Александр Бурнышев
Тайна чёрной доски. Роман. Остросюжетная история одной находки
Реактивная ступа Бабы-Яги
На пенсию провожали известного конструктора с пышной помпой. Были речи во славу тульского оружия, в создание которого весомый вклад внёс Тихон Иванович Чугунов. В заводской ДК даже артистов пригласили. Звучали песни, отплясывали «Яблочко». Ветеран труда интеллигентно улыбался, без особого энтузиазма хлопал здоровой рукой о скрюченные пальцы правой кисти и лишь оживился, когда со сцены молодой артист хорошо поставленным голосом начал читать стихи.
Была слобода
Кузнецкою, вольною.
Стала столицею
Первоствольною!
С Тулой связано
Моё творчество,
Пахнет порохом
Моё отчество.
Вместо «Градов»
Видеть рад бы я
Блох подкованных
И вязь оград.
Но у истории
Есть моменты,
Когда ссорятся
Континенты.
Нападают -
И в результате
Для всей России
Мой город – кстати!
Не самоварами
И не жамками,
Встречала Тула
Недругов танками.
Смертельным свистом
Для вражьих душ
Летел фашистам
Привет «Катюш».
Чтоб враг не смел
Играть в подначки,
У Тулы есть
Всегда в заначке:
Запас стволов,
Талант людей
И арсенал
Взрывных идей!
Директор завода, приобняв новоявленного пенсионера, на весь зал объявил:
– Дорогой Тихон Иванович! Мы провожаем тебя на заслуженный отдых ввиду приключившейся болезни руки, но твой мозг продолжает функционировать, есть порох в пороховницах, поэтому знай: ты остаёшься у нас как бы в заначке, из оборонки на пенсию не уходят…
Последние слова захлебнулись шквалом аплодисментов.
На торжественном застолье Чугунов долго не задержался. Ему впервые за долгие годы совместной жизни не хотелось видеть любимой жены, соседей, друзей и коллег по работе. Он быстро попрощался, сел в такси, но домой не поехал.
– Давай до Белоусовского парка, – уставшим голосом попросил водителя.
– А у меня другой адрес в заявке.
– Ничего, слегка подкорректируем орбиту движения, компенсируем.
За последние годы лесной массив в центре города заметно преобразился, появились асфальтовые дорожки, новые аттракционы, спортивные площадки. Дышалось легко и свободно, дым «Тулачермета» не достигал жилых кварталов. Осень потихоньку общипывала притихшие деревья. Оголившиеся ветки проволочно торчали во все стороны хаотично и ершисто, навевая и без того грустные мысли. Мало того что работу потерял, так ещё и от единственной дочери никаких вестей. Вышла замуж, уехали в Пермь, выступала на сцене. Вроде складывались неплохие перспективы, и вдруг – коротенькие звонки. Позже и они прекратились. Недаром говорят, что одна беда в дом не приходит.
Чугунов присел на лавочку, вытянув ноги, тяжко выдохнул:
– Ну вот, и для меня наступила осень, выперли на пенсию… Гу-у-ляй, Вася!
При последних словах под скамейкой послышалась возня, кряхтение, и на свет божий явилось нечто обросшее, в потрёпанной кожаной куртке, в стоптанных зимних ботинках, из которых как-то очень вертикально параллельно тянулись худые безволосые ноги.
– Вася, – пролепетало Оное. – Я штаны в пруду состирнул, сейчас надену… высохли, наверное.
Он сдёрнул с куста неискусственно потрёпанные некогда синие джинсы, присел на краешек скамейки, не снимая обувь, в один приём протиснул параллели ног в обе колом стоящие штанины, а вместо ремня крутанул на поясе проволочку.
– Ремень потерял? Или порвался? – сочувственно спросил Тихон Иванович.
– И потерял, и порвался… всё рухнуло, в один миг. Фенита ля, тра-ля-ля.
– Вы артист?
– Да какой там. Бывший физик, в Политехе преподавал, в Бауманке работал, пытался устоявшиеся научные парадигмы низвергать, подчёркивая собственную индивидуальность, что противоречило устоявшимся догматам и церкви, и науки. Ну и начальству, конечно. Квартиру за долги отсудили, вселили в развалюшку за городом, рядом со свалкой, с печным отоплением, но я и тому рад – всё не на улице. Так что перед вами индивид в чистом виде.
