bannerbannerbanner
Вашингтонский узел. Время испытаний

Александр Афанасьев
Вашингтонский узел. Время испытаний

Полная версия

Прошлое. 30 ноября 2004 года

Киев, Украина

Майдан

Штурм не состоялся.

Ближе к ночи 28 ноября – действительно намечался штурм Майдана силами внутренних войск – это местная Национальная гвардия. Солдаты уже выдвигались, когда Госсекретарь США позвонил президенту Украины. Штурм остановили – после чего стало ясно, что оранжевые обязательно победят. Если авторитарная власть настолько слаба, что не может применить силу – это конец…

Через день – я нашёл Бишопа. Напряжённость в центре Киева уже спадала, пусть блокирование офисов правительственных зданий ещё продолжалось, пусть палатки стояли на Майдане – но уже шли переговоры всех заинтересованных сторон и было понятно, что кризис будет разрешён мирным путём. Второго штурма не будет.

Мы устроились в кафе национальной кухни и заказали борщ. В кафе было полно людей с оранжевыми ленточками, их кормили со скидками. Эти дни вообще запомнились какой-то удивительной близостью людей друг к другу, и желанием всех сделать друг другу что-то хорошее…

– Мы тебя проверили, – сказал Бишоп, – разведотдел флота. Почему ты соврал?

– Я не соврал. В армии я не служил.

Бишоп откинулся на спинку стула

– Ну, допустим. А на флоте ты что забыл?

– Надо было платить за учёбу. Я оттрубил один контракт.

– В Испании?

– База Рота.

– То есть, ты знаешь испанский.

– Более – менее.

– И русский.

– Свободно.

– Ещё какие?

– Французский. Неплохо.

Бишоп нехорошо улыбнулся

– Те тёлки. Хочешь, скажу, которую из них ты трахаешь?

– Тёмненькая, с короткой стрижкой.

– Причём тут это?

– Я прав?

– Допустим.

Бишоп оскалился

– Знаешь, как я догадался?

– Потому что она самая лучшая. А другое тебе и не надо. Ты – хищник. И я – хищник. И мои коллеги – тоже хищники.

– Тебе самое место в нашей стае, сынок…

Продолжение. 30 октября 2021 года

Вашингтон, округ Колумбия

«Гувер-билдинг», главное здание ФБР.

– То есть в Киеве вы впервые встретили Стена Бишопа, и он предложил вам работать в ЦРУ.

– Это есть в моем досье.

– И в Киеве же вы впервые встретились с мисс Никитиной. Анастейша Никитина.

– Да, это так.

– Чем занималась там мисс Никитина?

– Была волонтёром, как и я. Она занималась политическими и социологическими исследованиями на местности для своей будущей книги. А так как денег у неё в ту пору было немного, она завербовалась волонтёром в неправительственную организацию. Чтобы быть на месте и иметь возможность проводить полевые исследования.

– Организацию Джорджа Сороса?

– Не только. Там были и другие донаторы. Фонд Форда вкладывал не меньше.

Писатель достаёт из сумки для ноутбука книгу. Знакомая обложка

– Проблемы демократического транзита в странах Восточной Европы.

– Вы читали эту книгу, позвольте спросить?

– Не читали. Значит, нам нет смысла об этом разговаривать, вы все равно ничего не поймёте. Это как с дикарями обсуждать тонкости французской кухни.

Писатель улыбается. Улыбка тонкая как бритва. Забойщик смотрит на меня – возможно, у него нетрадиционная ориентация и он хочет предложить мне нечто плохое…

– Вообще-то я прочитал книгу, мистер Миллер. Мисс Никитина в ней критикует американское правительство. Точнее, поносит его. Очень тонко и интеллектуально. Но поносит. Она пытается подвести читателя к мысли, что американское правительство не может помочь нарождающимся демократиям, потому что само не является демократическим и подаёт дурной пример.

– Это её право. Закреплённое конституцией. Если люди не имеют права ругать своё правительство, значит, демократии в этой стране нет.

– Вы оказывали мисс Никитиной помощь в написании её книги?

– Нет.

– Вы делились с ней какими-либо материалами для её написания?

– Я же сказал, что нет.

– Вы в этом уверены?

