Александр Афанасьев
Зона заражения-2
Оперативный центр. Ташкент. 08 июля 2037 года
– Ворон два, входит в зону видимости…
– О’кей, подтверждаю, Ворон два в зоне видимости…
– Точка контакта!
– Уровень!
– Есть контакт! Картинка пошла.
На экране возникла картинка – горы, ущелье, натоптанная дорога…
– Есть картинка, контакт устойчивый.
– Ворон два – один начинает сканирование…
Я стоял во временном оперативном центре и смотрел на экран, куда транслировались данные с беспилотников формации «Ворон». Формация «Ворон» состояла из трех беспилотников, двух разведывательных и одного ударного, вооруженного четырьмя ракетами с термобарической головной частью. Все три были одного типа и назывались «Пустынный лунь», их производил Китай, и они представляли собой копию американских беспилотников «MQ-9 Reaper». Довольно устаревшая модель, американцы давно, еще в двадцатые, начали переходить на турбореактивные… но где сейчас та Америка?
Во-во.
Схема использования БПЛА мало отличалась от принятой еще в Афганистане – два разведывательных и один – ударный, работающий в режиме максимальной экономии топлива, с тем чтобы не отличаться продолжительностью полета от разведывательной версии. Вот и сейчас пока разведчики сканировали местность, ударный – описывал большие круги в режиме максимальной экономии топлива. Если разведывательные БПЛА найдут цель – ударный выйдет на нее и расстреляет. Именно так обычно применяли БПЛА американцы – в отличие от растиражированной фильмами схемы обычно подсвечивает цель лазером один БПЛА, а наносит удар другой.
Пока что все шло более-менее по плану. Сопротивление в бывшей Киргизии плавно разрасталось – я сознательно не форсировал события, потому что мне надо было, чтобы народ сам поднялся и именно против исламистов и ислама – а не так, чтобы мы его освободили. Думаете, нам так сложно было бы захватить весь Кыргызстан и вообще все пустынные республики бывшего СССР? Техника восстанавливалась, доходы от торговли позволяли привлекать людей, а генерал Фань потихоньку останавливал поток боеприпасов из Китая в страны бывшего СССР. А вы думаете – как? Вот эти вот бородатые – о’кей, они начал производить «калашниковы» и что-то типа гибрида «калашникова» и «СВД» и еще много чего – примерно по той же самой схеме, по которой оружие производится… производилось в Дарра Адам Хель. Для производства примитивного оружия не так много надо: три станка, токарный, фрезерный и сверлильный, металлические заготовки, дерево на цевье, рукоятку и приклад. «АК» из Дарра Адам Хель стреляет три-четыре магазина, потом начинаются задержки – но обычно моджахед за это время успевает либо добыть трофей, либо стать шахидом. А вот патроны… вот патроны так не сделаешь, патрон – намного более сложная в производстве штука, чем сам автомат, и для него нужен специализированный завод. Завода не сделали, и потому патроны поставлял Китай, контрабандой их ввозили и из России. В нужный момент, если оба этих канала поставки встанут… дальше сами понимаете.
Вопрос в том, что от «освобожденных народов» не дождешься благодарности. Как только ты их «освободил», они садятся тебе на шею, а когда ты возмущаешься – начинают вспоминать, как хорошо было при талибах… или там еще ком. И как только возвращаются проповедники «истинного ислама» – они встречают их и начинается то же самое.
