Александр Чермак
Золотой Бантустан

Поскольку Ларион никогда не делал Марии официальных предложений, она не заводила разговора на эту тему. Хотя в отличие от многих ее подруг, для нее это имело значение. Во-первых, она очень любила Лариона, а во-вторых, Мария была обычной женщиной с традиционными взглядами. Больше всего на свете ей хотелось иметь нормальную семью и детей от Лариона. Но она чувствовала, что Лариону этого мало, он принадлежал к тому типу людей, которые находятся в состоянии вечного поиска, а с такими сложно создать нормальную семью. Марии оставалось только терпеть и надеяться. Тем временем партнеры Лариона по бизнесу заинтересовались программой продления жизни и предложили ему принять в ней участие. У самого Лариона была лишь небольшая доля в бизнес-проекте, а посему партнеры предложили оплатить курс в медицинском центре Международной программы «Жизнь», так как не хотели сами рисковать, а кроме того, рассчитывали получить дополнительные доходы от рекламной кампании – они надеялись, что образ долгожителя в их предприятии привлечет больше клиентов. При этом Ларион брал на себя обязательство постепенно вернуть те деньги, которые были заплачены за его участие в эксперименте по продлению жизни.

Единственное, что Мария довольно быстро и ясно осознала – и это вселяло в нее одновременно и надежду и отчаяние, – что Ларион не любит эту девушку, эту Сагиду. Мария остро ощущала это своим чутьем любящей женщины. Но почему же тогда, почему Ларион был так холоден с ней, так отстранялся, так явно хотел побыстрее избавиться от ее присутствия? Наверняка это как-то связано с этим экспериментом по продлению жизни…, возможно, все они превращаются в волков, одиноко бродящих по окраинам жизни и избегающих встреч с простыми живыми существами…

В сумятице этих размышлений Мария остановилась перед дверью небольшого кафе и решила, что бокал вина и чашка кофе помогут ей отвлечься от грустных мыслей. В кафе было полно свободных столиков – Мария выбрала один в тихом углу. Она сняла пальто, положила рядом сумку и ткнула пальцем в сетевой экран, нависший над столом. На экране появилась информация о местной кухне, винах и местах, где можно остановиться на пару дней, чтобы подышать благотворным морским воздухом. Через пару минут у столика возник официант, явный биокон, судя по его короткой шее, и Мария заказала бокал вина и закуску. Пока она ожидала свой заказ, с экрана на нее обрушились потоки последних новостей: иммигранты из Великобритании продолжают прибывать в Абиссинию, местные власти вводят систему квот и ужесточают правила получения виз; голландский парламент потребовал от правительства страны немедленно закрыть медицинский центр МПЖ в Утрехте и начать расследование летального случая с одним из пациентов; белорусские фермеры объявили об успешном завершении эксперимента по выведению искусственных свиней…

Несмотря на многообещающую рекламу, вино показалось Марии слишком пресным, без букета, а закуска, напротив, была слишком острой. У нее быстро пропал аппетит; ковыряя вилкой в тарелке, Мария стала разглядывать посетителей вокруг. Вид у местных жителей был какой-то неряшливый, в основном они пили кофе и пиво, а разговаривали мало и без энтузиазма. В этот момент в кафе вошел человек неопределенного пола в плаще, голова его была накрыта плотным капюшоном, лица не было видно. Некоторые посетители повернули головы в сторону этой странной фигуры, которая шла, прихрамывая, прямо к стойке бара. Человек еле слышно что-то спросил у бармена за стойкой, и в этот момент Мария через откинувшийся край капюшона узнала знакомый профиль – это была та самая Сагида, которая заходила в комнату Лариона всего несколько часов тому назад. Мария тут же опустила глаза и уставилась в стол, ей не очень хотелось встретиться взглядами с Сагидой. Смутные неприятные ощущения, которые даже нельзя было назвать ревностью, скорее воспоминания о злобной реакции девушки на попытку Марии заговорить с ней, нахлынули на нее, как холодные серые волны здешнего моря. «И чего она там стоит?» – думала Мария, стараясь не смотреть в сторону Сагиды. – «Лучше бы ушла поскорее, не хочу ее видеть…, и вообще, чем, интересно, она могла привлечь моего Лариона? Что в ней такого, да еще эта уродливая походка?» Тем временем бармен доставал что-то из шкафа за спиной, затем протянул товар посетительнице, она начала отсчитывать деньги. Марии казалось, что это будет тянуться бесконечно долго.

