Александр Черевков
История нашей жизни том-6
– Вообще-то и мне тоже нечего скрывать от тех, кто был там во время массовой драки, развязанной вами. – согласился, с решением Муссы. – Так вот, едва уговорил своих друзей сейчас прийти сюда одному к вам на мирные переговоры. Убедил пострадавших от вас, чтобы мои друзья оставили свою затею поквитаться с вами за учинённую драку. Поэтому пришёл к вам один, а мои друзья остались на окраине аула Чири-Юрт. Если вовремя не вернусь к своим друзьям, то никто из вас живыми отсюда не выйдет. В связи с этим, у меня мало времени. Пришёл к вам с миром, не хочу, чтобы обратно пролилась чья-то кровь. У меня будет к вам простой разговор. Вы прекрасно знаете, что в этой массовой драке совершенно нет моей вины. Так что если вы возьмёте всю вину в массовой драке на себя, как это есть в действительности, то уголовное дело можно не открывать. Вы как пострадавшие можете отделаться от тюрьмы штрафом за причинённый ущерб пионерскому лагерю «Горный воздух». Мне вообще ничего не грозит. У меня была чистая самооборона против двадцати ингушей. Если вы не согласны, то вынужден буду на суд предъявить фотографию, которую сделал мой друг в то время, когда Долгаев Мусса, Музаев Зоман и Цалоев Беслан угрожали мне оружием возле телевизора. Только за один пистолет в руке Долгаева Муссы, ему могут дать срок от трёх до пяти лет тюремного заключения за ношение огнестрельного оружие. За угрозу убийства к этому сроку прибавят лет пять. Групповая попытка к убийству человека, тянет, как минимум на пять лет каждому.
Думаю, что ментам ничего не стоит на ваш пистолет повесить пару нераскрытых убийств.
Кроме того, есть много свидетелей, которые подтвердят, что во время драки Долгаев Мусса через разбитое окно в нашем бараке пытался пристрелить меня.
Помешали ему провести этот выстрел его друзья, которые во время драки в бараке маячили перед его глазами. Поэтому у меня к вам единственная просьба, это быть разумными в отношении себя и меня. Мне совсем не хочется, чтобы кто-то из нас сидел в тюрьме.
Но больше всего мне не хочется, чтобы ещё раз по нашей с вами вине пролилась чья-то кровь.
– Мы подумаем. – согласился Долгаев Мусса. – Мне тоже не хочется сидеть в тюрьме и проливать чью-то кровь. Мою кровь ты уже пролил. Но это лично твоя кровная проблема, из которой тебе придётся выбираться самому. Мы не собирались тебя убивать. Просто хотели тебя хорошо побить. Утром на следующий день разъехаться по своим домам.
– Вот так и расскажешь на следствии. – согласился, с решением Долгаева Муссы. – Поддержу тебя в таком направлении ведения следствия. Но если ты и твои друзья не возьмут на себя вину, то дальше будет твоя проблема.
Не прощаясь ни с кем из ингушей за руку, вышел из территории сельской больницы. Пошёл в сторону окраины аула Чири-Юрт, где якобы меня ждали мои верные друзья с машинами.
В действительности там никого не было. Мне надо было быстрее скрыться из аула Чири-Юрт.
Так, как если бы ингуши обнаружили мой обман, то меня ингуши могли просто разорвали бы на мелкие кусочки за кровную месть.
Затем могли бросить куда-нибудь в овраг на съедение волкам и шакалам, которых много в лесу. Места тут довольно дикие от современной цивилизации в Грозном.
На моё везение по трассе мимо аула Чири-Юрт проезжал какой-то легковой автомобиль марки «Москвич», хозяин которого подобрал меня по пути до Грозного.
Таким образом, смог избежать собственной смерти, которую подготовил себе по собственной невнимательности.
Теперь мне ничто, и никто не угрожал. Когда садился в автомобиль, то за собой никакой слежки не заметил. Видимо, ингуши поверили в то, что рассказал им насчёт своих друзей?
