Александр Александрович Шахов
Управленец
На минуту повисла тишина, нарушенная тяжёлым вздохом мага. Вдруг в дверном проёме показалась массивная фигура. Сменивший броню на изысканный, но вполне удобный халат с широким поясом, он расхаживал по дворцу в сопровождении многочисленной охраны.
– Стоять здесь! – он приказал стражам остаться в коридоре и закрыл дверь.
– Господин Астор, – Гром склонился в символическом поклоне, давая понять пленнице, кто перед ней.
– Она так ничего и не сказала? – спросил военный и услышав ожидаемый ответ ничуть не удивившись подошёл к кровати.
Встретившись с ним взглядом, Азалия потеряла уверенность. А где-то в груди зародился страх. Взирающее на неё лицо было испещрено старыми уже заросшими шрамами, обилие которых можно было заметить только вблизи. Суровый, хладнокровный взгляд чем-то напоминал Талльма. Будь он человеком, едва ли ему удалось бы быть более грозным, чем вознёсшийся на вершину власти пятисотник.
– Мне нужно знать, где остальные. Если я не получу ответа – закончу то, что начал и на сей раз не промахнусь. Я знаю, кто вы, кто ваша цель. Поэтому только от тебя зависит, умрут ли твои товарищи при попытке напасть на барона или просто будут схвачены.
Сомневаться в искренности слов не приходилось, и Азалия стала колебаться, но, нервно сглотнув, собралась с силами и продолжила молчать. Резким рывком Астор схватил её за шею. Крепкий хват перекрыл дыхание, лицо девушки покраснело, а стоящий позади маг слегка дёрнулся.
– Твой хозяин же умеет воскрешать? Интересно после скольких раз он устанет и отречётся от тебя? – сказал Астор и сжал ещё сильнее.
– Довольно! – не стерпел Гром и схватил того за руку. – Я смогу заставить её говорить.
Хват ослаб и раздался сильный кашель, перебиваемый жадными глотками воздуха.
– Ты можешь залезть ей в голову? – спросил военачальник, повернувшись к магу.
– Нет. Это запрещено. Личность и память являются неприкосновенными. Так постановил первый совет Белого союза ещё в начале эпохи.
– Не бойся, их тут нет.
– Даже если бы я пренебрёг запретом, эта техника забыта. Белый союз веками истреблял тёмных магов, занимающихся этим. Это мёртвое знание.
– Жаль, – Астор подошёл к выходу. Гром следовал за ним. – Ну ты не стесняйся, нужно будет что-то – говори. Я специально выделил тебе эту камеру. Вокруг никого нет. Никто ничего не услышит. Ну и… – пятисотник серьёзно посмотрел на кивающего собеседника. – Помни, что это не просто красивая женщина. Она убийца. Дашь слабину и она воспользуется ею. Не подведи меня.
Дверь захлопнулась и Гром снова оказался наедине со своей пленницей. Приблизившись к ней, он достал с пояса ключи и принялся открывать кандалы, чем изрядно удивил и насторожил её.
– Сейчас я освобожу тебе руки, а ты будешь умницей и не станешь делать всякие глупости, хорошо?
Азалия дождалась, пока спадут оба наручника и как только это случилось попыталась схватить мага и вырвать ключи.
Гром был наготове и потому быстро прижал их обратно телекинезом. Словно придавленные огромным весом, руки вжались в набитый сеном матрас и сдвинуть их было невозможно.
– Я же сказал: без глупостей! – раздражённо произнёс маг со светящимися синими глазами и принялся заковывать обратно. – Значит, прежде чем поесть, тебе придётся ждать, пока я освобожусь.
Только когда запястья снова сжало холодное железо, глаза мага потухли, а тяжесть исчезла. Мужчина отошёл к двери, окинул камеру на прощанье взглядом и произнёс:
– Сбежать не пытайся. Без своих сил ты просто девушка в самом охраняемом подземелье столицы. Кроме того, дверь я тоже запечатаю. А пока подумай над тем, что ты хочешь мне рассказать.
