Александр Бачило
Академонгородок. Роман в происшествиях
Сразу за порогом начинался светлый от берез лес, сквозь листву проглядывало яркое голубое небо. Дверь бесследно исчезла, едва я закрыл ее за собой, прямо под ногами начиналась тропинка, ведущая куда-то вдаль. Меня удивило не отсутствие комнаты – с этим я, оказывается, успел освоиться – но та умиротворенная тишина и покой, которых никак нельзя было ожидать здесь.
Я отправился вперед по тропинке. Через какую-нибудь сотню шагов за деревьями блеснула река. С берега тянуло дымком, там у костра сидели два человека и о чем-то весело беседовали. В одном из них я узнал Блатного. Подойдя поближе, я, увидел еще троих: один сидел с удочкой у воды, а двое – парень с девушкой – прогуливались вдоль берега. Блатной, заметив меня, нисколько не удивился.
– А, Пациент! – сказал он, пошевеливая палочкой дрова под кипящим котелком. – Садись, сейчас уха будет. Да вот, знакомься, кореш мой, Петюха.
Я представился и сел у костра. Петюха молча улыбнулся, подхватил лежащее возле него удилище и направился к реке. Блатной долго смотрел ему вслед потом повернулся ко мне и вздохнул:
– Из нашей деревни он. На севере замерз…
Я очумело поглядел на Блатного. Черт! Опять забыл, где нахожусь. Ну конечно, откуда тут взяться настоящим людям? Привидения…
– А остальные? – спросил я. – Они как, тоже?…
– Что тоже? – поморщился Блатной. – Вон на берегу – Толька Шмаков. Сгорел он. Прям в своем дому, по пьянке. Лет пять уж… А тот, что с Натальей прохаживается, это Коська, сосед мой бывший.
– Он жив?
Блатной помолчал.
– Зарезали его. Из-за нее, как раз, из-за Натальи… А знаешь, кто зарезал?
Я посмотрел в его усталые водянистые глаза.
– Здесь и встречаемся, – продолжал он, – только ты при них молчи, понял? Живые они…
– А девушка? – спросил я.
Блатной глядел на огонь.
– Чего ей сделается? Баба. Да уж теперь и не такая она совсем… Эх, кореша мои! Мы с одной деревни все были… Ты Хозяину не говори, он их знает, еще скалиться будет…
– Как это – знает?
– Ну, знал раньше. Он тоже наш, быстровский. Только не любили его там…
– За то, что алкоголик?
– Да нет, кого там. Один он, что ли? Ну, стыдили, конечно, посмеивались. А он в ответ – погодите, мол, гады, попляшете скоро, посмотрим, кто шибче засмеется… Злоба у него на всех. Я так думаю, он не успокоится, пока не разнесет Быстровку по камушку. А там и за город примется, тоже не угодили ему чем-то…
– Погоди, – перебил я, – о чем это ты? Что он может сделать городу?
– А ты сны видал? Сходи во двор, посмотри…
– Но ведь это ваши сны! Хозяин снов не видит. Неужели он может заставить тебя напустить какую-нибудь гадость на деревню, где прошла вся твоя жизнь?
Блатной вдруг побагровел.
– Ты мою жизнь не цепляй! Кабы не Хозяин, я б давно в деревянный бушлат сыграл, понял? Вот тут она, моя жизнь, и не отымете, хрен! А на остальные мне наплевать! И тебе скажу – дурак ты, Пациент. Образованный шибко? Ну и радуйся, что такой случай выпадает! Чего тебе? Дворец мраморный? Получай. К звездам хочешь полететь? Пожалуйста, садись и мотай. Этим займись, как он..? Сексом. Доктор советует…
А будешь под Хозяина копать – спишу, понял? Ну и катись, раз понял, а то смена скоро…
Что-то вдруг резко ударило меня в спину. Едва успев заслонить рукой глаза, я полетел прямо в костер, но упал на пол в коридоре. За мной с грохотом захлопнулась дверь с чернильной надписью «Блатной».