– Послушайте. Сколько раз я должен повторять нет, чтобы вы поверили? Я не оказывал мисс Никитиной никакой помощи в написании этой книги. Она преподаёт в Оксфорде и у неё достаточно помощников и источников информации для её написания.

Писатель кладёт книгу на стол

– Проблема в том, мистер Миллер, что вокруг вас немало людей, которых нельзя назвать патриотами своей страны. А вот сами вы чисты как стёклышко.

– Это ваша проблема или моя?

Писатель решает сменить тему.

– Ваши отношения с мисс Никитиной начались там же, в Киеве?

– Это нельзя назвать отношениями.

– Что же это было?

– Это был секс. Отношения начались здесь, когда мы вернулись. И до того как я прошёл курс подготовки оперативных сотрудников ЦРУ. И я жалею…

– О чем же, мистер Миллер?

– А как сами думаете?

Прошлое. Август 2006 года

Лэнгли, штат Виргиния

Я работал в отделе России и стран Восточной Европы. Само существование этого отдела для понимающего человека было непередаваемым бредом. Ведь одни и те же люди с одним и тем же опытом занимались совершенно разными в историческом плане странами. Россия вообще выпадала из всех классификаций, ей надо было заниматься отдельно людям, которые там пожили, а ещё лучше – родились. На другом полюсе была Венгрия – её относят к восточноевропейским странам, как и Чехию – но на самом деле это части Австро-Венгерской империи, этакого прообраза современного Европейского союза начала 20 века – и у них совсем другой исторический опыт. Сюда же, в кучу валят Польшу – несостоявшуюся империю, которая более чем за двести лет насильственного сожительства с Россией стала похожа на неё намного больше, чем сама хотела бы признать, Болгарию, которая веками находилась под властью чуждых ей османов и травма эта даёт о себе знать до сих пор, Румынию, которая вообще считает себя наследницей Рима, хотя по факту похожа на шестнадцатую республику СССР, ну и Украина, которой меня посадили заниматься. Это вообще ни на что не похожая страна – огромная, сшитая из осколков Российской, Османской, Австро-Венгерской империй, Речи Посполитой, страна в которой по факту правят перекрасившиеся коммунисты, сменившие лозунги мировой революции на националистические, в которой безусловно есть постколониальные черты и постколониальный опыт; но суть в том, что этот постколониальный опыт остался от нескольких империй и у жителей разных регионов он не един, он противоречит друг другу, и заставляет их вступать друг с другом в конфликты, суть которых мало понятна окружающему миру. Наконец, сам мир тоже не знает, как относиться к Украине? Как ко второй России? Как к части Европы? Как к страховке на случай если в России победит тоталитарный проект? Принимать в ЕС – место ли в ЕС стране с территорией больше Германии и с ВВП, в несколько раз меньше? И с совершенно разным историческим опытом. В конце концов, само понятие «союза» означает группу единомышленников – а тут о каком единомыслии можно говорить?

Что ещё хуже, существует как минимум три конфликтных во многом подхода к Украине. Российский, западноевропейский и восточноевропейский, который почти единолично определяет Польша, ещё одна бывшая хозяйка большей части этих земель. США я не упоминаю – потому что в США подхода нет вообще, мы занимаемся проблемами бывшего советского пространства ситуативно, когда там что-то полыхнёт или произойдёт. Когда к нам приезжает какой-нибудь президент типа Ющенко – мы приглашаем его выступить в Конгрессе и верим всему, что он нам скажет. Хотя тот же Ющенко имеет отношение к чёртовой тьме махинаций начала 90-х, к разворовыванию активов банка «Украина» – и его никак нельзя считать честным человеком…

В ЦРУ Украина – после событий Оранжевой революции – считается достаточно невидной темой, чтобы ей занимался только один специалист, да ещё начинающий. Такой как я. У меня нет никакой подготовки по Украине, даже украинский язык мне приходится учить «на ходу», хотя почти всегда украинцы говорят на русском.