С пересадкой на рейсовый автобус в Грозном, во второй половине дня был у себя в посёлке «Бурунный». Сразу пошёл в контору совхоза.
Мне нужно было встретиться с директором нашего совхоза и поговорить с ним по своим делам.
Точнее, проблемам, которые возникли вокруг меня из-за массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух». Хорошо, что в это самое время директор виноградарского совхоза был один у себя в кабинете.
– Если ты меня хоть чуть уважаешь, то дай мне на один день свой легковой автомобиль. – сказал, директору виноградарского совхоза. – Оплачу все расходы на бензин и питание водителя. Мне нужно собрать свидетельские показания строительного отряда в том, что ингуши сами напали на меня, а у меня была всего лишь самозащита. Тогда мне ничего не грозит. В противном случае. Мне могут дать срок заключения лет на восемь. Ты понял?
– Да! Понял тебя! Но свой легковой автомобиль тебе дать не могу. – сказал Григорьев Игорь. – Он мне самому нужен. Тебе дам бортовой автомобиль ГАЗ-53, который всё равно сейчас стоит без работы. Вот ты на нем езжай.
Мы ударили по рукам в знак согласия. Тут же направился к Падко Антону, водителю бортового автомобиля ГАЗ-53.
Хорошо, что у нас все рядом. Далеко ходить не нужно. Даже автомобильный парк нашего совхоза находится на другой стороне участка территории нашего посёлка.
Всего двести метров от самой канторы совхоза «Бурунный». Так что через пару минут был на территории автомобильного парка нашего совхоза. Стал там искать Падко Антона.
– Игорь сказал мне, что ты завтра и после завтра будешь весь день со мной. – сказал, водителю бортового автомобиля ГАЗ-53. – Заправь полный бак бензина. Все остальное, оплачу из своего кармана. В пять утра мы с тобой едем. Не забудь предупредить своих родных о том, что мы оба, возможно, заночуем где-нибудь в пути. Будь готов.
– Всегда готов! – как пионер, отдавая честь, шутя, согласился Падко Антон. – Наконец-то буду кем-то востребован! Целыми днями сижу без работы.
11. Помощь из Москвы.
Весь вечер сочинял обращение к Генеральному прокурору Советского Союза, Руденко Роману Андреевичу. Рассчитывал, что он как главный обвинитель от Советского Союза против фашизма на Нюрнбергском процессе, сможет грамотно разобраться с виновниками массовой дракой в пионерском лагере «Горный воздух».
Таким образом, могу быть оправдан, а виновные понесут наказание за драку, которую учинили против меня с целью моего убийства. Ждать полной победы в судебном процессе в Грозном никак не мог.
Так как во главе судебного процесса мог стать ингуш, который все мог сделать так, что якобы виноват во всей той массовой драке, которая произошла в пионерском лагере «Горный воздух».
Поэтому мне нужен был человек со стороны, который бы мог грамотно разобраться в создавшейся ситуации после массовой драки. Здесь национальные интересы мне не нужны.
Главное, чтобы была справедливость, которая, вполне естественно, будет на моей стороне. Лишь в этом случае выиграю дело. Так что своё послание к Генеральному прокурору Советского Союза писал от имени коллектива комсомольского строительного отряда в таком духе, что якобы во время восстания ингушей в Грозном, ингуши строительного отряда из Назрани решили перейти к действию.
Хотели убить командира строительного отряда, Черевкова Александра. Убийство командира ингуши хотели свалить на другую нацию.
Затем ингуши имели желание устроить межнациональный конфликт на Северном Кавказе. Конфликт мог иметь серьёзные последствия на всем Северном Кавказе.
Находясь в такой ситуации, командир строительного отряда, Черевков Александр, смог постоять один против двадцати ингушей. Жертвуя собственной жизнью, командир строительного отряда Черевков Александр, смог один предотвратить межнациональный конфликт на территории Северного Кавказа. Теперь командира хотят судить.
