Александр Черевков
Перестройка
Снял свой пиджак и осторожно обернулся на другую сторону улицы. Откуда только что пришёл. У меня перехватило дыхание и подкосились ноги.
Также как подстреленная Касымова Зухра, медленно сполз возле электрического столба, у края тротуара, прямо на грязный асфальт улицы. В том месте, откуда шагнул в страхе за свою жизнь, лежал мужчина вниз головой с тротуара.
Даже в такой позе, мужчина сильно был похож на меня, словно сейчас меня убили, только мой дух пересёк эту линию жизни и смерти. Сейчас мой дух смотрит на своё мёртвое тело, которое лежит на тротуаре.
Меня охватил такой страх, что уже совершенно не мог двигаться. От мужчины на асфальт медленно стекали струйки крови. Кругом ни единой души. Лишь изредка постреливают с двух сторон автоматные очереди и где-то рядом свистят пули.
Кисти рук моих и подошва ног моих опухли. Нет возможности подняться, чтобы шагнуть дальше к своему дому. Отчётливо чувствую, как мои ноги сильно дрожат и по спине продолжают стекать струйки холодного пота.
У меня такое ощущение, будто кровь того мужчины струится по всему моему телу. Мне было жалко того убитого мужчину, как самого себя. Сижу и думаю, что это моё тело, там, в крови, а тут моя душа, которая хочет добраться домой.
Всего около двенадцати метров отделяет нас, мёртвое тело мужчины от моей живой души. Какая несправедливость! Ведь мы оба могли жить где-то рядом в этом пространстве и никогда не встретиться. А встретились на этой линии смерти и жизни.
Уж лучше бы мы никогда не встречались. Не знали о своём существовании, но жили. Посмотрел на свой пиджак, он мокрый от пота, а на улице февраль месяц, ещё сильно прохладно.
На пороге февральские праздники, которых уже не будет для того мужчины, лежащего на тротуаре. Может быть, это для меня уже сегодня кончатся праздники жизни?
Однако, ещё жив пока. Так что надо двигаться. Окинув глазами другую сторону улицы, почувствовал на себе мрачные взгляды закрытых окон серых зданий и потухшие глазницы светофоров у дороги.
Они словно упрекали меня в том, что остался жив. Этот человек тоже хотел жить и поэтому шагнул за мной в надежде выжить. Вот он, человек, лежит мёртвый, а живой и мне было стыдно думать о том, что мужчина, фактически, прикрыл меня, стал мишенью в тот момент моего перехода от смерти к жизни.
Неужели, в действительности произошло сейчас со мной? У меня было желание выскочить на середину улицы, чтобы быть убитым и не чувствовать упрёки на себе со стороны смотрящих отовсюду.
Однако, мой разум сейчас подсказывал мне другое. В такой ситуации уже не в силах что-то изменить.
Надо мне во чтобы то ни стало сегодня выжить, добраться домой в свою семью, которая сейчас думает обо мне, ждёт моего прихода. Судьба мне дала шанс сегодня выжить.
Осторожно поднявшись, перекинув через плечо мокрый от холодного пота пиджак, пошёл в сторону цирка. Возле Художественного Фонда несколько вооружённых парней таскают за погоны старика, седого офицера милиции.
Рядом, на разделительной полосе дороги, в траве перевёрнутый автомобиль "Запорожец", возле автомобиля старик с поломанными костылями. Старик сидит прямо на проезжей части дороги и плачет.
На моей стороне улицы другая группа парней внимательно наблюдает за происходящим и смеются. Возле меня огромный забор центральной городской больницы.
Здесь мне спрятаться некуда. Бежать обратно бесполезно, улица просматривается со всех сторон. Меня могут пристрелить с любого места.
– Извините, парни. Как мне дойти до железнодорожного вокзала? – спрашиваю, парней, когда подошёл к ним и прикинулся не здешним. – Мне нужно ехать в гости, в Орджоникидзеабад. Дорогу туда не знаю.