Этот день – был таким же как обычно. Я сидел на своём месте – которое мало чем отличается от обычного рабочего места в обычном офисе, за исключением например того, что в компьютере нет ни дисковода, ни СД-привода, ничего, через что можно скачать информацию. Я просматривал материалы с посольства и киевской станции, разносил их по досье и размышлял, есть ли тут что-то такое, что можно включить в объединённую разведывательную сводку. По Украине такие материалы попадались редко, сейчас все внимание было обращено на Ближний Восток. Про Восточную Европу никто не думал. А после того как Ширак и Шрёдер отказались нас поддержать в Ираке – старались не думать и про Западную…

Вдруг зазвонил телефон – у нас все телефоны старомодные, проводные. Я снял трубку.

– Эл…ты не мог бы зайти прямо сейчас

– Да, сэр.

Это Эд Харрис. Старый герой времён Холодной войны, у него на столе вместо пресс-папье – камень из Берлинской стены. Здесь он дорабатывает до пенсии. Все кто делает карьеру – сейчас в отделе Ближнего Востока.

В кабинете Харриса был незнакомый мне человек, примерно моего возраста, в очках. Похожий на ботана. Доверия он особого не внушал.

– Эл, это Сэм Пекипси из Госдепа. Это Эл Харрис, наш специалист по Украине.

Мы кивнули друг другу

– Госдеп сейчас готовит доклад по состоянию дел с демократией и прогнозом на будущее. Их интересует наше мнение по Украине. Можешь быстро изложить?

– Быстро это как?

– Несколько минут.

– Несколько минут. Что ж, я считаю, что дела с демократией на Украине обстоят плохо и дальше будет только хуже. Это то, что вы можете включить в доклад.

Харрис и этот госдеповец переглянулись. Харрис осторожно заметил

– Эл у нас известный пессимист. Пожалуй, пессимистичнее его в отделе и не найти никого.

Пекипси отмахнулся

– Не могли бы вы пояснить свою точку зрения, мистер…

 

– Миллер. Поясню. Проблема в том, что для Ющенко – это президент Украины, как и для других членов украинской элиты, демократия – это красивое слово, не более того. Они знают, что произнеся его – получат нашу помощь, наши кредиты, будут приняты в Белом Доме и в Брюсселе – надо просто говорить о демократии, да побольше. В действительности они демократами не являются. Это циничные люди, заботящиеся о своём кошельке, занимающиеся извлечением выгод из пребывания на своей должности – и очень мало думающие о народе. Большинство из них – типичные советские бюрократы, освоившие новую риторику. Раньше они говорили о светлом будущем коммунизма, в котором не будет денег, теперь они говорят о светлом будущем в Европе, с зарплатами по тысяче евро. Народ этому верит, как верил бредовым рассказам о коммунизме без денег.

– Но рано или поздно ложь будет вскрыта!

– Вот именно. Рано или поздно люди поймут, как их снова обманули. И я бы задумался над тем, а что будет тогда? Боюсь, ничего хорошего…

– Сейчас на Украине – сказал Пекипси – на повестке дня парламентские выборы. Единого мнения насчёт их исхода нет.

Я пожал плечами

– Украина – непредсказуемая страна, я согласен

– А ты что думаешь? – спросил Харрис

– Сэр, я полагаю, нам не стоит делать ставку на одного лишь Ющенко.

Пекипси глянул на меня

– А на кого тогда? На Тимошенко? – на неё у ФБР досье толщиной с батон вирджинской ветчины. Янукович – я правильно произношу? – отыгранная карта.

– Сэр. И Тимошенко и Янукович – отличные популисты. Ющенко же – когда я смотрю на него, мне кажется, что он как будто только что проснулся. Может быть, он и лучший банкир Восточной Европы, но завести людей на митинге он не сможет. Кроме того, неизвестно, сколько вообще он проживёт после того что с ним случилось. В условиях, когда ничего не понятно – стоит делать ставку на всех сразу.

– Но как?