Внезапно Марию словно кто-то встряхнул, и она подняла голову. «Собственно, от кого я прячусь, да и зачем? Что она мне сделает? Да и зачем я ей нужна? А вот она-то как раз и может быть мне нужна», – ей пришла в голову мысль, что эта девушка единственная, кто была близка к ее возлюбленному последние годы. «Если Ларион и делился с кем-нибудь своими чувствами, то это, скорее всего, была именно она. Мне нужно, просто крайне необходимо, понять, что там происходит…». – Мария решительно встала и прошла к стойке бара:

– Сагида, вы узнаете меня? – обратилась она к фигуре в капюшоне.

От неожиданности девушка пошатнулась и резко отвернулась в сторону, при этом вся сжавшись от испуга. Но Мария мягко взяла Сагиду за руку и продолжала почти шепотом: – Прошу вас, не бойтесь меня. Я готова помочь вам, пойдемте за мой столик.

– Вы меня простите, но я хочу вам сразу сказать, – решительно начала Мария, когда они уселись за стол, – мы с Ларионом жили вместе несколько лет, собирались пожениться, и я до сих пор его люблю…

Сагида посмотрела в глаза Марии, скривилась в ухмылке, покачала головой, но ничего не ответила на откровения собеседницы.

– Вот, собственно, вся правда, и я приехала сюда, чтобы еще раз доказать Лариону, что я его жду и всегда буду ждать. Сагида, можно я буду на ты с тобой? – Мария умоляюще посмотрела на девушку, но та как будто и не думала отвечать на откровения, только полуоткрыла рот и нехотя протянула:

– Продолжайте…

– Не знаю даже, мне кажется тебе все равно, – взволнованно сказала Мария.

– Вы сами меня позвали.

– Да, позвала. Я хочу все выяснить.

Сагида все также безразлично поглядывала то на Марию, то куда-то в сторону. При этом от нее исходил такой холод, что Мария уже начала сожалеть о том, что вызвала ее на диалог. Возникла долгая пауза, во время которой можно было слышать разговоры местных жителей, потягивающих кофе, и звон чашек и стаканов на барной стойке.

– Вся эта программа долгой жизни ни гроша не стоит, – вдруг тихо произнесла, почти прошептала, Сагида, чуть приподняв надо лбом край капюшона. – Мне-то плевать на деньги, мой папа заплатит, сколько угодно. А вот Ларион твой зря в долги влез…

– То есть, ты хочешь сказать, что все это обман? – Мария наклонилась вперед, чтобы уловить тихий голос Сагиды.

– Может и не обман, – Сагида покосилась на людей за соседним столиком. – Кто их знает. Только не на благо это долголетие. По крайней мере, для твоего Лариона, – сказав это, Сагида впервые посмотрела прямо в глаза Марии.

– Не понимаю…, ты можешь объяснить, что происходит, – умоляющим голосом попросила Мария.

Сагида пожала плечами: – Да ничего особенного не происходит.

– Но ты же говоришь, что для Лариона это не…

– Боюсь, что мои объяснения могут… э-э, как это сказать… ну сбить тебя с толку.

– Я и так уже совсем сбита с толку, – грустно вздохнула Мария. – Не ожидала, что он так холодно меня встретит, как чужой. Я ведь дома очень тосковала, я там все время одна. У нас там, понимаешь, все к этому так относятся. Мы и когда вместе жили, тоже были одиноки. Он меня очень любил, честно могу сказать. И я была счастлива, что испытала это, это такое редкое чувство, никто этого не понимает. Но сегодня я увидела, что в нем что-то перевернулось. – Мария внимательно вглядывалась в лицо Сагиды, – может быть, это из-за тебя?

