась. В ослепительном прямоугольнике света сухой, теплый и румяный сотрудник ГИБДД (соломенная чёлка, ямочки, льняная тога) взял аккорд на арфе и поманил нас рукой. Мокрые чёрные люди засуетились, заворочали листами фанеры, сформировали колонну, шагнули вперёд, толкая ногами канистры по грязной сырой земле.
Меня оттеснили. Ваххабит мой зябко жался ко мне, бесполезная игуана царапалась где-то под мышкой.
– Да за каким хером вообще для перерегистрации машины понадобились все эти басни, игуаны, фанерные листы?!
Последний из сырых и чёрных просителей всосался внутрь.
– Небось фабрика фанерная у министра – вот и требуют с нас его фанеру покупать!.. – исступлённо размахивал я кулаками после драки, один, посреди сырого и тёмного двора. – И контактный игуанник! Где-нибудь под Подольском!..
– Стыдно, мужчина! – Сотрудник ГИБДД уже взялся за ручку железной двери, голос его оказался чистым и мелодичным. – Да будет вам известно, все эти справедливые требования назначены для вашей же безопасности, по многочисленным просьбам трудящихся и в связи с подготовкой к чемпионату по футболу 2018 года.
Дверь закрылась. Небо чуть заметно серело, мокрый снег сменился дождём.
– Пойдём домой, – сказал ваххабит. – Заполнишь на сайте новую анкету, дождёшься подтверждения, и через месяц ещё раз попробуем.
Я дал ему канистру, усадил поудобней игуану, взвалил на спину фанеру, и мы пошли к метро.
* * *
Мужчина, в гардеробе верхнюю одежду снимайте. Обязательно. Нет, она жива. Тамара Петровна, куртку у мужчины прими?.. Толканите её. Сильнее. Нет? Тогда в угол положите. В куртке я вас не пущу. Бахилки надевайте.
Берите талончик. Талончик по записи, а запись по талончику. Запись на талончик по времени. А время на талончике по записи. Ожидайте.
(сорок минут спустя)
Здесь раздеваемся. Полностью, до бахилок. Трусы и брюки на кушетку. Разделись? Идите оплачивать в кассу, и ко мне назад. Нет, такой порядок. Касса во втором корпусе. Через улицу, мимо магазина «Пятёрочка», железные ворота, охранник вас пустит. Бахилки берегите. Нет, когда назад пойдёте, я вам новые не дам. Знаете, как у нас женщины делают? Просто вывернете их наизнанку. Мужчина? Бахилку на пипирку наденьте, а то застудитесь… Не надо гарцевать, у нас детский сад через дорогу.
(сорок минут спустя)
Оплатили? Ложитесь на клеёнку. Коленки подвернуть, почки максимально расслабить. Вдох и не дышать. Нет. Нет. Держите провод. Зажмите. Второй под мышкой тоже. Прижмите крепче локтями. Нет, вы прилипаете к клеёнке, а надо к проводам. Вдох и не дышать. Не двигайте мошонкой. Крепче прижмитесь к проводам. Вот так лежите. Ждите. Сейчас Вадим Александрович придёт… Вадим Александрович?.. Вадим Александрович?.. Зин, ты не знаешь, Вадим Александрович был сегодня?..
(сорок минут спустя)
Так. Вы брунгильдоскопию сделали? Здравствуйте. А грифонографию? Нет? А почему? А почему вам не сказали? Брунгильдоскопию обязательно. На Полежаевской, НИИ Непорочного Зачатия, вторая суббота осени. Строго натощак, с полным мочевым пузырем. И только потом ко мне. Почему вам не сказали? Выпиваете ушат воды и два круга по кольцевой линии в час пик. Бахилы заранее наденьте, а то потом вам не согнуться. Они обе довольно мучительные, но грифонография ещё и стыдная. Не за что. Сейчас можете одеваться. Зажмите клеёнку зубами, Валентина Григорьевна оторвёт вам провода. Валентина Григорьевна? Резче. Только не порвите провода. Глубокий вдох и резкий выдох… Никак? Тогда идите в туалет вместе с клеёнкой, там хорошенько размочите и назад. Нигде горячей воды нет, в раковине тоже. Туалет для платников в старом корпусе. На 75-м троллейбусе, остановка «Улица Партизана Ковпака», железная дверь в цоколе. Там нет бумаги, вот вам салфетка. Не за что. Салфетку назад принесите, она у меня одна.
