Александр Бухарев
О современности в отношении к православию
Ложь и тут снова извернулась, чтобы только не дать человеку быть во Христе с Богом. Явилось лживое учение, будто во Христе человечество поглотилось Божеством, как капля морем; от чего грешные люди должны были бы потерять в самом Спасителе Христе доступность или сродный с их природой способ к своему соединению с Божеством. Да и самое это соединение с Богом, по своему основанию во Христе, грозило бы им неминуемым поглощением их человечества вместо спасения… И опять требовался тяжкий подвиг православия для раскрытия и утверждения истины, что в нашем Спасителе, в единстве Его личности сохранились, при своей неразделенности, в неслитности и в непреложности оба естества – Божеское и человеческое. И все это – для нас, для упразднения естественной человеческой греховности, для приведения человека со всей целостностью его личности и природы к Богу – только бы сам человек не отнимал у такой человеколюбивой Божьей благодати ни личности своей, ни той или другой стороны (души или тела) своей природы.
Ложь, победоносно низлагаемая и рассеиваемая истиной Христовой, и здесь усиливалась подкопать благодатную возможность и удобство для христиан жить только своей личностью и всеми сторонами своего существа – и на земле, как на небе, именно – со Христом в Боге. Открылось лжеучение, что во Христе была и действовала, по крайней мере, одна воля – Божеская и что потому и деятельность Его была также одна Божественная; чем опять наша человеческая воля и деятельность, через которую только и возможно для нас восприять благодатно Христа, оказывались бы не имеющими ничего общего с Христовою волею и деятельностью и, таким образом, мы и с верою нашей все-таки оставались бы в отчуждении от Господа. И православие мученическими подвигами, подобно как при языческих гонителях, должно было отстаивать истину, что во Христе, при единстве Его Я сохранились в полной целости и силе не только Божеские воля и действие, но вместе и человеческие. И это опять для нас же, для снятия грехов нашей человеческой деятельности – мысленной, сердечной, телесной, – для того чтобы вся такая человеческая деятельность, проявляющаяся ли по разным нашим внешним отношениям или только внутри духа совершающаяся, производилась нами в общении веры со Христом Богочеловеком и – чрез это – под благоволением небесного Отца. Казалось бы, чего еще более для нашего жительства во Христе? Но эта догматическая, так сказать, борьба истины с ложью, сопряженная с такими опасностями для веры, стоившая стольких жертв, и теперь для св. Церкви не кончилась. Ложь пыталась, наконец, привести христианство, с его жительством во Христе, к некоторой отвлеченной и мечтательной идеальности, в которой испарилась бы вся простирающаяся на самую наглядную действительность сила христианства, именно: открылось иконоборство, повторившее языческие и иудейские гонения на православных христиан. Православные подвигами до крови отстояли св. иконы и благоговейное их почитание, признавая выражение в иконах тайн веры самым сообразным с чувственно-духовным бытием человека и потому для всех самым необходимым, общедоступным и живо-понятным. В особенности же они указывали основание иконопо-читания в начертанном в самих людях образе Божием, признавая, видно, областью для раскрытия духа иконопочитания всю человеческую действительность. (Ибо, чтобы соблюдать верность иконопочитанию в том его основании, которое составляет самая досточтимость образа в нас Божия, по св. Иоанну Дамаскину – выражаемая и в простых наших поклонах друг другу, – для этого православному необходимо как самому в себе, так и в отношении к другим людям иметь постоянное внимание к напечатленному в нас образу Божию или к сообразованию нашему с существенным Образом Божьим – Христом Сыном Божьим.)