– Что, поговорили? – произнес кто-то рядом.
Я поднял голову и прямо перед собой увидел длинного субъекта в очках, драных джинсах и вылинявшей куртке со следами многочисленных нашивок. Впрочем, на вид ему было лет тридцать, не меньше. Одну руку он прижимал к груди, осторожно придерживая что-то под курткой, другой же ухватил меня за плечо, помог подняться и, оглядевшись по сторонам, втолкнул в свою комнату.
– Будем знакомы, – сказал он, закрывая за собой дверь. – Студент. А вас как зовут?
Я назвал свое имя, но он только поморщился.
– Знаешь, я уже как-то привык по-здешнему. Кличку тебе дали какую-нибудь? Как? Пациент? Остряки! Ну, хорошо. Итак, Пациент, времени у нас в обрез. Судя по приему, оказанному тебе Блатным, ты предложил ему связать Хозяина и сдать в милицию, так?
– Хотел. Но не успел.
– Еще бы! Ну и что ты намерен делать дальше?
– А почему тебя это интересует?
– Меня это уже не интересует. Я это знаю не хуже тебя. Ты хочешь выкрасть у Хозяина препарат, который он нам дает, верно?
Я промолчал.
– Да не строй из себя «Подвиг разведчика»! У тебя же на физиономии все написано! Короче. Препарат у меня.
Он достал из-под куртки довольно вместительную металлическую фляжку с плотно завинченной крышкой. От фляжки исходил знакомый горьковатый запах жженого сахара. Студент нежно погладил ее и снова спрятал.
– Нужно доставить это в город. Вдвоем у нас будет больше шансов, может, и прорвемся. Ну как, согласен?
Я кивнул. Почему-то этот парень внушал мне доверие.
– Тогда иди вперед, – сказал он, – и если на лестнице никого нет, дай сигнал…
…Небо начинало понемногу светлеть, но в лесу еще было совсем темно.
– Куда мы идем? – спросил я, едва поспевая за Студентом, уверенно ныряющим в густой ельник.
– К тракту. Это самый короткий путь.
– Так ведь у меня же машина! По-моему, если добраться до нее…
Студент обернулся и посмотрел на меня, как мне показалось, виновато.
– Машины твоей, к сожалению… в общем, она пострадала.
– Как пострадала? Отчего? Откуда ты знаешь?
Он снова зашагал вперед.
– Откуда знаю? Во сне видел. Ты что, не в курсе? Мы потому и спим на крыше, что во сне как бы следим за всей окрестной территорией. Вот только то, что при этом происходит, к сожалению, совершенно не зависит от сознания. Снятся непременно какие-то кошмары. Однако неодушевленные предметы обычно не страдают… Так что эти твари напали на твою машину, видимо, случайно. Другое дело, если бы ты был еще в ней… Тебе Пациент, собственно, чертовски повезло, что на крыше сегодня был я и снился мне не Бог весть какой кошмар. Конечно, встретить собственное живое отражение тоже достаточно неприятно, но оно, по крайней мере, хоть безобидно, не пускает – и все.
– Значит, ты меня видел тогда?
– Да, и, к твоему счастью, почти сразу проснулся. Хозяин выскочил, стал спрашивать, в чем дело, а потом пошел встречать.
– Но неужели никто до сих пор не заметил того, что здесь происходит?
– А снаружи ничего не заметно. Стоит выйти из некоторой зоны сна, и перестаешь видеть и слышать все, что делается внутри нее. Но это легко сказать: «стоит выйти», а на самом деле нам придется еще топать и топать, прежде чем мы выберемся на волю. Я сильно надеюсь, что будет переполох. Когда Блатной обнаружит на крыше сломанный топчан, на котором мы обычно спим, то, конечно, побежит к Хозяину. Пока они будут охать и материться, мы уйдем далеко…
Густой ельник сменился, наконец, чистым сосновым бором. Идти стало легче, кроме того, в лесу быстро светлело. Однако Студент не убавлял шага, по-прежнему озабоченно оглядываясь по сторонам. Я понимал, что беспокоит его – мы отошли еще недостаточно далеко от дома, слева поднимался склон все той же сопки.
