Александр Брыксенков
Красная омега. Часть третья: Отбой «ОМЕГИ»
МАШКА
Ну, что тут будешь делать? Стыдоба, конечно, но ветеран-коммунальщик вновь озаботился половым вопросом! К этому вынудила Александра Ивановича настоятельная просьба Анны Матвеевны. Пожилая женщина была встревожена той бурностью, с какой происходил процесс созревания её внучки. ДействителЬно, Машку распирало, как на дрожжах.
– Александр Иванович, загляните в Интернет, поищите, чем можно Машку охладить, – уговаривала приятеля Анна Матвеевна.
– Я ж не врач. Обращайтесь к сексологам, – отнекивался Александр Иванович.
– Я обращалась. Сказали: естественный процесс.
«Действительно, – подумал Александр Иванович, – естественный процесс. Куда денешься?».
Раньше в этом случае говорили, что, мол, кровь играет. Теперь-то многие знают: кровь здесь не при чем. В справочниках с ходу можно усечь, что виноваты во всем надпочечники и половые железы, Это они при достижении девочкой тринадцатилетнего возраста начинают вырабатывать тестостерон – гормон полового влечения, который и ударяет в девичью головушку, а так же бьет по всем нервным окончаниям. Он бомбит нежные нервы на протяжении всей дамской зрелой жизни, но особенно остро – в юном возрасте. Под действием этого гормона женщину начинает неудержимо тянуть к мужчине. Но каждую фемину тянет по разному потому, что организмы у представительниц прекрасного пола разные, а значит и активность надпочечников различная. Если поток тестостерона не очень сильный, то у женщины остаются возможности и на другие (помимо любви) увлечения. При сильном же извержении надпочечников внимание трепетной нимфы занимают только мужчины, все остальное отходит на далекий задний план.
Эти сведения Александр Иванович почерпнул, шустря в поисковиках на тестотероновую тему. Но он засомневался относительно последнего утверждения: «Все это не так однозначно. К слову, уж как изнемогала от желаний Екатерина Алексеевна, однако, разрешая свои женские заморочки, не забывала она и о государственных проблемах. Да еще как не забывала-то. Она свершила то, что было не под силу её предшественникам-мужчинам, а именно, привела к нулю извечных врагов России, властно присоединив Крым, Польшу, Литву к своей империи. Великая женщина! Блистательное исключение! Выходит – тестостерон не всесилен».
А еще Александр Иванович вычитал, что давит на женскую психику не только тестостерон. Например, такая бяка как эстрадиол побуждает даму к изменам. Оказывается избыток этого полового гормона вызывает у прелестной сударыни чувство половой неудовлетворенности. Ей уже мало одного партнера, она активно стремиться к серьезным романам «на стороне».
Зря шипели камарские дамы на Александра Ивановича, когда он на одном из застолий публично предположил, что у большинства представительниц прекрасного пола деятельность желез внутренней секреции превалирует над умственной деятельностью. Шипи не шипи, а такое превалирование есть научный факт, в силу которого женщина, помимо своей воли, совершает подчас странные, предосудительные поступки. Тогда она похожа на марионетку, управляемую коварным кукловодом, роль которого по совокупности исполняют секреты яичников и надпочечников
Да, очень активны половые гормоны. Они не только бьют по нервным окончаниям, но и влияют на отдельные участки тела. Так при их избытке у мужчин (как установили братанские ученые) увеличиваются размеры носа, а у женщин растет подбородок.
У Машки тестостерон бил ключом. Она училась кое-как. В драматической студии, куда её почти силой затащила Соня, девушка фактически не интересовалась ни творчеством великих драматургов, ни системой Станиславского. И школу, и студию она посещала лишь потому, что там можно было встречаться с классными мальчиками.
Когда Машка разговаривала на улице со знакомым парнем, то она не стояла просто так. Не-е-е-т, она была вся в движении, она исполняла некий магический танец. Все части тела её колебались, плавно изгибались, ноги исполняли мелкие ритмические па так, что всем было видно: девушка стремиться.
Родителей беспокоило будущее Машки, но больше всех беспокоилась по этому поводу её бабушка. Движимая именно этим беспокойством и посетила Анна Матвеевна авторитетного Александра Ивановича. После обсуждения вопроса о слишком бурном развитии внучки повела Анна Матвеевна разговор о её будущности.