– Нет, это не из-за меня, – спокойно ответила Сагида. – У нас того, что ты называешь любовью, не было. И вообще, все это глупости, это только в синерамах и театроскопах. Раньше когда-то было, наверное. А так – только пустые слова, в жизни я такого не видела. Как это ты сказала: «он очень меня любил»? – Сагида скривила свои пухлые губы в ухмылке. – И что это тебе дало? Странная ты какая-то, зачем тебе все это нужно, не понимаю. Ехать так далеко за своим партнером, которого год не видела. Говоришь, одна все время? Да ткни в экран только – тебе сразу десяток пришлют партнеров, хочешь биоконов, а могут и флексов…

– Нет-нет, мне это не надо, – перебила ее Мария, – не знаю, как объяснить…, но понимаешь, у нас были отношения, нас связывало многое…, это невозможно заменить другим человеком или просто сексом…

– Да, представляю, как ты мучаешься, потому что не знаешь, чем заменить секс, – равнодушно протянула Сагида. – Хм, какие еще тебе нужны отношения. Люди совершенно независимы друг от друга. Я знаю, конечно, читала про это, ну, про женщин в прошлом, которые искали поддержку в мужчинах, так как были более слабыми и так далее. Но это очень скучно читать, потому что это просто наивно – все эти страсти, переживания непонятно по какому поводу. Сейчас ведь без еды и крыши над головой мало кто живет, если в сети зарегистрировался. Можно не работать – пособие платят, и никто от голода не умирает. Население больше не растет, рожают мало, да и не нужно это больше, есть масса других способов. Какие тут еще отношения?

– И все-таки, пожалуйста, прошу тебя, Сагида, очень прошу, скажи мне, с Ларионом что-то не так? – Мария решила перевести разговор в конкретное русло, так как по своему опыту общения с подругами знала, что продолжение этой темы приведет их к глухому непониманию. Ее переживания не вызывали ни у кого сочувствия, даже наоборот, приводили к отчуждению, к тому, что ее начинали считать глупой, чуть ли не больной. Потому что не может же нормальный человек добровольно навязывать себе какую-то зависимость от другого, от собственных чувств. Это рассматривалось даже не как проявление слабости, а как душевная болезнь, не поддающаяся лечению.

– Короче говоря, – сказала Сагида после некоторого раздумья, – у него проблемы с мужской потенцией. Он первый раз заметил после процедур с этими зоопланктонами, где-то месяца два тому назад. Сначала мы думали, что это так – психика там, он принимал таблетки. Но потом стало ясно, что это серьезно. Вот он и начал беситься. Ему твой визит сейчас совсем не к месту, только неприятные воспоминания. Не знаю, чего он тебе не сказал…

– Об этом мужчины обычно не говорят, предпочитают держать в себе, – печально покачала головой Мария.

– Да я не про то, не про его слабость. Он тут решил…, – Сагида заговорила еще тише, так что ее вообще трудно было услышать, – в общем, он собирается бежать отсюда. Легально он не может прервать свое участие в программе, так как деньги ему все равно не вернут. А если его спонсоры узнают, сама понимаешь, они его в покое не оставят.

– Что же делать? – Мария с отчаянием в голосе, умоляюще посмотрела на Сагиду.

– Как что? Выход у него один – взять немножко этих медуз и толкнуть их на черном рынке. Не он первый, так многие уже делали. И такие денежки за это можно сорвать – ого-го! Все окупится.

– То есть, ты имеешь в виду… выкрасть? Это же преступление!

– С такими деньгами он откупится от кого угодно. Или ты хочешь, чтобы он остался инвалидом-импотентом?

– Это ужасно, неужели здесь врачи не могут что-то сделать?