Парни, отвлечённые разбоем тупо, посмотрели на меня. Словно, это неожиданно возник перед ними, и они сейчас не знали, как поступить со мной. Пристрелить на месте или отпустить меня туда, куда шёл.
– Ты, что, дядя, с луны свалился?! – удивлённо спросил меня, взъерошенный парень. – В Душанбе война, а ты по улицам шастаешь. Тебя всюду на улицах убить могут, случайно. Слышишь, как стреляют?
– Но мне некуда деваться. – ответил парню. – Утром рано приехал автобусом из Узбекистана. В Орджоникидзеабад к родственникам никак не могу добраться. Улицы Душанбе пустые. Спросить некого.
Придя в себя от неожиданной встречи со мной, парни наперебой стали объяснять мне дорогу к вокзалу. По объяснению этих бандитов было видно, что парни не местные и город знают плохо.
Приехали откуда-то. Отделавшись от криминальных гидов, постарался быстрее скрыться за развязкой мостов дороги и Большого гиссарского канала.
Как только прошёл за развязку мостов, то услышал сбоку от себя визг тормозов. Обернулся на звук и увидел микроавтобус "УАЗ". За рулём микроавтобуса русский парень лет тридцати.
– Друг, скажи, как проехать в аэропорт? – осторожно, спросил меня парень. – Совсем не знаю туда дороги.
– Мне, почти, в ту сторону. – ответил ему. – Подвезёшь? Дальше объясню тебе, как до аэропорта добраться.
– Садись, быстрее! – согласился парень. – Как бы мы с тобой сейчас в ловушку не угодили здесь. Стреляют.
Его беспокойство было не напрасным. За огромным каскадом мостов, откуда пришёл, всюду стреляли.
"Возможно, что убили того офицера милиции?" – подумал сам. – "Может быть, что старика-инвалида убили."
– Будем знакомиться, – предложил парень, протягивая руку. – Меня зовут Саша. Из Узбекистана приехал.
– Очень приятно! – ответил ему, пожимая протянутую мне руку. – Меня тоже также зовут Саша, как и тебя.
Мы оба весело засмеялись. Но было нам не до веселья. Возле армянских домов машина повернула влево на улицу к цирку и в ту же секунду раздались выстрелы из автоматов.
Кузов автомобиля прошила очередь пуль. Водитель резко крутанул руль влево. Машина резво перескочила через небольшой бордюр, пересекла дорогу и носом уткнулась в глубокий арык у дороги.
Мы выскочили из машины и побежали во двор армянских домов. Наш автомобиль пулями прошила одна автоматная очередь. Стреляли с противоположной стороны от цирка, из-за угла, где находятся жилые дома. Началась перестрелка с двух сторон.
– Думаю, что к вечеру, через мою машину, можно будет процеживать лагман. – скорбно, пошутил тёзка. – Сейчас в аэропорт нет смысла добираться. Теперь мне груз не на чём оттуда везти. Надо возвращаться.
Мы несколько минут молчали. У кого-то на балконе приятно пел кеклик. Лёгкий ветерок осторожно раскачивал молоденькие листочки зелёных деревьев.
Кругом была такая тишина, словно здесь ничего не случилось ещё несколько минут назад, рядом, за углом этого большого здания. Всюду лишь мир и спокойствие. Не знал, о чём думал водитель, но мне сейчас нужна была небольшая передышка и быстрее домой.
– Теперь ты куда двигаешь? – спросил, Сашу. – Может быть, мы будем вместе пробиваться к вокзалу?
– Нет, уж, извини – возразил он. – Мне в Гиссар к родственникам удобнее. Завтра надо лететь в Москву.
Как тёзка собирается добираться в Москву, ни стал спрашивать. Это была его личная проблема. Мне надо было сейчас решать свою проблему – добраться целым домой.
Мы пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Он в сторону Гиссара. Вокруг через дворы пошёл в направлении цирка. Когда был прямо напротив цирка, то увидел, что площадь и все проезды возле цирка перекрыты тяжёлыми танками.