В самом начале этого разговора она обозначила все акценты:
– Машка учится плохо. Особенно ей не дается математика а также физика, химия. Литературу она не любит. Ни в один приличный институт ей не поступить, а если и поступит за деньги, то учиться не сможет: мозги не те. Да и с парней глаз не сводит. Вот я и думаю, а не отдать ли её в какой-нибудь театральный институт. Там ума не надо и с интегралами да со вторыми производными дело иметь не придется. А кривляться она умеет. Она очень смешно передразнивает своих учителей.
– Анна Матвеевна, а откуда вам известно о вторых производных?
– Подумаешь невидаль. Это всего лишь производная от производной. Когда Дмитрий в Корабелке учился я ему помогала в математике разбираться. Он с ней плохо дружил. А нам в институте её капитально давали.
– Понятно. Теперь, что касается театральной керьеры. Дело вот какое. Я не могу припомнить ни одного случая, чтобы девушка из благородной семьи пошла в актерки.
Гостья немного подумала, а затем неуверенно прознесла:
– А Любовь Орлова?
– Вы, наверное поверили в россказни об её графском происхождении. Однако, отец Орловой был простой акцизный чиновник.
– Тогда великая Тарасова. Она выросла в приличнрй семье Я знаю. Папа – профессор, мама – потомственая дворянка.
– Тарасова – это особый случай.
– Ладно. Допустим, что благородные чурались сцены. А почему?
– Да потому, что люди сцены – это амбициозная среда, подверженная зависти, склокам, интригам; потому, что актеры – это легковесные, несерьезные люди; потому, что актерская деятельность – это попугайский, мелкого пошиба труд.
– Ох, как вы их разделали. А артисты, между прочим, – творческая интеллигенция.
– Это ляпсус! Какие они творцы? Они всего лишь одушевленные инструменты, которые озвучивают чужие слова, мысли, мелодии Своего-то у них ничего нет. Настоящая творческая интеллигенция – это художники, поэты, композиторы, скульпторы, писатели, архитекторы, музыканты.
– И музыканты?
– Дв, и музыканты.
– Так музыканты тоже артисты, чего вы их-то в творцы зачислили?
– Артисты, но не актеры. Если мне дадут текст роли Гамлета, я его выучу и Гамлета сыграю. Конечно, пригадко и совершенно не сравнимо со Смоктуновским, но сыграю. А если мне дадут ноты «Апассионаты» и посадят за самый лучший рояль, я не сыграю ничего. Потому что в этом случае нужны знания, навыки, опыт, что и является основой творчества.
– Как всегда, Александр Иванович, вы мыслите неадекватно.
– Неадекватно чему?
– Общему мнению.
– Ну, общее мнение – это такая расплывчатая категория, что лучше иметь свое. А Машку, учитывая то, что вы о ней рассказали, лучше всего пустить по спортивной части. Она у вас, кажется, бегает?.
– Да. Она занималась в легкоатлетической секции, но не долго. Только как её заставишь бегать. Она стала такая самостоятельная.
Поговорили еще немножко и Анна Матвеевна отправилась домой А Александр Иванович подумал о том, что сложности с Машкой не главная для Крюковых забота. Главная проблема, которую они тщательно скрывали от окружающих, заключалась в другом.
Когда нынешней весной Александр Иванович помогал Крюковым разгружать машину, он в череде баночек и ванночек с рассадой огурцов, сельдерея, петрушки, лука порея заметил две картонные коробки со странными всходами. Внимательно рассмотрев их, старый коммунальщик понял, что кто-то из Крюковых собирается разводить на своем участке индийскую коноплю. Вскоре по поведению Антона стало заметно, что парень плотно припал к травке.
А просьбу Анны Матвеевны относительно отыскания рецептов по охлаждению Машкиного темперамента Александр Иванович выполнил. Пошарив в поисковиках он выяснил, что обузданию плоти помогают следующие меры: отказ от калорийной пищи и острых блюд, исключение из употребления сладостей, специй, алкоголя, интенсивные занятия спортом.
Анну Матвеевну эти меры не удовлетворили:
– Машка ленивая. Она бросила бегать, прыгать и больше заниматься спортом не хочет. А от сладкого её не оторвешь. А чего-нибудь более эффективного вы не нашли?
