Александр Феодосьевич Бестужев
О главном попечителе и наставниках
Мы видим, что при самых лучших учреждениях воспитания, когда нет хороших наставников, ожидаемого успеха не последует. Ибо тот не вовсе еще способен к воспитанию, который кажется снабден нужными к оному сведениями, но когда не имеет сих существенных способностей: снисхождения, смешанного с твердостию, великого терпения, непорочного нраву, возвышенных чувств, истинного богопочтения и той степени разума, учиняющей его способным приноравливаться к слабостям детей и творящей его им другом; такового к должности толико важной употребить не должно. Имеющий же сии достоинства и склонен бывши к трудам, хотя бы был и необширного разума, получит тотчас потребное знание и учинит сколько достойных воспитанников, столько, без сомнения, и просвещенных граждан.
Взирая на воспитателей ученых и невежествующих, многознающих и непросвещенных, без сведения науки обхождения с детьми, вы увидите их с воспитанниками своими ведущих беспрестанную борьбу; неприлежанию, нерадивости, шалостям противополагающих позорные брани, жестокие выговоры, частые наказания, содержащих детей в беспрестанном детстве, учиняющем их невольниками, рабами и не допускающем познать причину, в училище их собравшую. Вы увидите таковых воспитателей, учащих не укрощать страсти, но погашать, истреблять их до основания, взирая на них как на плачевный дар природы; и дети, находясь под таковым надзиранием, в беспрестанном принуждении, видя в наставниках своих лютых только властителей, употребляющих власть сию для их мучения, ведущих их к постыдному уничижению, принимают личину лицемерия, и вот следствие, что они в летах самой невинности и чистосердечия становятся обманщиками. Как скоро удалились они от взора своего надзирателя, свергают с себя его принуждения и слепо попущаются неограниченным страстям своим, от которых прежде страх один удерживал. Естьли молодой воспитанник имел таковых наставников, естьли он вышел из училища, тогда увидите его торжествующего, получивши свободу от порабощения своенравию своих воспитателей и трудным школьной жизни обязанностям; и, не получа твердого правила, как показаться в обществе, к тому же, когда присоединится богатство и неуместная любовь родителей, – то он неминуемо потеряется и сам себя не познает. Отчего необходимо последует, что он будет, так сказать, истребляться в жизни нечувственной и рассеянной, отличность свою предположит в посрамительном шутовстве и буйности страстей. Воспитывающийся естьли не будет понимать воспитание, им полученное, как сопровождение его к вышним достоинствам, естьли, выходя из училища, не употребляет праздного времени своего на изучение законов и правил правительства, естьли не будет иметь желания приобрести в совершенстве знание искусства военного – таковое воспитание тщетно будет и бесполезно, которое вместо того, чтоб сделать ему честь, а государству пользу, послужит только к тому, чтоб его унизить, учинить несчастливым, вредным и недостойным навсегда своего отечества. Тогда с Сенекою вопросить можно: какие суть сии плоды, которые мудрое воспитание обещевая, похитило великое число самонужнейшего времени и образовать было должно на все продолжение жизни?
4. Плутарх уподобляет страсти ветрам, без которых корабль не может иметь своего направления. Они не что иное суть, как движения душевные, возбуждающиеся от предметов, воображению нашему представляющихся. Все страсти имеют в виду какое-нибудь благо, удовольствие или счастие, хотя оные впоследствии и ложны иногда являются. Например, скупой при виде полного кошелька не может не изъявить радости своей, потому что страстен к богатству. Сладострастный, видя хорошую женщину, не может не желать ее наслаждения, потому что он страстен к утехам. Стоики и другие моралисты признавали страсти болезнями душевными, кои истреблять должно для нашего успокоения и блаженства; но ныне, напротив, полагают, что страсти человеку необходимы, которые не погашать вовсе, но только усмирять чрезмерное оных воспаление должно. В противном же случае сие значить будет, что из человека хочешь сделать машину, когда желаешь истребить до основания его страсти. Конечно, есть из них опасные, вредные и преступные, но есть, напротив, другие, сами по себе приятные, полезные, похвальные и невинные. Страсть к игре есть предосудительна, естьли предметом ее гнусное корыстолюбие; но страсть к труда! Месть всегда достохвальна, когда человек, предаваясь оным, имеет в виду пользу общую. Не тот человек добродетелен, который вовсе страстей не имеет, но тот, который с тщательностью их побеждает и не допущает себя быть увлечену их силою за пределы добродетели и должности. Человек, не чувствующий ни любви, ни зависти, ни удовольствия, ни печали, ни надежды, ни страху, – словом, учинившийся мудрым стоиком, есть не что иное, как неподвижная глыба, кою ни в какое нельзя употребить действие. Каким образом, в самом деле, возможно бы образовать, воспитать юношу, не чувствующего пристрастия к награждениям и отвращения к наказаниям? И сколь бы мало кто ни входил в исследование страстей, увидит, что они сами по себе ни хороши, ни худы, а учиняются таковыми по употреблению, из них производимому; поелику всяк человек родится с нуждами и с желанием оные удовольствовать, к тому ж по врожденной способности расположен чувствовать печали и удовольствия, когда все понуждает его устремиться к приобретению последнего и устранению от себя печали, то из сего и происходит, что страсти чело-веку присущи, неразделимы от его природы, согласны бытию его, необходимы к его сохранности. Страсти в направлениях своих столько имеют многоразличных видов, что не можно войти во все оных подробности, кол суть бесконечны, но довольно сказать, что все они полезны, естьли обращены к благому предмету, естьли обузданы рассудком, естьли силою оного стремления их воздержано, остановлено, учреждено или, взирая на обстоятельства, распространено до известных пределов. Сократ был по природе своей склонен к разным порокам, как-то: к наслаждению чувств телесных и к услаждению вкуса; но чрез беспрестанное прилежание к последованию гласу разума он всесовершенно предохранил себя от суетных усилий порочных своих склонностей.
5. Сие весьма удобно приметить можно, что всякий молодой человек, имеющий пристрастие шутить или, так сказать, веселить беседу на счет ближнего, бывает по большей части человек тщетный, ничему не наученный и к общественным должностям редко употребительный, поелику лучшее расположение ума своего устремляет на то, чтоб шутить, сказать острое слово. И хотя чувствует иногда, что презираем, но делать нечего, переменить нечем, и потому принимается опять за ремесло общего весельчака и сим старается хотя мало поддерживать себя в обществе, надеясь оставить за собою имя бойкого. Но к несчастию, сие весьма редко удается, ибо кроме желания быть шутом надобно иметь искусство от природы. Сей же самый, будь хорошо научен в училище и понятия его лучше образованы, то никогда не предастся невежливому сему пристрастию. Охота говорить красно есть признак человека злого характера.