– Насчёт чистоты возникли красноречивые сомнения. Ты в бане давно был?
Вася энергично всплеснул руками:
– Кто ж меня пустит, в баню-то? Бомжарам не до жару, нас несёт судьба на шару[1]…
Он привстал и неожиданно попросил прощения:
– Извините, увлёкся, вновь как бы почувствовал себя технарём, забыв, что я сейчас всего лишь числитель без знаменателя, нерешённая теорема. Запутался в доказательствах. Хотел чистой физики во всём, но рядом с ней всегда оказывалась метафизика, мистика, навязанное мировоззрение религиозных догм. Циолковский ещё в конце девятнадцатого века заговорил о полёте на Луну, бесконечной заселённости бескрайнего космоса, о бессмертности души, которую он называл скопищем атомов, и его сразу окрестили почти оскорбительным прозвищем «калужский мечтатель». Однако его зёрнышки строго математических мечтаний проросли, стали аксиомой. Скоро туристы в космос пешком летать будут. А большинство учёных по-прежнему ломают головы: одни мы во Вселенной или нет? Кто руководит всем космическим хозяйством? Кто оберегает Землю от неминуемого столкновения с кометой? А ведь на все эти вопросы ответы существуют, только их не придают широкой огласке. Кстати, эти ответы я нашёл и в занесённых ветром листках. Но широкой огласки нет. Проще прикрываться библейскими сказками о сотворении мира, чем открыто, с позиций научного космизма заявить об истинном устройстве Вселенных, Галактик, иерархии энергетических органов управления человечеством, а также бескрайним простором бесконечности.
Бомж-философ замолчал, а потом, мечтательно прикрыв глаза, продолжил:
– Давно не рассуждал на любимые темы, всеобъемлющие, ни к чему не обязывающие, но так целебно действующие на мозг. А вы, я вижу, даже не подумали принять меня за сумасшедшего, наверное, тоже в этой сфере вращаетесь?
– В этой самой, если не хуже. Так завращался, что без руки остался.
Тихон Иванович постучал скрюченной ладонью по коричневому лицу скамейки.
– Смертушку изобретал. Высчитывал, как быстрее и с меньшими затратами доставить её к месту назначения.
– А теперь, как я смею предположить, испытываете некое угрызение совести, страдаете синдромом Сахарова, – бомж вполоборота повернулся к собеседнику. – Один из Отцов водородной бомбы, когда осознал, что за чудовище он произвёл на свет, до конца жизни призывал к миру, боролся вообще против любого оружия. Вы тоже готовы пойти по его стопам? Но Андрей Дмитриевич вначале изобрёл свою страшилку, поставил её, как песенный бронепоезд, на запасный путь, а уж потом сделался миротворцем. Согласитесь, так призывать как-то надёжнее. Вон по соседней аллейке полицейские прохаживаются, а ведь у них у каждого сбоку кобура, а в ней по «макарушке» с вашего завода. Им что – тоже синдромом Сахарова страдать от сознания того, что сбоку потенциальную смерть носят?
– Да, в этом ты прав, безусловно, прав, – согласился конструктор. – Бронепоезд на запасном пути необходим. К миру взывать нужно не с голубем на ладони, а с дальнобойной гаубицей за спиной. На собственной шкуре испытали и продолжаем испытывать последствия бездумных глобальных решений наших верховных правителей. Подписывая договор о всеобщем ядерном разоружении, наш Горбачёв тоже стремился к миру без войн и разрушений. Искренне верил в добропорядочность партнёров, сломал Берлинскую стену, похоронил блок Варшавского договора, дал команду резать единственные в мире боевые железнодорожные ракетные комплексы, которые уже в то время могли нанести поражение в любой точке планеты. Эти БЖРК, наверное, пентагоновцам до сих пор являются в кошмарных снах. Доразоружались. Получили у своих границ то, что у себя разрушили. По широте русской души доверяли, подписывали филькины грамоты, юридически не оформляя в статусе межгосударственного договора.
