Александр Афанасьев
Час негодяев
© Афанасьев А., 2015
© ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *
Стивену Хантеру, одному из лучших ныне живущих писателей, пишущих на английском языке, автору книг «Точка попадания», «Я, снайпер» и «Третья пуля», – посвящается…
Побледневшие листья
Окна…
Зарастают…
Прозрачной водой…
У воды нет ни смерти,
Ни дна,
Я прощаюсь
С тобой…
Горсть тепла после долгой
Зимы —
Донесем…
Пять минут до утра —
Доживем…
Наше море вины
Поглощает
Время-дыра.
Это все,
Что останется после меня…
Это все,
Что возьму я с собой…
«Это всё…»ДДТ
Последние часы Едыной Краины.
Ч+27.
Киев, улица Тургеневская, 59.
Дата – центр Укртелекома
Ночь на 11 мая 2017 года
Это был конец – и штаб-сержант морской пехоты США Габриэль Козак, Critical Skill Operator, относящийся к Crisis-Reaction Team, базирующейся на базе в Сигонелле, Италия, позывной «Гота-семь», это прекрасно понимал. Он участвовал в экстренной эвакуации американского посольства из Ирака и видел, что там происходило. Здесь было примерно то же самое, только вместо банд оголтелых бородатых отморозков были русские танки, которые, по слухам, уже достигли окраин Киева и закреплялись на окраинах, не желая рисковать новым Грозным. Возможно, это могло быть и вранье. Но было темно, и он слышал грохот турбин проносившихся в небе штурмовиков. Он готов был поставить деньги на то, что это не украинские штурмовики. Да и летели они на запад.
Штаб-сержант Козак занимал позицию, укрывшись за деревом на ночной киевской улице Тургеневская, и удерживал северное направление. Его напарник, вместо того чтобы прикрывать его, удерживал юг, находясь в пятидесяти метрах дальше по улице. Улица была тихой, узкой, чисто европейской. Из-за машин были слепые зоны, но штаб-сержант был уверен, что справится с этим.
Уверенность, как и всегда, ему давала его винтовка. Совсем недавно он поменял свою «M39EMR» – старую, добрую «М21» в высокотехнологичной ложе – на новую «KAC М110CQB» – ту же самую, ставшую уже легендарной «Mk11» mod0, но в компактном исполнении, разработанную с учетом иракского опыта и куда лучше подходящую для уличных боев и перемещения с ней в бронетехнике. На ней был установлен прицел AN/PAS-13E Thermal Weapon Sight (TWS) – термооптический прицел, который не усиливал рассеянный свет, а улавливал излучаемое человеческими телами тепло и потому делал его королем ночи. С этим прицелом и этой винтовкой он тренировался постоянно и мог попасть с рук в бегущего человека с трехсот метров первым же выстрелом. Обычно снайперы морской пехоты не тренируются в стрельбе с рук. Для прикрытия позиции служит напарник с автоматическим оружием, но сержант помнил иракские уроки и знал, что напарник бывает рядом не всегда.
Как сейчас.
Сержант плавно переместил прицел, чтобы обследовать новый сектор, с тоской посмотрел на высотное здание – новое, выстроенное явно недавно и изуродовавшее старый Киев. Будь у него время, он бы и забрался на эту высотку, чтобы с нее контролировать весь квартал, а потом его сняли бы с нее вертолетом. Там можно было бы сутками сидеть. Но вертолета у них не было. Времени тоже не было.
Ничего больше у них не было.