Дверь закрылась и только сейчас в отсутствии свидетелей, Азалия могла позволить себе заплакать.
Во дворце
Покинув подземелье не без помощи проводника, Гром был совершенно спокоен по поводу своей пленницы и не верил, что побег оттуда вовсе возможен. Свет солнца, пробирающийся через высокие окна должен был приятно нагреть кожу, но вместо этого воздействие светила ощущалось совсем по-другому. Только сейчас маг снова вспомнил о том, как сильно его истинный облик отличается от отражений, мелькающих в расставленных по бокам зеркалах. Судорожный вздох сотряс грудь.
Маг нередко попадал в неприятные ситуации, связанные с риском, но жалеть о том, что удалось выйти из них живым ему ещё не приходилось. Расследование по поводу взрыва плавильни долгое время не давало никаких результатов, пока один из горняков не проболтался в одной из таверн, что стал свидетелем покупки с его шахты большого количества алой руды. Ненавистный шахтёрам материал обычно не добывался, так как по слухам даже от искры, порождённой ударом кирки, мог загореться. Встречая руду на пути, шахтёры тут же закапывали её, потому рабочий был изрядно удивлён, когда его заставили, рискуя жизнью выдалбливать её из горной породы и доставлять наверх, хоть и за двойную плату. Цепочка, тянущаяся от горняка-выпивохи, привела к хозяину той шахты без ведома которого совершить эту покупку было нельзя. На встречу с ним Астор решил позвать и стольного мага, что должен был помочь в допросе.
Почтенный мужчина средних лет утверждал, что понятия не имеет, кто был заказчиком, а сама продажа никому не нужной руды не является преступлением. Пока он оправдывался, маг осматривал принесённый с той самой шахты кусок руды. Скопление железисто-красных кусочков взрывоопасного вещества источало слабую энергию, чей вкус казался уже знакомым.
– Интересно… – еле слышно произнёс Гром, пытаясь вспомнить хоть что-то, что могло бы помочь разгадать сущность странной руды.
Материал нёс в себе энергию, пленённую структурой камня, но даже небольшого нагрева хватало, чтобы она начинала рушиться, высвобождая томящуюся внутри силу. Маг отколол маленький осколок и, повернувшись к хозяину шахты, бросил его перед собой, предварительно дав ему заряд. Осколок разорвался на части и вспыхнул небольшим огненным облаком, не оставляя дыма. Все дрогнули, стража похватала мечи. Свалившийся от испуга шахтёр лишь приподнявшись понял, что его окладистая борода тлеет, поражая воздух нестерпимой вонью. С криками потушив растительность, он хотел раздаться гневными речами, но на него надвинулся Гром.
В высвободившейся энергии он узнал ту, что зарядила его в момент взрыва, а, значит, именно тот, кто является заказчиком и устроил покушение. Маг схватил мужика за грудки и засияв синевой глаз заговорил:
– Или ты говоришь, кто купил это у тебя, или я затолкаю этот кусок тебе в глотку, отойду и подожгу!
Испуганный предприниматель не решался говорить даже сейчас, страшась заказчика куда больше, чем разъярённого колдуна. Тогда Гром бросил его на пол, протянул руку к столу, на котором лежала руда и та тут же примчалась по воздуху в его хватку. Схватив одной рукой стоящего на коленях бородача, он второй готовился выполнить обещанное.
Сидящий неподалёку Астор дал отмашку стражам возвращаться на свои места и невозмутимо наблюдал.
– Э-это Гурвас! Гурвас! – завопил шахтёр. – Это его человек приезжал договариваться.
Гром вопросительно взглянул на пятисотника.
– Гильдейский представитель совета управления, – проговорил тот, дав понять, что знает, кого искать. За прошедшее время он успел ознакомиться со всеми более-менее значимыми чиновниками, а этот был отнюдь не самым последним из них.