Спасибо нынешнему Верховному главнокомандующему за достижение хоть какого-то военного паритета, а в некоторых случаях даже и фору даём. Ты, Вася, наверное, знаешь о том, что одна наша милая болваночка с термоядерным движком без особого труда обогнула земной шарик, и её не засек ни один радар. После этой лёгкой ракетной прогулки по белу свету наш президент так и заявил, что нам даже ядерные боеголовки не нужны: этот «киндер-сюрприз» может влететь в форточку любому недоброжелателю и просто своей массой отбить охоту разевать рот на чужой каравай.
Тихон Иванович расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана плоскую бутылку коньяка.
– Пододвигайся поближе, обмоем мою пенсию, раз уж наши мозговые извилины резонируют в одном частотном диапазоне. С банкета прихватил, правда, придётся из горлышка.
– Айн момент! – бомж молниеносно вскочил с места и устремился в кусты. Буквально через мгновение он уже мчался назад, циркульно выкидывая свои негнущиеся ноги.
– Ресторан «Кочка» предоставил два пластиковых стаканчика. Можно не ополаскивать, чтоб добро не переводить, зелёный змий и так всю заразу уничтожит.
Тихон Иванович с трудом разорвал пластиковую упаковку с чипсами. Мягко чокнувшись стаканчиками, выпили. По аллее, усыпанной золотым мусором, к ним приближались дед с интеллигентно подстриженной бородкой и малыш, который периодически отшвыривал листья, приговаривая:
– Куда только дворники смотрят…
На что дедушка спокойно отвечал:
– Они ни при чём, это всё осени проделки. Потом пойдёт снежок, ударит морозец, и наступит.
– …День жестянщика! – радостно завершил фразу малыш. Собутыльники не выдержали и громко рассмеялись, а Вася даже захлопал в ладоши.
– Браво, малыш, бытие определяет сознание, в ногу со временем шагаешь.
Поравнявшись со скамейкой, мальчик уточнил:
– Я не со временем, я с дедушкой.
Тот с опаской покосился на бухариков и, увеличив скорость, увлёк за собой внука.
Выпили ещё по одной. Хороший коньяк тепло и уютно растворился в молекулах двух неординарных выпивох. В такие минуты алкогольного блаженства всегда хочется порассуждать либо о женщинах, либо о внутренней политике (поругать правительство), либо о своей работе. Распитая бутылка напрочь ликвидирует всякую субординацию, сближает и сглаживает социальное неравенство. Известный оружейный конструктор это очень наглядно продемонстрировал, приобняв бомжа, и они соприкоснулись головами.
– Ты, Вася, говоришь – синдром Сахарова. А то, что у меня, – это похуже, – Тихон Иванович поднёс правую кисть прямо к лицу товарища. – Болезнь Дюпюитрена, а с ней я уже как бы и не конструктор, а, как и ты, числитель без знаменателя, хотя к той самой ракеточке, что земной шар под носом обезумевших радаров облетела, тоже свою руку приложил. Только не эту закорючку, а здоровую, сильную. А сейчас я кто? Пенсионер, инвалид…
Тихон Иванович уронил голову на плечо собутыльника, его глаза слегка увлажнились. Физик вначале нерешительно, а потом всё смелее и смелее начал гладить собеседника по голове, приговаривая:
– Ничего, конструктор! Тула ещё никогда врагу не сдавалась. Раз уж вы считаете, что опосредованно участвовали в разрушении, то попробуйте как бы созидать, начните создавать мирные проекты, смените род деятельности. Негативная моральная составляющая покинет ваш мозг, глядишь, и Дюпюитрен, как битый Бонапарт, отступит.
– Эх, Вася! Твои бы слова да богу в уши. Я всю свою жизнь на оружейку положил, а теперь что – одноместную ступу Бабы-яги усовершенствовать или её метле ускорение придать?