На площадке прямо у цирка совсем пусто. Нет никого. Словно цирк перестал интересовать людей. Теперь круглое здание совершенно пустое. Всего несколько дней назад здесь были зрители.
Осторожно вышел из своего укрытия и направился прямо к офицеру, стоящему рядом у ближнего ко мне танка. Чтобы меня по ошибке не пристрелили солдаты, заранее перестраховался.
Расстегнул шикарный пиджак, открыл свой кейс и поднял вверх руки. Демонстративно показывая, что у меня нет оружия. Солдаты и офицеры осторожно издалека рассматривали меня. Медленно двигался в направление к танкам, стоящим на перекрёстке двух улиц.
– Вы, что здесь делаете? – строго, спросил майор, когда подошёл к ближайшему танку. – Здесь всюду на улицах стреляют снайперы.
– Но мне надо ехать домой в Орджоникидзеабад. – объяснил ему. – У меня там семья, они ждут меня.
Показал майору свои документы. Рассказал ему о том, что привело меня сюда к ним до цирка через двор.
– Возле "Текстиля" сейчас стало тихо. – сказал майор, выслушав меня. – Но через проспект Рудаки идти к вокзалу не советую. Там всюду стреляют со всех сторон и много жертв людских на улицах центра города.
– Спасибо, товарищ майор! – по-армейски, поблагодарил, офицера. – Душанбе знаю хорошо. Думаю, что доберусь к вокзалу дворами. Мне лишь целым через речной мост к "Текстилю" пройти. Дальше легче.
Майор приказал солдата провести меня из окружения танков к выходу на мост через реку Варзоб. Там, между последним танком и "Текстилем" есть расстояние метров семьсот.
На самой середине автомобильный мост через реку Варзоб. Всюду нет строений, пустое место, которое просматривается со всех сторон. Иду обычным шагом, чтобы только никого не спровоцировать на стрельбу в свою сторону.
На мосту слегка продувает холодный ветерок со стороны гор, который освежает тело и мысли мои. Под мостом журчит кристально чистая вода. У меня пересыхает в горле.
Естественная потребность влаги. Уже несколько часов не пил воду. Если бы не опасность, окружающая меня со всех сторон, то не выдержал бы, спустился к воде, чтобы утолить свою жажду. Но мне надо идти от опасного места.
Стремление к жизни у человека сильнее, чем утоление своей жажды к воде. Стараюсь пересилить себя, чтобы спокойно перейти опасный участок. За мостом, навстречу мне, бегут люди разных возрастов.
У большинства из них одежда разорвана. Несколько человек сильно испачканы кровью. Состояние у многих идущих вовсе шоковое. Останавливать их и спрашивать о чём-то, бесполезно.
Они и так не видят ничего вокруг себя, в ужасе бегут от какой-то опасности. Мне возвращаться обратно нет смысла. Ускоряю свой шаг на встречу бегущих людей.
Ещё издалека вижу, как от "Текстиля" в сторону проспекта Рудаки отъезжает бортовая машина, наполненная вооружёнными людьми. Вероятно, это между бегущими от опасности людьми и вооружёнными людьми в машине произошло что-то ужасное, что обратило этих людей в безумное бегство от опасности?
Может быть, там были – провокация, насилие, грабёж? Ведь что-то обратило мирное население в бегство от опасного места. На автобусной остановке "Текстиля" горит большой автобус "Икарус".
По обе стороны улицы несколько разбитых легковых автомобилей. С выбитыми стёклами стоит на остановке сильно помятый троллейбус. Весь транспорт на улице в дырках от пулемётных и автоматных очередей.
Всюду разбросаны различные документы, одежда, дамские сумочки. Везде на тротуаре и у автобуса свежая кровь. На ступенях горящего автобуса мёртвая женщина.
У женщины перерезано горло, из которого видна запёкшаяся от огня кровь. Тело женщины сильно обгорело, так, что даже трудно определить её возраст.
За автобусом у арыка, лежит мёртвый мужчина с распоротым животом, из которого вывалились внутренности и в арык стекает свежая кровь. От всего увиденного мне становится дурно.
