Александр Аврутин
Шанс длиной в Жизнь. Идя к цели, выбери правильный маршрут

– И что остался без миллиона долларов? – перебил Тони.

– Я же просил меня не перебивать. Но ты прав – и без денег.

– Почему? – не понял Тони. – Я не могу всё время жить за счёт дяди Гриваса.

– И в этом ты прав, – миролюбиво согласился мистер Джонсон. – Но ты не заработал таких денег!

– А дрессировщики собачек заработали? – запальчиво возразил Тони.

– Думаю, нет. Представь, сколько лет нужно рабочему, пусть квалифицированному, или учителю, или медсестре, чтобы заработать миллион? Лет двадцать? В лучшем случае. А здесь такие деньги дают… Нет, не по труду вознаграждение! Несправедливо!

Мистер Джонсон, задумавшись о чём-то, замолчал. Тони не решался нарушить молчание. Так они и сидели – думая каждый о своём – молча. Прошло несколько минут, когда мистер Джонсон повернулся к Тони:

– Тони, я понимаю, что говорю не очень приятные слова. Но поверь, я должен сказать. Я верю в тебя, и хочу оградить от многих иллюзий в жизни.

– От всех сразу, или по очереди? – съязвил Тони.

– Колючий ты, Тони. Ох, колючий. Это в жизни не помешает, однако нужно понимать с кем нельзя быть таким.

– С кем, например?

– Кто от тебя зависим: по возрасту, по болезни или по любви.

– Если так, то с вами я могу быть колючим – вы же не зависимы от меня!

– Нет, со мной нельзя! – засмеялся мистер Джонсон. – Я – исключение! Запомнил?

– Ладно, я пошутил, – смутился Тони.

– Принимается. Если помнишь, я не согласился, когда ты с пафосом сказал: «Я дарил им радость».

– Разве я не прав?

– Нет. И ты, к сожалению, в этом не одинок. Расхожий журналистский штамп: живучий и нечестный.

– Чем вы недовольны? – Тони пожал плечами. – Артисты дарят зрителям свой талант!

– Да не дарят, а продают! Как же ты не хочешь это понять! – голос мистера Джонсона задрожал.

Тони в растерянности – не ожидал такого – посмотрел на него. Мистер Джонсон, успокоившись, продолжил своим обычным – спокойно-ровным – голосом:

– Надо всегда быть честным. Нельзя белое называть черным, а сладкое кислым. Артисты, художники, музыканты демонстрируют – пусть не самое удачное слово – зрителям своё умение выразить мысли, чувства, эмоции словом, жестом, нотой, голосом, кистью… Страшно тяжёлый труд! Я уверен, что труд самовыражения зачастую тяжелее труда физического. Но это относиться к талантам. О гениях и говорить нечего. И как всякий труд мастерство должно быть вознаграждено.

– Разве я против? – возразил Тони. – Я хочу работать и получать за свой труд.

– Отлично, оттого ты и не победил. Если бы выиграл приз, то уверился бы в своей исключительности. В тебе заложен дар, но его не хватило для победы. И ты отлично понимаешь, о чём я говорю.

– Вы хотите сказать, что своим вторым местом обязан вам?

– Да, – спокойно согласился мистер Джонсон. – И вторым местом и «не первым». Но не потому, что недостоин победы – ты к ней не готов.

– Почему вы так считаете? – обиделся Тони.

– Твоя реакция на второе место! Обидел всех, кто тебя любит. И в основе обиды – самый что ни на есть эгоизм.

– Ага, – голос Тони дрогнул, – решили проверить – гожусь я в люди, или так себе?

Мистер Джонсон не ответил – встал и спокойно зашагал по дорожке, но не к выходу, а в глубь парка. Тони захотел остановить его – спросить, как жить дальше, – но какая-та сила прижала к скамейке и не позволила произнести ни слова. Через мгновение фигура мистера Джонсона растворилась в лучах заходящего солнца.

♠ ♣ ♥ ♦

Стемнело и похолодало. Тони, не обращая на это внимание, сидел в опустевшем парке, продолжая мысленно спорить с мистером Джонсоном, но аргументы в свою защиту – недавно казавшиеся «железными», – постепенно теряли логичность, становясь хрупкими и наивными.

Телефонный звонок прервал его грустные рассуждения.

– Папочка, привет, – из трубки вылетел радостный голос дочери. – Звонила Джина и пригласила меня на обед. Завтра. Пойти?