– А что, это идея, – вдохновился физик. – Мечта конструкторов всех времён: иметь лёгкий, доступный летательный аппарат. Мирный, народный. В сказках да легендах он недаром существует, значит, был, летал, не отравлял окружающую природу. Взять тот же ковер-самолёт или упомянутую бабкину летающую ступу. Вы, как конструктор, прекрасно понимаете, в чём суть вопроса. Нужен материал – дигравитант для обшивки аппарата. Обуздав гравитацию, лети куда хочу, без всякого аэродрома. Причём с любой скоростью. В принципе, это реально. Не нужно бояться нового. Ведь когда появилось электричество, возникла и опасность поражения током, и люди действительно гибли. Умы, наподобие вашего, напряглись и придумали диэлектрик – обыкновенные резиновые перчатки. Проблема была решена. Что вам стоит, с вашими-то производственными мощностями, освоить прокатку металла под давлением двух тысяч атмосфер, добавляя в прокат кремний. Вот вам и сверхлёгкий металл.
А резиновыми перчатками под брюхом ступы Бабы-яги послужит электронный разрыхлитель атомов воздуха в радиусе днища, что снизит гравитационное воздействие. И полетела ступа…
– Тогда уж чугунок, – уточнил конструктор. – Фамилия моя – Чугунов. А как, кстати, твоя, а лучше, полные ФИО?
Физик от души рассмеялся и напомнил древний анекдот с бородой. К доктору входит пожилая пациентка. Он с порога: ФИО? Та, не задумываясь: Х.У.Я. – Харитонова Ульяна Яковлевна.
Взрыв смеха выпивох вспугнул ворон с ближайшего куста. И не только. К сидящим подошли двое полицейских, что ранее прохаживались по соседней аллейке.
– Распиваете! В общественном месте! Придётся прокатиться в участок.
Девушка-полицейский потянула за рукав напарника и что-то шепнула ему на ухо. Тот повернулся к Чугунову, приложил руку к козырьку.
– Сержант Долгих. Это вас сегодня на пенсию торжественно проводили? Мы в дежурке из вечерних новостей узнали. Упоминали о том, что вы ещё в детстве, просматривая фильм о военных морских учениях, закричали на весь кинотеатр: зачем доски и брёвна? В пробоину, прямо в струю, нужно ввести большой зонтик в свёрнутом положении, нажать кнопку, зонтик раскроется, и давлением воды его прижмёт к борту корабля. Кажется, так изложил корреспондент ваше детское рацпредложение?
– Было такое. И не только, – подтвердил конструктор. – Всего у меня более 120 изобретений и рацпредложений. А выпивку в парке, честное пионерское, первый раз в жизни изобрёл.
При этих словах не только девушка, но и строгий сержант Долгих по-доброму улыбнулись.
– Вы могли бы в кафе или ресторан… хотя с вашим приятелем… мы понимаем, что абсолютно случайным, вас туда вряд ли пустили бы. Кстати, как ваша фамилия? – обратился он к бомжу.
Тот вытянулся в струнку, руки по швам и отрапортовал:
– Пестель Василий Электронович.
Стражи порядка переглянулись и с нескрываемой опаской вперились правоохранительными очами в застывшее изваяние.
– Пестель чего? – переспросил сержант.
– Не чего, а кого. Мой отец – Электрон Альбертович. Его так назвали в честь открытия электрона, того самого, что вместе со своими братанами-протонами по орбите ядра атома круги нарезают.
Пока полицейские переваривали в своём мозгу атомарно-молекулярную абракадабру Василия Электроновича, конструктора заинтересовала историческая фамилия, и он вполне серьёзно спросил:
– Так ты отпрыск тех самых Пестелей, декабристов?
– А то чьих же?! Тех самых, что раскачивались на царских виселицах, расшатывая подгнившее здание самодержавия. С тех пор в нашем роду, как рассказывал папа, повелось всех родившихся девочек называть Декабринами.
– Вот так, сержант, – с гордостью поддержал товарища Тихон Иванович. – Ещё неизвестно, кого и с кем куда пустили бы. Хотя вы совсем недавно школу окончили, сейчас там другую историю преподают, и вы не знаете, кто такой Пестель.
Чугунов кивнул в сторону бомжа.
– А перед вами стоит навытяжку потомок старинного, образованного дворянского рода. Да и сам Василий Электронович не лыком шит. Верно, товарищ физик?