Из своего послания со стороны коллектива выглядел пострадавшим и героем в одном лице. В какой-то степени так и было.
Национальный вопрос здесь был лишь как стратегия к полной победе в возможном судебном процессе. Может быть, что так и было?
На волне национального скандала в республике, группа ингушей на своём рабочем месте хотела возвеличить себя над другими нациями Северного Кавказа.
Такой скандал местного значения на Северном Кавказе мог выглядеть, как мини-фашизм в одном взятом месте Советского Союза.
Дальше могло быть хуже. Антисоветские настроения могли подхватить прибалтийские республики, которые критически относились к советской власти.
В Прибалтике советских солдат после победы над фашистами считали не освободителями, а оккупантами. Целых два дня мы мотались на автомобиле между республиками Северного Кавказа.
Первый день мы посвятили Чечне и Дагестану. Ночевали у моей мамы в Беслане в Северной Осетии. К этому времени весь Северный Кавказ знал о массовой драке в пионерском лагере «Горный воздух».
Вполне естественно, что мама беспокоилась за меня. Сказал маме, что все обошлось хорошо. Иначе бы давно сидел в тюрьме. Свой приезд в Беслан объяснил маме, как служебную командировку от виноградарского совхоза «Бурунный», который якобы поручил мне найти места сбыта будущего урожая винограда.
Так как у нас в совхозе урожай виноград очень большой. В среду к вечеру был у себя дома в посёлке. Сказал своей жене, что у меня много работы. Надо пару дней помотаться по всему Северному Кавказу, чтобы сделать полный отчёт о сделанной работе.
Если кто-то меня будет спрашивать, то для всех утром выехал из дому по служебным делам. К вечеру буду дома.
Если меня будут дома спрашивать вечером, то скажешь, что задержался где-то в республике по служебным делам. Буду рано утром.
Последним автобусом выехал из станицы Червлённая в Грозный. Оттуда сразу в аэропорт «Северный».
С собой ничего не взял, кроме документов, денег и коллективного послания в трёх экземплярах в адрес Генерального прокурора Советского Союза.
Первым самолётом из аэропорта «Северный» в Грозном, вылетел в аэропорт «Быково» в Москву. Билет на самолёт из Грозного в Москву, стоил всего восемнадцать рублей. При полных карманах денег, половину которых оставил дома, мне ничего ни стоило слетать в Москву ради того, чтобы после не сидеть в тюрьме за драку. Спать пришлось мне в самолёте во время полёта, который длился всего два часа тридцать минут без посадки в другом месте. Там же в самолёте у меня был лёгкий завтрак. Прибыл самолёт в аэропорт «Быково» в Москву перед рассветом.
Рейсовым автобусом доехал до городского Аэропорта. Оттуда на метро добрался в центр Москвы на станцию метро «Кузнецкий мост».
Дальше прошёл пешком до здания Генеральной прокуратуры СССР. На часах было всего семь часов утра.
До начала работы Генеральной прокуратуры СССР не меньше двух часов. Рядом с зданием Генеральной прокуратуры СССР лишь охрана и наряд милиции, которые патрулирую этот участок Москвы от «Кузнецкого моста» до «Лубянки». Как бельмо у охранников и стражи порядка, которые издали, разглядывают меня. Могут подумать, что террорист.
– Тебе чего тут надо? – спрашивает меня, охранник у главного входа в здание Генеральной прокуратуры СССР. – Здесь ходить запрещается всем посторонним без исключения.
– Не исключение, а гражданин Советского Союза. Надо отдать документы Генеральному прокурору СССР. – отвечаю охраннику. – Документы государственной важности.
– Пишут, что попало, лишь от дела отрывают Генеральную прокуратуру. – бурчит охранник. – В девять часов утра в приёмное окошко сдашь письмо или можешь опустить в почтовый ящик. Всё равно письмо не будут рассматривать.