– Очень просто. Одни фонды поддерживают одних. Другие других. У нас не должно быть любимчиков, ставить нужно на всех лошадок сразу. Тем более что и деньги на это у нас есть. Знаете, как написано в одной книге про Ми-6? Империя не может позволить себе проиграть. Потому когда у вас начнётся война – кто-то из нас будет за вас, а кто-то – против…

* * *

Бывший советский отдел ЦРУ – находился в старом здании ЦРУ, которое хорошо известно по фильмам – в то время как контртеррористический и Ближнего Востока – переехали в новое здание, открытое совсем недавно по соседству – Контртеррористический центр имени Джорджа Буша. Конечно, в старом здании было неуютно, многие кабинеты нуждались в ремонте или были очень неудобными – но кормили в столовой хорошо…

Я как раз взял салат и торт с корицей, когда Пекипси подсел ко мне. Я и не знал, что он в здании – с момента нашего короткого брифинга прошло часа два, а у нас не позволяют посторонним шататься по зданию. Даже если они из Госдепа.

– Миллер, если я не ошибаюсь?

Я недружелюбно посмотрел на госдеповца

– Не ошибаетесь.

– Предлагаю на ты. Сэм, – он протянул руку

– Эл, – я руку не пожал.

– Ваша точка зрения на Украину более чем интересна. Я разговаривал с заместителем Госсекретаря, и он приказал мне вернуться. Хотите в нашу команду?

Я пожал плечами

– Я и так в вашей команде.

– Это не так. Госдепартамент и ЦРУ – это разные организации, кто бы что не думал. Как насчёт встретиться с моим шефом и переговорить?

– О чем?

– Вначале – прикомандирование к рабочей группе, это можно устроить совсем без проблем. Затем – перевод и дипломатический персонал.

Пекипси улыбнулся.

– Через десять лет частный сектор и жалование втрое выше государственного – как минимум. Или – Белый дом. Госдеп – куда лучший трамплин для карьеры, чем Лэнгли. Подумайте над этим.

Я помолчал. Потом кивнул

– Подумаю…

* * *

Стена Бишопа я нашёл как раз в Контртеррористическом центре имени Джорджа Буша, он там работал. Договорились встретиться после работы.

Местом встречи был один из многочисленных торговых центров по дороге в город, недалёко от Лэнгли. Предприимчивая афганская семья открыла в одном из таких центров ресторанчик пуштунской кухни. Теперь в нем отбоя не было от ЦРУшников и частных военных подрядчиков…

Бишоп опоздал почти на полчаса, когда он появился – я не узнал его. Серая кожа – от сильного загара в свете ламп люди так и выглядят, морщины, борода с проседью, неаккуратно подстриженная. В Киеве он выглядел совсем иначе…

Ответив на пару рукопожатий – он сел за мой стол…

– Эл… заказал уже?

– Баранина, сэр.

Бишоп скривился

– Сыт по горло этой бараниной. Черт с ним, будем есть баранину…

Принесли чай, заваренный по-пуштунски, то есть с жиром. Бишоп отхлебнул, поморщился.

– Да, черт возьми. Афганистан в паре миль от ДиСи – это слишком. Чего хотел?

– Сэр, мне предлагают перевод в Госдеп. Создаётся украинская группа.

– Так в чем проблема?

– Проблема в том, что я не ради этого пришёл в разведку.

– А ради чего?

– Хочешь, скажу?

– Ты пришёл, чтобы иметь возможность напинать пару задниц как следует. И когда я говорю «как следует», я не преувеличиваю.

– Возможно.

Принесли мясо – в тарелке были бараньи глаза, их подали Бишопу как дорогому гостю. Бишоп сунул один из них в рот, раскусил, глядя на меня

– Добро пожаловать в клуб

– Какой клуб?

– Тех, кому тесно дома. Если бы ты так и сидел в аналитике – я бы в тебе разочаровался.

– В Кабуле вакансий нет, там, судя по всему, мы закончили. В Багдад поедешь?

Я кивнул

– Вот и отлично…

Прошлое. Сентябрь 2006 года

Багдад…

В Багдад я летел не через Рамштайн как военные – а через Лондон. Гражданским рейсом. Самолёт был полон парней от двадцати до сорока лет, которые были согласны подставлять задницу под пули за тысячу долларов в день. На меня косились, но я ничего не говорил, и они ничего не говорили.

Когда заходили в БИАП[3]* – я поразился тому, какая в Ираке земля. Цвета среднего между серым и коричневым, однотонная, почти без зелени, такого же цвета дома… сплошная песчаного цвета пустыня с такими же домами.

