– Мистер Калгари,– обратился встревожено Стьюи Эперстон, занимавший должность старшего радиста,– ни одного взлёта или посадки кроме нашего корабля. Более того, людей так же не видно. Оставив подготовительную часть высадки, капитан Калгари уткнулся в окно иллюминатора. Серая, небесная масса нависала безмерной тяжестью над безлюдной взлётной полосой.
– Мэтт, – осторожно продолжил Стьюи Эперстон
начинавший свою карьеру ещё с отцом Калгари в небольшом научно-исследовательском институте,– ни одного сигнала. Также мы пытались связаться по мобильной связи,– он поджал нижнюю губу, затем, стряхнув пелену раздумий, продолжил,– никакой реакции.
– Сейчас не помешало бы оружие,– подумал с сожалением Мэтт Калгари, продолжая обводить взглядом, безлюдное пространство перед собой, – может быть произошел военный переворот. Или революция.
Один за другим люки космолета, пришли в синхронное движение, и спустя несколько секунд внутрь космолёта попала добрая порция душного, земного воздуха. Первым из космолета вышел капитан. Местами тут и там он видел признаки легкого беспорядка, как будто люди отошли на обеденный перерыв, но по неведомым причинам забыли вернуться. На влажном покрытии взлётной полосы, перед собой Мэтт обнаружил раскрытый ящик мандаринов. Уголки деревянной коробки оказались сбиты, но большая часть фруктов уцелела. Содрав тонкую, оранжевую шкурку, Мэтт разом надкусил половину мандарина. С детства знакомая сладость, защекотала нёбо и язык. Оказавшись за пределами корабля члены команды Калгари, поначалу с удовольствием впитывали дневную прохладу, о которой мечтали последние годы. Спустя полчаса они обнаружили у себя признаки головокружения и тошноты. Сам Мэтт старался не показывать слабости до последнего. Горячие моторы космического корабля совершенно остановились, и тогда казалось, тишина парализовала всякое движение вокруг ослабленных полётом людей. Пошатываясь к Мэтту, подошёл Стьюи Эперстон, чьи губы шевелились, не издавая не единого звука. Смятение и страх забрались внутрь капитана, и он с ужасом прочел в глазах остальных членов экипажа глухую беспомощность. Под кожей, внутри суставов появился нестерпимый зуд, а в горле пересохла слюна.