– Ну, разве что стерилизация.
– Да, уж!
ЛЕЛЕЙТЕ ЖЕНЩИН
К Александру Ивановичу зашел его бывший сослуживец-авиатор. Он жил в Кургане и приехал в Петербург по делам фирмы. В процессе застольной беседы всплыла, как всегда, женская тема. Гость посетовал на то, что в Питере, по его наблюдениям, стало заметно меньше красивых женщин.
– С чего это ты взял? – не согласился Александр Иванович.
– Раньше бывало спускаешься в метро на эскалаторе, а навстречу плывут женщины одна красивее другой. Так бы и назначил свидание любой из них. А теперь не то. Едут сплошь вульгарные женские лица.
– Ты не прав. Красивых женщин в Петербурге не уменьшилось. Просто красавицы игнорируют метро, Они пересели на иномарки.
– Да, ну!
– Точно. Теперь это доступно для многих. Современные женщины инициативны, раскованны. Не то что при коммунистах. В советское-то время перед девушкой открывались в основном две дороги: либо, окончив вуз, получать свои стабильные 105—115 рублей и жить от зарплаты до зарплаты, либо, отучившись в ПТУ получать, примерно, столько же и также жить от зарплаты до зарплаты.
– Либо удачно выйти замуж, – вставил слово гость.
– За кого? За такого же инженера, врача, учителя, как она сама? – парировал Александр Иванович. – Нет, при Советах выигрышных вариантов для женщины было немного. Совсем немного. Новый же строй открыл перед молодыми и красивыми девушками невиданные ранее возможности. Девушка теперь легко может стать яркой моделью, звездой, модной журналисткой, дорогой гёрлой по вызову, успешным менеджером, предпринимателем, высокооплачиваемым офисным или банковским работником, а также помощником, подругой, женой очень состоятельного мужчины и т. п.
– Я думаю, что кажущаяся легкость приобщения к красивой жизни, развращает нынешних девушек. Многие из них считают, что не нужно учиться, не нужно трудиться. Достаточно лишь грамотно эксплуатировать свои прелести
– Ты где-то прав. У меня есть знакомая девушка Машка. Родители хотят чтобы она, как было принято в советское время, поступила в институт, а уж потом, получив специальность, имела бы разные удовольствия на заработанные деньги. Машка с этим не согласна. Удовольствий она хочет сейчас. Это другая крайность. Ни образования, ни воспитания, ни голубых кровей, а дай все.
Курганец уточнил:
– Это не просто крайность, это несчастье. Девицы подобного сорта часто обжигают свои крылышки, стремясь к эаманчивому огоньку счастья. Не случайно в демократической России алкоголичек, наркоманок, психичек стало намного больше, чем их было в Союзе.
– Это верно. Я тебе скажу еще кое-что. Доля женщин отбывающих наказание в местах лишения свободы составляет 5,4% от общего числа заключенных. В СССР данный показатель равнялся 1,1%. Но, что интересно. Хотя тюрьма – это не женское дело, и проституция – не лучшее занятие для дам, современное устройство общества большинству молодых женщин нравится. И никакая социальная справедливость им не нужна. В пресный социализм их палкой не загонишь.
– Почему ты так думаешь? – засомневался гость. – Эти молоденькие девицы и не знают, что такое социализм. Они в социализме-то и не жили.
– А воспоминания старших?
– Старшие вспоминают разное.
– А искусство, литература того времени?
– Высоким искусством и серьезной литературой современные девушки не очень-то интересуются. Кроме того, искусство того времени – это, как правило. сладко отравленный источник, истины из него не изопьёшь. – возразил гость. – Шедевры, сработанные методом социалистического реализма, бессовестно приукрашивали, лакировали жизнь.
– Это да, – согласился хозяин. – Но среди них часто из под лака проглядывала и проза жизни, показывающая, например, советскую
Метростроевка
женщину в натуральном, неприглядном виде. Все эти открытые стихиям, молодые трактористки, мускулистые метростроевки с отбойными молотками, девушки-геологи в обшарпанных спецовках с тяжеленными рюкзаками за плечами, несмотря на положенные по канонам соцреализма улыбки, цветы, жизнерадостные расцветки, не вызывали, даже в советское время, ни восхищения, ни умиления, но по недосмотру, иногда попадали даже в музеи. Одно из таких полотен экспонируется у нас в Курганской картинной галерее. Оно называется одним, но емким словом «Асфальтоукладчицы» и выполнено в жесткой реалистичной манере.