– А зачем им это? Ты знаешь, сколько они получают за эту программу? Они будут до последнего убеждать всех, что это не опасно для здоровья. Тем более, что такая реакция пока только у Лариона, я не слышала, чтобы у других было что-то подобное, хотя…, не знаю, не уверена. Поэтому ему лучше вообще держать язык за зубами, руководители программы будут скрывать любую негативную информацию. Ну ладно, – Сагида видела, что Мария собирается задать ей вопрос, – мне нельзя тут долго оставаться, опасно. Я возвращаюсь в центр и скажу ему, что ты будешь ждать здесь до завтра. Он сообщит тебе, когда и где вы должны будете встретиться. Скорее всего, в другой стране, там, где безопаснее. – Сагида подняла голову и впервые внимательно посмотрела Марии в глаза. – Если ты действительно хочешь ему помочь?

– Да, конечно, я буду ждать, ждать столько, сколько понадобится и там, где он скажет, – без колебаний ответила Мария.

Сагида встала и, не сказав Марии ничего на прощание, быстро вышла из кафе на улицу.

7. ГЮНГЁРЕН

Обо всем, что произошло после этой встречи с Сагидой, Мария рассказывала мне неохотно, как-то сбивчиво и, я бы даже сказал, неправдоподобно. Хотя я допускаю, что она, вероятно, и не знала всех подробностей кражи этого контейнера с медузами и последующего побега Лариона из медицинского центра. Вообще, когда она говорила об этом, ее нежное и такое гладко-округлое лицо вытягивалось в унылом потустороннем взоре, и я почти физически ощущал, насколько тяжело ей все это вспоминать. Только стороннему слушателю это могло бы показаться увлекательным приключением, для Марии же это было настоящее испытание, постоянные переживания за судьбу парня, которого она искренне любила. Особенно тяжелыми были дни, когда она ждала Лариона в Стамбуле, в условленном месте – маленькой гостинице, расположенной в районе Гюнгёрен, в стороне от обычных туристических маршрутов. Поскольку Ларион опасался быть обнаруженным службой безопасности и агентами его партнеров, он не пользовался ни связью, ни сетевыми экранами. Он избегал авиачунгов, телеаэро и прочих быстрых средств транспорта, которые легко засекались при помощи глобальной навигации. Его основным средством передвижения были старые автомобили и велоскутеры, коих, к счастью, было множество на дорогах Южной Европы.

Мария усталым тихим голосом рассказывала мне, как она вставала каждое утро в этой скромной и тесной гостинице, выходила на узкую улочку и сидела часами за стаканом турецкого яблочного чая, всматриваясь в проходящих мимо людей. Она знала, что Ларион должен быть в парике и в каких-нибудь одеждах, не вызывающих подозрений у рыскающих вокруг агентов. Вообще-то удивительно, но в наше время, несмотря на сильно продвинувшиеся технологии, особенно в области связи, можно запросто затеряться в толпе, в суете и вечном движении огромных мегаполисов. Особенно таких, как подтопленный морем Стамбул, где уже сильно ощущается упадок, закат тысячелетних цивилизаций, идущих от ассирийцев и древних греков, византийцев и османов. Сегодняшняя суета этого древнего и когда-то прекрасного города – это уже не та торгово-деловая суета, какую можно было наблюдать здесь еще каких-нибудь 20-30 лет тому назад. Сегодняшнюю суету уже не наполняет та живая энергия, которая все время производится желающими чего-то достичь людьми. Эту суету подстегивает скорее чувство безысходности и бесполезности человеческих усилий на фоне надвигающейся природной катастрофы и чудовищной массы технических и электронных средств, которые постоянно что-то сигнализируют, что-то предлагают или о чем-то предупреждают.