Поверьте, я знаю, о чем говорю. Мне довелось говорить с семидесятилетним стариком, ветераном Афганистана. Мне довелось воевать бок о бок с американцем, который в свое время приехал в Россию сражаться за Новороссию, да так тут и осел. Вот у нас, русских, видимо, в крови слова бессмертного Данилы Багрова из «Брата» – а Америке-то кирдык. Ну, вот сейчас точно кирдык – и что? А если посмотреть в прошлое – что плохого Америка сделала в Афганистане? Когда они пришли туда – Кабул был как Дрезден после бомбежки. Не было ни еды, ни воды, ни лекарств, ни правительства, которое за что-то бы отвечало: когда американцы заняли Государственный банк Афганистана, они нашли там в хранилищах кипы старых денег… понимаете, эти деньги настолько обесценились, что их даже никто не стал воровать. Они были никому не нужны даже даром. Когда же американцы уходили, они оставили после себя пусть проблемную, но все же страну. Были деньги, правительство, полиция, армия. Люди торговали, в Кандагаре, том самом городе, где жители говорили «мы все талибы», сложился даже своеобразный даун-таун, пусть и в шестнадцать этажей офисные комплексы, но по меркам Афганистана это небоскребы. В Кабуле строилось жилье, в Джелалабаде… но когда американцы ушли – почти сразу все разодрались, а потом население чуть ли не с цветами встречало отряды Талибана, это те самые, которые в 2001 году бежали из полумертвого Кабула, а сейчас они возвращались, и люди их встречали, и записывались в бандотряды, в джамааты, чтобы идти на север и джихадить. Вот это – как понимать и как расценивать? По мне – никак не надо понимать и никак расценивать – людей не изменишь, особенно взрослых. Надо просто понимать, что ты должен помогать, а не делать работу за них. Пусть те же таджики, узбеки, киргизы сами вышвырнут всю эту нечисть со своей земли на радиоактивные пустоши. Пусть они прольют кровь, пусть салафиты сожгут их деревни, уведут их скот, изнасилуют их жен, обратят в рабство их сыновей и дочерей. Только тогда у них будут кровные счеты, только тогда они начнут сражаться по-настоящему, без дурака. И только после такой войны они начнут убивать проповедников чистого ислама и изгонять тех, кто заражен исламом, из селений и из страны.
Короче говоря, я провоцировал одновременно и гражданскую войну в регионе и сепаратистское движение против Халифата. Они в свое время преуспели в этом, так пусть же попробуют свое, густо приправленное человеческой кровью блюдо.
Жесток ли я? Нет, не думаю. Во-первых, когда мы вели бои в регионе, от нашей роты осталось в живых одиннадцать человек. За это кто-то должен платить… и не стоит сваливать вину только на афганцев и пакистанцев, которые тронулись на север с оружием, спасаясь от ядерной войны. Местные с радостью их принимали, записывались в их отряды, расправлялись с русскими, до каких могли дотянуться, потом шли воевать уже с Россией – с той самой Россией, которая когда-то строила здесь дороги, города, заводы, университеты и больницы, которая подняла их с земли и дала нормальное существование, а не как в Афганистане или в Африке. Во-вторых, свобода только тогда ценится, когда добывается своими руками и оплачивается своей кровью, а не когда тебе ее дал кто-то. В-третьих, я вывозил из региона их семьи, чтобы они не становились жертвами исламских карателей, и давал им хорошее оружие – лучшее из того, что они могли освоить. Я был честен с ними, и когда они вставали и брали в руки оружие – я не вел переговоров об их судьбе за их спиной и не шантажировал их поставками оружия и патронов. Самолеты исправно летали, сбрасывая в зону конфликта все новые и новые грузы… и пусть все так и идет…
Но были и другие точки приложения усилий.
Ферганская долина.
Это место было горячей точкой с самого начала, потому что Ферганская долина располагалась на территории трех государств и плотность населения в ней была самой большой в Центральной Азии. Беспорядки там были еще со времен СССР – за пахотные земли, за воду. Они продолжились и после СССР, только в более кровавой форме, потому что сдерживающих факторов больше не было. Решение этой проблемы сумели найти только религиозные экстремисты – они погрузили всю Среднюю Азию в такую отчаянную безысходность, что человек другого народа стал восприниматься не как конкурент в войне за ресурсы – а как брат по несчастью, по забитой и беспросветной жизни.
В Ферганской долине, одном из немногих мест в регионе, которое было плотно населено, активно велась религиозная пропаганда и существовали религиозные школы и университеты – медресе и дар аль-улюм. Так же – медресе – назывались и лагеря подготовки боевиков, которых тут тоже хватало. Они располагались в горах и некоторые из них уже привлекли мое внимание…
– Есть. Множественные источники тепла.
– Фокусируюсь. Отстройка от помех.
– Запущена.
– Опознание.
– Включено…
– Двадцать палаток. Судя по тепловым отметкам, более ста целей.
– Подтверждаю.
Среди моих операторов были и те, кто помнил старые времена. Что-то тогда было проще, что-то сложнее. Мне, например, нет никакой нужды звонить президенту и просить разрешения на удар. Теперь с этим проще – как каждый из них творит то, что хочет, ради установления таухида на всей земле – так и я имею право послать их в ад экспрессом. Чем сейчас и займусь.