– Послушай, Студент, – спросил я, – а почему ты все-таки решился выкрасть зелье у Хозяина?
Некоторое время он продолжают молча шагать.
– У Хозяина лютая злоба на весь род людской. А это, – он похлопал по карману, где лежала фляжка, – это единственный способ его остановить.
– Однако больше ни у кого из вашей компании почему-то не возникло желание его останавливать.
– Ну, в компании я недавно. А кроме того, в отношении этого, как ты говоришь, зелья у меня есть свои планы.
– Планы? Что же ты собираешься с ним делать?
– Прежде всего исследовать. А если удастся, то и синтезировать. Я думаю, что под такое дело не жалко отдать половину Академии наук. Нужно научиться его производить…
– А зачем?
– А затем, чтобы потом раздать. Каждому.
Я посмотрел на него как на ненормального.
– Ты что, серьезно?
– Абсолютно.
– Но ведь это же все равно, что наркотик! Хуже наркотика Ты представляешь, что будет, если все начнут колоться твоим препаратом? И потом, куда ты денешь кошмары? Заповедник организуешь на тысячу двести койко-мест?
– Хотя бы. Но есть и другой способ.
– Какой?
– Постоянная подзарядка препаратом.
– Да неужели ты не понимаешь, к чему это приведет? Человечество просто выродится, расползется по норам и тихо вымрет!
– Погоди, – удивился Студент, – так тебе что же, так и не дали попробовать?
Я рассказал ему про Занозу.
– Ну, нет, – махнул он рукой, – это совсем не то. Понимаешь ты видел только маленький кусочек того, что там происходило. А на самом деле… Ну, ясно, в общем. То-то я смотрю, ничего ты не понимаешь… «Расползется!», «Выродится!»… Ерунда. Наоборот, каждая комнатушка увеличится до размеров Вселенной! Времени много – старости просто не существует, компания – какая хочешь. Скажешь, неинтересно без трудностей? Пожалуйста, трудностей сколько угодно, и главная из них – бедность собственного воображения. Так ведь с этой трудностью бороться – одно удовольствие! Кроме того…
Он вдруг умолк и схватил меня за руку. Словно тяжелый вздох пронесся по лесу, и сейчас же из-под земли отозвался короткий глухой шум, как будто шевельнулась там какая-то гигантская масса.
– Что это? – прошептал я.
Студент не ответил. Он с тоской смотрел куда-то вдаль, и, казалось, ни на что больше не обращал внимания. Я понял – мы опоздали. Но как это могло случиться?
– Послушай, Студент! – закричал я. – А что если сейчас выпить зелье? Он опустил голову.
– Не поможет, нужно замкнутое, пространство…
Прямо перед нами по тропинке вдруг поползли трещины, и земля вспухла бугром, будто огромный крот выбирался на поверхность. Уступая бешеному напору снизу, бугор быстро рос, пока, наконец, не превратился в конический холм в два человеческих роста высотой. Тогда на вершине этого гигантского нарыва образовался свищ, и струя темной, маслянистой жидкости ударила вверх.
Я с ужасом смотрел на крупные тяжелые капли, падавшие вокруг нас. Ударяясь о землю, они не разбивались, но начинали шевелиться, увеличиваться в размерах, выпускали пучок длинных, членистых ног и, поднявшись на них, медленно ковыляли в нашу сторону.
Когда некоторые из этих пауков достигали размеров стола, и стали видны их быстро двигающиеся челюсти, мы, наконец, очнулись и бросились бежать. Не разбирая дороги, я несся следом за Студентом и боялся даже обернуться, чтобы, не дай Бог, не увидеть, как, уже возвышаясь над лесом, за нами гонятся пауки.