– Отец! У меня серьёзно важный документ. – жалобно, обратился, к престарелому охраннику. – Триста подписей под документом. Человека ни за что могут посадить. Тебе сто рублей дам. Покажи мне Генерального прокурора СССР. Прилетел сюда из Северного Кавказа. У меня в карманах одежды кроме документов и денег больше ничего нет.
– Мне ничего от тебя не надо. – разжалобился охранник. – Вон «Чайка» разворачивается. В ней сидит сам Руденко. Генеральной прокуратуры СССР.
Посмотрел в ту сторону, куда указал глазами охранник главного входа в здание Генеральной прокуратуры СССР.
Чёрный сверкающий лаком отечественный автомобиль марки «Чайка» развернулся на небольшом пространстве возле здания Генеральной прокуратуры СССР.
Автомобиль подрулил прямо к главному входу. Из правой передней двери автомобиля проворно выбрался парень лет тридцати и быстро открыл заднюю, правую дверь автомобиля «Чайка». Из автомобиля не спеша, вылез обрюзглый крупного телосложения пожилой мужчина в форме Генерального прокурора. В мужчине трудно было узнать Руденко Романа Андреевича, который обвинял фашистов в Нюрнберге.
– Роман Андреевич! К вам можно обратиться. – с волнением, произнёс. – У меня к вам важный документ имеется…
– Мы с вами, разве, знакомы? – удивлённо, спросил меня, Генеральный прокурор СССР. – Что-то не припомню вас?
– Вас знаю со школьной скамьи по учебникам истории Советского Союза. – ляпнул. – По Нюрнбергскому процессу.
– Ах! Да! Сам совсем забыл, что мне при жизни суждено было стать историческим экспонатом. – смеясь, вспомнил Руденко Роман Андреевич. – Давай мне свой важный документ. Прочту ваш документ перед началом своей работы.
– Подожду ответа на улице. – сказал, Генеральному прокурору Советского Союза, протягивая ему свою писанину. – У меня без вашего ответа обратной дороги нет.
– Подожди, если у тебя есть много времени. – сказал Генеральный прокурор СССР, проходя в открытую дверь здания. – Мне надо в свой кабинет пройти.
Дверь в здание Генеральной прокуратуры Советского Союза захлопнулась. отошёл в сторону, чтобы не мешать служащим здания, к которому стали подъезжать и подходить чиновники Генеральной прокуратуры Советского Союза.
После разговора со мной Генерального прокурора СССР, интерес ко мне со стороны охранников и наряда милиции совсем пропал.
Охранник у главной двери прокуратуры тоже был занят приветствием государственных служащих, которые, почти не замечая охранника, спешили быстро пройти в здание Генеральной прокуратуры Советского Союза.
Мне надо было набраться терпения и дождаться положительного ответа.
Прошло почти два часа после того, как передал свою писанину Генеральному прокурору СССР.
Столица Советского Союза Москва полностью проснулась и наполнилась везде снующими людьми.
Охранник у главного входа в здание Генеральной прокуратуры Советского Союза куда-то исчез. Наверно, зашёл вовнутрь здания?
Так как приветствовать больше некого. Государственные служащие прибыли к себе на работу в это здание.
На улице возле двери главного входа в здание Генеральной прокуратуры Советского Союза остался лишь один.
Даже милиционер, дежуривший рядом с административным зданием, куда-то исчез. Видимо, до вечера из этого здания никто не выйдет?
Придётся ждать до победного конца. Затем вынужден буду обратно отправиться к самолёту в аэропорт «Быково».
– Александр Черевков! Зайдите в приёмную Генеральной прокуратуры СССР. – сказала девушка из открытой двери. – Вас ждут на беседу по вашей жалобе.
Вздрогнув от неожиданности, прошёл следом за девушкой в открытую дверь главного входа здания Генеральной прокуратуры Советского Союза.
За огромной массивной дверью из маренного дуба были крутые огромные ступени, возле которых сидел в будочке тот самый охранник с улицы.
Дальше за столом на небольшой площадке сидел на стуле сержант милиции, который потребовал от меня, чтобы выложил на его стол все то, что было у меня в карманах.