Причина, почему он был один вынужден прикрывать направление, заключалась в том, что еще двое парней из спецгруппы, защищающей посольство и сейчас прикрывавшей его отход, вынуждены были заниматься демонтажом и погрузкой дорогой специальной американской аппаратуры, которая была установлена в этом здании год с небольшим назад и сейчас не должна была попасть к русским ни в коем случае. Проклятые придурки облажались, и вот теперь русский медведь так близко, что он может чувствовать его запах, а они, вместо того чтобы уносить ноги, вынуждены сидеть в самом центре города, который вот-вот падет. Как хренов Багдад, черт его дери…
Погрузкой командовал какой-то козел в костюмчике. Именно командовал – сам он не грузил. Людей у него своих не было, их вывезли еще утром, и потому на эвакуацию аппаратуры дернули всех, кто был под рукой. Оперативников из конторы – местной станции ЦРУ, которые не успели унести ноги или не придумали достаточно весомого повода, чтобы свалить, безопасников из Greystone, еще пару человек из политического отдела посольства. Эти хоть какую-то пользу принесут, хоть немного отработают свое чертово жалованье…
В поле зрения термооптического прицела была высотка, подъезд к ней. Там шло движение, но угрозы в нем сержант не видел, хотя видел у одного из стоявших там автомат. Для Киева сейчас, впрочем, обычное дело. Из дома спешно выносили что-то и грузили в машину – большой внедорожник от Lexus. Судя по тому, что выносили и грузили аккуратно, не воры. Свое грузят. Сматываются…
Впрочем, дело житейское. Сержант не питал к ним ни презрения, ни ненависти – это их дело. Может, и в самом деле пора сматываться. Таковы уж эти дикари. Когда ожидался штурм Багдада, а они ждали до последнего с эвакуацией, местные полицейские, охранявшие посольство, одевали гражданскую поддевку под форму или носили ее с собой, в сумке. Это чтобы, когда припрет, быстро переодеться и тикать. Дикари, что с них взять. И судить их тоже нельзя – когда ИГИЛ взяли город, там убивали с утра и до вечера, Тигр был красный от крови. От такого лучше и в самом деле держаться подальше.
Подошло время – сержант щелкнул по рации, привлекая внимание своего напарника.
– Канада, на связь. Как слышишь.
– Гота, слышу отлично.
– Доложи.
– В секторе чисто. Небольшое движение, гражданские. Оружия нет пока.
Его напарника звали «Канада», потому что он родился в Канаде. Правда, у самой границы – его отец был менеджером в автомобильной промышленности, работал на канадском заводе Крайслера. Сын по его пути не пошел, тем более что американская автомобильная промышленность дышала на ладан. Вместо этого он стал морским пехотинцем и быстро добрался до одного из самых элитных подразделений – спецназа морской пехоты. Они, кстати, не относились к группам обеспечения безопасности посольств, их основной специальностью было немедленное кризисное реагирование, и потому они были лучшими специалистами по уличным боям и антипартизанской войне в морской пехоте США. Сюда их перебросили после наступления в Донецке – кто же знал, что русские нанесут удар и им придется иметь дело с танками. Их было тридцать человек на весь Киев, и у них не было ни одного ПЗРК, ни одного ПТУРа, чтобы сдержать ринувшегося на Запад русского медведя. Еще была небольшая группа спецназа ВВС USAF Red Horse, предназначенная для обеспечения эвакуации американской собственности и персонала из критических опасных районов. Они могли справиться со многим, но не с наступающей на Киев танковой дивизией русских. Их командир, подполковник Джейк Берч, отправляя их на задание, вполне серьезно сказал им быть готовыми к тому, что они будут отрезаны наступлением русских и им придется выбираться из Киева самим.
Черт бы побрал всё, как не вовремя…
– У меня небольшое движение. Один хрен с «АК» в оборонительной позиции.
– Агрессивен?
– Нет, иначе бы я его пристрелил. Похоже, собирается валить, как и все мы.
– Удачи ему.
– Как и всем нам.
– Да, брат. Как и всем нам.
Сам он за свою судьбу не беспокоился – при наступлении бывает полный бардак, и они вдвоем запросто выскользнут из кольца куда-нибудь в юго-восточном направлении. В конце концов, каждый из них проходил курс полевого разведчика и готовился к действиям во вражеском тылу. Проблема будет в том, если на них повиснут чертовы гражданские. И совсем хреново будет, если прикажут вытаскивать аппаратуру.
Тем временем к дому вырулил еще один автомобиль, темный «Фольксваген Туарег», и тут же грянула длинная автоматная очередь. В прицеле сержант увидел, как ублюдок с «АК» дал длинную автоматную очередь по «Туарегу».
– Боже! Сукин сын!
– Гота. Вопрос – что там у тебя?
– Тот хрен с «АК». Он пристрелил парня.
– Какого нахрен парня? Гота, ты в порядке?
– Ястреб, общий вопрос – кто стреляет, кто стреляет? Вопрос – на улице безопасно?
Это тот хренов п…р в костюмчике.
– Здесь Гота, сэр. Ублюдок с «АК» примерно сто метров от меня, на двенадцать. Пристрелил какого-то парня в машине, гражданского.
Снова раздались выстрелы. Подонок с «АК-47» шел вокруг машины, одиночными добивая тех, кто в ней был.
– Ястреб, Готе вопрос – он угрожает нашей позиции? Огонь идет в нашу сторону?
Сержант уже выбрал большую часть хода спускового крючка.
– Отрицательно, сэр, повторяю – отрицательно. Это какие-то местные разборки. Разрешите стрелять, сэр?
