Потом они объявили, что ждут ребенка. И столько счастья было на их лицах, что Олег мысленно вычеркнул ту ночь из головы и от всей души радовался вместе с ними. И была беременность Оли, и были роды, и было появление сыночка, которого они назвали Серёжей.
– Это будет моя реинкарнация, – сказал почти серьёзно Сергей.
Из роддома молодую маму встречала ватага друзей и родных, с которыми все переместились к застолью. Девчонки в один голос убеждали всех, что сыночек – вылитый папа. И тогда Сергей другу на ухо шёпотом сказал: «Тебе его растить. Больше никому не доверяю.» И отвесил ему ласковый подзатыльник. В горле Олега застрял ком. Ни пить, ни есть он уже не мог и постарался как можно незаметнее уйти. Но назавтра вечером Сергей пришел к другу. Достал из кармана бутылку водки.
– Ну что, найдется в холостяцкой берлоге чем-нибудь закусить или будем только занюхивать? А то вчера исчез как-то не по-нашему, по-английски.
Разговор был долгий, откровенный.
– Ты хоть понимаешь, в какое положение ты меня поставил? – говорил Олег ему, – В положение подлеца, который воспользовался бедой друга!
– Чушь. Я тебя знаю, как облупленного, иначе ничего этого не было бы. А Оле нужно такое счастье – не только смотреть, как я свое доживаю, но и держать своего ребенка на руках. Мне-то осталось несколько месяцев.
– А ты не сиди тут, не жди у моря погоды! – горячился Олег, – Поезжай, лечись! Сейчас медицина вон как шагнула. Тебе, орденоносцу все лучшие клиники открыты!
– Знаешь, меня дома ждёт такая жена-красавица и сын-богатырь! А ты хочешь, чтобы я променял их на вонючие палаты? Эх ты, друг, называется!
– А ты не допускаешь, что найдется какой-то отличный доктор и поставит тебя на ноги?
– Чудес не бывает. С такой дозой ещё никто не выживал. Давай-ка лучше сходим за второй, а то что-то сегодня не берет с одной.
– Дальше холодильника ходить не придется.
Под вторую пошли воспоминания, которые грели лучше всякой водки.
– А помнишь, как мы с тобой нашли разбитую бочку с солидолом и на подъёме вымазали рельсы?
– Да уж, ни один паровоз не смог подняться, пока паровозники не смыли весь солидол солярой!
– А мы покатывались со смеху за поленницей дров!
– А как тебя маленького паровозники научили похабным частушкам?
– Ну да, а зато потом сколько конфет я получил от них за эти частушки, пока мамка их случайно не подслушала. Тогда вместо конфет я получил хорошую порку. А тебя-то самого старшие научили частушке:
. Баржевик, баржевик, красные сапожки,
Если девки не дают, попроси у кошки!
И ты у пристани орал ее баржевому, а он гонялся за тобой.
– Так ведь не догнал же. Да я и не понимал, о чем речь, думал о сапожках.
– Похоже, ты только недавно это понял.
Хохотали, дурачились, как в детстве. Воспоминаниям не было конца. Расстались уже ночью. Не знал тогда Олег, что это было в общем-то прощание с другом. С настоящим другом. Через два месяца ему стало плохо. Совсем плохо. Ехать в госпиталь он наотрез отказался. Перед смертью Сергей обнял друга.
– Оставляю моих любимых на тебя. Никто больше их не достоин,– прошептал он.
Комок в горле не дал Олегу ничего ему ответить.
Похороны были грандиозные. Приехали на военном катере двенадцать его сослуживцев во главе с командиром подлодки, капитаном 1-го ранга. У могилы они дали салют из карабинов. Понаехало начальство, корреспонденты. Было объявлено, что улице, где жил Сергей, будет присвоено его имя. Командир предлагал Оле квартиру в Северодвинске или в Архангельске. Она только головой отрицательно тряхнула. И казалось Олегу, что это идёт какое-то кино или съёмка фильма, он даже оглянулся вокруг, нет ли где кинокамеры. Казалось, сейчас Серёга хлопнет сзади его по плечу и скажет: «А что тут происходит? Что я пропустил?»