Вскоре, как и сам представитель, так и связанные с ним купцы-сообщники были схвачены по приказу временного правителя. Надеясь смягчить приговор, чиновник выдал всех своих сторонников.
В тот день на главной городской площади кипела работа. Взбудораженные грядущей казнью крестьяне наблюдали как устанавливают виселицы.
– Неужто поджигателей нашли? – молвил голос из толпы.
– Да не, я слышал военный тот принялся казнокрадов судить. Половину управления в темницу посажали.
– Жаль до второй половины пока не дотянулся, – усмехнулся толстый житель столицы, поправляя усы. – Ну ничего, этот сможет. Давно пора порядок навести!
Судя по количеству виселиц, казней планировалось много, от чего возбуждённая толпа зрителей прирастала с каждой минутой. Вести о готовящемся торжестве правосудия быстро разлетелись сначала по городу, а потом и по всей области. Пока простой народ ликовал, десятки именитых семей утопали в слезах, проклиная имя тирана. Многочисленные собрания смутьянов пыталась найти решение проблемы, но оно никак не находилось. Открытое выступление против представителя короля – вызов самому королю, а нанятые за большие деньги убийцы лишь гибнут один за другим. Бессилие и страх поразили многих, но некоторые ещё надеялись найти выход.
В то время пока на пощади шумела огромная толпа, во дворце собиралось заседание суда. Многие кресла, что должны быть заняты пустовали, потому что некогда гревшие их спинами люди ныне ожидали приговора. Сместив главу области со своего трона, Астор расположился на нём словно тот был сделан под него. Облачившись в облегчённую броню королевской службы порядка, он показывал, что вершит суд от его имени.
В специально поставленном возле трона кресле расположился стольный маг, чья значимость ещё никогда не была столь огромна. С простого наёмного специалиста он поднялся до приближённого правителя и начал вызывать у придворных искреннюю ненависть. Больше чем его при дворе ненавидели только самого пятисотника. Так же ненавидели, как и боялись.
Зал суда окружали десятки стражей, в чей преданности не было никаких сомнений. Лестницу, ведущую к трону, также перекрывали облачённые в доспехи телохранители, приехавшие вместе с Астором с побережья Анварского моря.
Спустя какое-то время привели первого подсудимого. Им был скрюченный годами, длиннобородый начальник казны. Много лет седобородый вор обчищал областную казну, подделывая счётные списки. Собираемая за год казна отторгала значимую часть короне, а остаток распределялся по главным направлениям государственных расходов. И вор так и остался бы в тени, если бы люди Астора не заметили несоответствия в бумагах. Так, по спискам поступления в казну с каждым годом увеличивались, налог сюзерену оставался неименным из года в год, а остаточная часть уменьшалась всё больше и больше из-за чего власть могла тратить на поддержание общественных сооружений и служб всё меньше и меньше денег. И только в отчётах начальника казны всё сходилось. То государственные фермы принесут в этом году меньше дохода, то торговая гильдия опечалит низкими поступлениями. А меж тем главы упомянутых организаций сообщали совсем другое.
Все доказательства были приведены собранию, и председатель в лице сурового военачальника вынес приговор, как и всегда добавляя в конце:
– Именем Короля!
Помимо смертной казни приговорённый должен был возместить причинённые государству убытки, а потому лишался своего имения и прочего имущества. Через подобную процедуру проходило огромное количество людей, не имеющих даже тени шанса на оправдание. Присутствующие на суде вельможи лишь вытирали пот со лба и молились, чтобы не оказаться по ту сторону решётки. Некоторые думали о способах покинуть эти земли как можно скорее.
Мольбы о прощении и истошные крики не заставляли Астора даже повести бровью. В той же невозмутимости пребывал и Гром, но его сердце трепетало в предвкушении увидеть перед собой тех, кто повинен в его уродстве. Однако преступники сменялись, стража уводила и приводила их снова и снова, а громогласный помощник всё никак не называл заветного имени.