Убедившись, что у меня нет оружия, сержант милиции разрешил обратно забрать все то, что сам только что выкладывал из кармана.
Затем проследовал за девушкой на второй этаж, в огромную комнату с табличкой «Приёмная».
Девушка сказала, что мне нужно здесь подождать немного, а сама вышла за дверь. Оставляя меня одного.
Около часа сидел в огромной пустой «приёмной», где кроме массивных старинных стульев и столов больше ничего не было.
Видимо, старинная мебель когда-то принадлежала Генеральной прокуратуре царского времени? Даже сам стиль мебели напоминает величие царской империи. Все такое огромное и массивно.
Обыкновенный человек в такой мебели сразу себя чувствует маленьким человечком перед величиной его величества царственной мебели. Мои размышления в полусонном ожидании прервал вошедший парень.
Тот самый парень, который вышел из первой правой двери автомобиля «Чайка». Затем открыл правую заднюю дверь автомобиля «Чайка», чтобы оттуда выпустит Генерального прокурора СССР, Руденко Романа Андреевича.
Видимо, этот парень помощник Генерального прокурора СССР или адъютант Генерального прокурора?
Мне неизвестно название должностей при Генеральном прокуроре СССР. В любом случае парень из автомобиля «Чайка» не может быть слугой Генерального прокурора СССР.
Мы в Советском Союзе, где дискриминация человека человеком запрещена Законом Советского Союза.
– Генеральный прокурор СССР рассмотрел вашу жалобу. – сказал парень, усаживаясь напротив меня. – Завтра по делам недавних событий на Северном Кавказе в Грозный направляется заместитель Генерального прокурора СССР. В понедельник в девять часов утра заместитель Генерального прокурора СССР, будет у вас в республиканском отделении милиции, где ведётся расследование вашего происшествия массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух». Вам необходимо в девять часов утра быть в республиканском отделении милиции на следствии.
– Спасибо! Обязательно буду в девять часов утра в понедельник в республиканском отделении милиции в Грозном. – сказал парню. – Думаю, что там будут все участники нашего происшествия.
На этом моя беседа с представителем Генерального прокурора СССР закончилась. Парень проводил меня до выхода.
Мы с ним расстались у массивной двери огромного здания. У меня в запасе было трое с половиной суток.
За это время можно было куда угодно слетать, чтобы решить свои дела семейной важности.
Неизвестно чем закончится судебный процесс по делу о нашей массовой драке в пионерском лагере «Горный воздух», но уезжать нам с Кавказа придётся. Если ингуши объявили меня кровным врагом, то ингуши меня достанут где угодно.
Так что нам надо удрать с Кавказа. Вот только куда? Ведь кроме Москвы и Перми больше нигде не был. Вся моя жизнь прошла на Кавказе, где наши предки по линии моей мамы более триста лет тому назад образовали своё терское казачество.
Теперь ни те времена, когда наши предки, терские казаки и горцы, на большом круге могли решить накопившиеся проблемы. Затем плетью высечь виновников происшедшего. Сейчас другие законы в Советском Союзе, а на Кавказе нравы остались прежние со стороны ингушей.
Им по фигу советские законы, когда кто-то пустил ингушскую кровь. Пускай даже по вине самих ингушей. Убеждать их в моей правоте бесполезно и драться с ними тоже нет смысла.
В Москва мне не светит устроить свою семейную жизнь. Столица давно закрыта на прописку иногородних. Здесь своих жителей некуда девать.
Каждый год Москва увеличивается на десятки тысяч новорождённых детей. Кроме того, с объявлением проведения олимпийских игр в Москве в 1980 году, в столицу Советского Союза одних только профессиональных строителей едут тысячи человек.
Все строители тоже мечтают вскоре стать москвичами. Пожалуй, придётся ехать жить в Пермь.
Ни к тёще в двухкомнатную квартиру, а работать и жить в цирк, куда меня приглашали остаться после того, как там, в здании цирка объявил о женитьбе на простой девушки.