Неожиданно мы выскочили на небольшую поляну, в центре которой стояла толпа мохнатых двуногих существ. Скаля свои вытянутые, будто волчьи, пасти, они смотрели мимо нас, куда-то вглубь леса. Студент резко свернул в сторону, и мы снова углубились в чащу. «Да что же это такое, – в отчаянии думал я, – ведь не можем мы, в самом деле, сгинуть в этом кошмаре! Мы должны выбраться! Должны!» И я снова продираются сквозь ельник. «Должны выбраться!» – ныло в голове, и я перескакивал через поваленные стволы. «Выбраться!»
Путь нам преградил заросший кустарником овраг. Студент первым прыгнул с крутого откоса и скрылся в зарослях. «Назад!!! – раздался вдруг его вопль. – Назад, Пациент! Бег…» – и оборвался.
Со дна оврага поднялась, раздвинув листву, белесая бесформенная туша и медленно покатилась прочь, оставляя в зарослях широкий коридор. «Выбраться», – прошептал я по инерции и тогда только понял, что Студента больше нет. Перед глазами поплыли круги, земля, вместе с оврагом, вдруг накренилась и бросилась мне навстречу…
…Я очнулся от солнечного света, пробивавшегося сквозь ветви сосен. В лесу было светло и спокойно, будто, все, что происходило здесь утром, в самом деле приснилось мне, а не этой сволочи Блатному, завалившемуся спать в нескольких километрах отсюда. Какие-то птички даже позволяли себе беззаботно щебетать.
Я приподнялся и заглянул в овраг. Кусты уже распрямились, и коридор, оставленный чудовищем, исчез. Никаких следов. Никаких, если не считать, что где-то там, на дне оврага лежит Студент.
Цепляясь за корни деревьев, я осторожно спустился вниз. Вот здесь он вошел в заросли. Да, здесь. Но сделал, вероятно, всего несколько шагов… Я вдруг увидел его. Нет, Студент, это был не сон. По крайней мере, для тебя… Рядом с ним лежала раздавленная фляжка. Никаких следов, подумал я. Никаких доказательств, никакой от меня пользы… Мне нечего нести дальше, нечего противопоставить слепой и страшной силе, подчиненной одному Хозяину.
Где-то недалеко в лесу хрустнула ветка. Господи! Неужели снова начинается? Я забрался поглубже в кусты и стал ждать. Долгое время все было тихо, затем послышались торопливые шаги, и на краю оврага, с ружьем наизготовку, показался Хозяин.
Он окинул взглядом заросли и стал быстро спускаться вниз. Наши следы были хорошо видны на глинистом откосе. Двигаясь по ним, Хозяин вошел в чащу и почти сразу наткнулся на Студента. Стараясь не пачкаться в крови и тревожно поглядывая по сторонам, он обошел его кругом. Я понимал, что Хозяина беспокоит отсутствие второго трупа, но страха не испытывал. Скорее наоборот, мне приходилось удерживать себя, чтобы не броситься на него с голыми руками.
Закончив осмотр, Хозяин снова приблизился к останкам Студента и поднял сплющенную фляжку. «А, черт! – пробормотал он, – придется снова лезть!»
Я насторожился. Куда лезть? Не иначе как к источнику зелья! Что же, Хозяин, путь добрый. Поживи еще немного…
Вот уже два часа пробирался я вслед за Хозяином. За это время мы поднялись почти к вершине сопки. Отсюда было видно широкое лесное море и вдалеке – тракт с ползущими по нему грузовиками. Грузовики! Это что-то очень родное, что-то очень человеческое… А потому бесконечно далекое отсюда!
Хозяин вдруг пропал из виду. Он скрылся за небольшим обломком скалы и больше не показывался. Уж не заметил ли меня? Может быть, притаился и уже целится? Может быть. Но это ничего не меняет. Перебегая от камня к камню, я подобрался к тому месту, где он исчез. Хозяина видно не было, но зато обнаружился узкий лаз, ведущий куда-то под землю. Я стал осторожно протискиваться в него, стараясь поменьше шуметь. Лаз скоро расширился и превратился в коридор, полого уходящий вниз. Впереди маячил свет, и я подумал сначала, что это факел Хозяина, но по мере продвижения вперед свет становился все ярче и приобретал явственный зеленоватый оттенок. Скоро его отблески заиграли впереди на стенах коридора, представлявших собой нагромождение плохо подогнанных каменных плит.