– И что же на нём изображено?
– Там на фоне бело-серого ландшафта тянется черная, дымящаяся полоса горячего асфальта, над которой крупно, во всю картину нависли три неуклюжие, объемные фигуры в жестких брезентовых робах. По белым платочкам, накинутым не головы фигур, можно догадаться, что это женщины.
В руки каждой женщины вложено тяжелое орудие труда: длинный железный стержень со скребком на конце. Этими скребками они укладывают и разравнивают асфальт. От жара, удушливого запаха, мускульного перенапряжения лицо каждой асфальтоукладчицы превратилось в багровое пятно, на котором вместо глаз – две черточки, вместо рта – узкая, как разрез, щель.
Это в какой еще другой стране могли бы так издеваться над женщинами? Да не в какой! Даже в самой нецивилизованной!
– Действительно, срамотища. Ты знаешь, я много думал на эту тему.
– И что же ты надумал?
– А надумал следующее: женщине не нужны равные права с мужчиной, женщине нужна защита, забота, внимание мужчины. Когда женщины будут ухожены, обласканы, наряжены, когда они будут иметь много свободного времени, то от одного этого общество станет лучше, добрее, цивилизованнее.
– Что-то ты, Саня, слишком преувеличиваешь роль женщины.
– Ннчуть! Согласись, что в семье асфальтоукладчицы никогда не вырастит ни вторая Ахматова, ни вторая Уланова, ни вторая Вишневская.
– Так-то оно так, но…
– Я думаю, что подошло время не пичкать девушек тангенсами, котангенсами. Пичкай, не пичкай, а они все равно в ученые люди не выходят. Па мне, так лучше пооткрывать для них что-то вроде институтов благородных девиц. Пусть облагораживаются. Пусть приобщаются к поэзии, музыке, танцам, живописи. Пусть изучают гуманитарные дисциплины, биологию.
Ветераны-авиаторы посидели молча минуту, другую, а затем Александр Иванович изрек:
– Что-то я в последнее время часто впадаю в менторский тон: советую, учу, наставляю. От старости, наверное.
– Наплюй ты, Саня, на все это резонерство. Давай лучше выпьем за нашу славную стратегическую авиацию.
– Которую дурные демократы чуть было совсем не угробили.
– Это точно. Спасибо коммунистам: успеди наклепать «белых лебедей». Новые-то хозяйчики за столько лет ни одного стратегического бомбардировщика не создали.
– Да и не только бомбардировщика. Я смотрел статистику. В советское время 15 авиазаводов выпускали примерно 1500 воздушных судов ежегодно. Сейчас три уцелевших завода вымучивают 8—10 самолетов в год. Новым хозяевам для уничтожения могучего авиапрома хватило десяти лет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Нельзя дать всем все, ибо
всех много, а всего мало
МАХIM
Серьёзный подарок
МАРШ ХЕТАГУРОВОК
Луничев, не спеша, с задумчивым видом прошел в угол комнаты к небольшой, довоенных лет, тумбочке, осторожно приподнял стоявший на ней гипсовый бюст Сталина и мягко отставил его в сторону. Под скульптурой открылся хрустальный графин. Он был наполнен коньяком.
Жизнь Луничева стабилизировалась. К нему вернулась жена, которая в период его душевных нескладух ушла от него к своей маме. Нормализовалось и его здоровье, да так, что он снова стал употреблять спиртное. Поскольку жена была законченной противницей крепких напитков, то он вынужден был проявлять изворотливость и укрывать горячительные жидкости в несколько неожиданных местах: то в сливном бачке, а то вот под сенью вождя. Нацедив пол стакана пахучей жидкости (отечественные коньяки совсем испоганились, а на французские денег не хватало), он заткнул графин пробкой, поставил его на прежнее место и вновь накрыл изваянием великого учителя.