– Одну тебя пригласила? – удивился Тони.

– Да, но она ведь знает, что без тебя я не смогу пойти. Вот я и звоню. Пойдём?

«Вот упорная и хитрая эта Джина», – подумал Тони, а вслух сказал:

– А ты хочешь?

– Очень!

– Ладно, пойдём, – согласился Тони. – Ты же знаешь, я не могу тебе отказать.

– Я в этом не уверена, – засмеялась Никки. – Но спорить не буду. Приходи скорее. Скучаю и целую.

Тони посмотрел на фотографию дочери: задорно улыбающееся лицо Никки занимало весь экран телефона. «Что же я делаю, идиот? – вслух произнёс Тони. – Ей не важно проиграл я или выиграл. Она меня просто любит. Каким я есть. Прав этот странный старик – нельзя предавать тех, кто от тебя зависим».

Неожиданно Тони почувствовал лёгкость – физически – словно тяжёлая рука, давившая на него, ослабла, а потом вовсе исчезла.

Вскочив со скамейки, Тони не пошёл, а побежал домой.

Свет в комнате дочери не горел. Яркая луна освещала хрупкий силуэт Никки, сидящей у открытого окна.

– Никки, дорогая, закрой окно. Холодно ведь.

Тони подошёл к дочери и нежно обнял.

– Ну вот, – засмеялся он, – совсем ледышка!

Никки повернулась к нему и заплакала.

– Папочка, – сквозь всхлипы сказала она, – я очень боялась, что ты не придёшь. Никогда!

– Ну я же пришёл! Чего ж ты плачешь?

– Сама не знаю, – всхлипы стали реже. – Плачется…

Тони не знал, что сказать. Да и что можно сказать после таких слов? Ребёнок – беспомощно-больной – боится потерять отца. Не умершего, а живого, но покинувшего его. Но Тони чувствовал – не понимал, а чувствовал – она ждёт от него слов. Любых, кроме «я пошёл».

Тони взял дочь на руки и понёс к дивану. Осторожно опустил и присел рядом.

– Никки, запомни, я никогда, ты слышишь, никогда не оставлю тебя. Мы всегда будем вместе!

– Всегда-всегда?

– Да, всегда-всегда!

– И когда я женюсь? – звонко, забыв про недавний плач, спросила Никки.

– Девочки не женятся, а выходят замуж. В твоём возрасте это уже пора знать, – засмеялся Тони и нежно поцеловал дочь.

– Замуж, так замуж, – притворно вздохнула Никки. – Готов меня уже отдать первому встречному! А ведь обещал быть всегда вместе.

– Никки, ты хитрюга! Всё перевернула верх ногами. Но замужество нас разлучит.

– Не-а, не разлучит, – уверенно сказала Никки. – С нами будешь жить и детей моих нянчить. Ясно?

– Яснее некуда.

И оба дружно засмеялись.

– Папа, – перестав смеяться, начала Никки, – я хотела давно тебе рассказать, всё как-то не решалась. Но теперь, думаю, пришло время.

– О чём ты, Никки? – не понял Тони.

– Пожалуйста не смейся, хорошо?

– Да, ладно тебе. Рассказывай.

– Год назад мне приснился странный сон, – с серьёзным выражением лица продолжила Никки.

– И чем же он такой странный? – удивился Тони.

– Понимаешь, цветной и, как бы это сказать точнее, … настоящий. Я сидела на скамейке. Но это был не парк, а большое, скорее необъятное, поле цветов – ромашки и георгины. Всех цветов радуги.

– Ну, ромашки в поле растут, а вот про георгины не думаю. Они же садовые цветы, – возразил Тони.