БИАП, который практически не пострадал во время войны – сейчас был одновременно и военной базой и гражданским аэропортом. Громадное, мрачное, примитивной архитектуры здание, на фоне которого самолёты казались маленькими, везде заграждения из габионов, изломанные и отброшенные в сторону строительной техникой старые советские самолёты и вертолёты, НАТОвская техника, постоянное движение на поле и рядом с ним. Все суетились как муравьи, и я не был уверен, что кто-то знает конечную цель всего этого. Все просто выполняли – кто приказ, кто свою работу…

Самолёт конечно же не подрулил к терминалу – тут мало что действовало, вместо этого он встал прямо на поле. Подали трап. Все встали, начали продвигаться к выходу… кто-то толкнул меня, и я толкнул в ответ. В следующий момент я вступил на трап – и солнце наотмашь ударило меня по лицу…

Я спустился по трапу, надевая очки, огляделся – похоже, встречать меня никто не собирался. Раздумывать мне долго не дали – кто-то схватил сзади за локоть, я повернулся. Передо мной стоял тип, ростом с меня, редкая рыжая борода и мерзкая английская рожа – почему то я сразу опознаю кузенов ещё до того, как они начинают говорить своим гнусавым прононсом.

– Ты меня толкнул сынок. Извиниться не хочешь?

– Хочу. Иди нахрен.

Тип пристально смотрел на меня

– Что ты сказал, парень?

– Я сказал, иди на…. – я повторил то же самое, но в ещё более грубой форме.

Кто-то подошёл к этому типу, похлопал его по плечу

– Оставь этого сосунка, Дик, нам идти надо…

Рыжий – он, видимо, и впрямь был в возрасте – отпустил мою руку

– Не попадайся мне на пути, парень.

Я ничего не ответил – просто подумал, что мне до терминала плюхать пешком, а по такой жаре это не слишком приятно.

* * *

В самом аэропорту было не так жарко, хотя кондиционеры и не работали – видимо, иракцы знали что делали, когда строили, каким-то образом обеспечивалась циркуляция воздуха. Поскольку никто не стал бы стоять с плакатом «Эл Миллер, ЦРУ» – я ехал как сотрудник посольства и меня встречали как обычного сотрудника посольства – нас девять человек было. Помимо сотрудников посольства были и частные гарды, в Ираке почти всё было передано на откуп частникам, деньги на это шли огромные. Здоровяк с М4 – раздал нам по старому армейскому бронежилету – он был такой здоровый, что держал все девять бронежилетов разом. После чего вперёд выступил мужчина в бейсболке и чёрных очках.

– Всем доброго дня и добро пожаловать в Багдад. Меня зовут Алекс и меня наняли, чтобы доставить вас в центр Багдада целыми и невредимыми. Чем я и собираюсь заняться. Если всё пройдёт удачно – то вы через полтора часа окажетесь дома а я заработаю на ещё один месяц колледжа для моих дочурок. Их у меня две…

Я вдруг понял, что он боится. Эта бравада призвана скрыть глубокий страх и отчаяние, поселившиеся в нем. Он боится не вернуться домой к своим дочкам – и потому так шутит.

Да, он боится…

– … Запомните главное: если вы вдруг по какой-либо причине оказались на дороге, без прикрытия конвоя, например, вас выбросило взрывом из машины – запомните. Даже если по вам стреляют – ни в коем случае не сходите с дороги! Оставайтесь на полотне дороги! Ложитесь около бетонного отбойника, закройте голову руками – и ждите, пока вас не обнаружит и не идентифицирует патруль Коалиции. Но не сходите с дороги!

– Запомните, местные на сто процентов враждебны, и если вы сойдёте с дороги и углубитесь в жилые кварталы – местные обязательно вас найдут и жестоко убьют. Опасны все, даже дети! Зона вокруг аэропорта – зона свободного огня, и если вы окажетесь вне дорожного полотна – по вам может открыть огонь кто угодно – снайпер, стрелок с вертолёта. Никто не будет пытаться вас идентифицировать, там зона свободного огня!

Здорово. Это здесь мы строим демократию, или я ошибся адресом?