(сто сорок минут спустя)
А я вам 75-й троллейбус сказала? Вот видите. А надо было 26-й трамвай. Ну ничего. Тоже опыт. Не понимаю я, почему вы так держитесь за парные органы… К счастью, у нас тут не Америка. Тамара Петровна проснулась и ушла, гардероб закрыт, вся одежда на шлагбауме. И вам всего хорошего… Мужчина, чем вы больше руками машете, тем они сильнее электризуются. Против ветра, против ветра бегите, а будете руками махать – все бахилы к вам прилипнут… Зин, ты карту забрала у него?.. Я не поняла, а куда же я кал положила?.. Зин, это чей кал? Не знаешь? Может, это мужчины кал? Мужчина-а!.. Убежал. Ну ладно, Вадим Александрович завтра придет, пусть разбирается… А теплицу я ещё в те выходные перекопала. Малины мало было, и огурцов почти не было. Да не говори. Весь июнь одни дожди – не лето, а недоразумение. И не говори, голуба, и не говори.
Царь-зомби
– Зомбака́-то? – Кривой чумазый местный мужичишка угостился сигаретой и не торопился отвечать, обшаривая, оглаживая бесцветными глазками припухлости моих карманов – не обломится ли ещё? И только когда понял, что не обломится, бросил небрежно: – Можно. Вон он, зомбак-то. Эх ты, паря!..
Я быстро обернулся.
Гуляет зомбак октябрьским сумерком, жирует. То там, то сям жаркой искрой попыхивают, тлеют в синем сумраке беспокойные каменюки его глаз. Было время – косяком шел серокожий землистый увалень, уверенно комелял по перваку парой колченогих ног.
Теперь не то.
Изощрил местный мужик на зомбака погибель – пластают мёртвую плоть шипы да колючки, рвут самоловы, с волосьём сдирает магнит с упрямой башки приспособленное для защиты мятое железное ведро. Как переспелые дыни валятся на землю зомбаки-самцы, в осеннюю хрупкость душицы и подорожника, выставляя догорающему небу на досмотр грязные пузыри серых пуз.
А если разобраться, зомби – он кто? Да такой же рабочий человек, как вы и я. Серый плащ поверх фуфайки, под фуфайкой единственный костюм, в котором ещё на загранпаспорт снялся. В чём жил – в том и схоронили. Бьют его на мясо, на жир, повезёт – на золотые зубы, а больше – злой забавы ради. Бьют, потому что знают: помрём – так и нас бить будут.
Деды наши промышляли экономно, и кладбища тогда не пустели, а теперь – эх!..
Косматая фигура в плаще неуклюже колготилась на тыну соседского огорода, пытаясь миновать забор. Вот он, знаменитый сибирский зомби. Если б не горящие углем глаза – ни дать ни взять подгулявший чиновник районной управы возвращается со службы в хату.
– Чего глядишь, паря? Уйдёт!
К горькому разочарованию местного мужичишки, я так и не спустил курок. Ступай своей дорогой, беспокойный лесной покойник! Найдется кому снять с прелых плеч твою гнилую голову…
Сухим костром горит по оврагам ягода-клюква, догорает в сполохах рябин короткая сибирская осень.
На подъёме мой самолет цепанул крылом и с мясом разодрал подкладку низкого облака. Далеко внизу дном артельной кастрюли сверкнула гладь Зомбьих Затонов.
С тяжёлым сердцем покидал я край ходячих сибирских мертвецов.
Не так мы с ними как-то. Как-то не так мы с ними. Не так.
Старая-старая сказка
– Земную жизнь пройдя до четвертины, я оказался в диджитал-аду…
– В сумрачном лесу?
– Нет, идиоты, именно в аду! Если я говорю в аду – значит, в аду, неужели не понятно? Но не в обычном аду, а в постпродакшен-аду, и, кстати, вёл меня не Вергилий, а Джеймс Кэмерон…
– Понятно, – сказали мы.