– Сэр, решение?
– Подтвердите, что видите оружие, – сказал я.
– Подтверждаю, сэр.
– Подтверждаю, отметки от оружия, сэр[11].
– Уничтожьте их.
– Есть, сэр. Внимание, у нас есть добро. Ворон три, начать расчет залпа.
– Принято, захожу на курс атаки, подхожу справа.
– Справа чисто.
– Ворон один, очистить зону, уходи на курс триста двадцать.
– Есть курс триста двадцать. Зона очищена.
– Ворон два, лазерное прицеливание, обозначить цели.
– Ворон три, есть лазерное прицеливание. Отметки устойчивы!
Если раньше один аппарат мог подсвечивать только одну цель, то теперь – до восьми и на автосопровождение – до ста.
– Цель в зоне поражения. Время над целью семь секунд. Есть захват целей, есть сопровождение. Мастер – ключ активирован. Первая пошла. Вторая пошла. Третья пошла. Четвертая пошла! Все ракеты выпущены!
– Ворон два, наблюдаю разрывы.
Я тоже это видел. Как белесые кляксы в самой гуще палаток, так, чтобы зацепить как можно больше талибов. Я их называю так потому, что талиб – дословно «студент, ищущий знаний». Да, там есть и четырнадцатилетние, но все они пошли не в религиозную школу, они пошли в школу боевиков, учиться, как убивать неверных. И чем меньше их – тем будет лучше. Нам всем. Мне плевать, виновны они в чем-то перед нами или нет. Лучше, если они не успеют ни в чем перед нами провиниться.
– Ворон один, оцените результаты удара.
– Вас понял, иду по кругу.
– Ворон три, ложусь на курс возврата…
– Подтверждаю.
– Цели поражены, отличное накрытие.
– Я вас понял…
Я молча повернулся и вышел из центра управления БПЛА. Надо немного поспать… если получится.
Немного поспать…
Ни амира Ильяса, ни Сулеймана с его людьми в лагере в момент удара не было.
Не желая посвящать кого-то в истинное количество имеющегося оружия и в его происхождение, они взяли всю работу с оружием на свои плечи. Вечером они уходили в долгий путь к пещере и добирались к ней только потемну. Там они начинали работать с оружием… оружие надо было расконсервировать, проверить, пристрелять. Все в заводской смазке, часть какое-то время лежала на складах. Пристреливали с использованием лазерного комплекта для пристрелки, патроны тратить не хотели, да и шуметь тоже. Затем комплектовали магазинами, прицелами, глушителями, если были и если надо, боекомплектами, смазывали и все вместе упаковывали в мешки – мешков-то как раз у них было вдоволь. Все это они постепенно начнут переправлять в новые лагеря подготовки – каждый из них обоснует свой лагерь и станет там амиром. Это примерно как на Руси организовывали монастыри. То же самое.
Помимо этого в долгих беседах, с ветошью в руках, пропахшие консервационной и нейтральной смазкой, сталью и потом, они вели долгие беседы о жизни. И если бы кто-то из совета амиров и даже алим подслушали эти беседы – им пришел бы конец. Пусть не сразу – но конец. С гарантией. Их не оставили бы в живых потому, что люди с такими взглядами просто опасны, они не живут в свое удовольствие сами и не дают жить другим. Они не дают содержать рабов, употреблять по вечерам харам, содержать гаремы из маленьких девочек или мальчиков, спокойно созерцать то, как народ гибнет в нищете, в то время как ты построил дворец и окружил его забором. Даже если они ничего не говорят тебе – их глаза страшнее их слов. А ведь толпа – страшный зверь, и не раз отчаяние бросало людей на пулеметы…
Они говорили об Осаме бен Ладене. Об СССР и его экономическом опыте – об этом рассказывал амир Ильяс, он сам был совсем маленьким, когда рухнул СССР, но кое-что помнил, в то время как все остальные не знали точно, что означает это странное слово СССР. Они говорили об Афганистане и Сирии, о Ливии и Ираке – этих стран давно не было, но люди, помнящие их, остались и опыт остался. Они пытались понять, где они допустили ошибку. Как так получилось, что власть, которая вроде основывается на шариате, стала худшим врагом народа. Как получилось так, что герои джихада так отошли от шариата и, по сути, стали тиранами, еще худшими, чем были неверные…
Они много говорили. И в этих разговорах сначала рождалась мечта. А потом рождалась ИДЕЯ. Страшнее которой для Халифата не было ничего. Потому что как говаривал еще Виктор Гюго – имя, для молодых джихадистов ничего не говорившее, – страшнее всех армий мира идея, время которой пришло…
Аллаху Акбар…
– Абу Нури… – спросил Сулейман.