Зал заседания снова содрогнулся от звона цепей. Почтенных лет мужчина с аккуратной седеющей бородой оказался перед взором судьи. Его обвинение звучало так нелепо, что смутило всех, кроме того, чьими усилиями он оказался перед ним. Владелец торгового каравана был повинен лишь в том, что тот поставлял во дворец ткань по цене в несколько раз выше, чем у местных производителей. Если бы имело место разница в качестве, то придраться было бы не к чему, однако и купеческая ткань, и ткань местных предпринимателей была одной и той-же. Купец закупал её на местных рынках и перепродавал при дворе в разы дороже.
Даже не позволяя купцу открыть рот, обвинители было хотели приступить к приговору, но вдруг с одного из кресел раздался молодой голос.
– Владыка! Неужели вы считаете находчивость преступлением? – в молодом человеке подсудимый узнал своего сына, каким-то образом купившего проход на суд.
– Молчи! – вступил седой отец, боящийся, что гнев правителя сгубит не только его, но и его младшее дитя.
– Находчивость – не преступление, – ответил Астор. – Но здесь обман и ложь. Утверждая, что подобного товара не сыскать нигде кроме как у него, он обрекал наш двор на большие траты. А то золото не вельмож и господ, но государства.
– Но его ли это забота? Мой отец нашёл, где купить и нашёл, где продать. А то, что двор не удосужился найти другого предложения – есть вина ответственного за это. Господин, позвольте моему отцу сказать защитное слово, и если ваше решение не изменится, то я готов понести наказание за него.
Старик хотел что-то сказать, но дежуривший возле клетки дворцовый маг подавил его речь заклинанием. Астор взглянул на чародея и повелел ему снять заклинание.
– Господин! Признаю, что завышал цену, но на то я имел одобрение главы области. Я делил с ним разницу в цене, а тот приказывал покупать лишь у меня. Прошу, если ваше решение не изменится, не казните меня гибелью детей, мне собственная смерть отрадней.
Напыщенная фигура неподалёку от трона зашевелилась.
– Что вы можете сказать по этому поводу? – спросил Астор главу и обратил на него свой взор.
Если бы побледневший от страха вельможа правил любой другой областью королевства, то носил бы дворянский титул и не был бы вынужден отчитываться за подобные расходы. Однако выборный глава автономного Анновия не владел землёй, но управлял, а потому подобное обогащение было похищением державных денег.
– Клевета! – растерянно завопил чиновник.
– Как долго вы этим занимались и какова была его доля? – спросил пятисотник старика.
– Последние пять лет. Он брал половину чистой прибыли.
– Стража, уведите этого человека из зала суда, простолюдин не имеет права здесь присутствовать, – приказал военачальник и скрывая самодовольную радость наблюдал за реакцией собравшихся.
Отстранить законного правителя, избранного советом, для него было бы невозможно. Однако в данной ситуации сложение всех титулов было даже некой снисходительностью по отношению к казнокраду. Обезвредив могущественнейшего противника, он в очередной раз устрашил врагов и лишил их возможности следить за его действиями. Даже при объявлении особого положения глава области продолжал сохранять широкие полномочия. До сих пор.
Двое крепких воинов схватили мужчину под руки и уволокли прочь. Тот продолжал громко ругаться вплоть до того, как за ним закрыли врата. В наступившей тишине Астор вновь обратил своё внимание на купца.
– Вы пошли на сговор, ваша вина присутствует, но, с другой стороны, вы помогли правосудию, чем искупили вину. Однако, вашими стараниями Анновий понёс огромные убытки. Моей милостию ваш сын верной и честной службой под моим началом возместит их. – кулак (командир пятисот воинов) озвучил приговор и выслушав слова благодарности велел отпустить торговца.
Следующим из тени коридора вышел тощий человек с маленькими глазами, чьё имя заставило Грома нахмуриться. Это был Гурвас. Пока обвинитель громко зачитывал вину этого человека, стольный маг обратился к старшему товарищу.
– Отдай его мне… я должен отомстить. Он познает, на что он меня обрёк! – слова его проходили через сжатые от гнева зубы.