Я говорю об этом не из пристрастия к пессимистическим рассуждениям, и вообще, никогда не хотел выглядеть брюзгой, но именно благодаря тому, что я сам находился в то время в Стамбуле, я видел своими глазами все эти печальные изменения. Делать мне тогда было особенно нечего – у моего босса, помощником которого я работал последние три года, дела пошли неважно, и он отпустил меня, пообещав вызвать обратно, как только разберется со своим предприятием и акционерами. У меня скопились кое-какие средства за время работы, и я решил уехать из Московии, где в то время вряд ли можно было найти подходящее для меня занятие. Секретарша моего босса, можно сказать бывшего босса, с которой у меня были неплохие отношения, посоветовала мне связаться с её знакомыми в Стамбуле, которые уже давно там занимались торговлей электронными кристаллами. Я ни на что особо не рассчитывал, но к моему удивлению, ее приятели не возражали против моего приезда и даже обещали, что помогут с работой. Правда, ничего определенного они не сказали, и это не было официальным предложением, но и сидеть в Московии, проедая свои сбережения, тоже было бессмысленно. К тому же Немира, та самая секретарша, отрекомендовала меня этим ребятам в Стамбуле наилучшим образом, недаром я несколько раз водил ее в шикарные рестораны. Я даже надеялся одно время на более интересные и долговременные отношения с ней, но, думаю, простой помощник-водитель не очень вписывался в ее жизненные планы. Хотя я еще мог похвастать знанием робототехники, помогал приятелям заменить блоки в домашнем мультиэйде, когда у них что-то ломалось. Я делал это совершено бескорыстно просто потому, что меня увлекало это занятие, я многое изучал самостоятельно, но специального сертификата, дающего право на обслуживание роботов, у меня не было.

Приехав в Стамбул, я тут же отправился к этим друзьям Немиры. Они встретили меня, как своего, спрашивали мало, сказали, что знают о моей безупречной работе от самого босса. Я уж было обрадовался, но видимо, преждевременно, так как после всех этих славословий они велели подождать пару дней, погулять по городу, пока они сами со мной свяжутся. Я гулял три дня, потом сам позвонил в их контору и услышал, что хозяева, муж с женой, уехали в Африку до следующих выходных.

Что мне оставалось делать? Судя по всему, этим ребятам я оказался не нужен, несмотря на все рекомендации. Но зачем тогда они наплели мне про какую-то работу и подбили на то, чтобы тащиться в этот чертов Стамбул? Возвращаться в Московию было также бессмысленно, как и слоняться по улицам Стамбула. Я бродил сначала вокруг центральных площадей и рынков, в Бешикташе, рядом с Галатой, но постепенно меня начали раздражать толпы, и я стал искать места потише, где можно было спокойно посидеть за кружкой пива или чашкой кофе и подумать о том, что делать дальше. Слоняясь таким манером, я забрел в район Гюнгёрен, где нашел тихую улочку Мехмет с разноцветными витринами маленьких кофеен. Рядом с одной такой витриной, слева от парадного входа в скромный отель, стояли столики, за которыми сидели несколько посетителей. Среди них мое внимание привлекла одна женщина: прежде всего потому, что у нее было такое родное, такое нежное выражение лица, создаваемое теплыми, очень близкими мне, серыми глазами, которые сразу напомнили о сырой холодной погоде в наших северных широтах. Вместе с тем было в этих глазах и еще нечто, что я совершенно бессилен описать – просто говоря, некая завораживающая сила. Возможно, это было как раз именно то, что я искал не только в женщинах, но и во многих людях. Кроме того, она была одета совсем нетипично для туристов, путешествующих по Турции, а именно, в такое платье, которое мне особенно нравилось на молодых женщинах. Такого рода одежды сегодня уже редко можно увидеть, поскольку они подчеркивают женственность и индивидуальность натуры, то есть, как раз то, что сейчас меньше всего ценится. Меня она совершенно не заметила, когда я присаживался за свободный столик, только на мгновение скользнула холодным взглядом в мою сторону, как бы прочертив линию сквозь пустое место, и продолжила всматриваться в дальний конец улицы, которая выходила на площадь.