– Не перебивай, я же сказала – сон странный. Так вот, сижу и смотрю на цветы. Ромашки колышутся, а ветра нет. Георгины, высокие такие, с разных сторон пробираются сквозь ромашки ко мне. Окружили плотным кольцом; застыли на мгновение, будто ждали чего-то, и с первыми тактами музыки закружились в хороводе. А музыка – мой любимый «Вальс цветов» из «Щелкунчика». Помнишь, мы ходили на балет в прошлый сочельник. Красота неописуемая. И мне так хорошо, но немного тревожно. А почему и сама не знаю. И вдруг слышу откуда-то сверху голос бабушки Симоны. Поднимаю голову и вижу такую картину: бабушка сидит на облаке и ласково смотрит на меня. А облако такое прозрачное, что я испугалась за бабушку – а вдруг упадёт. И я её спрашиваю – не поздоровалась даже, а как будто мы продолжаем разговор: «Тебе удобно там сидеть? Не боишься упасть, вон какое облако лёгкое?» – А мне бабушка в ответ: «Нет, не боюсь моё солнышко. Это я при жизни тяжёлая, а теперь нет». – «Почему?» – удивилась я. – «Тело моё осталось в земле, а душа здесь, на облаке. А у добрых людей душа лёгкая. Я не знала, но мне здесь рассказали». – «Так ты там не одна?» – «Нет, нас много. Я всю жизнь думала, что добрых людей много. Оказалось – права. Как вы там, без меня?» – Я не знала, что ответить – если скажу плохо, она расстроится, если скажу хорошо, то обидится. Сижу и молча смотрю на бабушку и от её улыбки сама стала улыбаться. Наверное она почувствовала, что я в растерянности, потому и сказала: «Не волнуйся, я понимаю. Вы потихоньку привыкаете жить без меня. И это правильно. Ты у меня молодец – сильная девочка. И умная…»

– Так и сказала – умная или ты придумала? – засмеялся Тони.

– Ну, папа, – обиженно проговорила Никки. – Я тебе правду говорю, а ты не веришь, да ещё и смеёшься. Не хочешь, не буду больше рассказывать.

– Извини, Никки. Не хотел тебя обидеть. Просто твой сон действительно очень странный.

– А я что говорила? Так вот, после того как бабушка сказала, что я умная, она перестала улыбаться и её лицо стало грустным. Я не успела спросить, что случилось, как она сама сказала: «Я за папу волнуюсь. Он такой…»

– Неудачник? – прервал дочку Тони.

– Нет, что ты! – возразила Никки. – Она сказала, что ты очень хороший, но такой невезучий. Но она винит в этом себя.

– А бабушка здесь причём? – удивился Тони

– И я тоже самое спросила.

– И что она ответила? – с интересом спросил Тони.

– Она заплакала. Но я не помню, как долго она плакала – может день, а может мгновение. Это же сон. Закончив плакать, бабушка Симона сказала: «Я виновата в том, что не смогла воспитать свою дочь – бабушку Линду хорошей матерью для папы».

– Она не права, – возразил Тони. – Мама меня любила и любит. Она всегда хотела быть не просто мамой, но и любимой женой, иметь нормальную семью. Она же взяла меня с собой в Сан-Диего, когда мужа перевели туда служить. Это мне там не понравилось, и я сбежал к бабушке. И, вообще, бабушка Линда…

– Подожди, папа, – прервала отца Никки. – Я знаю эту историю – бабушка Симона мне всё рассказала. Но если бабушка Линда любит тебя, то почему никогда не позвонит?

– Эта бабушка Симона тебе сказала? – удивился Тони. Ему самому стало неловко за свою ложь о матери.

– Не сейчас, а несколько лет назад. Но во сне она сказала, что ты остался без мамы в самый трудный – подростковый – возраст, когда материнская забота проявляется не в кормлении и покупке одежды или игрушек, а в душевной помощи.

– Очень уж сложно бабушка с тобой говорила. Ты всё поняла?

– Сначала не совсем. Но бабушка мне всё объяснила.

– И как?