Сильно кружится голова и тошнит. Стараюсь пересилить себя и быстрее пройти это страшное место. Меня всего начинает трясти. Словно, это сам только что пережил этот кошмар, который был на этом страшном месте.
От которого только что в безумии бежали люди. От "Текстиля" дорога проходит под железнодорожным мостом. За мостом, параллельно железной дороги и проспекту Рудаки, жилой массив, между ними, относительно безопасно пробираться, там можно мне пройти к вокзалу. Поворачиваю направо.
Иду дворами в сторону вокзала, до которого метров восемьсот. Уже четыре часа продолжается моё путешествие к дому, в этом кошмаре среди мёртвых людей и разбитых улиц Душанбе.
Дворы между домами всюду безлюдны. Но ощущение такое, словно за мной следят из всех окон. За стёклами молчаливых окон изредка шевелятся занавески и мелькают чьи-то тени.
На площади у вокзала изуродованные легковые автомобили и общественный транспорт. Нет целого ни одного торгового ларька и магазина. Все разбито и разграблено. Вид привокзальной площади такой, словно, можно подумать, что это пронёсся ураганный смерч, разрушивший все постройки во круге. Также как на проспекте Рудаки и возле "Текстиля", всюду большие лужи крови. На автобусной остановке стоят несколько человек без оружия.
Присоединяюсь к этим людям с мыслями об отъезде. Никто между собой не разговаривает. Все присутствующие на автобусной остановке находятся в шоковом состоянии от увиденного.
В это время по кругу площади разворачивается автомобиль "Москвич". Четверо парней с оружием выбегают из-за угла вокзала к автомобилю.
На ходу вытаскивают за волосы водителя автомобиля и пинают его ногами.
Тот без сопротивления закрывает лицо руками и избитый падает в цветочную клумбу.
Нападающие садятся в его автомобиль и на полном ходу, на выезде из площади, врезаются в белый автомобиль "Волга", которая только что выехала из-за поворота наперерез "Москвича".
У автомобилей повреждены радиаторы, фары и передняя облицовка. Из обоих автомобилей выскакивают парни и сразу начинается между ними драка.
Увлечённые созерцанием драки, не замечаем откуда появляется автобус "ПАЗ", который тормозит рядом с автобусной остановкой. Не спрашивая, куда он едет, все стоящие на остановке люди втискиваются в переполненный автобус, который набирая скорость удаляется от железнодорожного вокзала.
В этот момент, среди дерущихся, раздаются пистолетные выстрелы. Возможно, что это уже оборвалась ещё одна чья-то человеческая жизнь? Но мы не смотрим туда, где стреляют.
Нам бы быстрее спасти себя. Только бы всем пассажирам выехать с опасного места. Автобус стремительно мчится. Спешит покинуть эти пределы страшного города, несущего людям смерть.
Мелькают перекрёстки улиц с потухшими светофорами. Все меньше разбитых домов и магазинов. Панорама города меняется прямо на наших глазах. В автобусе очень тесно, но никто не возмущается.
У каждого, наверно, в мыслях лишь одно, это скорее нам выехать в безопасное место? Наш автобус мчится в сторону Орджоникидзеабада. Скоро мы все будем у себя дома.
Вполне возможно, что каждый из пассажиров автобуса, ежедневно ездил здесь между городами Душанбе и Орджоникидзеабад? Люди даже не обращали никакого внимания на расстояние и время поездки, были заняты мыслями о повседневной жизни – учёба, работа, отдых, семья.
Душанбе – центр всех наших мероприятий. За многие годы проживания в Таджикистане, жизнь наша размеренная во всех движениях. Как обычно, мы следуем за нашими привычками и склонностями – туда-сюда, туда-сюда.
Как маршрут рейсового автобуса между городами, из пункта "А" в пункт "Б". Так мы мотаемся всю свою жизнь, из одного пункта в другой, совершенно не задумываемся над задачкой о скорости, времени и расстоянии.