– Гота, открывать огонь запрещено. Только в ответ, как поняли, подтвердите.
Гота чуть ослабил нажим на спуск.
– Вас понял, сэр. Наблюдаю за ситуацией.
Ублюдок с «АК» остановился и посмотрел в темноту. Красное перекрестье прицела было прямо на нем, Гота молился – давай, парень, только подними свою гребаную пушку, и я отправлю тебя в ад экспрессом, и мне плевать, кто ты там есть. Просто подними свою гребаную пушку. Но ублюдок не сделал этого. Вместо этого он принялся толкать расстрелянный им «Туарег», чтобы освободить выезд.
– Гота, Ястребу вопрос – сколько времени еще займет погрузка?
– Ястреб – Готе. Минут десять.
– Понял, сэр.
У того парня все заняло еще меньше времени. С территории жилого комплекса начал выезжать «Лексус», он ловко запрыгнул в машину, на переднее пассажирское, и они ушли куда-то вниз, скрылись за поворотом.
Повезло сукину сыну. Сержант был настроен пристрелить его просто для обеспечения пути отхода.
– Ястреб. Общая информация – мы закончили с погрузкой, повторяю, мы закончили. Гота, Ястреб, Канада, сообщите обстановку.
– Канада, на шесть чисто, на улице чисто, движения нет.
– Гота, на двенадцать чисто, движения не наблюдаю. Сектор чист по всей зоне видимости.
– Ястреб, о’кей, о’кей, отходите к машинам как можно быстрее, как поняли?
– Гота понял. Канада, отходишь первым.
– Канада понял. Пошел.
Сам сержант принял позицию «с колена», готовый сваливать.
– Гота, здесь Ястреб, я у конвоя, прикрываю тебя. Двигай задницей.
– Гота понял, иду…
Снайпер спецназа морской пехоты поднялся и неловко побежал по улице, спиной чувствуя свою незащищенность. Если он кого-то пропустил, этот кто-то будет только рад всадить ему пулю в спину.
Транспорта в нормальном количестве им не выделили. Они располагали двумя «Субурбанами» и новеньким, только недавно доставленным «Фордом Эконолайн». С обеих «Субурбанов» они демонтировали все сиденья, чтобы влезла аппаратура и хватило места унести ноги им самим.
В неярком свете разбросанных ХИС (придурок из ЦРУ демаскировал операцию, хотя какая теперь разница) он видел своего напарника – тот целился дальше по улице из своего «М4» с глушителем.
– Давай, давай.
Штаб-сержант пробежал к замыкающему «Субурбану» – там была открыта здоровенная задняя дверь, – и рука брата, морского пехотинца, сержанта Тимоти Бриса, схватила его и втащила внутрь…
– Ястреб-три. У нас полно, повторяю полно. Все ястребы на борту.
– Ястреб-два, у нас полно.
– Ястреб-один, отправляемся. Маршрут Браво, повторяю, Браво. Всем внимание, вести наблюдение на всем маршруте движения. Огонь только в ответ.
Машины уже трогались. «Субурбан» был даже величественнее, чем «Хаммер», настоящий символ Америки времен войны с террором, ничуть не менее известный, чем раньше был «Кадиллак». Самый большой из гражданских джипов, техасский лимузин, шесть метров длиной, крепкий кузов, высокая посадка и под три тонны весом. На такой машине можно было справиться с любыми неприятностями.
Кроме русских танков.
– Подними задний борт, нахрен, – сказал Брис, – мы тут как на ладони.
Сам Брис прицепил сзади к какому-то крючку кусок троса, который носил с собой, и продел в образовавшуюся петлю ствол и цевье облегченного пулемета «М240 Е6».
Сержант Козак сделал то, что его просили.
– Эй, Барни, – спросил он Бриса, назвав того по кличке, – что ты сделаешь, когда встретишь русскую «Т-девятку»? Естественно, после того, как наложишь в штаны.
– Спрошу, как убраться отсюда, – сказал серьезно Барни, – я тут меньше месяца, но эта дыра меня капитально затрахала.
– Эй, тут можно найти и кого получше, кто тебя затрахает. Помнишь ночной клуб?
– Помню, – с той же серьезностью отозвался Барни, – а помнишь тех местных пи…ов, которые забрасывали посольство камнями и бутылками с мочой? Что они от нас хотели, вот скажи мне?
– Наверное, чтобы мы им помогли против русских.
– Да? А какого хрена мы должны им помогать против русских, брат? Почему бы им самим не попробовать справиться с русскими?