У меня тогда было два выбора. Либо покинуть работу в конвейере «Союзгосцирка». Уехать к себе на Родину в Северный Кавказ. Либо остаться в стационаре Пермского государственного цирка в качестве художника-оформителя, машиниста сцены или просто старшего униформиста.
Мне показалось унизительным работать в стационаре Пермского цирка кем угодно после работы в конвейере «Союзгосцирка» в качестве ассистента иллюзионного аттракциона «Человек-невидимка».
Поэтому тогда выбрал вместе с женой одно решение, уехать к себе на Родину, на Северный Кавказ.
Вот теперь решил в Москве, что в самый раз настало у меня время вернуться работать в стационар Пермского государственного цирка работать кем угодно.
Надо лишь заранее договориться с администрацией Пермского государственного цирка. В этом мне поможет ни Александр Александровский, директор Пермского государственного цирка, а Альфред Ди-Машио, главный режиссёр Пермского государственного цирка.
Ведь Альфред для нас с Людмилой был как бы брачный папа. Если бы не он, то едва ли у нас была семья.
Размышляя о перспективе своей когда-то сорванной карьере работы в цирке и возвращении к истокам зарождения нашей семьи, как-то произвольно и не заметно самому себе, приехал в аэропорт «Внуково» Москве.
Моё подсознание толкнуло меня к принятию решения срочно лететь в Пермь. Другого решения принять не мог.
Так как на Пермский государственный цирк, у меня были надежды на собственное спасение и на спасение семьи.
Благо, что самолёты из аэропорта «Внуково» в Москве в аэропорт «Савино» в Пермь, летают почти каждый час прямым рейсом и транзитом через аэропорт «Савино» Перми дальше на восток Советского Союза. К тому же сейчас ни сезон летних отпусков, когда билеты на самолёт невозможно найти.
Начало весны. Самолёты летают полупустые во все концы самой громадной страны во всём мире.
Мне без труда удалось приобрести в кассе аэропорта билет на самолёт из аэропорта «Внуково» на ближний рейс до аэропорта «Савино».
Оставалось лишь дождаться посадки на самолёт рейса, указанного в билете купленного на полёт в самолёте.
Мой лёгкий ужин был в салоне самолёта вовремя полёта до Перми. Там же в салоне самолёта сам мог немного подремать. Получалось так, что вторые сутки на ногах и в полёте.
Толком нигде не кушал и спал лишь в самолётах. Если это можно назвать сном. Когда приходится то подниматься, то опускаться в воздухе вместе с самолётом. Переживая состояние своей невесомости и возможного провала в воздушной яме вместе с современным лайнером.
Поздно вечером на самолёте прибыл в аэропорт «Савино» в Перми. Ранняя весна 1973 года встретила меня в Перми не дружелюбно холодным ветром и мокрым снегом. Одетый в один костюм, под которым кроме белой сорочки и майки больше ничего не было, продрог весь до посинения, пока добрался автобусами с пересадкой до Пермского государственного цирка в центре города, точнее, в старый городской район «Мотовилах».
В служебном входе Пермского государственного цирка ничего не изменилось. Те же самые лакированные двери со следами от нашей обуви.
На проходной сидела та же бывшая артистка цирка, а сейчас пенсионерка с заслуженным стажем, Сара Фридман, которая знала обо всех артистах цирка больше, чем они могли знать сами о себе.
Плотно укутавшись в старый шерстяной плед, который пережил все революции в России, Сара Фридман сквозь очки удивлённо посмотрела на пожелтевшее давно просроченное удостоверение личности Пермского государственного цирка.
– Ты что это тычешь мне под нос свой исторический экспонат? – возмущённо, сказала Сара Фридман. – Пока не выжила из ума, чтобы забыть твою личность, на которую не требуется никакого удостоверения. Ты лучше расскажи, как там твоя красавица живёт на Северном Кавказе. Ей лучше было бы жить на Южном Урале или на севере Израиля, чем на Северном Кавказе.