– А? – отозвался амир Ильяс. Он как раз разобрал пехотный вариант пулемета «ПКТ», производства Арсенал, Болгария, 2029 года, и отчищал его от приставшей консервационной смазки.
– Скажите, вы так хорошо говорили про людей руси. Но ведь они воюют с нами и убивают нас, разве не так?
Амир Ильяс кашлянул.
– Ты должен различать действия правительства, Сулейман, и действия простых людей.
– Но разве солдаты – не выходцы из тех же простых людей, эфенди?
– Да, это так. Но есть разница. Ты должен понимать, Сулейман, что джихад мечом – не единственный джихад из возможных. Более того, джихад сердца более предпочтителен, чем джихад языка, джихад языка более предпочтителен, чем джихад руки, джихад руки более предпочтителен, чем джихад меча[12]. И это правильно – потому что если ты вышел на пути Аллаха, в то время как в твоем доме творится всяческий харам, Аллах никогда не даст тебе победы над врагом. И джихад меча следует делать только тогда, когда иного выхода не остается. Я много сражался, Сулейман, и я видел людей разных народов в бою. И нет из джахилей народа, который вел бы себя в бою достойнее, чем русские. Это же говорят многие афганцы со слов своих дедов.
– Но они все равно остаются джахилями и упорствуют в своей джахилии.
– Да, но среди их народа меньше грязи и разврата, чем у многих других. Посмотри на Европу. Они не просто не верят в Аллаха Всевышнего, они делают все, чтобы вызвать его гнев. Они предаются самому омерзительному разврату, среди них полно мужеложников и тех, кто делает никахи с животными. Хуже того, они заключают браки с подобными им, и ходят молиться Пророку Исе и требуют, чтобы в их церквях освящали такие браки – что вызывает нестерпимый гнев Аллаха и многочисленные кары на них. Они готовы в любой момент предать друг друга и за деньги, и просто так. Они не живут семьями, а дети получают воспитание не от отцов, а от государства. Детей отбирают из семей и отдают в другие семьи. Они готовы отдавать своих детей в другую страну и людям другой религии, в то время как у нас если женщина осталась вдовой, мужчины этой семьи должны позаботиться о ней, иначе они покроют себя позором[13]. Они придумали такое развлечение, как виртуальный секс…
– Что это такое, эфенди? – удивленно спросил один из моджахедов.
– Да ничего. – Амир Ильяс вовремя опомнился, поняв, что его собеседники никогда не видели компьютер. – Это еще одна мерзость, отвратительная Аллаху. И обратить их в веру попросту невозможно – если они и примут ислам, то будут лицемерить и дальше заниматься отвратительными делами, радующими шайтана. Но русские – несмотря на то что они кяфиры, – они соблюдают многие запреты шариата, воздерживаются от недозволенного. Вот почему Аллах позволил именно им победить нас, и вот почему Аллах унизил и разгромил американцев и европейцев, которые пришли на земли ислама и которые…
Громыхнул гром. Сулейман поднял голову от снайперской винтовки – он установил прицел и пытался понять, насколько правильно он это сделал. Конечно, с помощью лазера снайперскую винтовку не пристреляешь, там надо будет потом еще заниматься.
Еще один разрыв.
– О, Аллах…
Еще.
– Надо идти туда! – встал Иса, один из моджахедов.
– Нет! – Амир Ильяс преградил ему путь, он один знал, что такое удары дронов и как это бывает. – Не ходи! Всем оставаться на месте!
В голове было только одно – знают ли они про пещеру. Сама пещера – неуязвима даже для бомбежки, но если они знают – то могут послать сюда барражирующий дрон – самоубийцу[14].
– Но там наши братья! – возразил Сулейман.
– Если вы верите мне – не ходите.