Старик глотнул из бумажного пакета, крякнул, немного успокоился и только тогда продолжил:
– Мистер Джеймс провёл меня через лимб, где в тягостной пустоте носились души вечнозелёных постпродакшен-менеджеров, едва успевших за сорок лет трудового стажа освоить кнопку «форвард»…
– О, знаю пару таких!.. – воскликнул N.
– …Уровнем ниже терзались монтажёры, – сердито глянув на N, продолжил старик, – использовавшие нелинейные ускорки, и камерамены, снимавшие 5К вместо HD.
В огненных котлах кипели изобретатели чересстрочной развёртки, анаморфного пикселя и дробного fps.
Мы продолжили спускаться, и я увидел мрачный огненный город, в стенах которого корчились Задерживающие Оплату.
Не буду описывать страданий, выпавших на долю этих несчастных…
– Подождите-ка, – прервал старика N. – Вообще-то, про страдания Задерживающих Оплату я хотел бы послушать поподробнее.
– Да, – раздались голоса, – расскажите, пожалуйста, очень подробно, что с Задерживающими Оплату делают в пост-аду?
– Ну что ж, каменные сердца, слушайте…
Старик снова хлебнул из пакета и стал рассказывать. Кровь стыла в наших жилах, мороз пробегал по коже и волосы вставали дыбом от восторга.
– Я бы ещё им их поганые «сегодня бухгалтер забыл ключи от сейфа, попробуйте позвонить через неделю» отлил из урана, обмазал серой и напалмом, поджёг и прямо в жопу бы забил, – мечтательно протянул N.
– Не думай, что ты умней Создателя. И это делают с ними, – сурово кивнул старик.
– Дедушка, а кто казнится на самом дне пост-ада? Кто больше всех согрешил против людей, компьютерной графики и Бога?
– К этому как раз перехожу я. Мы с мистером Кэмероном прошли весь пост-ад и спустились до самых мрачных глубин. Там, целиком вмерзшие в лёд застывшего озера, в невероятных страданиях томились Комментаторы.
– Комментаторы?! – вскричали мы.
– Комментаторы. Агентские и клиентские, арт-директора и эккаунты, могущественные брендменеджеры и ничтожные уборщицы, всего раз в жизни отложившие швабру и предложившие хуйнуть болдом вместо италика, – все казнятся там.
– Но почему, дедушка? Почему именно они есть худшие?
– То же спросил я у мистера Кэмерона. Укоризненно посмотрел на меня мистер Джеймс Кэмерон, и молчание длилось минуту. Вот что сказал он затем:
РАССКАЗ ДЖЕЙМСА КЭМЕРОНА
Знаешь ты и без меня, что Господь наш Вседержитель создал мир за шесть дней (я кивнул).
В конце первого дня творения Бог оглядел дело рук своих (он только что создал свет) и увидел, что получилось хорошо. Довольный Бог пошёл спать, а утром у него бубенькнуло в почте. «Нужны варианты по свету. Пока как-то не считывается идея. АСАП», – прочёл озадаченный Творец, ничего не понял и пошёл работать дальше.
Бог трудился весь день и создал небо. Оглядел свою работу и вновь увидел, что получилось хорошо, однако следующим утром в почте вновь бубенькнуло: «Может, для кого-то это и небо, но по мне пока очень сыро. Горизонт завален, маджента так и прёт. АСАП».
Озадаченный Бог сотворил землю и растения, и тут же пришло длинное письмо, в котором скрупулёзно обсиралось каждое растение и в конце была приложена неработающая ссылка на польский фтп, с которого можно было скачать референс «нормальных» растений.
На четвёртый день почты не было, и Бог вздохнул с облегчением, но на пятый пришло гигантское письмо с подвалом на четырнадцать экранов, в котором неизвестные лица жаловались друг другу, какой непроходимый дебил работает на проекте, и грустно посмеивались над промежуточными результатами творения мира. Непосредственно Богу была адресована самая нижняя строчка: «Ваше солнце – говно».
«Неужели солнце и вправду – говно? – расстроился Бог. – И что такое говно? Ведь я ещё не создал животных…»
Грустный Бог пошёл создавать рыб, пресмыкающихся и птиц, а из головы у него не шли злые письма.