В какой-то момент я набрался храбрости и решил заговорить с ней на родном языке. Я спросил по-русски, из каких она краев, но она только покачала головой и ответила по-немецки с акцентом, что не понимает меня. Тогда я попытался перейти на английский, так как по-немецки я знал всего лишь десяток слов, но она раздраженно отвернулась, резко встала из-за столика и скрылась в дверях гостиницы. Излишне говорить, как расстроен я был такой реакцией этой женщины. Я вообще-то знал цену своему внешнему виду – у меня довольно приятное лицо, и многие женщины, которым я нравился, внушили мне чувство спокойной уверенности, что я приятен им, что я могу добиться взаимности, когда захочу. В конце концов, я всегда тщательно выбирал себе одежду, чтобы выглядеть не просто прилично, но и солидно. К тому же, я обратился к ней исключительно вежливо, так деликатно, как я уже давно ни к кому не обращался. Но мне ничего не оставалось, как встать и отправиться восвояси в сторону площади, думая о ней, о ее глазах и каштановых волосах. Все же она никакая не немка, хоть и пыталась отшить меня на немецком языке.

На следующий день я снова посетил офис приятелей Немиры, где секретарша все также уклончиво и неопределенно отвечала мне насчет возвращения её хозяев. Прошло еще два дня, и я почувствовал, как меня влечет в то место, где я увидел эту женщину. Хоть бы одним глазком, хоть бы мельком увидеть ее еще раз. И я снова отправился в Гюнгёрен, на ту же улицу, где сел около дверей в гостиницу и стал ждать. Дело было под вечер, на Стамбул спускались сумерки, и в этот раз на улице и в кафе было довольно много праздношатающегося люда, как местных, так и приезжих. Хозяин кафе, усатый турок в феске, вышел на улицу и начал зажигать свечи на столиках. Я сидел довольно долго, потягивая густой кофе, и в конце концов решил уже уходить, не дождавшись этой девушки, как вдруг услышал шум голосов где-то за входной дверью. Это был диалог между мужчиной и женщиной, который велся на чистом русском языке:

– Я прошу тебя, ну пожалуйста, лучше не соваться с этим сейчас, давай подождем, – звучал женский голос, который я сразу узнал, так как он принадлежал моей прекрасной незнакомке. – Ведь бесполезно туда ехать, кто там с тобой будет договариваться!

– Сейчас каждая минута имеет значение, – отвечал мужской голос. – Ты что думаешь, они будут ждать, пока мы толкнем эту стекляшку? Я же не дурак, понимаю, что риск есть, но пока это единственный шанс, Мари, ты же видишь!

В этот момент они вышли на улицу, продолжая диалог. Я быстро прикрылся газетой, хотя уже сильно стемнело, и они вряд ли обратили бы на меня внимание.

– Этот Ахмет, это ты называешь шансом? – произнесла незнакомка, которую назвали Мари. – Он больше похож на мелкого вора…, да у него ни копейки за душой…

– Он посредник, там есть люди за ним, мне говорили. Я понимаю, что сейчас никому нельзя верить, но у нас нет другого выхода, время работает против нас…– сказав это, мужчина, одетый в какой-то балахон, взял одной рукой Марию за руку, в другой руке у него была увесистая длинная сумка. – Я не могу передумать или взять паузу, ведь я сам все это заварил, да и откуда мне было знать, к чему приведет вся эта история. – Он опустил голову и произнес каким-то отрешенным голосом: – А у всякой истории должен быть конец. В общем, не волнуйся, я вернусь не поздно. Иди в номер и ни о чем не беспокойся. – С этими словами мужчина повесил сумку на плечо, повернулся и пошел вверх по улице.