Пока не вовлечёт нас в себя вихрь случайностей. Вот когда мы начинаем определять цену ежедневной потребности своего пути – скорость, время и расстояние.
Установленные на промежутке между пунктами жизни и смерти. Только тогда мы серьёзно начинаем думать о мере собственной жизни. Лишь в тот момент, когда опасность находится рядом, когда неожиданное событие затронуло нас.
Мы начинаем понимать сущность жизни, принимающей окраску происходящих событий. Нам приходится менять наши ежедневные привычки. Мы стараемся оценить прожитое и настоящее.
Стремимся заглянуть в будущее. Измерить то, о чём ранее даже не задумывались. Опять возвращаемся к нерешённым давно задачам прожитой нами жизни, которую нам не вернуть обратно, чтобы разобраться в наших необдуманных поступках совершенных за годы своей жизни.
Мы ни идём и ни едем, а нас несёт стремительный поток времени в неожиданных новых событиях, непредвиденных в нашей монотонной жизни. Тогда нам кажется, несмотря на большую скорость меняющихся событий, что время неожиданно остановилось.
Мы никак не можем преодолеть то расстояние нашей повседневной жизни, течение которой давно не замечали раньше. Знакомый нам путь во времени, превратился в вечность.
Начинаем подгонять, торопить время нашей жизни, как автобус, на котором мы пытаемся удрать от пришедшей опасности, чтобы быстрее добраться домой, к конечному пути нашей повседневной жизни, спокойно окунуться в непрерывное постоянство, которое завтра опять нас отправит в длительный путь жизни.
Мы вновь, окунёмся в монотонное постоянство повседневной жизни или в водоворот новых событий, о которых ещё никто из нас не знает и не может оценить их в потоке уже текущего времени жизни.
Над этим, может быть, толком никто не задумывался? Однако, мы всегда должны в какой-то степени иметь свой собственный ориентир в повседневной жизни, на случайный поток обрушившихся на нас неожиданных событий. Чтобы мы могли без больших потерь выбраться из самых сложных непредвиденных ситуаций.
Как это делают альпинисты высоко в горах во время снежной лавины или мореплаватели во время сильного шторма. Конечно, это не индивидуальное и не идеальное сравнение каждого с тем, что происходит на арене социальных катастроф, когда, парой, хозяйкой выступает "пуля дура" и наша жизнь в её власти.
Все же мы должны от чего-то отталкиваться, в каждой непредвиденной ситуации, в защиту своей собственной жизни. Только тогда, когда мы попадаем в какие-то непредвиденные события, то вспоминаем, что это давно уже с нами было однажды, может быть, в другой, выдуманной нами жизни?
Тогда до мелочей, моментально, мы можем определить последующее развитие текущих событий, чтобы на этот момент суметь защитить собственную жизнь.
В этот момент сможем чувствовать себя легко и естественно, не впадая в депрессию перед стоящей опасностью. Точно так, как в повседневной жизни, находить правильное решение поставленных перед нами задач, которые спасут нас от беды. Возможно, что тогда мы сумеем жить долго?
Может быть, это просто моя личная форма к самозащите? Впрочем, нет, самозащита – свойство иного Порядка у каждого человека, так, просто вполне естественная форма рефлекса животного мира к самосохранению этого вида.
Но животный рефлекс не просто давно отработанная в генах реакция вида на выживание человека, а именно что-то лично направленное от сознания каждого человека.
Предсказуемость обстановки во время происходящих событий. Да, пожалуй, именно, такое свойство помогает приспособиться человеку к экстремальным обстоятельствам.
Какое-то особое ощущение текущих событий, взаимопонимание группы людей, стремящихся выбраться из трудных ситуаций, может быть, даже порой, не соответствующих нашей действительности в обычной жизни каждого человека?
Каждый индивид объединяет общие понятия людей на сохранение собственной жизни, также как на группу людей, которые попадают с ним в данную ситуацию.
Такая реакция защиты человека отрабатывается в течении всей сознательной жизни. Всё-таки измывательства нашего пути к дому закончились. Автобус пересёк мост через реку Кафирниган, и мы въехали на городскую площадь.