– Вот именно поэтому прилетел сюда, чтобы вернуть её к вам. – шутя, ответил. – На Северном Кавказе ей слишком холодно. На Юном Урале уйдёт жарко.
– Всё шутить норовишь. Правильно делаешь, что везёшь жену ближе к маме, имею ввиду не себя, а твою тёщу. – сказала Сара Фридман. – Тёще тоже пора признать своего зятя, чтобы нянчить от него своих внуков. Ну, ладно! Заболталась что-то с тобой. Проходи ближе к цирковому манежу. Там всегда тепло от конского навоза. Согреешься с дороги. Отдохнёшь немного. Понюхаешь цирк.
Конечно, мне хотелось без совета Сары Фридман пройти к манежу цирка, по которому скучал все эти годы. Но у меня было мало времени. Сегодня должен вернуться обратно к себе домой на Северный Кавказ. Хорошо, что в этот день в Пермском государственном цирке были две цирковые программы. Сам главный режиссёр Пермского государственного цирка был на своём месте. Он словно ожидал моего приезда в пермский цирк.
– Проходи! Садись! – сказал мне, Альфред Ди-Машио. – Сразу видно, что южный человек. Совсем не по нашему климату одет. Видимо, скучаешь по цирку, раз в таком виде прибыл к нам?
– Скучаю! – откровенно, признался. – Вот поэтому и прибыл к вам, чтобы поговорить с вами о возвращении в цирк. Больше не могу откладывать на завтра.
–Так в чем же дело!? – удивлённо, воскликнул Альфред. – Вот тебе ключи от кабинета старшего машиниста сцены, можешь прямо сейчас приступать к своей работе. Художник оформитель тоже в цирке всегда пригодиться.
– Тут дело намного сложнее, чем вы думаете. – серьёзным тоном, сказал, протягивая Альфреду Ди-Машио один экземпляр своего послания Генеральному прокурору СССР. – С меня взяли подписку о невыезде с Северного Кавказа. Даже не знаю, как поступить, чтобы вернуться работать в Пермский государственный цирк. Надеюсь только на вас. Вы можете всё, чего другие не могут.
– Да! Вляпался ты по самые уши. – сказал главный режиссёр пермского цирка бегло прочитав моё послание к Генеральному прокурору СССР. – Даже затрудняюсь придумать, как тебя вытащить за уши из этого навоза на работу к нам в цирк.
Ди-Машио Альфред Доменикович, как брат близнец похожий на французского комика Луи Де-Феню, состроил свою артистическую гримасу и стал раздумывать над тем, как меня освободить от проблемы, которая создалась после массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух» во время строительства цементного завода в Чечне.
Видимо, что-то грандиозное пришло на ум двойника знаменитого комика? Альфред Ди-Машио стал что-то быстро писать на чистом листке бумаги к будущей машинописи. Терпеливо ждал результата его творческого труда к спасению моей семьи.
– Сейчас секретарша перепечатает моё литературное произведение на бланк. Затем ты можешь лететь к себе в Чечню. – сказал Альфред, нажимая на кнопку селектора. – Думаю, что скоро мы тут в цирке с тобой встретимся.
После того, как литературное произведение Альфреда Ди-Машио перепечатали на фирменный бланк Пермского государственного цирка, а также было подтверждено личной подписью и печатью главного режиссёра Пермского государственного цирка, искренне поблагодарил Альфреда Ди-Машио за оказанную помощь.
Сразу направился в аэропорт «Савино». У меня совсем не было свободного времени, чтобы заехать к своей тёщи в Перми. Мне надо было как можно быстрее вернуться домой. Так как меня, вполне возможно, разыскивает милиция?
До регистрации билета на самолёт до аэропорта «Северный» в Грозный, внимательно прочитал литературное произведение главного режиссёра.
То, что было напечатано на фирменном бланке Пермского государственного цирка, нельзя было назвать документом.
Точнее можно было сказать, что это была характеристика на человека, без которого советское цирковое искусство просто может прекратить своё существование.