– Наверное, ради идеалов демократии и свободного мира, – ответил Козак, – ради бога, Барни, на мою задницу и без того немало желающих ее затрахать.
– Нет, ты скажи, – угрюмо сказал пулеметчик, – я пятый ребенок в семье. Мой отец трудился на двух работах и мать на двух – и все равно, нам ни на что не хватало. В армии я впервые нажрался от пуза и оделся не хуже других. А теперь скажи мне, брат, какого хрена Америка должна отдавать хоть доллар этим засранцам. Почему бы не попробовать истратить его в США, так было бы больше пользы. Какого хрена они требуют от нас денег, мы им что, что-то должны? Какого хрена им нужны наши деньги?
– Не знаю, брат…
Они уже выбрались с узкой и извилистой улицы на более широкую.
– Знаю только, что это ничем хорошим не кончится.
– Да, брат. Тут ты прав… справа!
Снайпер резко повернулся, чтобы увидеть взлетающие откуда-то справа в небо трассеры. Взлетали они с равными промежутками…
– Сигнал?
– Похоже, он самый, брат. Тут, как и в Багдаде – найдется немало тех, кто ждет освободителей.
– Везде одно и то же дерьмо.
Машины тем временем резко затормозили.
– Узнай, что за хрень…
Снайпер активировал рацию.
– Ястребу-один Ястреб-три, вопрос – причина остановки.
– Ястреб-три, улица перекрыта, мы сейчас попытаемся проехать. Сохраняйте бдительность.
– Ястреб-один понял.
– Что там?
– Препятствие на дороге. Сейчас попробуют объехать.
– Мне эта срань знакома.
На сержанта Козака обстановка действовала удручающе… стены домов по обе стороны улицы, деревья, какие-то отблески. Общая атмосфера конца. Как-то он читал иллюстрированную книгу, и ему запоминалась репродукция картины «Последний день Помпеи». Вот, это примерно оно…
Тем временем они протиснулись мимо какой-то баррикады – люди перегораживали дорогу транспортом и поваленными деревьями. Работали при свете костра, вот отсюда и отблески. Сержант заметил у одного из «лесорубов» «АК-74».
– Парень с «АК» справа. Не дергайся.
Они проехали. Поехали дальше, но на более низкой скорости.
– Какого хрена этот сукин сын полез на Браво? Центральные улицы наверняка перекрыты баррикадами. Он что, не мог проехать Кило?
– Мы уже ехали туда по Кило.
– Да, и путь был свободен.
– Ты никогда не отступаешь тем же путем, по которому пришел.
– Да, но мы, б…, в городе, который вот-вот падет.
– Может, он боится заблудиться?
– Не знаю. Просто поверить не могу, что этот е…ат командует людьми.
– Да пошел он… Как думаешь, – пулеметчик кивнул на виднеющуюся вдали баррикаду, – на сколько она удержит русские танки?
– Ну, если у них есть «РПГ», то, может, и удержит.
– Если у них есть «РПГ», то русские снесут город к чертям собачьим. Здесь будет второй Грозный. Они должны это понимать.
– Вряд ли… В любом случае это их проблемы.
Впереди раздались выстрелы, и машины снова начали терять скорость.
– Вот же… Ястребу-один Ястреб-три, вопрос – что там у вас впереди!
– Ястреб-три, у нас тут местные, агрессивно настроены. Сейчас проедем.
Но вместо этого машины остановились. Сержант оглянулся – и то, что он увидел, заставило его похолодеть от ужаса.
Они влипли.
Впереди горели какие-то костры, и от них к машинам быстро бежали люди. Некоторые с оружием.
– Закрываем дверь, быстро! Бросай свой пулемет, нахрен!
Барни нажал на кнопку, и верхняя часть огромной задней двери начала медленно, но неумолимо подниматься на гидроупорах. Подбежавший с их стороны к машине первый местный в ярости начал стучать чем-то о борт машины, о стекла, которые были защищенными.
– Вот сукин сын…
– Нам тут не рады.
– Ястребу-один Ястреб-три, у нас тут проблемы с местными.
– Ястреб-три всем, не выходить из машин. Веду переговоры…
– Он ведет переговоры.
– Да и хрен ему на рыло, – сказал Барни и достал из кобуры на боку укороченный до предела дробовик Remington с пистолетной рукояткой, в варианте door breacher, – сейчас эти сукины дети кое-что новое узнают об американцах.
– Опусти ружье, нахрен. Только по команде.
– Ага.