Краем глаза я наблюдал, как женщина смотрела на его удаляющуюся фигуру: в ее позе, в глазах была такая ужасающая тоска, такое отчаяние, как будто она в последний раз в жизни видит своего приятеля. Кто бы мог подумать, что это мимолетное впечатление, промелькнувшее в моем сознании, окажется сущей правдой. Я медленно побрел в свою гостиницу, проворачивая в голове случайно услышанный диалог двух незнакомых мне людей. Совершенно очевидно, что между ними были какие-то отношения романтического характера, судя по тому, как он держал ее за руку. Эта мысль была мне не очень приятна, так как женщина мне нравилась, и я в глубине души продолжал лелеять надежду на вторую попытку знакомства, которая могла оказаться более удачной. Но раз у нее уже есть этот парень в балахоне, то… мне, стало быть, остается только сожалеть. Ну да ладно, но у них там, кроме того, какое-то темное дельце затевается. Как он сказал: «я это заварил…, и у всякой истории должен быть конец». Пошел к какому-то Ахмету, который выглядит как «мелкий вор», как она выразилась. Скорее всего у них кончились деньги, и он пытается провернуть какой-нибудь полулегальный бизнес с местными. И она права – с местными лучше не связываться – все равно обманут. А он не послушал ее, пошел к этим «Ахметам», видно допекло его. А может кредиторы задолбали.

После этого разговора в тот вечер, невольным свидетелем которого я оказался, Марии не суждено было увидеть своего Лариона. Он не вернулся ни вечером, ни на следующий день, ни через пять дней. Если бы не краткое сообщение в сети, что в бухте обнаружен прибитый к берегу труп пациента Международного медцентра из программы «Новая молодость Земли», которого разыскивали уже целый месяц, так Мария и сидела бы в бесконечном ожидании своего жениха. Рядом с трупом обнаружили спортивную сумку с разбитой бутылью внутри. Бутыль была завернута в несколько слоев плотной ткани, при этом из нее вытекла темно-серая жидкость с прозрачными шариками. После проведенного анализа было установлено, что это обычная ортофталевая смола с небольшим количеством воды, в которой смола не растворяется. Все это не стало какой-то сенсацией, никто этому не удивился, никаких специальных расследований также не проводилось, так как общество, как я уже говорил, было совсем не на стороне этих почти бессмертных «голых слизней».

Я подробно описываю эту историю моего знакомства с Марией в Стамбуле потому, что это было действительно нечто переломное в жизни, трагическое и судьбоносное одновременно, как для Марии, так и для меня. Для нее, потому что она все это время жила с надеждой, а теперь оказалась в положении навечно покинутой своим женихом и оставленной без всяких надежд. Для меня, потому что я оказался фактически не у дел, брошенный и никому не нужный в этом чертовом городе с его базарами и толпами, с его ювелирными лавками и запахами пряностей и специй, сочащимися из раскрытых окон кофеен.

Это был такой момент в жизни, когда одиночество начало перерастать из привычного моего состояния в отвратительное, постоянно преследующее меня наказание за что-то, чего я никак не мог понять. Возможно, я начал просто фантазировать, как уже бывало не раз, когда я встречал редких особей женского пола, отличавшихся особыми неповторимыми чертами. Я представлял эту завораживающую женщину рядом с собой, медленно ступающую, затем сидящую и наконец лежащую на моем плече. Наверное, это был какой-то идиотизм, картинки воспаленного воображения, которые я с таким упоением рисовал сам себе от отчаяния. Я не знал, чем заняться еще несколько дней, слоняясь по чужому городу, который становился мне все более противен. Протащил себя словно во сне, ничего не ощущая, еще несколько раз по узкой улочке со столиками рядом со входом в гостиницу, но той женщины с теплыми серыми глазами там не было. Да если бы даже и была, не знаю, решился бы я снова подойти к ней, чтобы еще раз быть отвергнутым.