Журчание невидимых ручьев заглушало шаги, и, миновав поворот, я едва не наткнулся на Хозяина. Он стоял ко мне спиной, склонившись над каким-то предметом, лежащим у стены. Мне сперва показалось, что это длинный, туго набитый мешок.
Прижавшись к холодному каменному выступу, покрытому мелкой, полустертой вязью резьбы, я наблюдал за Хозяином. Он все стоял, слегка покачиваясь, и, казалось, не собирался прикасаться к мешку. И тут я понял, что это совсем не мешок. Хозяин, пихнув его ногой, вдруг заговорил:
– Лежишь? Сгнить давно пора, а ты все скалишься… Пятый ведь год в потолок смотришь, и все как заспиртованный… Чего ждешь-то? Чего после смерти маешься? Все равно не выйдет по-твоему, начальник. Никто сюда не придет, больно уж место потаенное. Такой только умник, как ты, и мог найти… А спользовать по уму – только такой, как я. Потому как дурак ты, начальник. Телок слюнявый. А я – Хозяин, ясно?
Зачем тебе камень вурдалачий? С рулеткой вокруг него ползать? Бумажки про него писать? А мне в нем толк! Я с ним такого наворочу!… Они узнают меня… Они у меня попляшут… Эх! Предлагал ведь я тебе, по-хорошему говорил… ведь голова-то какая! Мы бы вдвоем, да с камнем этим. …Эх! А теперь вот и поговорить не с кем. Кому расскажешь?…
Хозяин махнул рукой и, продолжая что-то бормотать, поплелся дальше. Он был сильно пьян, но слова его не казались бредом. В них слышалась бесхитростная и оттого еще более жуткая правда. Я, наконец, смог хорошенько приглядеться. У стены, покрытой вырезанными в камне знаками, действительно лежал человек. На нем была старенькая штормовка и стоптанные сапоги, мертвые пальцы сжимали серую солдатскую шапку, в темных с проседью волосах запеклась кровь, блестящие глаза его, словно в терпеливом ожидании, глядели в потолок.
Кем он был? Почему Хозяин называет его начальником? Что за «камень вурдалачий» нашел он в этом подземелье? Не из него ли готовит Хозяин свое зелье?
Я понял, что скоро узнаю ответ, и снова осторожно двинулся вперед. Зеленоватое мерцание, освещавшее коридор, все усиливалось, и уже за следующим поворотом открылся овальный вход в залитый светом зал. Ползком приблизившись к нему, я выглянул из-за камня Уродливые, ветвистые колонны, покрытые шипами и наростами, поддерживали изрытый трещинами свод, готовый, казалось, рухнуть в любую минуту. Хозяин стоял у противоположной стены пещеры перед большим ярко светящимся кристаллом, наполовину выступающим из толщи скал. Передняя грань кристалла была почти правильным квадратом в два человеческих роста высотой. Фигура Хозяина, резко выделявшаяся на ее фоне, превратилась в черный ломаный силуэт. Ладонь его легла на светящуюся поверхность, и сейчас же от нее побежали темные волны, свет ослаб, кристалл обрел глубину и прозрачность, и в этой зеленоватой глубине вдруг возникло огромное человеческое лицо. Я чуть не закричал – из кристалла на меня смотрел Студент.
Во взгляде его застыл ужас и безнадежное отчаяние, вероятно, таким было лицо Студента в момент гибели.
Хозяин долго смотрел на него, будто наслаждаясь любимым зрелищем, потом неторопливо снял со спины мешок и, усевшись на кучу камней, принялся его развязывать.