– Я не всё помню, но она сказала так: «Есть такие деревья, что выращиваются из семечка. Его сажают в горшок и ухаживают за ним – вовремя поливают и подкармливают, ставят в светлое и хорошо проветриваемое место; подрезают если нужно. В общем, забот много – как с малышом. Когда дерево подрастает его высаживают в парке или саду. Ты представь, нежный, едва окрепший саженец из тепличных условий попадает в другой мир, где светит жгучее солнце, идут дожди, выпадает снег, дует ветер… А сколько врагов у него – кто хочет объесть нежную кору, кто мечтает полакомиться молодыми листьями. Трудно саженцу. Ему нужна человеческая забота. Раз человек его посадил, то он и в ответе за новую жизнь. Да, милая, не удивляйся: деревья – это живые существа. И вот скажи: разве ребёнок, ставший из малыша подростком, не нуждается в родительской заботе? Разве он не тот саженец, что из тепличных условий детства попадёт ещё не во взрослую, но уже сложную, со многими проблемами, жизнь. И для подростка, оставшегося без материнской заботы, этот период возмужания часто заканчивается плохо. Сколько их, брошенных и забытых, пошли не по тем дорогам. Поняла меня, милая?» – «Бабушка, я поняла, что папа не получил той заботы от бабушки Линды, которая сделала бы его счастливее. Я права?» – Она мне в ответ: «Ты поняла главное, дорогая моя внученька. Я как могла заменила маму, но я ведь лишь бабушка. Бабушки – хорошее изобретение людей, но мамы важнее. Тебе тоже с мамой не повезло. Но зато у тебя очень хороший папа. А отца для папы заменил дядя Гривас. Он чудесный! Но заменённый отец…» – Грустно стало, и я попросила: «Бабушка, не грусти. Всё будет хорошо. Просто я не всегда знаю, как помочь папе». Она улыбнулась и сказала: «Ничего необычного и не надо. Люби его и уважай. Цени его не за подарки, а за заботу о себе. И, главное, проси за него. А я здесь тоже буду просить. Мне проще – я же ближе». – «У кого просить?» – не поняла я. Бабушка удивилась, а потом объяснила: «У того, кто помогает без всякой корысти, кто милует и наказывает, кто жалеет и…» – И я проснулась, извини меня папочка. Мне в туалет захотелось, вот и не дослушала бабушку.

Никки, готовая вот-вот расплакаться, с грустью посмотрела на отца и виновато опустила голову.

Тони с нежностью смотрел на дочь. Он никогда не плакал перед ней, даже когда умерла бабушка: сдержался, не желая усилить горечь утраты у ребёнка. А тут, не стесняясь своей слабости, заплакал.

– И ты просила за меня? – сквозь слезы спросил Тони.

– Ну конечно! – удивилась вопросу Никки. – Иногда два раза в день. Я… ой, мы с бабушкой очень хотели тебе помочь.

– Спасибо тебе, милая, – тихо сказал Тони. – Вы мне очень помогли. Я бы без вас ничего не сделал. Мы все сегодня – победители!

И про себя подумал: «Тренер ошибся! Я – в команде победителей».

Когда дочь заснула Тони пошёл в спальню и, не раздеваясь, прилёг. Мысли вернулись к удивительному сну дочери. Бабушка никогда не разговаривала с ним о маме: просто, считалось, что она есть и счастлива, но далеко-далеко, в другом мире. А тут она говорит, что его лишили в детстве материнской любви и заботы. И винит себя. «Неправда! – воскликнул вслух Тони. – Ты, дедушка и дядя Гривас заменили мне мать. Вы – моя семья, я вас люблю! И всегда буду любить».

Тони захотелось есть. Он поднялся с постели и пошёл в кухню. В коридоре остановился и задумался – что-то в словах бабушки его поразило. Но что? Через несколько секунд вспомнил: бабушка посоветовала Никки «просить за него». «Постой, – подумал Тони. – Я уже слышал это. От кого? Ну конечно, при нашей первой встречи, когда я спросил старика из парка – почему вы хотите мне помочь? – он ответил: меня попросили. Оказывается, просили-то бабушка и Никки. Почему его? Неужели он и есть тот, кто бескорыстно помогает людям, кто прощает и наказывает, кто жалеет? И чем я это заслужил?».

♠ ♣ ♥ ♦

Первое, что сделал Тони на следующий день – позвонил Джине.

– Джина, – услышав в трубке равнодушное «слушаю», смущённо проговорил Тони, – звоню, чтобы извиниться. Я неправ. И спасибо за приглашение на обед. Мы обязательно будем.

– Так ты голоден! – язвительно сказала Джина. – Без этого обеда ты бы и не позвонил. Я права?

– Как правило, – ответил Тони. – Но если серьёзно…

– Если серьёзно, – перебила его Джина, – то до всякого обеда должен лично, а не по телефону, извиниться за всю грубость, которую выслушала.

– Телефона мало? – неловко спросил Тони.

– Мало! Хочу увидеть твою противную физиономию и убедиться в искренности извинений.

– И она всегда такая противная? – серьёзно спросил Тони.

– Нет, не всегда. Но сейчас очень, – в тон ему ответила Джина.

– Ты не права. Я девочкам нравился, – Тони еле сдержал смех.

– Без комментариев, – сурово произнесла Джин.