Прежде, во времена, последовавшие после разоблачения «культа личности Сталина», супруга Луничева сварливо настаивала на том, чтобы он убрал «эту гипсовую штуковину». Однако Луничев уперся и решительно пресек эти легковесные поползновения. Бюст остался на своем месте, в пику и жены, и тем гражданам, которые мобильно очистили все жилые и служебные помещения от изображений гения всех времен и народов. Бюст остался на своем месте, хотя с ним и были связаны не совсем приятные воспоминания.
Среди сокурсников, слушателей Военной академии, старший лейтенант Луничев авторитетом не пользовался. Какой там авторитет, если при его простецкой физиономии и двусмысленной кличке Луня, он имел еще и незавидную славу стукача, которую приобрел из-за однажды свершенного им сексотского поступка. Доносчиком он стал не потому, что был скотиной или карьеристом, или фискалом по натуре, а только лишь в силу своего природного идеализма, ростки которого густо проклюнулись в его душе еще в раннем детстве.
Папа Луничева, рабочий завода «Серп и Молот», был партийцем. Он учился в вечерней партшколе при райкоме ВКП (б), выписывал газету «Правда» и держал в тумбочке, на которой теперь стоял бюст Салина, небольшую стопку книжек. Эти книжки были неинтересные, без картинок и, наверное, не совсем правильные потому, что как-то вечером папа отобрал несколько книг, завернул их в газету и потихоньку вынес на помойку. Из родительских разговоров маленький Луничев понял, что дядя Пятаков и дядя Рыков, которые и написали эти книжки, были плохими дядями.
Утром, уходя на работу, родители оставляли своего сыночка дома. За ним присматривала соседка, бабушка Фрося. Наигравшись в кубики, повозившись с заводным танком и постукав в мячик, ребенок в поисках развлечений, начинал озорничать. Он, например, забирался на стул и принимался за граммофон, который стоял на столе. Завести пружину музыкального агрегата малыш не мог, но он все равно ставил на диск свою любимую пластинку про Дальний Восток, опускал иглу и начинал указательным пальцем вращать диск граммофона. Звуки при этом рождались кошмарные. Жестяная, голубая труба то завывала, то взвизгивала, то гудела, но юный озорник все же получал удовольствие, умудряясь улавливать в этой несусветной какофонии жизнерадостно-маршевую мелодию. Мальчик знал, что эта музыка называется «Марш хетагуровок», а вот, что такое «хетагуровка», он точно не ведал, но считал её какой-то машиной, типа трамбовки или камнедробилки, что днями гремела у них под окном.
Маленький Луничев обожал слушать маршевые мелодии, революционные гимны, а также боевые песни советских композиторов, которые часто передавались по радио в вечерних концертах, стандартно начинавшихся песней или кантатой о Сталине. Он почти все транслировавшиеся по радио песни знал наизусть и постоянно их громко распевал к удовольствию своих родителей, которых эти песни очень веселили.
Веселье проистекало из-за милого искажения текстов, которое допускал их сын. Несовершенство в передаче звука черной тарелкой, снабженной самоуверенной надписью «РЕКОРД», и скромный запас слов, которым располагало дитё, приводили к тому, что оно на всю квартиру орало:
– Мы покоряем пространство еврея…
(Мы покоряем пространство и время…)
– Пионеру Хаврухе весело и дружно…
(Шли они рука в руке весело и дружно…)
– Дальний станок баламута…
(Даль из тонов перламутра…)
Утолив свои меломанские потребности, малыш оставлял граммофон в покое и шел на кухню, чтобы терпеливо ждать прихода почтальона, который, вместе с почтой для жильцов коммунальной квартиры, обязательно доставит очередной номер «Правды».
Свежая газета немедленно уносилась мальчиком в комнату и расстилалась на полу. Сначала рассматривались интересные картинки с красноармейцами и пушками, портреты улыбчивых вождей, фотографии колхозников на тракторах; затем по складам читались заголовки и делались попытки прочитать текст какой-либо статьи.
Когда маленький Луничев научился бегло читать, то «Правда» (вместе с радио) стала его настоящим воспитателем. Под влиянием таких воспитателей, а также при постоянном требовании родителей быть честным и правдивым, мальчик вырос откровенным, безоговорочно верившим в справедливость и благородство. Вскоре двор и школа пообтерли ему бока, и он усвоил, что честным и благородным нужно быть не всегда и не совсем, но отдельные штрихи идеализма у него все-таки остались.