– Что, Студент, страшно? – проговорил он и, помолчав, с удовлетворением добавил: – Конечно страшно. Кому же не страшно помирать? Скотина, и та в страхе живет… А зачем побежал? Куда? Кормят ведь, не гонют и зелья дают – чего тебе еще? Знай свое место, сполняй, что прикажут, и будешь при дозе. Так нет – кинулся убегать, фляжку украл… надолго она тебе, та фляжка? Да еще парня с собой повел, отбиваться что ли хотели вдвоем? Вот и отбились. А Пациенту твоему все равно не уйти, сам же за дозой вернется… Все дурнем меня считаете, ребятня сопливая! А вы у меня во где! Все здесь! Да что с тобой разговаривать – изображение одно, как хошь, так и поверни. Нету тебя, Студент! И следа нету! Эх, жалко, не видал я… Не я тебя кончал – помучился бы ты у меня!
Хозяин встал и снова приблизился к кристаллу, в руке у него была фляжка.
– Ну, давай, Студент. Поработай и ты. Дай зелья-то, ну! – Он уперся в кристалл, словно хотел вдавить его в стену. – Давай! Давай, ну!
Лицо Студента исказилось от боли, налилось кровью и вдруг зашлось в немом крике. Я почувствовал подступающую тошноту.
– Давай! Давай сильней! – кричал Хозяин, голова его мелко тряслась. На поверхности кристалла появились крупные изумрудные капли, медленно стекавшие вниз. Хозяин принялся собирать их, подставляя фляжку.
Вот оно, зелье, подумал я. Вот откуда оно берется. Но что за нагромождение кошмаров? Кто изобрел этот чудовищный, тошнотворный способ добычи? Неужели он с самого начала был заложен в камне? Неужели этот человек, ползающий с фляжкой в дрожащей руке у подножия кристалла, превратился в зверя, ненавидящего род людской, под воздействием каких-то неведомых лучей, испускаемых «вурдалачьим камнем»? Нет, вряд ли. Ничего особо потустороннего нет в поведении Хозяина. Тупой, затаенной злобы хватает и в нашем мире.
Все больше капель выступало из невидимых пор на поверхности кристалла. Передняя грань его затуманилась, потеряла прозрачность, лицо Студента исчезло, только смутные тени метались в глубине.
Хозяин был поглощен сбором зелья, он уже не кричал, а что-то удовлетворенно бормотал под нос, встряхивая время от времени фляжку. Ружье лежало у стены довольно далеко, и я решил завладеть им. В обширной гулкой пещере еще громче разносилось журчание воды, надежно заглушая шаги, однако Хозяин, словно спиной почувствовав мой взгляд, резко обернулся и вскочил.
Несколько мгновений мы неподвижно стояли, глядя друг на друга. Каменное лицо Хозяина было лишено всякого выражения, только глаза, казавшиеся раньше выцветшими, светились теперь, будто капли зелья.
– Нашел-таки, – прохрипел он и, запустив вдруг в меня фляжкой, схватил ружье. Выбора не было. Я бросился к нему, перепрыгивая через валуны и зеленоватые лужицы. Хозяин дрожащими пальцами взвел курок и прицелился. Я хотел было прыгнуть в сторону, но неожиданно поскользнулся и полетел на землю. В ту же секунду грохнул выстрел, стены пещеры загудели, как от удара гигантским молотом, и принялись перебрасывать друг другу гулкие раскаты. С потолка посыпались камни, пол под ногами завибрировал, и вдруг огромная плита отделилась от стены и стала медленно крениться, круша колонны и закрывая светящийся кристалл. В быстро надвигающейся темноте замелькали падающие вокруг глыбы.
Я поднялся и, прикрывая голову руками, побежал обратно к выходу из пещеры. Воздух был наполнен пылью и каким-то едким густым туманом, но мне, к счастью, удалось сохранить верное направление. Я выбрался в коридор, когда потолок пещеры, потеряв опору, вдруг просел внутрь и рухнул, похоронив и чудесный кристалл, и владевшего им до сих пор Хозяина.