– Да, мои друзья. Меня с юных лет влекло и вниз, и вверх, то бишь в макро- и микромиры. А вам известно, товарищи полицейские, чего больше всего боялся Циолковский? Кстати, кто из вас назовёт отчество отца космонавтики?
Невольно увлёкшись разговором, стражи порядка пожали плечами, а представительница женского пола, от природы наделённая неистребимым любопытством, как и вся остальная часть прекрасной половины человечества, с нетерпением всё же поинтересовалась:
– Ну скажите же наконец, чего он всё-таки испугался… этот отец, отчество не помню.
Бомж Электронович, почувствовав себя хозяином положения, с важным выражением лица открыл молодому поколению глаза на истину.
– Константин Эдуардович боялся упасть… в космос, так об этом и говорил. Представьте, что будет с нами, если исчезнет неуправляемая гравитация. Мы все рухнем туда, – физик ткнул пальцем в небо. – Тем не менее если гравитацию взять на службу, подчинить себе и создать бесшумный, экологически чистый ступолёт, с дигравитантом под брюхом, представляете, какая техническая революция произойдёт, в корне изменятся параметры научных парадигм.
– А на каком топливе будет летать этот ваш ступолёт? – задал вполне практичный вопрос сержант Долгих. – АИ-200, не меньше?
Василий Электронович Пестель словно ожидал подобного вопроса, поэтому с удовольствием продолжил излагать собственную концепцию топливно-энергетического будущего планеты.
– Ни соляры, ни бензина не будет вообще. Один кубический сантиметр космического пространства таит столько бесплатной энергии, сколько её вырабатывают все электростанции мира. Нужно найти способ её использования. Сербский гений Никола Тесла многого добился в этой области, но вдруг в расцвете сил покинул земной мир, унеся с собой тайну силы энергии космоса. Есть и другие разработки альтернативных источников, но они не находят практического применения.
Тут уже сержант Долгих, как страж порядка, справедливо возмутился:
– А кто мешает? Кто виноват?
– Эх, друзья, – с сожалением выдохнул отпрыск некогда могущественного дворянского сословия. – А что будет с нефтегазовыми королями? Их карманы опустеют, поток миллиардов обмелеет. Олигархи-то и тормозят разработку новых видов энергетических ресурсов.
– А нам, простым людям, что-нибудь перепадёт от этой вашей новой парадигмы, которая в ступолёте? – вновь чисто по-женски, практично поинтересовалась девушка-полицейский.
Пестель почесал свой грязно-лохматый затылок и уклончиво ответил:
– Думаю, подавляющее большинство людей так и останутся зажиточными нищими – голодать и сидеть на паперти не будут, но и жировать не смогут, как нынешние «елеведущие» ТВ или бабтисты на сцене, от слова «бабло», у которых вместо голосов – калькулятор. Только законы о социальном равенстве смогут урегулировать отношения между людьми. Боги виноваты в том, что, создавая нас из цепочек белковых соединений, атомов и молекул, используя в качестве пилотных вариантов обезьян, дельфинов, китов, дошли наконец до варианта «гомо сапиенс» – человека разумного. Одного не учли – жадности сконструированного мыслящего существа космоса. Не ввели ограничений в материальном обогащении, потому определённая кучка человечества безудержно хапает всё, что можно и чем можно. Оттого и появляются периодически Пугачёвы, Разины, Пестели. Правда, это всегда тупиковый путь, но договориться мирно тоже не получается. Думаю, Боги Космоса просто обязаны вмешаться. И примеры этих вмешательств на Земле есть в образе пророков, так называемых контактёров, учёных мужей.
Недаром упомянутый мной Константин Эдуардович утверждал, что капитализм во всех его проявлениях, в особенности наследственный, есть насильник, а потому нуждается в ограничении. То есть, добавлю от себя, в государственном регулировании.