– Ладно, приду. А знаешь почему я согласился?

– Придёшь и поделишься своими домыслами.

– Нет, сейчас скажу. В твоей фразе, где есть слова «увидеть и убедиться» главное не они, а «хочу», —Тони сделал ударение на последнем слове.

– Мне трубку сейчас положить или как? – недовольно спросила Джина.

– Я еду, – Тони понял, что переборщил.

– И цветы не забудь. Мои любимые.

Через час Тони с большим букетом ромашек вошёл в кабинет Джины. Она стояла у окна и нервно теребила волосы. Мистер Морган с красным – «крепко поспорили», догадался Тони, – лицом угрюмо сидел на диване и смотрел – исподлобья – в никуда.

Появление Тони прошло для обоих незамеченным – никто не шелохнулся на шум открывающейся двери. Тони понял – он здесь лишний и собрался уйти, но не знал, что делать с букетом. Постоял, подумал. Затем, осторожно ступая, молча подошёл к письменному столу, положил цветы и направился к выходу. Он не успел открыть дверь, как услышал тяжёлое сопение мистера Моргана и вопрос, заставивший его… рассмеяться:

– И кому цветы?

Тони пытался сдержаться, но получалось плохо: волны неконтролируемого смеха накатывались одна за другой. Он прикрыл рот рукой и глубоко вдохнул, задержал дыхание и смех прекратился – также внезапно, как и появился.

– Кому цветы? – переспросил Тони. – Победителю!

Мистер Морган проворно – насколько позволял его вес – поднялся с дивана, схватил цветы со стола и протянул дочери. Та, с виноватой улыбкой взяла цветы и обняла отца.

– А я здесь для мебели? – шутливо спросил Тони.

Джина молча замахала рукой, подзывая подойти. Тони, пожав плечами, подошёл. Джина отдала ему цветы и, широко расставив руки, обняла его и отца. Так они и стояли, крепко прижавшись друг к другу. И если бы кто-то их увидел, то наверняка подумал: «какая дружная семья!». Действительно, семья, где могут спорить и ссориться, оставаясь родными людьми.

Глава 3

Ровно в десять утра в просторном кабинете мистера Моргана началось совещание всех заинтересованных лиц – Тони, Джины и Никки.

– Друзья, – мистер Морган обвёл взглядом присутствующих, – смею заметить, что каникулы после блестящего выступления Тони, – он приветственно наклонил голову в сторону сидящего в углу Тони, – закончились и нам нужно определить следующие шаги.

– И куда шагать будем, папа? – спросила Джина.

– Отличный вопрос, Джина. Как мудро сформулировал китайский философ Лао-Цзы, даже путь в тысячу ли начинается с первого шага.

– Дядя Дин, а сколько это будет в милях? – любопытная Никки не удержалась от вопроса.

– Я слаб в математике, но если не ошибаюсь, то около 310 миль.

– Всего-то? Я по карте посмотрела – нам от Нью-Йорка до Лас-Вегаса около двух с половиной тысяч миль! Интересно, какой же должен быть первый шаг, дядя Дин? Как у Гулливера?

– Интересная мысль, милая. Это зависит от цели путешествия – к лилипутам или великанам.

– А нам куда надо? – не унималась Никки.

– Никки, ты у нас философ, вот и подумай, – насмешливо проговорил мистер Морган. – Как я понимаю, пройти такой длинный путь и оказаться крошечным человечком среди великанов – не стоит и первого шага делать.

– Точно, – весело сказала Никки. – Папе надо быть великим фокусником! И возвышаться над всеми не ростом, а мастерством.

– Никки, я знаю, о твоём приглашении в Оксфорд. Это счастливое событие для него свершится года через четыре. А пока не хочешь поработать моим помощникам? У тебя что не мысль, то золото!

– И зарплату буду получать? – недоверчиво спросила Никки.

– Никки, не нахальничай! – возмутился Тони.

– Мисс Николь Димариа, – серьёзно проговорил мистер Морган, – считайте, что вы получили эту должность! Детали обсудим позже. А теперь вернёмся к теме совещания. Когда мы впервые обсуждали наши планы с Тони, я сказал: Тони, у тебя блестящее будущее, и я помогу будущее превратить в настоящее. Помнишь наш разговор? – мистер Морган обратился к Тони.

– Смутно, мистер Морган. Я так волновался, что смутно помню вас и себя в этом кабинете.