Коридор тоже оказался завален обломками, карабкаться по ним в полной темноте было ужасно тяжело и страшно. Взбираясь на каждый следующий камень, я боялся, что между ним и потолком не окажется зазора. А когда на другой стороне нужно было прыгать на землю, мне вдруг казалось, что передо мной пропасть. Грохот обвала, между тем, то ослабевал, то снова становился сильнее, заставляя дрожать пол и стены коридора.
Наконец, впереди показался свет – выход наружу был уже недалеко, завал тоже кончился. Я бегом понесся вперед.
Неожиданно змеистая трещина разорвала трубу коридора поперек чуть выше того места, где я находился, и нижняя часть вместе со мной стала со скрежетом опускаться. Я бросился к быстро задвигающемуся отверстию и едва успел, подпрыгнув, ухватиться за его нижний край. Пальцы с трудом цеплялись за скользкий камень, Все же мне удалось подтянуться и поставить ногу на какой-то выступ, но в этот момент огромная глыба рухнула с потолка где-то у самого выхода и, набирая скорость, покатилась вниз, прямо на меня…
…Возвращение сознания было сюрпризом. Однако еще удивительнее было то, что вокруг меня стояли люди. Живые, настоящие люди. Правда, в одинаковых белых халатах и колпаках. И лежал я не в пещере и не в лесу, а в больничной палате. И времени прошло, оказывается, очень много…
Меня нашли сейсмологи. Они зафиксировали обвал и прилетели на вертолете взглянуть, что происходит и не требуется ли кому-нибудь помощь.
Помощь требовалась человеку со множественными переломами конечностей, обнаруженному у входа в небольшую глухую пещеру. Этим человеком был я. Каким образом мне удалось выбраться наружу – неизвестно, но все почему-то спрашивают об этом меня.
К счастью, все это давно позади. Профессор Константинов, дай ему Бог здоровья, срастил-таки мои множественные переломы, так что по земле я снова передвигаюсь, хотя и медленно, но самостоятельно.
В милицию я все-таки заявил. Был обнаружен труп Студента, разбитый «газик» и пепелище на месте дома Хозяина. Однако к моим показаниям следствие отнеслось весьма осторожно, принимая, вероятно, во внимание пошатнувшееся здоровье. Я все понимал и поэтому не настаивал.
Но вот недавно, ковыляя по нашей улице, я неожиданно встретил… Доктора. Он узнал меня, посочувствовал и, в конце концов, рассказал, чем кончилось дело.
Они, оказывается, почти сразу поняли, что произошло. Но дня три еще жили по заведенному режиму. Потом вдруг оказалось, что кошмары быстро слабеют, а затем и вовсе исчезают. Блатной, однако, нисколько этому не обрадовался. Он все искал у Хозяина запасы зелья, но обнаружил только спиртное. Пробовал заменить одно другим, но остался недоволен и однажды с горя подпалил дом. Пришлось разбегаться.
– Впрочем, – рассказывал доктор, – я недавно видел Занозу, то есть, простите, Светлану, в аэропорту. Она куда-то улетала, по-моему, с мужем… Представительный такой молодой человек…
– Доктор, – сказал я, – по этому делу велось следствие. Вы единственный, кроме меня, свидетель. Ваши показания все решат. Давайте сходим еще раз в милицию?
Вместо ответа он вынул из кармана карточку и протянул мне.
– Вот, возьмите мой адрес. Будет время – заходите на чаек… А показания… Показаний я, извините, не дам. Вы ведь на себе эту штуку не пробовали… Все это очень сложно. Очень лично. Человек не способен отказываться от этого по доброй воле, понимаете? Это его счастье. Счастье, каким он его себе представляет… Но в то же время это счастье пьяницы, счастье наркомана, когда удовольствие испытываешь один, не делишь его ни с кем, а на окружающий мир выплескивается вся грязь твоего тела и души… В общем, я рад, что вопрос закрылся сам собой. И как мне ни жаль Студента… А впрочем, прошу меня простить…
Доктор вздохнул, повернулся и медленно побрел прочь.