Философский кураж бил ключом из тщедушного тела бомжа. Он так разошёлся, что на минуту представил себя за университетской кафедрой, читающим лекцию по теории происхождения человека – естественно, не по Дарвину, а по собственным чисто умозрительным догадкам. Для двух представителей власти он, конечно же, был обыкновенным оборванцем, махровым бродягой, а Тихон Иванович искренне жалел о том, что безусловно неординарный человек вынужден скрываться в траве под скамейкой, ожидая, пока высохнут его штаны, у которых единственное преимущество – они порваны и потёрты по современной «моде».
Слегка озадаченным полицейским ничего не оставалось сделать, как посоветовать убрать с глаз пустую бутылку, а Васе персонально вежливо приказали:
– А вам, Пестель Электронович, нужно покинуть парк культуры и отдыха. Не загружайте мозги приличным людям пилотными обезьянами и Пугачёвыми, – сержант указал рукой на выход.
– А, кстати, чуть не забыла, – встрепенулась полицеймейстерша. – А при чём здесь Пугачёва и Андрей Разин? Они вроде не политики.
Напарник крепко стиснул локоть девушки и процедил сквозь зубы:
– Молчи, дура. Не позорься перед бомжарой.
Он повернулся к конструктору, отдал честь, и они удалились.
«ЧугоПест-1»
Дома Светлана Афанасьевна приготовила праздничный ужин и с нетерпением ждала новоявленного пенсионера.
– Чего так долго? Банкет затянулся? На ногах еле стоишь.
– Не банке-е-т, – пьяно растягивая слог, доложил супруг. – Мы с Васей Пестелем на скамейке новый проект ступолёта обсуждали. Короче, чтоб без жертв и насилия, мирно, по обоюдному согласию и чтоб под брюхом подстилка была, в радиусе днища. И никаких синдромов Сахарова, время не то – слюни распускать.
Жена как-то странно-тревожно посмотрела на мужа, прикоснулась ладонью ко лбу:
– Друг ситцевый, ты не заболел? Или у тебя с перепою декабристы вместо Бабы-яги в ступе летать начали? Хорошо, что не белки. А про метлу случаем не забыли?
– За кого ты меня, дурака, держишь? Думаешь, на пенсии так квалификацию потерял? Фигушки! Есть ещё в бутылках порох в пороховницах. Мы придали Бабы Ёшкиной метле антигравитационное ускорение за счёт множественных выхлопных сопел вместо берёзовых прутьев. Лети куда хошь. Можно в сей секунд в Анапу махнуть, заправляться не надо. Или прямо в Москву, в издательство «У Никитских ворот», узнать, как там мои му-му-ары готовят к испытаниям.
Светлана Афанасьевна, не в силах более выдерживать алкогольные сентенции мужа, попыталась внести поправки:
– Надо же так надраться, что вместо мемуаров му-му испытывать собрался. Издательство – это тебе не ракетный полигон. Там книжки выпускают в свет, а не в космос.
– Ничего подобного, – не сдавался конструктор. – Они тоже испытывают, проверяют, как их изделие пойдёт в народ. Они тоже маленько Чугуновы.
– Ладно, ладно, уговорил, милый. Пойдём на постельку, отдохни от банкета, от нового проекта.
Уже накрытый одеялом изобретатель выдал последнюю информацию:
– А ты знаешь, Света, Васькин отец что вытворяет? Он спокойно может изменить угол наклона осей спина атомов, потому что он с протонами заодно. На то он и отец-электрон, а Васька – не какой-нибудь тебе кот, а по паспорту законный Электронович.
Светлана Афанасьевна то бралась за трубку, то откладывала её, не решаясь позвонить в скорую, надеясь, что её благоверный проспится и всё устаканится.
Ночь мягко накрыла натруженный город звёздным покрывалом. Было тихо, лишь изредка рвались ставшие привычными петардные очереди. Значит, у кого-то праздник местного масштаба. Но крепко уснувшему пенсионеру не мешали разрывы, он во сне продолжал жить своей обычной жизнью инженера-конструктора.
…Место испытаний нового летательного аппарата «ЧугоПест-1» огорожено широкой полосатой лентой. Сержант Долгих с напарницей следят за порядком. Работают кинокамеры.