Там всюду стояли большие толпы людей. Можно было подумать, что эти люди ждут каких-то очень важных гостей. В действительности, все ждали своих блудных родственников и новых тревожных вестей из нашей столицы.
К моему большому удивлению, когда автобус остановился и открыл двери, то из автобуса, кроме меня, вышли всего ещё только двое парней. Несмотря на то, что весь автобус был сильно переполнен пассажирами.
Возможно, что в автобусе были люди из соседних кишлаков? Автобус уехал дальше, а меня окружили знаковые и вовсе не знакомые люди. Присутствующие наперебой, словно представители прессы, стали задавать мне различные вопросы о происходящих событиях в Душанбе.
Но у меня кружилась голова и все ещё тошнило от увиденных жертв за этот день. Мне уже никак не хотелось разговаривать с окружившими меня горожанами, но знакомые и не знакомые, мужчины и женщины, стали меня спрашивать про столицу, в котором проживали их родственники и знакомые.
– Горожане! – громко, обратился, к окружающим. – Могу вам только сказать, что все это ужасно, что увидел в Душанбе. Извините, но сильно устал с дороги и мне нужно спешить домой. Меня ждёт семья.
Толпа людей расступилась, впервые за день ускорил шаг к своему дому. Сейчас понял, каким опасным был мой путь к дому, словно неожиданно шагнул через пропасть из моего прошлого в совершенно непредсказуемое моё опасное будущее. Для меня осталось загадкой, как это ужасное событие пощадило меня и оставило шанс к жизни. Совсем неуместен животный инстинкт на самосохранение.
Мне просто повезло в этот раз, и остался жив. Такое с людьми тоже бывает. Но никто не застрахован от опасности. Быстро шёл по пустым улицам нашего городка, не обращая внимания на редких прохожих, а также на шныряющих по городу под ногами беспризорных собак и кошек.
Почти каждое окно жилых домов светилось голубоватым светом, люди, затаив дыхание, с любопытством и ужасом смотрели страшные новости телевидения из Душанбе.
Так думаю, что именно по этой причине на улицах нашего города было пусто. Всех горожан интересовали события этих дней.
7. Семейный диалог.
Поднимаюсь по ступенькам на четвёртый этаж своего дома. С каждой ступенькой моё сердце все сильнее трепетало от радости к жизни. Скорой встречи с моими детьми и женой, которых не видел весь этот день.
Вот и мая квартира, место постоянного убежища от суеты повседневной жизни и забот. Там, за дверью, тепло и прекрасно. Хорошо быть в душе уверенным, что тебя всегда ждёт дома семья, тепло твоего очага.
– Саша! Боже мой! Ты целый! – всплеснув руками, радостно, вскрикнула жена, когда вошёл в квартиру. – Мы так беспокоились за тебя. Думали, что с тобой что-то случилось в Душанбе. Ведь там война.
– Что со мной может случится? – ответил ей. – Всегда вернусь. Если только меня дома любят и ждут родные.
Скверное самоощущение пережитого за день, окончательно покинуло меня дома. Посмотрел на своих детей. Они все не могли поверить тому, что отец приехал цел и не вредим.
Их лица были полны тревожного ожидания и неожиданного удивления. Мои дети стояли неподвижно, как восковые фигуры "Madam Tusso", такие одухотворённые, родные, прекрасные и любимые. Искренне был рад встречи с семьёй.
– Папочка! Миленький! – бросилась ко мне в объятья трёхлетняя дочь Виктория. – Думала, что тебя уже убили в Душанбе. Тебя нет и нет. Весь день тебя ждала и много плакала о тебе. Как рада тебе!
– Ну, что ты, доченька. – стал успокаивать её. – Со мной все в полном порядке. Целый и невредимый. Знал, что вы меня ждёте и любите, вот и приехал к вам живым. Вас всех очень люблю. Вы моя семья.