Все засмеялись, а Никки громко захлопала в ладоши.

– Вот, – мистер Морган сделал жест – рука слегка согнута в локте, ладошка вверх и слегка наклонена вниз, – известный в театре эпохи Возрождения как знак одобрения, – обратите внимание – ребёнок точно и однозначно определил нашу цель. А взрослые задают серьёзные вопросы или вообще ничего не помнят.

– Папа, когда мы делом займёмся? – нетерпеливо спросила Джина.

– Дорогая Джина, мы и заняты делом. Просто я хотел снять некоторую напряжённость в ваших мыслях. Хорошо сказал, правда?

– Папа, – умоляюще произнесла Джина.

– Ладно, переходим к делу. Но про ребёнка – серьёзно! Наша цель – аплодисменты и успех. И это не общие слова, а чётко сформулированная цель. Сегодня мы начинаем нашу дорогу к успеху. Нам понадобится проехать и пролететь, как справедливо заметила мисс Никки, намного больше, чем тысячу ли. Теперь обговорим необходимые действия. Тони, где ты хочешь выступать через год?

Тони пожал плечами.

– Джина, видишь, я прав! Если у Тони нет плана, то что нам делать? Сидеть и ждать, пока скромный фокусник наберётся уверенности в своих силах? У вас, молодых, на это есть время. А что делать мне? Моему другу Гривасу?

– Папа, – вступила в разговор Никки, – дядя Дин прав. Ты назови свою цель, а мы будем помогать.

– Поражён мудростью этой очаровательной леди, – мистер Морган улыбнулся Никки.

– Не знаю, – неуверенно начал Тони, – но очень хотелось бы иметь своё шоу в Лас-Вегасе.

– Ура! – прокричал мистер Морган. – Именно это я и хотел услышать. Лас-Вегас – наша цель.

– Да, – тихо сказала Никки. – Я ведь и расстояние определила.

– Чтобы цель не стала призрачной, нужно многое сделать. Я вчера набросал основные дела, – мистер Морган взял листок бумаги со стола. – Пройдёмся по ним и обсудим. Начну с конца. Итак, Тони в Лас-Вегасе. С чем он будет выступать? Набор блестящих фокусов и манипуляций или театрализованное шоу? Тони, что думаешь?

– Думаю, что первое.

– Джина?

– Нет, второе. Красочное, с музыкой, спецэффектами.

– Никки?

– Джина права.

– Подведём итоги. Просто обычный концерт – вчерашний день. Мы же говорим о завтрашнем. Мнения разделились, но большинство голосов, включая меня, за настоящее шоу. Я бы совместил бродвейский стиль с цирком.

– Как цирк дю Солей? – спросила Никки.

– Ты хочешь повторить цирк дю Солей? – удивилась Джина. – Скопировать их?

– И да, и нет. Если в начале они соединили традиционные цирковые номера, кроме животных, и уличное выступление, то сегодня у них действительно шоу со сквозным действием. Кстати, это не их идея. Все знают, что они воспользовались опытом представлений – со сквозным действием – Московского цирка. Я несколько раз бывал в Москве, и видел это. Великолепное зрелище! Но я хочу пойти дальше – волшебный спектакль! Естественно, он будет не совсем обычен – драматургия будет упрощена, зато сценография усложнится за счёт спецэффектов и фокусов. И фокусы станут главным действующим лицом, двигателем действа. Но не навязчиво! Я пока рассуждаю. Так, мысли вслух.

– И пение будет? – задала вопрос Никки.

– Вполне возможно!

– Сколько же времени понадобится на это? – недоверчиво спросил Тони. – И денег?

– Пока не знаю. Но если собрать коллектив профессионалов, то за год-полтора управимся. С деньгами сложнее, но решаемо. Во-первых, у меня есть свои. Во-вторых, можно взять кредит в банке. Сейчас у них приемлемый процент. И, наконец, у нас будут спонсоры. Будем думать.

– А что сейчас? – спросил Тони.

– Сейчас – работать. Тони должен представить список фокусов и манипуляций, их продолжительность и необходимую аппаратуру. Отберём, для начала, на полтора часа представления. Джина продумает режиссуру, сценические костюмы и музыку. Потом всё обсудим, утвердим и я буду искать площадки. Хорошо бы сделать тур – городов двадцать. Где дадим два-три концерта, а где и всю неделю поработаем.

