Былое и думы. Детская и университет. Тюрьма и ссылка – Александр Герцен

Эта книга не похожа ни на одну книгу, она меня потрясла, она изменила мое мышление, дала прочувствовать Россию девятнадцатого века, почувствовать дух революции и идей подобных ей. Книга очень длинная, объемная, полная содержания, историй, жизни Александра Герцена.

Герцен всю свою жизнь боролся с несправедливостью, с устойчивой леностью мышления, он отдавал всего себя на растерзание, но оставался при этом очень хорошим, порядочным человеком.

Его отец лично разговаривал с Наполеоном, знал императора Александра, служил в военной службе. Младенчество Герцен встретил в период войны с Францией 1912 года. Все его детство проистекало в деревни. В детстве у него не было друзей, хотя он и дружил с дворовыми ребятами.

Когда она поступил в университет, у него появились приятели, они образовали собственный круг общения, в котором было много известных и не очень писателей, например его лучший друг Огарев. С Огаревым он дружил очень плотно, хотя и жизнь их часто разлучала.

Герцена отправили в ссылку из-за политических идей, сначала в Пермь, потом в Вятку, после во Владимир. Его жена Наталья, была очень больной и хрупкой женщиной. Постоянная болезнь, смерть ребенка, а также измена Герцена очень сильно ее травмировали.

Эта книга дает понять, что человеку свойственна борьба, у Герцена эта была борьба за свободу слова. Эта свобода слова заставила императора Николая отправить Герцена в ссылку дважды.

Когда я бралась читать эту книгу, я заранее знала, что она очень объемная. Но я не думала, что растяну ее на полмесяца и, что мне будет сложно ее читать.

Почему сложно? Потому, что в этой книге настоящая жизнь русского человека, сначала на родине, а потом в эмиграции. И эта жизнь полная борьбы, смелости, любви к своей отчизне, она – жизнь, дает понять, как тяжело жить, когда за тобой постоянный контроль.

Эмиграция Герцена была наполнена той грустью, когда чувствуешь, что нигде нет тебе приюта. Так и у него было. Он ездил то во Францию, то в Италию, то в Англию. И нигде не мог пристроить себя, поймать тот ритм жизни, где по-настоящему хорошо.

Книга Герцена «Былое и думы» о том, что каждый человек имеет право на свое мнение. Что ни смотря, ни на что, нужно оставаться, прежде всего, человеком, не врать себе самому. А вот вокруг политической жизни императора Николая, была одна ложь, фальшь, интрига. Он везде, во всех видел врагов своего правления. И наказывал бедных, ни в чем не повинных людей, которые отправлялись на каторгу, на позор, в круг таких же несчастных людей.

И как сказал Герцен, обычный крестьянин не в праве себя защитить, и поэтому его наказывают, секут, бреют бороду, и накладывают другие наказания. Наказание императором дворян, эта ссылка в дальние города, наказание людей сословия поменьше, уже в острог, в Нерчинск.

У меня нет никаких революционных идей после этой книги. Но я поняла, как жестоки, бывают рамки контроля над человеком.

А ещё знаете, я подумала, что Герцену надо было родиться попозже, и попасть во время становления советского союза, в 1917 год, когда революция захватывала всю страну. Тогда Герцена бы поняли, и не обвиняли его идеи, книги, журналистику зловредной для правительства.

Но я думаю, сам Ленин читал эту книгу, и другие революционные личности.

По мне же, книга очень содержательная. Хоть и очень длинная, но всё же она заслуживает хорошей оценки, я думаю.