Вася Пестель в защитном шлеме – за штурвалом модернизированной бабкиной ступы, а сама она в сторонке даёт интервью журналисту. Он уважительно обращается к ней:
– Скажите, пожалуйста, Яга Электроновна, на чём теперь летать будете? Вашу ступу конструкторы в свои разработки включили.
Бабка улыбнулась однозубым ртом и спокойно ответила:
– А метла на что!? Они мне какие-то трубочки вставили вместо прутьев, из них огненные жалы вылетают.
Тихон Иванович стоит у рубильника. Пестель кричит:
– Подавай напряжение, включай антигравитант!
Конструктор тянется к рубильнику, к которому в спешке подведены оголённые провода. Нечаянно задевает один из них. Сильнейший разряд электротока обжигающей молнией пронзает руку от кисти до плеча.
От нестерпимой боли Тихон Иванович дико кричит и, подскочив на постели, падает на пол. До смерти перепуганная жена никак не может сообразить, что случилось. Немного придя в себя, бросается на помощь.
– Тихон, родной, ты живой? Почему кричал, Тишенька? Говори, не молчи, я сама сейчас с ума сойду.
Распластанный на полу лишь молча то открывал, то закрывал рот, не в силах произнести ни звука. Спустя время тихо пролепетал:
– Меня… током шарахнуло. Рука до сих пор болит.
Накинув халат, Светлана Афанасьевна выходит на площадку, звонит соседу.
– Дмитрий, ради бога извините за беспокойство, можете со мной пройти? Тихон Иванович в комнате, на полу.
Доктор, уже ознакомившийся с результатами медобследований больного, знал, что серьёзных патологических изменений кисти нет, а контрактура возникла, скорее всего, из-за неврологического фактора, что и привело к спазму ладонного апоневроза. Толчком к этому мог послужить странный сон накануне с карандашом во рту. А что же случилось сейчас, среди ночи?
Дима не раздумывая, как был, в пижаме, проследовал за соседкой.
Тихон Иванович тем временем, окончательно оправившись от «электротравмы», расхаживал по комнате, вслух как бы убеждая кого-то:
– Нет, теперь ни о каком разоружении и речи быть не может. Пока у потенциальных врагов на язычке медок, а под язычком ледок, будем и дальше «вакцину» изобретать для горячих голов. Как говаривал наш великий Аркадий Георгиевич Шипунов, тульское оружие – не для нападения. Это прививка от войны. А твоя ступа, Вася, мне до того опестелела, что я чуть совсем руки не лишился. Зато пальчики от удара током стали работать как новенькие.
Он, светясь от счастья, невзирая на глубокую ночь, рассмеялся и пошевелил всеми пятью пальцами раскрытой ладони. Жена оторопело-радостно уставилась на мужа, доктор – на Светлану Афанасьевну. Вскинув удивлённо брови, спросил:
– Вася, ступа… только Бабы-яги не хватает. Мне мама в детстве сказку про это читала. А при чём здесь Тихон Иванович со своей теперь уже бывшей контрактурой, сказочно исчезнувшей посреди ночи?
Вконец обессиленная хозяйка, как бы заглаживая вину перед доктором за ночной вызов, путаясь, стала пояснять:
– Тишу проводили на пенсию, в парке он повстречал бывшего революционера Васю Пестеля. Его повесили… или сослали. Мы в школе проходили, многое подзабылось. В общем, был такой герой.
– Почему был? – справедливо возмутился выздоровевший пациент. – Он есть и сейчас, живёт за городом, рядом со свалкой. Иногда ночует под лавочкой в парке, когда в пруду штаны постирает. Однажды хотел повеситься на турнике, да ремень оборвался. Теперь он подпоясывается проволокой. Это благодаря его идее со ступолётом меня во сне током шандарахнуло. Доктор, тебе пора диссертацию по этому случаю писать. А насчёт пенсии, денежки лишними не будут, но завтра пойду на завод, проситься на работу. Заодно и Васю постараюсь куда-нибудь пристроить. Он замечательный, этот Пестель Электронович. В общем, завтра, любимая жёнушка и дорогой доктор. И никаких гвоздей!
– А почему завтра? – удивился Дима. – Можно прямо сегодня.
И он многозначительно кивнул в сторону настенных часов, которые показывали половину пятого.