* * *

Мы вышли к машинам – три Субурбана, на каждом кустарно укреплены двери, задняя дверь снята и установлена бронеперегородка с пулемётом. Нас рассадили в машины по три человека – и в каждой было по четыре гарда. Субурбаны тронулись… я думал, мы так и поедем – но оказалось, мы должны были присоединиться к более крупному конвою, включавшему в себя армейскую бронетехнику.

Наши машины встроились в общий конвой – и минут через двадцать стояния и нервных переговоров по рации – мы тронулись…

Так я в первый раз оказался на Трассе.

Трасса – или дорога на БИАП – одно из самых страшных мест во всем Ираке, а может и во всем мире. Несколько миль смертельной опасности, ракетчиков и смертников на машинах. Огонь могли открыть в любой момент… это было место, где цели были постоянно и джихадистам тут было как мёдом намазано…

Несколько миль, примерно по две полосы в каждом направлении, сплошные бетонные отбойники человеку по пояс – внешние и по центру. Наскоро засыпанные сапёрами воронки и сгоревшие машины по обочинам – буквально на каждом шагу. Я сидел в головной да ещё впереди – мне, несмотря на пыль было всё хорошо видно, лучше чем другим…

Постоянных постов здесь не было – только мобильные патрули. Постоянным постам тут невозможно было выжить…

Навстречу нам тоже шли машины. Из развлекательного центра напевал Боб Дилан:

 
Мама, забери у меня этот значок,
Я больше не могу его использовать,
Темнеет, уже слишком темно, чтобы увидеть хоть что-то,
Кажется, я стучусь в дверь небес.
Стук-стук-стучусь в дверь небес.
Стук-стук-стучусь в дверь небес.
Стук-стук-стучусь в дверь небес.
Стук-стук-стучусь в дверь небес.
Мама, положи моё ружьё на землю,
Я больше не могу стрелять.
Большая, чёрная туча спускается вниз,
Кажется, я стучусь в дверь небес.
 

Это то чем мы здесь занимаемся – стучим в дверь небес. Кто-то ради карьеры, кто-то ради тысячи долларов в день и колледжа для детей.

Многим откроется, чувствую…

Многим…

Накаркал – чёрный столб разрыва встал совсем недалёко от нас, справа от колонны…

Водитель отреагировал мгновенно – включив полицейские проблесковые маяки и сирену, начал увеличивать скорость. Багдад – мчался нам навстречу – грязный, пыльный, бесцветный…

 

Мимо мелькнула горящая машина – и осталась позади. Кому-то не повезло.

– Почему мы не остановились? – спросил я, перекрикивая старину Дилана

– Зачем?

– Чтобы помочь.

– Это не наше дело. Им патруль поможет…

* * *

Когда я попал в помещения, которые занимало станция ЦРУ в Багдаде – напомню, это было до того как ввели в строй новый комплекс посольства США, и после того, как взорвали отель «Палестина» – я удивился, в какой тесноте и в каких условиях все сидят. Мелькнула даже мысль – куда я ко всем чертям попал, это точно передовая борьбы за демократию в арабском мире?

Посольства США при Саддаме в стране не было – но были инспекции ООН, и под их крышей мы и работали. Потом, когда мы вошли в Багдад – никто не ожидал, что это будет так легко и просто, режим просто рухнул, развалился на части – станция ЦРУ в Багдаде некоторое время располагалась в одном из немногих приличных мест в этом городе – отеле «Палестина». Потом – станцию ЦРУ взорвали, погибли люди, и стало понятно, что в отеле – любом отеле – теперь находиться небезопасно. Станция переехала в Зелёную зону, под защиту армии. Что такое Зелёная зона – я вам ещё расскажу.

Начальником станции ЦРУ в Багдаде в те дни был Гарри Майер, он основывал эту станцию после стольких лет отсутствия США в этом городе, и многое мог порассказать. Сидел он в какой-то обшарпанной комнатке, нормального, стационарного кондиционера не было и работал напольный, мебель была старой и не американской – не удивлюсь, если её нашли в близлежащих домах или стащили из местного комитета партии БААС. Героического впечатления начальник станции тоже не производил.

– Как доехали? – спросил он, пожимая мне руку

– Всего один обстрел, сэр – бодро ответил я

– Арабским владеете?

– Нет, сэр.

– Какими языками владеете?