Тут встало солнце и засияло над свежим миром.
«Да офигенное солнце! – рассердился Бог. – Отличное солнце! Не стану читать больше писем!» Но когда на шестой день бубенькнуло, Бог не удержался, заглянул в почту и нашёл там категорическое требование поиграть формой пингвина. «Вы что, птиц никогда не видели?! Как он будет цветы опылять?!» В конце письма стояла та же подпись – АСАП.
Бог рассвирепел, стёр все письма, не стал играть формой пингвина, а вместо этого создал животных и человека. В почте бубенькало, но Бог твердо решил не читать больше каментов АСАПа. Он плохо спал и во сне видел себя маленьким и голым.
Вечером шестого дня, когда мир был готов, усталый, но довольный Бог создал бутылку «Пино Гриджио», сел на пляже (молодое солнце как раз садилось в юную воду) и увидел, что получилось хорошо.
«Не просто хорошо! Охуенно вышло! Просто охуенно! Это вообще лучший мир из всех возможных миров, слепому понятно!» – радостно думал Бог, но тут зазвонил телефон.
– Бог? Это АСАП. Я подключаю вас к конференсколу…
Бог не создавал конференскола, поэтому очень удивился и стал ждать.
Сорок минут играла флейта.
– Это Бог? – сказала наконец трубка.
– Да, это Бог. А это АСАП?
– Разумеется, это АСАП! Стал бы я звонить в субботний вечер, если бы не АСАП!.. Так. Пойдём по пунктам… «А» – абрикосы. Кожура. Мы тут подумали, почему бы не отказаться от мягкого пушка и не попробовать перья, чешую или костяные иглы?..
– А где ты, АСАП? – вкрадчиво спросил Бог.
– Прямо за твоей спиной, – сказала трубка.
Бог обернулся и увидел АСАПа. Тот стоял с телефоном в руке и был ликом чёрен и прекрасен.
– Какие у вас красивые кожистые крылья! – заметил Бог, и только АСАП открыл рот и полуобернулся, чтоб расправить чёрные складки, Бог размахнулся и от всей души двинул АСАПу подбитой бронзой сандалией прямо в чёрный и прекрасный пах.
Старик допил остатки, вытряс себе в рот последние капли и отбросил бумажный пакет. Мы сидели, до глубины души потрясённые услышанным.
– Только это не АСАП был. – Первым отмер N. – АСАП – это «аз сун, аз поссибл», сокращение.
– Разумеется, идиоты. Ребёнку понятно, что это был сатана!
– Отец каментов.
– Нечестивый дух поправок и переделок.
Мы помолчали.
– Слушайте, но бывает же так, что камент идёт на пользу делу? Редко, но бывает?
Старик, который тем временем поднялся, собрал свой нищенский скарб, запахнул лохмотья и поковылял было дальше, – с необыкновенной живостью вернулся, вцепился в меня и заглянул в глаза:
– Каждый камент, даже самый невинный и крошечный, самый логичный и доброжелательный, есть шаг на пути в бездну. Только встань на этот путь – и ты глазом не успеешь моргнуть, как под присмотром бессовестной бабы останешься в офисе на все выходные играть шрифтами. Освободись! Отринь каменты все до последнего, как я сделал много лет назад. В каждом из них гудит адское пламя, каждый глядит тебе в душу чёрными глазами АСАПа – никогда не забывай об этом, мальчик!..
Последняя вспышка утомила старика. Он расцепил грязные пальцы, сжимавшие мою руку, запахнул своё дрянное пальто и, качаясь, пошёл прочь из «Макдоналдса».
– Не знаю насчёт АСАПа, но про Задерживающих Оплату он хорошо рассказал, – задумчиво проговорил N.
– Да, про Задерживающих Оплату мне очень понравилось.
Мы покивали, доели свои бургеры и пошли рендерить оклюжн.
По ту сторону Чёрной речки
(фрагмент)
…В последующие дни кровотечение из раны не прекращалось. Пушкин испытывал жажду, тошноту, нарастали боли в области живота. Около двух дня поэт попросил мочёной морошки и недоумевал, почему ягод нет так долго, а когда принесли морошку, передумал и попросил бухарского чернослива.
