Александр Беляев
Отворотное средство
– Не надо, я верю вам! – остановила его рукой Катя. Ей уже стало жалко тратить порошок. – И что же я должна делать с ним? Подсыпать в стакан Глухареву?
Отрогов подумал и потом спросил:
– А с кем он больше бывает: с вами или с вашей матушкой?
– Конечно, с мамой, – ответила Катюша. – Я всегда стараюсь уйти, когда он приходит. А мама с ним почти каждый вечер чай пьет и беседует.
– Так. Чай вы разливаете, когда все вместе бываете? Отлично! Так вот что вам надо делать. Перед тем как разливать чай возьмите маленькую щепотку этого порошка в левую руку. Это вы можете сделать в своей комнате, И держите незаметно, вот так. А когда будете наливать чай матушке, бросьте в ее чашку щепотку. – Катя опять побледнела. – Уверяю вас, что ничего вредного в этом порошке нет. Не стану же я делать преступление, да еще при свидетелях. Ведь Алеша меня со свету сживет, если я вашей мамаше хоть малейший вред причиню, ведь так?
Алеша покраснел и что-то пробормотал.
– Ну, вот. Слушайте дальше. Так вы, Катя, поступайте каждый раз, когда будет приходить Глухарев. Хорошо, если вы не будете пропускать вечерних чаепитий несколько дней подряд. Уж вы потерпите! Зато потом сразу от тяжести освободитесь. Должен вас предупредить, что, после того как ваша мать попьет чая с этим порошком, она наверно будет жаловаться на легкую тошноту. Но так надо. Ничего опасного в этой тошноте нет. А порошок чудодейственный. Не одним же колдунам чудеса делать! Наука тоже умеет это. Приходите через неделю и скажите, как идут дела.
– Но как же все-таки отворотит Глухарева этот порошок? – спросил заинтересовавшийся Алеша.
– А вот узнаете как! – ответил загадочно Отрогов. – А когда с Глухаревым будет покончено, тогда меня приглашайте свидетелем в ЗАГС.
Такая догадливость, пожалуй, была и излишня. На этот раз покраснели оба: Катя и Алеша. Катя зажала в руке отворотный порошок, поблагодарила Строгова и выбежала на улицу. Следом за ней вышел и Кучин.
– Ну, что? Я говорил; А? Вот голова-то! Дюжине знахарок нос утрет, если только этот отворотный порошок поможет.
– Я тоже думаю об этом. Если поможет. И если… не наделает какого вреда…
Мать поворчала за то, что Катюша опоздала к обеду, выбранила заседания «и всякие там клубы», но в общем все обошлось благополучно. А когда Катюша сказала, что сегодня вечером она никуда не пойдет, то Марья Григорьевна совсем повеселела.
– И лучше! Посидим, чайку попьем. Николай Семенович обещал притти на часок… Вот человек! Не то, что нынешние! – Марья Григорьевна не упускала случая похвалить Глухарева.
Скоро пришел и он. У Катюши сердце упало, когда Марья Григорьевна, сказала свою обычную фразу:
– Чайку, что ли, попить!
Чайник давно уже кипел на кухне. Катя быстро накрыла на стол новую скатерть и поставила чашки. Николаю Семеновичу всегда ставилась огромная чашка покойного Опочкина, с надписью: «Пей другую». Эта надпись неизменно служила поводом для острот Глухарева и завязывала несложную нить разговора.
Перед тем как разлить чай по чашкам, Катюша вышла в маленькую каморку, где она спала и занималась, и, быстро развернув порошок, взяла щепотку!
Как она волновалась, всыпая порошок в чашку своей матери! Ее руки дрожали так, что это заметил Глухарев. Но он понял ее волнение в самом благоприятном для себя смысле и потому стал еще разговорчивее. Он, как граммофон с единственной пластинкой, повторялся изо дня в день. Говорил о том, что дом у него – полная чаша, – «конечно, по теперешнему масштабу, советская так сказать». При этом он и мать Катюши неизменно смеялись. Что не хватает ему только хозяюшки, – и он многозначительно поглядывал в сторону Катюши.