– Русский, испанский, французский… – запнулся я, – украинский…

– По Украине работали?

– Да.

Майер усмехнулся

– Иначе украинский вам был бы не нужен. Как попали сюда?

– Я хочу быть на этой войне.

Шеф станции задумался

– Спортом занимались?

– Да, сэр.

– Тогда… если вы не владеете арабским, я могу вас прикомандировать к рейнджерам или Дельте. Задача – отработка источников информации в полевых условиях.

– Я готов, сэр.

Майер посмотрел на меня с подозрением и даже жалостью, но ничего не сказал.

– Тогда добро пожаловать. Найдите Криса Комба, он внесёт вас в объединённую базу[4]**.

Так я и попал в Таск Форс 121

* * *

Таск Форс 121 – сейчас уже не все помнят, что это такое… много всего произошло с того времени. Когда мы вошли в Ирак – мы столкнулись с угрозой от бывших офицеров Саддама и его смертников, так называемых «федаинов» с одной стороны, и исламских экстремистов как шиитского так и суннитского толка ислама с другой. Чтобы парировать эти угрозы и найти или уничтожить лидеров сопротивления – и была создана группа 121 – межведомственная, туда входили даже сотрудники минфина, которые отслеживали подозрительные транзакции боевиков. В Ираке – её боевым крылом, наконечником копья – выступало подразделение Дельта, то самое что отметилось в Могадишо[5]***. Именно туда меня и откомандировали – потому что при одной группе «они назывались team – четыре человека, минимальная боевая единица» – положено было быть кому-то из ЦРУ. Они выводили на цель, а я должен был по обстановке – либо получать информацию, либо выбивать её.

Я сначала не понимал, почему меня, новичка – сразу прикомандировали к лучшему спецназу в мире? Потом понял. Между ЦРУ и Пентагоном – были постоянные трения по поводу войны в Ираке, её стратегии и тактики. Точно так же – Госдеп пытался брать на себя некоторые функции ЦРУ, ничего не понимая и доверяя не тем людям, которым следовало бы. Они считали, что любую проблему можно решить, просто дав денег – Пентагон тоже так считал, просто у них деньги были заменены на пули.

Таск Форс 121 – располагался в нескольких помещениях на разных военных базах – но кроме того, у него были и передовые точки в городе, с которых можно было проводить операции low profile, то есть на гражданской технике и не в форме. Одна из них, известная как low house six – располагалась недалёко от вокзала в здании бывшего районного политического комитета партии БААС. Это было замаскировано под частную базу британской военной компании Erinys, в которой в основном были бывшие бойцы 22SAS и южноафриканские белые солдаты, которым в новой Южной Африке не было места. Были там и ещё более экзотические типы, например, боевые операции на месте у них возглавлял тип из Родезии, бывший Скаут Селуса[6]. Но все это я узнал не сразу.

Так как я был совсем молодым и глупым, желал продемонстрировать свою полезность – меня засунули на должность Special Agent/Investigator в полевой офис – эта должность пустовала, а у меня было необходимое для её занятия полное высшее образование, которое, кстати, в ЦРУ есть далеко не у всех молодых агентов. Итак, теперь мне со всеми надбавками должны были платить в год около ста пятидесяти тысяч – но за эти деньги я должен был рисковать своей задницей, сидя в центре одного из самых опасных городов мира – а мы даже на ночь оставались на этой базе, не уходили под защиту армейских сил. В любую ночь нас могли просто вырезать.

Заниматься я должен был полевыми допросами схваченных с оружием и/или взрывчаткой типов, которых солдаты не пристрелили и не посадили в detention camp, а по каким-то причинам передали в нашу юрисдикцию. Само по себе это было опасно, потому что они видели моё лицо – а некоторых из них потом отпускали.

Но сначала – мы прибыли на базу в громадном, неповоротливом Форд Икскершн и я нос к носу столкнулся с теми типами, одного из которых я послал куда подальше в аэропорту. Теперь они должны были меня защищать.

Что дороже всего в мире? Оказывается: сознавать, что ты не участвуешь в несправедливостях. Они сильней тебя, они были и будут, но пусть – не через тебя.