***
– Известно ли тебе, что много тысячелетий назад здесь стоял город?
– О да, Владыка! – кивнул Морок. – Насколько я знаю, он назывался Исчадом, и населяли его демоны – Заклинатели Неба.
– А теперь, – продолжал Владыка, – на этом самом месте свой город построили люди…
– Да, странное совпадение, – Стылый устремил на Владыку прищуренный взгляд горящих глаз.
– Но есть еще более удивительное совпадение, – сказал великан. – В этом городе люди собираются постичь устройство Вселенной. Ты понимаешь, что это значит?
– Тем же самым занимались здесь Заклинатели Неба… – задумчиво проговорил Морок.
– Вот именно! – подхватил Владыка. – Занимались, пока не убедились, что у Вселенной нет никакого устройства!
– Прошу прощения, – Морок с удивлением заглянул вглубь хрустального глаза Владыки. – Я, видимо, пропустил несколько важных веков… В каком смысле – у Вселенной нет устройства?
– Да в прямом! – зло ответил великан. – Ей все равно, какой быть, понятно? Вселенная, видишь ли, не мудрствует над мелкими деталями своего строения. Она предоставляет ломать голову тем, кто берется ее изучать. Тысячелетиями вся она умещалась в семи хрустальных сферах с плоской землей посередине, и это всех устраивало. Потом какому-то умнику из Заклинателей Неба пришло в голову, что бесконечная Вселенная просторнее. Недолго думая, этот тип написал так называемую Истинную книгу и умудрился издать ее огромным тиражом. Новая теория приобрела всеобщую популярность, стала в самом деле почитаться за истину, и не успели мы глазом моргнуть, как пожалуйста – Четыре Кита и Семь Хрустальных Сфер превратились в досадный предрассудок древности, в миф, не имеющий никаких реальных оснований… А теперь представь, что будет, если новую Истинную книгу напишут люди! Со своим дурацким материализмом они просто не допустят существования того, что недоступно их пониманию. Если они напишут, да еще на Истинном языке, что нечистой силы не бывает – ее не будет! Вот в чем заключается угроза для всех нас.
– Но люди не знают Истинного языка, – возразил Морок.
– На наше счастье, пока не знают, – согласился Владыка. – Так вот, изволите ли видеть, приспичило им строить город как раз над развалинами Исчада, где разговаривали как раз на Истинном! Черт знает, чего не лежит здесь в земле! Черепки с дарственными надписями, вывески, идиотские скрижали с бездарными законами, могильные плиты, исписанные сверху и снизу – словом, всякая дрянь, порожденная всеобщей грамотностью и повальным кретинизмом Заклинателей. И вся эта заборная литература написана на Истинном языке! А ведь его выучить – раз плюнуть! Он сам в рот просится…
– А что если нам самим сделать надпись на Истинном языке? – предложил вдруг Стылый. – Написать, что людей не бывает – и все тут!
– А ты в это веришь? – великан горько усмехнулся. – Ничего не выйдет, дружок. Ложь нельзя сделать Истиной. Беда в том, что мы з н а е м о существовании людей, а они в нас только в е р я т. Или н е верят. Тут можно повернуть и так и этак. Понимаешь?
– Еще бы!
– Прекрасно. Вот ты этим и займешься.
– Чем – этим? – не понял Морок.
– Ты что, мозги в могиле отлежал? – Владыка командовал когда-то полусонмом духов и сохранил с той поры манеру шутить по-военному. – Твоя задача, Стылый – поддерживать в людях твердое убеждение, что сила Тартара или, как они говорят, нечистая сила, реально существует. Чем больше людей будет верить в это, тем больше нашего народа поднимется из земли. Когда-нибудь нас будет столько, что людям придется потесниться на их дурацкой шарообразной планете. Если, конечно, Тартару будет угодно оставить кого-то из них в живых…