К лагерю они добрались только к середине следующего дня, когда, по расчетам амира Ильяса, дроны, которые могли барражировать над местностью, чтобы оценить результаты удара и понять, кто и как будет реагировать, – ушли.
Разорванные палатки, сбитый осколками флаг, белый, с черной вязью шахады, афганский. И трупы, трупы, трупы. Немногие из выживших пытались помочь тем, кто уцелел. Но большинство раненых к этому времени умерли.
– О, Аллах… – Сулейман поднял взгляд к небу.
– Нет! – Амир Ильяс дернул своего ученика за рукав. – Больше не смотри в небо. Никогда.
– Слушаюсь, эфенди… – сказал Сулейман.
– Потом поймешь почему. Как ты говорил, когда нес потери?
– Те, кто стал шахидом, сражаясь на пути Аллаха, не мертвы. Нет, они живы, они у Господа получают свой удел.
– Так и есть…
Амир Ильяс пошел к своей палатке, тоже сорванной взрывом, покопался в остатках и нашел телефон. Телефон ему дал амир Ислам. Он вставил аккумулятор и начал набирать номер.
– Что он делает? – спросил Иса. – Звонит кяфирам?
Сулейман больно ударил Ису по ноге.
– Неужели кто-то из вас сомневается в нашем учителе? Мы – это то, что он сделал из нас. Из всех, кого я видел, нет человека, более близкого к Аллаху, чем он. Неужели вы сомневаетесь?
– Аллаху Акбар, – испуганно сказал Иса.
Аллаху Акбар…
– Привет…
Она улыбнулась. Нет более привлекательной улыбки на земле, чем ее улыбка.
– Что делаешь?
– Стою в пробке, как видишь.
Мой звонок застал Настю в машине. Камера была установлена наверху, там, где в мои времена было зеркальце для водителя, и я видел ее всю – загорелую, в коротком ярком платье-сарафане.
– …Я знаю, что бы ты сказал…
– И что же?
– По крайней мере, машина подзарядится[15].
– Ты хорошо меня узнала…
– Ну… не так хорошо, как хотела бы. Как ты там?
– Как прошел показ? – сменил тему я.
– Отлично. Получила больше заказов, чем рассчитывала. Придется нанимать помощницу. Или, – она проказливо улыбнулась, – помощника.
– Не шути так с человеком, у которого есть в распоряжении боевые дроны.
Она сразу перестала улыбаться. Это всегда происходило, когда я начинал говорить о чем-то подобном. Она очень боялась всего этого.
– Револьвер при тебе?
– Да.
– Не обижайся. Мне спокойнее, когда он с тобой. Это как бы частичка меня.
– Ты шутишь?
Да уж.
– Извини…
В самом деле какой-то я… ненормальный. Причем конкретно.
– Как бизнес?
– Отлично. Торгуем потихоньку. Уже выходим на окупаемость. На прибыль чуть попозже.
– Отлично…
У нас всегда было так… или почти всегда. Разговор, начинавшийся просто отлично, как-то исчерпывался, и ни она, ни я не знали, как его закончить. Просто мы всегда были очень разными людьми.
Несколько раз я брал ее на стрельбище. Лучше бы я этого не делал. Некоторые женщины любят такие вещи… я знал одну дамочку из ВВС, она была до предела откровенной – армия ее привлекала огромным количеством мужиков… и это было честно и намного более нормально, чем британский принц, в отношении которого вся страна спорит, в какой брак он должен вступить – в обычный или в гомосексуальный. Но Настя была совсем не такой…
На сей раз нас прервали. Я посмотрел на телефон, скривился.
– Черт…
– Ответь.
Телефон продолжал звонить. Я переводил взгляд с одного на другое.
– Ответь, это же по работе.
– Ладно. Выбирайся из этой пробки.
– Люблю тебя.
– И я.
Нажимая на кнопку «ответить», мне вдруг пришло в голову, что она ни разу не задала мне вопрос – с кем я тут и не наставляю ли я ей рога. Она никогда мне таких вопросов не задавала – но тем хуже для меня, потому что я чувствую себя полным козлом.
Нет, не потому, что я изменяю тут ей направо-налево. Просто я чувствую, что недостоин тех чувств, которые она ко мне испытывает. И я не могу дать ей того, что она дает мне.
– Слушаю. Можете не называться.
– Надо поговорить. Как можно быстрее.
– Где?
– Выбирайте место сами…