– Нет. Он должен предстать перед судом и будет казнён как подобает, на глазах у народа. В назидание остальным, – твёрдость в голосе правителя отбивало всякое желание спорить.
Астор не мог отдать чуть ли не главного возмутителя народного спокойствия, по чьей вине было загублено огромное количество людей в числе коих были и простые работяги-жители столицы, и его верные соратники. Маг недовольно зарычал и вонзился ногтями в подлокотник.
Запуганный чиновник быстро признал свою вину и снова поведал обо всех, кто оказывал ему содействие в попытке убить стольного мага. Но тот ни к кому не испытывал столь лютой ненависти, как к нему. Успев поговорить с прочими виновниками взрыва, маг узнал, что именно он стал главным организатором.
Всю судебную процедуру Астор непрестанно глядел на подсудимого взглядом орлана, выслеживавшего добычу и готовившегося к атаке. Вместо смертоносных когтей у него были уже много раз произнесённые прежде слова приговора, мысли о коих приносили сладкое предвкушение. Однако в тот самый долгожданный момент, когда преступник исчерпал безрезультатные оправдания, а окружающие его заседатели убедились в его обречённости, вместо Астора голос подал стольный маг, соскочивший со своего места.
– Справедливости! Я требую справедливости! – возглас Грома смутил услышавших его. – Этот презренный человек заслуживает смерти, но простого повешенья для него будет мало. По законам суд имеет право приговорить преступника к другим видам казни, и я требую этого!
Государственный обвинитель, высокий мужчина в красном костюме, символизирующем его должность, растерянно взглянул на правителя, но тот будто не замечал его, хмуро глядя на выступающего.
Слуги закона являлись основными действующими лицами на суде. Их голосами озвучивались имена подсудимых, обвинения и прочие уместные вещи. Обвиняя, они, тем не менее, были обязаны действовать по букве закона и следили за законностью всего происходящего на заседании.
– Да, это так, но какой именно казни вы требуете и почему вы считаете её более уместной? – сказал обвинитель, стоящий рядом с возмущённым чародеем.
– Я требую для него сожжения, ведь только так справедливость может быть восстановлена. Он обрёк многих людей на гибель в огне только потому, что они оказались рядом со мной. Для него только жар огня может быть орудием возмездия.
Озвученный способ казни был не популярен у народа земледельцев, считающего, что всякий человек должен воздать земле за её дары, предав ей своё тело. В случае же с сожжением ритуал не мог быть выполнен, а потому эта казнь применялась лишь к самым чудовищным преступникам или иноземцам, чьи прегрешения были столь ужасными, что его прах мог осквернить благодатную землю-кормилицу.
– Да кто ты такой, чтобы требовать такого для меня! – раздался истеричный голос подсудимого, трясущегося от одной мысли о виселице, а после слов мага и вовсе готового лишиться сознания. – Я представитель управления! Я служил… Я не могу быть казнён… по крайней мере так.
Глаза мага засияли цветом глубокого моря и вместо аккуратной причёски на его голове возникла сморщенная от ожогов лысина. Изумлённая публика сотрясла воздух вздохами и бранью.
Маг медленно подошёл к клетке, глядя Гурвасу в глаза.
– Я тот, что познал всю тяжесть твоего преступления, – Гром говорил тихо, будто обращаясь только к нему, а после повысил тон, говоря для всего зала. – А потому, я имею право требовать такого приговора, и я же возьму на себя его исполнение, – маг бросил взгляд на сидящего на троне.
Военачальник смерил заседателей беглым взглядом. Выступление оказало столь ощутимый эффект, что, глядя на побледневшие от ужаса лица вельмож, Астор не сомневался, что они поддержат мастера магических искусств в его порыве. Единственное, что заставляло его нервничать, это непредсказуемая реакция народа на столь жуткую казнь и то, что его единственный из местных и самый близкий на данный момент сторонник посмел проявить непокорность, выступив без его одобрения.