В знаменитой ленинской фразе “Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию” центр тяжести приходится на точку, разделяющую два предложения, – в ней все (или почти все) события, тревоги и мысли “Былого и дум”. Автор этой книги, отсутствующий в школьной программе по литературе и как-то боком, неприкаянно стоящий в курсе истории, сегодня мало кому интересен. Узок круг читавших “Кто виноват?” или “Сороку-воровку” и страшно далеки те люди от народа, а про герценовскую газету “Колокол” многие в первый и последний раз слышали в восьмом классе. Между тем, в первое десятилетие эпохи Освобождения (1856-1866) подпольно ввозившийся в Россию “Колокол” читала вся страна, от правительственных верхов до уездных предводителей дворянства. “Фитиль” того времени, он, в отличие от советского плюшевого аналога, бичевал и “поджаривал” чиновников по-настоящему. Годы всероссийской славы Герцена окончились шумным разрывом с большинством образованной публики из-за польского вопроса, а вскоре скончался и сам знаменитый лондонский изгнанник. В своих мемуарах он почти не касается главного дела своей жизни, что характеризует его лучше многих слов. “Былое и думы” – книга о долгом пути, роман воспитания чувств и философский трактат, исповедь разочарованного человека и дневник очень личных наблюдений и переживаний. Создавалась она частями с 1852 года, иногда Герцен писал большими кусками, порой крохотными главками. Хорошо заметны перепады авторского настроения, от злой иронии до патетической грусти, и эволюция стиля, совпадающая с общей тенденцией развития нашей литературы: от многословного бытового романа с дядюшками и ритуалами чаепития к чувствительному натуралистическому повествованию, а позже – к идейному роману-беседе. “Былое”, воспоминания, перемежается с философскими отступлениями (“думами”) – о русской жизни, природе власти, ходе истории, важнейших событиях современности. Симпатичная черта Герцена: способность передать правдиво свои мысли и чувства в конкретный отрезок жизни, не перевирая и не анализируя их с учетом последующего опыта. Детство мы видим глазами ребёнка (очень развитого и наблюдательного), Московский университет – через призму философских исканий и безобидных приключений молодого автора, тюрьму и ссылку чувствуем кожей осуждённого. Незабываемы портреты современников – Грановского, Чаадаева, царя Николая, Хомякова и других – без цитирования этих фрагментов не обходится теперь ни одна книга об эпохе. Вероятно, проницательность Герцена, острый и сосредоточенный ум, сделавший его гениальным публицистом, происходят из уединённого детства, тесного семейного круга, где тон серьёзности и протокольной мелочности задавал самодур-отец. Но отсюда и особая чувствительность, даже надрывность переживаний Герцена, характерная для юношей тридцатых годов. Сейчас так не чувствуют, не говорят, не поступают и не думают, оттого и читать о молодости Герцена чрезвычайно увлекательно – он пришелец с утонувшего континента, исследованного Лотманом.Порывистый и увлечённый идеями свободы и справедливости, витавшими в воздухе после 1812 и 1825 годов, Герцен всегда предчувствует недоброе, плохое – и оно регулярно случается. Семейные трагедии чередуются с идейными разочарованиями и в середине жизни главные из них: смерть жены и крах либеральных воззрений Герцена, крах утопии западного революционного проекта. О первом – почти документальной точности горький отчёт, о втором – трезвые рассуждения, звучащие справедливо и теперь.“Былое и думы” ещё и одна из первых книг о нашей эмиграции. Русский эмигрант, проклинаемый на родине и не востребованный на чужбине, типический и сохранившийся до нашего времени вариант “лишнего человека”. В Ницце и Женеве, в Лондоне и Нью-Йорке, в Шанхае и Гонконге для него остаётся лишь нестерпимая скука, создание драм на ровном месте, дрязги личной жизни и вмешательство в чужие отношения. Состояние вечной подавленности, отчуждения от привычных дел, ломка мировоззрения приводит к трагичным перекосам, вроде “брака на троих”. Связь жены Герцена Natalie с поэтом Гервегом, а позже и роман самого Герцена были у всех на виду, бесконечно обсуждались и осуждались. Не могло пройти мимо и правительство, которое и тогда и сейчас обожает выставлять своих врагов гуляками и извращенцами, забывая о куда больших собственных грехах.Русское правительство и бессмертная бюрократия – теневой герой книги, за что её так любили советские литчиновники: можно давать читать школьникам, правда только до того места, когда выясняется, что на Западе немногим лучше, и революционный прогресс устремился в никуда. Острое и размашистое герценовское перо вспоминает русских столоначальников то с иронией, то в замешательстве, то со злобой, но враг Герцена не они, а сам главный бюрократ, император Николай. Его автор ненавидит увлечённо, почти по-женски, когда отвращение на уровне физиологии, от “взмыленного” лба и холодных безжизненных глаз. Герцен выносит приговор николаевской эпохе за удушливую и развращающую молодое поколение атмосферу, искалечившую так много замечательных, подававших надежды людей. В эмиграции он видел нервного Энгельсона (этакого недо-Достоевского), слишком книжного для жизни, Сазонова, вечно носящегося с проектами и статьями, но так ничего и не сделавшего, Головина, у которого все хорошие склонности ушли в буйство и нелепицу. Он видел, как угасали Белинский, Вадим Пассек, как пришиблен был Тургенев – эпоха прошлась немилосердно по всем своим детям, а некоторых и вовсе переехала насмерть…Тем и ценны сейчас мемуары Александра Герцена: духовный и идейный путь молодого человека в России в них показан со всеми поворотами, взлётами и падениями. Смешно слышать, что опыт Герцена устарел, а проблемы “Былого и дум” остались в бородатых временах. Да всё то же самое: и метания молодости, и умные книжки в университете, и столоначальники, тянущие лапы в каждое дело, и скука смертная, и дикость русской жизни, и даже эмигранты из Лондона ручкой машут. А книга Герцена остаётся вечно прекрасной, читаемой с наслаждением, в негодовании и задумчивости, настоящей и актуальной классикой.

Честно говоря, это уже второй подход к книге. Первый был лет 17-18 назад, когда надо было читать отдельные главы в рамках курса русской литературы 19 века в университете. Тогда почему-то книга запала в душу. Собиралась я долго, но дошла!

Сложно сказать, чего в книге больше – былого (мемуарная часть) или дум (философские размышления), но в целом она выглядит очень гармонично. Иной раз автор описывает всё, как помнит, иной раз больше ударяется в отвлеченные размышления, описывая многих людей, с которыми столкнулась его жизнь.

Темп повествования плавный, так и предлагает поразмышлять вместе с автором.