Посмотрел в сторону окон, скрывая, вдруг, набежавшую слезу. За окном уже было совсем темно. Лишь горизонт за домами был окрашен в кроваво-красный цвет заката, который словно подчёркивал итоги прошедшего дня, заполненного пожарами домов и человеческой кровью.
Был рад тому, что остался живым. Мою радость встречи с семьёй постепенно сменила усталость. Тело стало ныть, как от сильных побоев. На моих руках и ногах появилась какая-то тяжесть. Мышцы ощутили боль, словно от крепатуры, сильной перекачки мышц во время тренировки с поднятием тяжести. Было понятно, что на меня давит груз пережитых за день событий. Мне сразу захотелось быстрее лечь спать. Надо об этом сказать своей семье.
– Папаша, расскажи, что случилось сегодня в Душанбе? – спросил меня, старший сын Артур.
Мне не хотелось сейчас ворошить пережитое за день. Но понимал, что семья всё равно не отвяжется от меня с вопросами. Несмотря на то, что по моему виду было понятно об моей усталости и мне уже не до рассказов, за этот целый день опасного путешествия по Душанбе. У меня здесь не было выбора.
– Сейчас расскажу! – согласился с ним. – Но только приму хороший душ с дороги и приведу себя в порядок.
Входя в ванную, подумал, что будет приятно смыть грязь, которая нацеплялась на меня за весь ужасный день в моей жизни. Может быть, тогда сам воспряну душой и телом?
Разделся и стал под холодные струи воды, которые начали колоть все моё тело, как вовремя моих процедур иглоукалывания и приёма "душа Шарко" во время лечения от радикулита.
Было понятно, что нервы натянуты, надо расслабиться. Вода кололась и стекала по телу, как масло по сковородке ещё не нагретой огнём, но и не охлаждённой от обычной температуры.
То есть, моё тело находилось в каком-то неопределённом температурном режиме. Холодная вода безразлично текла по моему телу, не придавая мне наслаждения от своей температуры.
Несмотря на то, что начал изменял постоянно направление температуры воды в противоположные полюса. Моё тело находилось в заиндевелом состоянии к различной температуре и органам чувств.
Выходит, что был как бы живой труп. Моё тело было в нервном оцепенении. Совершенно не чувствовал своих нервных клеток в конечностях. Как бы моё сознание присутствовало, а тело нет.
У меня были потеряны острота восприятия, тонус возбуждения нервных клеток, чувствительность на смену температуры. Какие-то ещё не вполне понятные мне органы тела отказывались своим чутьём воспринимать окружающий мир.
К этому напрашивался вывод. Под струями воды находится моя душа, а моё тело осталось лежать на улице в Душанбе в луже собственной крови. Но мои мысли не пугали моё сознание. Владел своим умом.
По натуре своей сильный сангвиник, но не в коем случае не холерик, находился в состоянии противоположном депрессии. Во мне отсутствовала возбуждённость к повышенному настроению и агрессии.
Мне было совершенно безразлично, что сейчас происходит со мной. Моё сознание не было в состоянии аффекта, хотя условия положения моих нервов могли любого склонить к состоянию аффекта.
Обычное состояние моего сознания в повышенном тонусе, которое всегда хранилось во мне и не выплёскивалось наружу, находилось в промежуточном положении между апатией и обычным моим состоянием. В голове моей была такая неразбериха от различных мыслей, что трудно было определить, что же всё-таки в действительности сейчас со мной происходит.
Мне казалось, что состояние моего мышления находится в различных измерениях, которые воздействуют по-разному на оба полушария моего мозга и отстранили от работы беспокойное сердце, которое приняло нейтральное положение между сознанием и подсознанием моего разума.
Неизвестно мне сколько времени был под душем, в таком задурманенном положении. Видимо, что на это время совсем отключил своё сознание от окружающего меня пространства.
От резкого стука в дверь, вернулся в обычное мне состояние. Почувствовал на месте сердце, душу и разум. Три моих. Без которых нет моего разума. Обратно сознание полностью вернулось на прежнее место. Стало ясно, все в норме.