– А я что буду делать? – подала голос Никки.

– Ты … – мистер Морган задумался, – название придумаешь.

– Хорошо, сделаем как ты сказал, и что же дальше? – спросила Джина.

– Не дальше, а параллельно! Тур туром – отработаем фокусы и раскрутим Тони, – но всё время будем готовиться к Лас-Вегасу. Каждый день, каждую свободную минуту. Согласны?

Присутствующие дружно закивали. Никки не решительно произнесла:

– Может я не права, но когда папа будет выступать, то появятся деньги. Что если установить процент отчислений на создание шоу в Лас-Вегасе? И назовём это … – она замялась, – «Фонд Лас-Вегас».

Все посмотрели на Никки – с удивлением и восхищением.

– Тони, посмотри какая у тебя взрослая и умная дочь. Не зря я в помощники взял! Когда я отойду от дел, то она будет твоим менеджером. Настоящий акулёнок шоу-бизнеса!

♠ ♣ ♥ ♦

Работа закипела. Тони собрал свои фокусы и манипуляции – получился приличный список – и, добавив несколько новых, отдал его Джине и мистеру Моргану. Те попросили неделю на «мысли», как выразился мистер Морган. Потом троица собралась опять; покричав и поспорив – Тони в этом не участвовал, – составили окончательный план выступления – номера, очерёдность, реквизит, музыкальные вставки… Осталось придумать название и дать задание художнику на макет рекламного постера. Мистер Морган, включив громкую связь, позвонил Никки:

– Милая, ты своё домашнее задание выполнила?

– Какое? По математике?

– Нет, название.

– Конечно! Я, когда обещаю, то выполняю.

– И что же ты там сотворила?

– Я подумала так. Раз папу после участия в АГТ запомнили как карточного манипулятора-фокусника и мы не знаем какие будут залы, то проще сделать упор на картах. Тогда можно назвать – «Волшебные карты».

– Хорошо, Никки. Логично. Мы тебя поняли. Сейчас обсудим и дадим тебе знать.

Выключив телефон, мистер Морган спросил:

– Ну что скажете?

– Мне нравится. Для Лас-Вегаса оно не подходит, а для начального тура – в самый раз, – высказала своё мнение Джина.

Тони согласился с Джиной:

– Мне тоже. Большая часть выступления – карты, но повторим «ковёр-самолёт» и «гимнастику». Зрителям будет интересно самим принять участие.

– Отлично, название есть. Остались «мелочи» – найти концертные площадки.

♠ ♣ ♥ ♦

Но все забыли про одну очень серьёзную проблему: здоровье Никки. Мистер Морган и Джина, наверное, не подумали, а вот Тони – постеснялся. Тем более в присутствии дочери. Действительно, его участие в конкурсе – самое продолжительное всего три дня – создало много неудобств Никки и помогавшей ей Джине. Как-же тогда он сумеет уехать на гастроли – двадцать городов! – минимум на полгода? Таскать за собой больного ребёнка – абсурд, оставить дома – с кем? Тони решил обсудить это с Джиной. Первой реакцией девушки были… слёзы.

– Ты прав, – сквозь плач сказала Джина. – У меня мелькнуло – как быть с Никки, – но папа своей энергией и потоком идей начисто выбил её из головы. Что делать не знаю.

– Если не найдём решение, то наши планы останутся только на бумаге.

– Надо к папе – он не придумает, так никто не придумает.

Разговор с мистером Морганом начала Джина:

– Папа, как Тони уедет на гастроли без Никки? Что делать с ребёнком?

– Ага, опять мне решать, – вздохнул мистер Морган. – А что раньше молчали? Никто не подумал о девочке.

– Но и ты не подумал, – запальчиво проговорила Джина.

– Нет, я всё продумал. И заранее поговорил с Гривасом. Мы решили, что он переедет к Тони, а я найму сиделку с медицинским образованием. Она и по дому поможет, и Никки. Кроме того, я составил график и карту гастролей, по которым самое долгое, когда Тони не будет дома – семь дней. Потом приезжает домой, день-два общается с Никки, а затем – в очередной город. Это по городам атлантического побережья и немного на Запад. Я думаю сделать налёт на Бостон, Буффало, Чикаго, Питсбург, Кливленд, Филадельфию, Балтимор, Вашингтон, Ричмонд, Атланту, Орландо, Тампу, Майами, Торонто и Монреаль. Плюс, конечно, Нью-Йорк. Итого, шестнадцать городов. Я обещал двадцать. Доберём на западном побережье – Лос-Анджелес, Сиэтл, Сан-Франциско, Сан-Диего. Туда, кстати, можно лететь с Никки. Устроим штаб в Голливуде, покажем девочке киностудии, познакомим с моими друзьями, а они – «звёзды». Мало городов? У нас в запасе Хьюстон, Даллас, Сан-Антонио и… ещё десяток жаждущих увидеть Тони. Подходит, дети?