А.И. Солженицын
В круге первом

Никогда не забуду первого иракца, которого мне пришлось допросить.

Дело было в Кэмп-Либерти, военном лагере США недалёко от аэропорта, в котором находилась и тюрьма для временно задержанных лиц. Поскольку тюрьма (лагерь, как его называли) не резиновая, а иракцев все привозили и привозили – время от времени её приходилось разгружать. На целый день приезжал кто-то со станции ЦРУ, и рассматривал дела задержанных – надо было решить, кого в Гитмо[7]*****, кого в один из лагерей в Кувейте для более детального разбирательства, кого передать иракским властям. Последние – почти наверняка окажутся на свободе, как только родственники соберут деньги на взятку.

Должность разбирающего дела – на станции была переходящей, было установлено дежурство, потому что постоянно копаться в дерьме никто не хотел. Меня обрадовали почти сразу – я уже прибыл, а за месяц ещё ни разу не отдежурил. Значит, дежурить мне.

Все происходило в стандартном армейском контейнере, где поставили мебель, вентилятор, подвели электричество и приварили к полу некое подобие стульев для задержанных. Я устроился с комфортом, переговорил с переводчиком, включил ноутбук, установил камеру и задумался о судьбе Джонни Спана[8]. Но думать было некогда – военные полицейские привели первого человека, судьбу которого я должен был определить.

Молодой парень, лет двадцати, длинные волосы, никакой бороды, загорелый. Вообще не арабский тип – если бы он работал моделью в Европе, добился бы успеха. Похож на итальянца.

– За что его? – спросил я у военного полицейского

– Все в досье написано

Они даже не знали, за что взяли тех, кого они водили на разбор. Интересно, а за что им тогда деньги платят, чем они на базе занимаются?

Я посмотрел досье. Остановили машину на дороге, в ней при обыске нашли два гранатомёта и выстрелы к ним. Водителя задержали и доставили сюда. Это и есть этот самый парень.

– Как тебя зовут? – спросил я

– Махмуд – был ответ

– Сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Где взял оружие?

– Нашёл в пустыне.

– Зачем подобрал?

– Вёз на продажу.

– Тебе нужны деньги?

Махмуд не ответил.

Все это может быть правдой – а может и не быть. До 1991 года армия Саддама была четвёртой в мире. Четвёртой. Сейчас, когда мы её разгромили за пару недель – большая часть солдат Саддама просто разбежалась по домам, побросав свои базы и технику в пустыне. Никто не знает, что лежит в пустыне – но на базарах в Багдаде автомат стоит долларов пятьдесят. Пистолет около ста, потому что его скрытно носить можно. За двадцать можно купить противотанковую мину, чтобы подложить на дороге, где патрулирует Коалиция. Если получится – в ближайшей мечети заплатят сто долларов. Если были погибшие – то пятьсот. Саддам боролся с исламом, сажал в мечети имамов, которые были членами партии БААС – но теперь в мечетях новые имамы. Большинство из них – неизвестно, откуда, никто не знал их до того как они появились в мечети. Некоторые даже не владеют иракским диалектом арабского. Но деньги у них есть.

Ничего не работает, и у местных в большинстве своём нет другого способа заработать – только этот.

Я открыл пакет для улик, перебрал изъятое. Моё внимание привлекла фотография

3Багдадский международный аэропорт.
4В Ираке коалиция впервые применила принцип общей базы – все имеющиеся ресурсы вписываются туда и командиры, готовя операцию, заходят в базу и подбирают нужные ресурсы и персонал – условно говоря, берут танкиста с танком, снайпера… всё, что нужно. Минус в том, что команда получается несыгранной.
5В 1993 году во время проведения операции по задержанию полевых командиров – были сбиты два вертолёта Чёрный ястреб. Попытка спасения экипажей закончилась тяжёлыми боями в городе, погибли 16 американцев.
6Родезия – так называлось Зимбабве до 1980 года. Скауты Селуса – отряд спецназа для действий в буше, один из самых эффективных отрядов за всю мировую историю сил спецназначения.
7Гуантанамо.
8Сотрудник ЦРУ, в 2001 году его разорвали заключённые-талибы при мятеже в афганской крепости Кали-и-Джанги.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 
Рейтинг@Mail.ru