– Да будет так… – обречённо, но поддерживая властность в голосе, произнёс Астор. – Именем короля!
Удовлетворённый маг не сводил глаз с кричащего чиновника, пока того не увели из зала. После этого он сел на своё место, снова накинув на себя благоприятный облик.
– Я надеюсь, вы не собираетесь сжигать всех его пособников тоже, господин судья? – неодобрительный голос пятисотника помешал назревавшей улыбке проявиться. Ещё никто на его памяти не смел встревать, когда служителю короля доводилось вершить суд.
– Ты обещал мне месть. Свершив её, я более не посмею тебе перечить.
Верность мага была чрезвычайно важна, и раз уж приходилось жертвовать народным мнением ради его удовлетворения – будь по сему.
Суд продолжился и прошли ещё многие часы, прежде чем камеры тюрьмы опустели, а на городской площади толпа наконец дождалась первую партию висельников. Покинув прохладный зал, Астор был рад тому, что солнце уже садилось и его пребывание на казни не будет столь мучительным.
Взобравшись на террасу, с которой открывался вид на виселицы и несметную толпу, временный правитель поприветствовал народ, протянув руку перед собой. В стародавние времена этот жест означал призыв монархом благословения Пятерых Богов на свой народ. Однако, будучи воином, он сделал это не как прочие владыки, ладонью вверх, а сжал пять пальцев в кулак. И хоть все эти ритуалы теперь были бессмысленны, народ помнил их значение, и они никуда не девались, лишь изредка изменяя свою форму и содержание в разных землях.
Народ встретил своего властителя восторженными криками. Любой представитель королевской власти мог рассчитывать на «вежливые» возгласы, призванные показать преданность королю, однако в этом шуме было что-то большее.
Заняв центральное кресло, значительно уступающее в удобстве тому, что располагалось во дворце, Астор огляделся, чтобы посмотреть на соседей. Справа всё также сидел Гром, рядом с ним восседали местные чиновники высшего уровня. По другую руку картина была похожей, но из ряда малознакомых лиц резко выделялся лик барона. Тот был приглашён и на суд, однако предпочёл пропустить долгие судебные разбирательства и подоспел к самому интересному – казни.
Весёлый настрой, с коим Володор отправился на мероприятие, тут же развеялся стоило ему увидеть среди приговорённых знакомые лица деловых товарищей. Заслушивая нескончаемый список преступлений первой партии висельников, барон самолично мог подтвердить чуть ли не каждый пункт. Он и забыл, что всё то, чем привыкли заниматься носители тяжёлых мантий и длинных бород именуется такими нелицеприятными словами: «казнокрад… вор…вымогатель…».
«На что стремиться вверх мальчишкам, если за каждое сорванное яблоко их будут судить?» – подумал владыка шремских угодий.
Будучи хозяином внушительного сада, он придумал, как сэкономить на его обслуживании. Так как посаженные вдоль длинной дороги яблоневые деревья являлись для него в первую очередь усладой для глаз, судьба плодов его совсем не интересовала. А потому меж ним и семьей его садовника был негласный договор: оплатой за работу над аллеей служило право сбора урожая. Так и повелось. Многочисленные сыновья садовника весь год убирали листву, следили, чтобы разрастающиеся ветви не нарушали гармоничной картины, излишне выпирая над дорогой. Взамен же трижды в год семья пополняла свои запасы яблоками, из которых мать, пожилая и опытная домохозяйка и по совместительству повар при дворе барона, изготовляла из них всё, что только можно было вообразить. Барон сам нередко угощался приготовленным ею сидром, что пришёлся ему по вкусу.
– Если бы я отстреливал каждого, кто срывал яблоки с моих деревьев, мой сад давно бы уже превратился в заросли, просящие визита топора, – поведав о семье садовника, Володор высказался вслух.