Особенно если этот человек не будет работать в Пермском государственном цирке, который может закрыться в отсутствии такого выдающегося человека, которым является яркой личностью Александр Черевков перед цирковым искусством Советского Союза.
Вполне понятно, что после такого письма республиканским следственным органам в Грозном просто будет сложно считать меня виновным в развязывании массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух».
Суд может меня оправдать или даже посчитать пострадавшим. Может быть, даже вообще ничего не произойдёт после приезда к нам в Грозный заместителя Генерального прокурора Советского Союза?
Нас просто отпустят по домам. В крайнем случае, нас оштрафуют за погром финских домиков пионерского лагеря «Горный воздух» с возмещением нанесённого ущерба.
Ничего другого против нас предъявить не могут. Никто не подал в суд друг на друга. Выходит, что в той массовой драке непострадавших.
Если нет пострадавших, то тогда уже нет никакого уголовного дела против нас. С промежуточной посадкой в аэропорту «Минеральные воды» на рассвете сам прибыл в аэропорт «Северный» в Грозный.
Добравшись до центра города, первым автобусом в сторону Шелковского района сам приехал до арки посёлка виноградарского совхоза «Бурунный». Наш посёлок весь был на ногах.
По тому, как сухо со мной все люди здоровались, понял, что в совхозе произошли какие-то перемены ни в мою пользу.
Наверно, разбирали на партийном, профсоюзном и комсомольском собраниях мой вопрос о массовой драке в пионерском лагере? Теперь мне придётся внутри посёлка разбираться и доказывать свою невиновность всему молодому коллективу.
– Людмила! Рассказывай, что произошло в посёлке в моё отсутствие? – спросил, у жены, войдя в нашу квартиру. – Наверно, меня решили наказать за то, что сам смог постоять за себя?
– Вчера было общее партийное, профсоюзное и комсомольское собрание. – мрачно, ответила мне, Людмила. – На повестке дня было всего два вопроса. Первый вопрос прощальный. Директора нашего совхоза перевели на повышение в Малгобек первым секретарём горкома партии. По лицу бывшего директора можно было определить, что он не рад своему повышению. В виноградарском совхозе и в посёлке «Бурунный», у него была полная власть и уважение. В Малгобеке одни ингуши, которые не очень-то уважают коммунистов и советскую власть.
Вторым вопросом разбирали твой поступок с массовой дракой в пионерском лагере «Горный воздух». По этому вопросу было много споров.
Посёлок разделился на два мнения. Одни считали, что ты вполне прав в той массовой драке в пионерском лагере.
Другие говорили, что ты как командир строительного отряда, как молодой коммунист должен был уклониться от драки, которую яко бы ты спровоцировал с самого начала до приезда туда к вам милиции.
– Эти умники отсиживались у себя дома. В то время как строил светлое будущее и дрался с нашими общими врагами исламистами. – со злостью, сказал. – Прежде чем меня обсуждать им самим надо оказаться на моем месте…
– Тебе ещё повестку привезли из республиканского отделения милиции. – добавила Людмила, протягивая листок с эмблемой милиции. – В понедельник утром к девяти часам утра ты сам должен приехать к следователю в милицию.
После того, что услышал от Людмилы, понял, что сладкая жизнь в посёлке у меня закончилась. С отъездом из виноградарского совхоза «Бурунный» директора, Игоря Григорьева, многое может измениться в моем отношении с новым директором.
Наверно, временно, место директора займёт агроном Козорезова, которая на дух не переваривает меня только за то, что её бездарный сынок никак не может пробиться в лидеры среди молодёжи нашего посёлка, а с первого дня приезда в посёлок окружён вниманием со всех сторон? С этой мадам наш коллектив расколется сразу на два лагеря.
Одни будут «шестёрками» у Козорезовой против меня. Другие будут поддерживать лишь меня во всех моих инициативах в нашем посёлке. Мне тяжело будет здесь отстаивать своё место.