– Саша! – услышал голос Людмилы и стук в дверь. – Ты, что, заснул что ли? Выходи с ванной! Мы ждём!
– Все нормально! – ответил жене. – Сейчас оденусь и выйду. Ты ужин приготовь мне на стол. сильно голоден.
Мне казалось, что пронеслась целая вечность и рядом с ней одно мгновение моей жизни. Мой мозг работал так чётко, что все было понятно, словно при полном сознании вернулся из одного измерения жизни в другое измерение жизни.
Тело моё сильно горело. Мой взор обратился к телу, оно было красным и опухшим. Все понятно. Пока был в состоянии оцепенения и мои нервы не воспринимали температуру, горячая вода не потеряла способность варить биологические организмы.
Сам чуть заживо не сварил своё собственное тело, в то самое время, когда моё затуманенное сознание не подсказывало мне о присутствии тела под струями кипящей воды, только о моей душе, а душа не способна вариться даже в аду.
Так как душа без тела и бывает даже пуста. Но со мной всегда живёт норма моего эстетического чутья мысли. Мне стало понятно, что излишняя чистота тела не только бесполезна, но и вредна.
Также как собаки и кошки совсем не могут жить без блох. Так и человек может погибнуть без естественной грязи в пределах потребности тела в биологической норме.
Иначе бы мы жили, как во дворце снежной королевы, в одноименной сказке, без жизни и грязи. Своими размышлениями пришёл к такому выводу, что мне надо постепенно перекрыть общий доступ воды к душевой трубе.
Чтобы не превратиться из варёного омара в замороженного окуня. Когда моё тело полностью остыло от горячей воды и приняло обычную температуру, вышел из ванной в кухню.
У меня был такой огромный аппетит, что появилось беспокойство, а вдруг дома нет продуктов. Конечно, мои беспокойства были сейчас напрасны. На нашем столе находились мои любимые продукты.
Наш достархан сильно уступал достархану дома Рахима Баратова. Однако это был мой дом, мой собственный достархан, который создала моя семья. Кто скажет, что плохо?
Совсем не представляю себя без семейного очага. Стремлюсь к тому, чтобы мой очаг всегда был полной чашей, наполненный собственным трудом моей семьи.
Чтобы дети мои всегда помнили, что только хлеб, заработанный своим трудом, имеет приятный вкус. Этому меня учили с детства мои предки. Хочется, чтобы это уже с детства знали мои дети.
– Папа, ну, расскажи, расскажи, – стала приставать с расспросами дочь. – Что там было в Душанбе?
Посадил дочь к себе на колени. Стал рассказывать увиденное мной за день в Душанбе, обходя сцены окровавленных трупов, чтобы не травмировать ещё очень хрупкую детскую психику дочери и младшего сына Эдуарда, которому тогда было всего девять лет.
Можно, конечно, полагать, что современные дети уже с пелёнок, извините, с подгузников, насмотрелись такого по телевизору! Что самые "закрытые" темы жизни не могут разрушить психику человека, то есть ребёнка, так как психики, которой, возможно, уже нет у современного человека?
Прошедшего с пелёнок у телевизора все ужасы жизни. Нам надо подумать над этим, чтобы понять новое поколение людей, пришедшее на смену к нам в век телеинформации.
Среди тех, кто придерживается такого понятия, как психологическая безнравственность современного человека, зачастую оказывались люди с совершенно разрушенной психикой с детства.
Им всё равно – убить муху, животное или человека. Даже если в этом нет момента необходимости самосохранения или самозащиты человека в создавшейся ситуации.
Меня не покидает постоянное ощущение того, будто совершенно не понимаю психологию таких людей. Как это, взял и убил? Просто так, необдуманным движением руки, человек совершил убийство, лишил возможности жить себе подобное живое существо.
Почему тогда он не порешил с самим собой? Выходит, это он сам сознает, что хочет жить, а других лишает этой возможности жить. Да и как их понять, таких людей, если у них, по сути, психика с самого детства отсутствует.