– Вы упускаете несколько важных обстоятельств, барон, – непринуждённым голосом, за которым скрывался гнев, ответил Астор. – Вы являетесь феодалом, и хоть не можете передать владение по наследству, но вольны распоряжаться им как будет угодно. Вы, как и наш король – хозяин своей земли и живущих на ней людей. Поэтому, что делать с плодами – ваше дело. Но эти люди, – рука его показала на висельников, коих одного за другим приготовляли к повешенью, цепляя на шеи толстую верёвку. – оказались на дереве не милостью монарха, а волей народа, чтобы те с высоты одаривали стоящую у дерева толпу его плодами, решая, куда бросить больше, а куда меньше. А вместо этого эти преступники сами стали жрать яблоки и закидывать дерьмом людей, что пониже.
– Ну раз народ сам загнал их туда, пусть сам и сгоняет. Раз народных возмущений не было, значит, дерьма не так уж и много, – раздался голос одного из чиновников.
Взгляд пятисотника застыл на говорившем.
– Хочешь, чтобы это сделал народ? – голос его изменился, вместо тона официальной беседы он превратился в тон, которым отец говорит с неразумным отпрыском. – Я видел, как это бывает. Слыхали о недавнем восстании у восточных гор? Когда правосудием занимается простонародье – это уже не правосудие. Это бойня, в которой гибнут все и виновные и невинные. Сначала горожане громят дома своих господ, грабят и убивают, а потом королевская армия громит восставшие города, безо всякого разбора, – на мгновенье повисла тишина и виднеющийся впереди палач дал знак о завершении своей работы. – Такого я больше не допущу!
Астор махнул рукой, и палач дёрнул рычаг. Под восторженные крики толпы первые десять преступников отправились на тот свет. Мгновенная смерть от перелома шеи превратила брыкавшихся чиновников в ещё тёплые тела, легонько покачивающиеся над землёй.
По личному приказу правителя казнённых больше не оставляли на стенах для всеобщего обозрения. Астор не знал, почему воскрес Горий, а потому велел немедленно закопать умерших за городом, где для них уже была приготовлена братская могила.
Спустя ещё два взмаха рукой все приговоры оказались исполнены. Все, кроме одного…
Народ недоумевающе и с интересом наблюдал, как работники убирают виселицы, ставя на их месте длинный столб. Когда к нему приковали тощего Гурваса, до людей дошло, что сейчас будет. Ему не ставили охапки хвороста под ноги и вообще не делали никаких приготовлений. От них рабочих избавил стольный маг, спустившийся с террасы на площадь.
Когда его синие глаза уже запылали, что-то в нём противилось тому, что он сам же и вызвался сделать, но было уже слишком поздно, чтобы что-то менять, тем более перед лицом многотысячной толпы.
Готовясь к удару, Гром вспоминал уроки боевой магии, что остались далеко в прошлом. Боевая магия может принимать много форм, в зависимости от того, что нужно сделать и какую мощь вложить. Магическое пламя по своей разрушительности значительно превосходило обычное, но и требовало серьёзных усилий и способностей.
Проснувшаяся в маге жестокость побудила его начать с обычного огня дабы не обрывать жизнь преступника слишком быстро. В напряжённых руках заструились языки пламени. Извергнув огненную бурю, Гром обдал несчастного диким жаром и тут же пожалел о своём выборе. Его сердце смягчилось, а поток огня загудел, получив подпитку новой мощью и изменился в цвете. Шум синего пламени заглушил крики приговорённого, а спустя несколько мгновений тонкое тело обмякло и поникло. Гром опустил руки, его глаза вновь сделались обычными. Объявшее столб пламя быстро доело тело и вскоре уже было готово расправиться со столбом.
Не смотря на ожидания, публика с восхищением приняла свершённую расправу. Эффектное зрелище, совмещённое со свершением правосудия, принесло горожанам невиданное доселе удовольствие, а сам синеглазый маг стал неким символом нового режима. Сам же он, не обращая внимания на скандирующих его имя людей, без оглядки удалился и направился в подземелье.
Казнь была объявлена оконченной. Народ постепенно разошёлся, а труженики навели порядок на площади, убрав угли и расчистив место.