К пятому часу поднялась температура. Пушкин привстал на кровати и попросил холодца и стерляди с хреном, кои были ему немедленно предоставлены.
Лейб-медик Николай Федорович Арендт, руководивший лечением поэта, по сердечной просьбе Пушкина открыл тому положение дел. Александр Сергеевич воспринял тяжёлое известие стоически, испросив лишь две бутылки коньяку и страсбургский пирог, который очень любил.
Весть о ранении быстро распространилась по Петербургу, у дома на набережной Мойки стал собираться народ. Приехал Пущин, друг детства. Пушкин слабо улыбнулся вошедшему и попросил пирогов с зайчатиной, острой колбасы, квасу и персиков. Когда принесли персики, очень обрадовался и одним духом съел двенадцать штук.
Вслед за Пущиным прибыли Вяземский, Нащокин, княгини К*** и Н***. Александр Сергеевич встретил гостей тепло, попросил голландского сыру, ростбиф с кровью и маринованных артишоков с анчоусом, после чего ненадолго потерял сознание.
На углу Невского и канала Грибоедова размещалась лавка Герасима Дмитриева – известного торговца снедью. В заборной книге Пушкина, как раз за 28 января, есть запись дословно: «Морош мочёный, два с половиной фунта – два рубля, судак заливной, копчёный сом, мякоть налима и устриц двенадцать дюжин – на семнадцать рублей с четвертью, поросёнок молочный, блины с гречкой, щучья икра полтора фунта, щей около двух вёдер, калачи, сайки, пышки, квасу бадья, с ней ведро водки, наливки и сладкие ликёры – ещё на двадцать пять рублей…»
В восьмом часу Кюхельбекер привёз ананасов и шесть бутылок греческого вина, Александр Сергеевич, уже изрядно выпивший, приподнялся на кровати, и старые друзья облобызались. Сбили сургуч, бокалы наполнились кровавой влагой. Доктор Иван Тимофеевич Спасский поднял тост за Государя, Пушкин молча выпил до дна, поморщился и попросил лафита. Пили за литературу, за славу русского оружия, за ножки мамзелей и счастье детей.
В двенадцатом часу ночи Александр Сергеевич попросил цыган.
С цыганами явился медведь, обученный пить водку со скрипки. Желая развлечь больного, гости поэта начали соревноваться с медведем в его искусстве и в скором времени убрались все. К тому часу у княгини Н*** закончилась нюхательная соль, и доктора поэта посоветовали ей ехать домой, а К*** уснула в кресле. К*** переложили под стол, чтоб не мешала, Александр Сергеевич приподнялся на одре, печально оглядел залу и попросил блядей. В ожидании блядей поднятый по тревоге оркестр Павлоградского лейб-гусарского полка грянул кадриль.
В четвёртом часу ночи сквозь толпу у парадного пробились городовые и потребовали прекратить бедлам, но В.А. Жуковский выпроводил их, сунув рубль серебром, и, сославшись на величие минуты, заплакал.
К пяти приму Императорского театра обезумевшие от восторга гусары выбросили в окно. Ещё находившийся в сознании Пушкин посвятил этому событию короткое, но яркое стихотворение, которого никто не запомнил.
В шесть утра загорелся медведь.
Приблизительно в девять Александр Сергеевич Пушкин вышел из дома ехать за портвейном и упал с набережной на лёд. Поэта хватились к полудню, поиски заняли час.
Александра Сергеевича отделили от поверхности замёрзшей реки, снова внесли в дом на Фонтанке и уложили на диван. В утренней тишине явственно различались треск, щелчки и низкое гудение, издаваемые головой бездыханного поэта. Н.Ф. Арендт со слезами на глазах констатировал обширное похмелье. Медицина девятнадцатого века была бессильна – в два часа сорок пять минут Пушкина не стало.
Александр Сергеевич Пушкин имеет репутацию великого или величайшего русского поэта, в статье «Несколько слов о Пушкине» (1830-е) Н.В. Гоголь писал, что «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет», а Аполлон Григорьев (1859) сформулировал короче: «А Пушкин – наше всё».