– Мистер Морган, вы – акула шоу-бизнеса! Но и великий военный стратег и психолог, – восхищённо сказал Тони.

Джина молча обняла и поцеловала отца.

♠ ♣ ♥ ♦

Звонок дяди Гриваса оторвал Тони от приятного – первое в жизни концертное турне! – занятия: нанесения гастрольного маршрута на карту Северной Америки.

– Тони, извини за беспокойство, но мне нужно срочно с тобой поговорить.

– Что-то случилось? – забеспокоился Тони. – Заболел?

– Не совсем. По телефону не хочу.

– Ты где сейчас?

– Вышел из машины у входа в наш любимый парк.

– Отлично! У спортивной площадки стоит невзрачная зелёная скамейка, там и встретимся.

Уйти сразу у Тони не получилось – позвонила секретарь доктора Грина и с извинениями сообщила, что тот срочно уехал по семейным делам в Бостон, и Никки не надо приходить завтра на приём. Когда он вернётся, она перезвонит.

Тони столкнулся с дядей Гривасом на выходе из парка. Тот с обиженным видом посмотрел на Тони и недовольно произнёс:

– Я не так часто прошу. Мог бы и побыстрее прийти.

– Дядя Гривас, – смутился Тони, не ожидавший такой реакции, – извини. Звонили от доктора Грина и отменили приём. Пойдём посидим.

– Где? – всё тем же недовольным тоном спросил дядя Гривас. – Я уже двадцать минут ищу твою скамейку! Нет её! Я даже у сотрудника спросил. Тот вообще пожал плечами.

– Как нет? – удивился Тони. – Не может такого быть. Всегда стоит там. Может перепутал?

Они подошли к месту, где обычно стояла скамейка.

– Дядя Гривас, вот же она! – воскликнул Тони. – Что скажешь?

Тот постоял, посмотрел, зачем-то потрогал скамейку, пожал в недоумении плечами.

– Не было её здесь! У меня же ещё не Альцгеймер в голове.

– Ладно, с кем не бывает, – мягко сказал Тони. – Какая у тебя проблема?

– Тони, не хотел Никки расстраивать. Я обещал Дину посидеть с ней. Но мне нужно на неделю отлучиться.

– Дядя Гривас, – с беспокойством произнёс Тони, – скажи толком что случилось.

– Послезавтра, в Афинах будет встреча родных погибших в той ужасной авиакатастрофе. Я забыл о ней начисто. А сегодня получил напоминание. Извини, я не могу не поехать.

– И в этом вся причина? А то ты меня совсем напугал – думал, заболел. Ничего страшного, Джина поможет.

Когда дядя Гривас ушёл, Тони, нежно погладив шершавые доски на скамейке, произнёс: – «Странно, дядя Гривас тебя не увидел. Но ты же здесь! Постой, когда мы с Никки гуляем, то отдыхаем на других скамейках. И меня это не удивляло. Я просто об этом не думал… Понял! Ты такая скромная и застенчивая, что дружишь только со мной, без „посторонних глаз“? Я пришёл – ты тут как тут: меня ждёшь. А после меня прячешься от надоевших тебе за сотню лет – с конца ХIX века! – желающих посидеть. Лишь мистеру Джонсону делаешь исключение. Мистика и только».

Но дядя Гривас не успокоился – не мог он «проглядеть» старую скамейку. И он решил позвонить Никки:

– Милая, когда вы с папой гуляете в парке, на каких скамейках отдыхаете?

– На разных, а что?

– И на старой зелёной скрипучей тоже?

– Не помню такую. Дядя Гривас, колитесь, что случилось?

– Ничего, я тут проходил сквозь парк и вспомнил про скамейку. Захотелось отдохнуть на ней, но не нашёл. Решил у тебя проверить.

– Бывает. Никогда такую не видела.