В конце концов, кажется, это был прохладный и дождливый день, стоя прямо напротив чертовой кофейни, я вдруг почувствовал легкий толчок сзади, который чуть не выбил меня из равновесия. Я оглянулся и увидел старика в синем пиджаке с палкой, ведущего под руку толстую тетку. Старик гневно кричал мне что-то по-турецки и размахивал своей палкой. Видимо, я помешал им, так как расстояние между столиками и стеной противоположного дома было слишком мало. Я не удивился такому грубому обращению, так как в последнее время местное население все чаще открыто требовало ограничить количество туристов в подтопленном и уже не таком привлекательном городе. Власти запустили гидротехнические проекты, и в некоторых районах передвижение людей было сильно ограничено, в какие-то важные точки вообще невозможно было попасть, отсюда росло раздражение в отношении приезжих.

От толчка старика я фактически оказался прямо перед входной дверью в гостиницу. Я долго смотрел на эту дверь, затем повернул голову направо, налево, потом медленно вверх – там капали с крыши мелкие капли. Мне сильно захотелось напиться, и я подумал, может заказать бутылку ракии, но тут меня пронзило что-то, как будто из груди поднялась вверх волна, толкающая тело и мышцы и придающая уставшему организму больше энергии. Нечто похожее я испытывал когда-то во время военных действий и довольно часто на татами в спаррингах с противником. Неожиданно я подумал, что не случайно меня толкнул этот противный турок. Он как бы встряхнул мое застывшее подсознание с тем, чтобы по-другому воспринять судьбу, которая забросила меня в этот проклятый чужой город. Я как будто увидел надпись на этой обшарпанной стене, прямо перед глазами, где написано специально для меня: «твой ангел, избавляющий от бессмысленности и одиночества, здесь, за этой дверью». Может быть, я ошибался, и никакой надписи не было, и внутренний голос меня обманывал, а может, и ангел – это вовсе не ангел, а что-то другое. Но я решительно открыл дверь и вошел в гостиницу. Сразу же за полутемным коридором располагалось нечто вроде вестибюля с мозаичной конторкой в углу. За конторкой сидела полусонная девица с густо черненными бровями и ресницами.

– Вам нужна комната, мистер? – проснулась девица.

– Нет, спасибо, я ищу свою знакомую, ее зовут Мари, – сказал я и сам испугался, назвав ее имя.

      Возможно, настоящий Ларион, когда был жив, несколько отличался от того, кого напридумывала себе Мария. Так мне казалось в тот момент, и хотя я его совсем не знал, но из ее рассказов, точнее из описания его поступков, выходило, что он был типичным современным парнем, а Мария все пыталась представить его каким-то рыцарем, который готов на все ради своей дамы сердца. Жалко, конечно, было этого Лариона, но он сам загнал себя в ловушку: зачем было связываться с этой программой вечной молодости, да еще влезать в долговую удавку. Он и так неплохо жил до этого, но вот захотел стать почти бессмертным. Глупо, очень даже глупо – ведь только самый наивный может надеяться, что можно получить такой приз, осуществить самую вожделенную мечту всего человечества без серьезных жертв и компромиссов, лишь заплатив за это большую сумму.

Все же, познакомившись с Марией, я, конечно, старался, как мог, всячески помогал, успокаивал ее, сопровождал всюду, заботливо и сдержанно ухаживая за ней. Прошло еще довольно много времени, прежде чем Мария наконец-то поведала мне обо всех этих событиях, которые предшествовали ее приезду в Турцию.

Помню, что через какое-то время я снял номер в другой, более приличной гостинице и убедил Марию, что ей надо переехать туда. Сам я жил совсем рядом, и хорошо помню, как я тащил ее вещи и как меня удивил этот зеленый рюкзак – весил он немало, и как-то совсем не сочетался с остальным багажом Марии. После этого мы еще много дней провели в Стамбуле, гуляли по городу, рассказывали друг другу о родных местах на севере. Но меня все не оставляли сомнения насчет этого рюкзака, и наконец как-то, когда мы входили в номер ее отеля, я спросил, что за груз она держит в этом рюкзаке. Она ответила не сразу, долго смотрела на меня каким-то странным испытующим взглядом, которого раньше я у нее не замечал.