Александр Феликсович Борун
Жаба
Итак, Лягоище было здесь! Я ударил кинжалом в пол, и он вошел в него, как в пустоту, но, выдернув кинжал, я не обнаружил на этом месте никакой дырки! Я попытался провести разрез и быстро сунуть туда руку. Это мне, к несчастью, удалось – и я попался! Рука по локоть ушла в пол, и сразу её сдавило так, что от боли из моих глаз брызнули невольные слёзы. Я стал резать пол над рукой и дёргать её. Часто кинжал задевал руку и в порезы немедленно проникал камень. Это было очень больно, но рука постепенно вылезала из пола!
И тут, как будто включили свет, исчез туман, и я понял, что всё пропало. Передо мной стояли все они: дядя Рибд, тётя Мея, Гоболин, оказавшийся мерзким старикашкой, одетым в какое-то тряпьё, и Лягоище. Несчастное создание попыталось подползти ко мне, но Гоболин набросил на него откуда-то взявшуюся сетку, перевернул и подвесил к потолку. Я мог рассчитывать только на себя.
Увидев, что я застрял в полу, колдуны не могли удержаться от хохота. Они качались, они держались друг за друга и за стены, чтобы не упасть, а я продолжал пилить пол. Но тут дядя Рибд заметил это. Он плюнул на пол, и кинжал перестал в него входить. Кисть руки осталась в камне. Дядя Рибд направился ко мне.
– Ну, похулиганил, и хватит, – сказал он. – Отдай кинжал, и я освобожу тебя из пола. О наказании подумаем потом. Отдай, тебе же больно, я же вижу, – добавил он, так как я не отдавал ему кинжала. Да, мне было больно, но, когда дядя Рибд подошел поближе и протянул руку, я попытался ударить его Мизерикордом. Дядя Рибд в ужасе отскочил. Боишься! Хороший, верно, кинжальчик.
– Откуда он взял его? – взвизгнул дядя Рибд.
– Я же вам говорил, что он побывал в доме, – сказал Гоболин. – Всё подслушал и украл Мизерикорд.
– А почему он тогда там же меня не зарезал? – возразил дядя Рибд.
– По глупости, – ответил я. – Хотел только убить Лягоище и сбежать.
– Вот, видите, он всё знает, – прокомментировал Гоболин.
– Кто-нибудь, отнимите у него это, – приказал дядя Рибд.
– Я пас, – сказал Гоболин. – Давайте лучше подождем, пока он потеряет сознание от боли или уснет. Подежурим поочерёдно…
– Исключено, – сказал дядя Рибд, – звёзды уйдут с нужных нам мест через час, а мне ещё надо закончить надписи.
– Я попробую, – сказала тётя Мея. И она подошла ко мне. Я замахнулся кинжалом, но ударить её не смог…
Очень скоро мы с Лягоищем сидели, связанные вместе, а я ещё и с кляпом во рту, чтобы не орал, в центре той самой комнаты. Дядя Рибд доцарапывал свои невидимые заклинания. Гоболин сливал какие-то растворы в большую колбу. Тётя Мея, спиной к нам, напряжённо разглядывала какое-то чучело на стене.
Лягоище сочувственно вздыхало. Какое, всё-таки, благородное чудовище! Ведь ему-то всё равно, желанный покой наступит и если меня переселят в него, и если его зарежут. А оно столько усилий употребило, чтобы меня спасти от своей участи! И ещё я с опозданием понял, что мне надо было просто самому зарезаться! Впрочем, тогда бедному Лягоищу пришлось бы мучиться и дальше. Да и поздно теперь.
Дядя Рибд закончил свои надписи и, кряхтя, разогнулся. Гоболин взял у него кинжал и кинул в свою колбу. Зашипело. Все трое подошли ко мне и приготовились. Я смотрел на тётю Мею, и мой взгляд вывел-таки её из равновесия.
– Может, дадим ему последнее слово перед вечным безмолвием? – робко спосила она.
– Я же тебя предупреждал!.. – раздраженно завопил дядя Рибд.
– Это моё дело, – прервала его тётя Мея.
– Нет, это наше…
– Тогда голосуем, или я вообще отказываюсь, а без меня вам не справиться!
– Я – за, – неожиданно поддержал её Гоболин, – мальчишка храбро сражался, и надо обойтись с ним, как с мужчиной.
– Делайте, как хотите, – сдался дядя Рибд, – я умываю руки. Но я нас предупреждал. И только чтоб без крика.
И он в бешенстве стал шагать по комнате взад-вперёд, а тётя Мея и вынула у меня изо pтa кляп.
Она правильно угадала, у меня была последняя просьба.
– Дай мне на память прядку волос, – попросил я. – А то вы же отдадите меня Торолю, и мы вряд ли ещё увидимся.
Рыдая, тётя Мея злобно рванула себя за волосы, вырвала у себя прядь волос, вместо того, чтобы отрезать её, и хотела сунуть мне в руку, но, спохватившись, нашла на Лягоище какой-то карман и положила их туда.
– Время! – воскликнул дядя Рибд.
Они встали вокруг нас, взялись за руки, и я потерял сознание. Последнее, что я помню, это незнакомый мелодичный голос у меня в голове: "Прощай, маленький Джаб! Я свободен! Прощай, и пусть тебе повезет, как повезло мне!"
Однако, когда я очнулся, я по-прежнему был самим собой, и по-прежнему был привязан к Лягоищу, которое по-прежнему тяжело вдыхало. Тётя Мея без сознания лежала на полу, а дядя Рибд и Гоболин, уставясь на неё, красные от напряжения, бормотали заклинания, пытаясь, видимо, её разбудить.
Наконец дядя Рибд, пошатываясь, отошел и облокотился о стену. Гоболин сел на пол.
– Всё пропало, – оказал дядя Рибд, – и ведь я же её предупреждал.. У-у, дура чувствительная! – воскликнул он, замахиваясь на Лягоище ногой, но не пнул. – Убить тебя мало! Всё испортила!
– Пожалела, да ещё и прядь волос, – поддержал его Гоболин.
– А ты молчи, – повернулся к нему дядя Рибд, – кто за последнее слово голосовал?
Пока они пререкались, до меня медленно доходило истинное положение вещей. Но я не успел как следует к нему привыкнуть.
Со страшным грохотом стены и потолок рухнули, и мы оказались в большой яме под открытым небом. Дядя Рибд и Гоболин в панике заметались, пытаясь удрать, причем дядя Рибд пытался утащить и тело тёти Меи, но было поздно. Облачко, висевшее над нами, стремительно упало вниз и обернулось мужчиной в роскошном восточном одеянии со сверкающими глазами, мечущими фиолетовые молнии.
Мастер Скала! – подумал я.
– Тороль! – пискнул дядя Рибд. Тут в него попала молния, и он растаял в воздухе. Гоболин упал на колени, но Тороль обратил на него свой ужасный взор, метнул молнию, и Гоболин исчез. Тороль взглянул на тело тёти Меи, но я дико заорал: "Нет, её не надо", – и он не стал её испарять. Глаза его перестали светиться. Он подошёл ко мне, и с меня сами собой упали веревки, и рука, болевшая всё это время, сразу зажила. Он обнял меня, и я зарыдал. Это был мой долгожданный отец.