В пятом классе он вместе со своим другом стал самостоятельно изучать «Краткий курс истории ВКП (б)». Друзья, вчитавшись в его главы, поняли, что революцию делать не сложно: нужно лишь захватить почту, телеграф, вокзалы и банки. Они удивлялись почему пролетарии в страшном капиталистическом мире безмерно страдают, а революцию не делают. Очевидно, трудящиеся не знают как её делать. Очевидно им нужно помочь, ознакомить их с «Кратким курсом». Сознательный пионерский дуэт решил пробраться в какую-либо капстрану и обучить тамошних рабочих революционной технологии. Страна для миссионерской деятельности определилась сама собой. Дети не знали иностранных языков. Чтобы обзавестись обучающей языку литературой они отправились на барахолку, где по случаю купили русско-финский словарь, который и начали осваивать прямо с буквы А. К счастью для пацанов финские слова оказались трудными для запоминания, и они, затратив впустую много времени на зубрежку, решили все-таки воздержаться от нелегального перехода советско-финской границы. Они решили изучать другой, более легкий язык. А потом политизированные пятиклассники повзрослели.
В те времена Лёшка считал, что, чем выше государственный пост, тем умнее и честнее человек, занимающий его. Товарищ Сталин самый умный. Значит его место на самом верху, чтобы мудро управлять всей страной. А папка не такой умный, даже совсем не такой, поэтому он всего лишь бригадир заводских такелажников.
От этого заблуждения Луничев будет освобождаться медленно и с трудом, пока не осознает, что для продвижения почти любого чиновника вверх по служебной лестнице важны не ум, порядочность, образованность, а в большей степени такие качества, как подобострастие, наглость, и, самое главное, беспринципность.
Последнее свойство, по мнению Луничева, стало особо обнаженным в период кризиса социализма, когда свора высокопоставленных государственных и партийных чиновников, до этого рьяно демонстрировавших свою преданность делу построения коммунизма, дружно, не колеблясь, отреклась от своих убеждений. Мало того, все эти парт и госпройдохи ради того, чтобы усидеть на доходных местах, беспринципно и мгновенно перерядились в истых христиан (или мусульман) и пламенных демократов (или либералов).
И усидели! И стали эффективно грабить (приватизировать, присваивать, захватывать) народное добро. А вместе с ними стали эффективно грабить народное добро и разнокалиберные демократы, бесконечно огорчая этим даже такого вольного демократа, каким был Александр Исаевич Солженицын. По его словам, он думал, что «демократы, захватив власть, станут воплощать в жизнь светлые демократические идеалы, а они начали хапать». Здесь следует отметить, что Солженицын просто не учел одной особенности: народ уже был хорошо подготовлен к воровству опираясь на постулат: «Все вокруг колхозное – все вокруг моё» В городах с заводов, фабрик, складов тащили все, что можно унести. В восьмидесятые годы для обозначения сути подобного явления появился в русском языке даже новый глагол, как несовершенного вид – коммуниздить, так и совершенного – скоммуниздить.
Когда пошла полоса либерализма, люди с удовольствием стали капитализдить. Это то же самое, что и коммуниздить, но в более крупных размерах.
Луничев, конечно, и раньше осознавал, что в партийных рядах полно прилипал, случайных людей. Да и бытовавшее в советские времена понятие «настоящий коммунист» явно подразумевало наличие ненастоящих коммунистов, формльных членов партии. Вот только количество этих ненастоящих было не известно. Ясность в данном вопросе наступила тогда, когда партии прищемили хвост. Лицемеров, притворщиков в партии оказалось большинство. Они валом повалили из «боевого авангарда советского народа». Некоторые из партийных дезертиров, сваливая, публично сжигали свои паритйные билеты перед телевизионными камерами. Такие жанровые картинки безмерно шокировали Луничева, но окончательно душа этого ортодокса-коммуниста была попрана действиями первосвященников КПСС, которые не только сложили с себя свои высокие звания, не только отреклись от марксистско-ленинского учения, но стали еще и охаивать как коммунистическую теорию, так и партийную практику.
Луничев в полной растерянности вопрошал сам себя:
«Как эти приспособленцы смогли пробиться на партийные верхи?! Почему партия не смогла поставить им заслон?!»