Сам Козак тоже достал свой пистолет – «кольт» с удлиненным магазином. Тем временем местные майданствующие попытались пропороть шины, но обнаружили, что там специальные вставки и резиновая пена и ножом их не возьмешь. Это привело их в еще большую ярость.
– Ястребу-один Ястреб-три, местные пытаются проникнуть в машину, ведут себя агрессивно…
Тем временем оперативный сотрудник АНБ Вирджил Айснер, отвечающий за проект электронного наблюдения в Киеве и обязанный вывезти аппаратуру, сделал самую большую глупость в своей жизни. Он следовал в головном «Субурбане», тот был бронированный, и у него не опускались стекла.
И потому он приоткрыл тяжеленную бронированную дверь, хотя делать это было категорически запрещено.
Сразу несколько рук ухватили ее и дернули на себя. Он еле удержал ее, если бы дверь не была бронированной, не удержал бы. Но тут играла свою роль инерция и автодоводчик двери, и ему удавалось ее держать.
– Бей!
– Жги их!
– Колеса, колеса режь!
– Мы граждане США! – заорал Айснер. – Вы не имеете права!
– С…и!
– Колеса, колеса!
Водитель врубил одно из средств нелетальной защиты. Сирена, на громкости более ста десяти децибел, ударила по погромщикам, пытающимся прорваться к машине. Кто-то отшатнулся, схватившись за голову, но кто-то продолжал лезть на машину.
Пистолетный выстрел ударил по лобовому стеклу, прямо напротив водительского места. Не пробил. Прямое нападение на машину.
Водитель нажал на газ, и семилитровый двигатель бросил машину вперед, через вязкую человеческую массу. Кто-то прыгнул на капот, его лицо, искаженное нечеловеческой злобой, на секунду оказалось напротив водителя, и он подумал, что это зомби. Потом оно исчезло, грянули автоматные очереди.
Бутылка с зажигательной смесью хряснулась об крышу, разбилась, ослепительно-яркое пламя потекло по бортам. Раздались выстрелы.
– Нападение!
Все они прекрасно знали предел применения силы – сейчас оппозиционеры, или кто там они были, перешли черту.
Барни нажал на кнопку, верхняя часть люка поползла вниз, кто-то попытался схватиться за край нижней «калитки», и Козак выстрелил в него почти в упор. Мелькнуло почти белое лицо, человек мгновенно упал. Защелкали выстрелы.
– Ястреб-три. Прорываемся!
Словно отвечая, машины тронулись, жидкий огонь тек по крыше. Визгнула пуля – и тут же загрохотал пулемет Барни, посылая в темноту огненные, пронизывающие насквозь пики трассеров. Конвой двигался все быстрее и быстрее, пулемет замолчал, израсходовав ленту. Пахло пороховыми газами.
– Черт… Эти ублюдки!
Козак направил на огонь струю огнетушителя, Барни закашлялся.
– Убери, нахрен.
…
– Что это было?..
– П…ц какое командование, вот что это было. Мы въехали в засаду.
– Черт, они за нас или как?
– Они ни за кого. Сейчас – каждый сам за себя. Понял?
– Вас понял, – покладисто отозвался Барни, заправляя новую ленту в свой пулемет.
Времени совсем не оставалось…
Три машины, каким-то чудом не попав в новую засаду, прошли мост Патона и вырвались на Бориспольское шоссе. Они были потрепаны, но живы…
Козак подключился к сети внешней радиосвязи. Новости не радовали.
– Гражданин, здесь Браво-один, срочное сообщение. Наблюдаю садящиеся борты типа «Кандид», один из них прошел прямо надо мной. В районе международного терминала ожесточенная перестрелка. Наличие русских в аэропорту Борисполя подтверждаю, повторяю – наличие русских подтверждаю, русские уже в Борисполе. Этот путь для эвакуации закрыт, как поняли, подтвердите… черт.
– Гражданин – всем позывным на линии Браво. Подтверждено наличие русского десанта в районе аэропорта Борисполь, там идет бой. Использовать данный путь для эвакуации запрещаю, всем транспортным конвоям – действовать по плану «Омега», повторяю – действовать по плану «Омега».
– Гражданин, здесь Красная лошадь, подтверждаю – посольство холодно как лед, холодно как лед. Наших там уже не осталось.
– Красная лошадь, вас понял, прекращайте наблюдение и сворачивайтесь. Ваш путь эвакуации Лима, повторяю – линия Лима, вертолеты для эвакуации будут ждать вас на точке Лима-четыре через один – восемь – зиро майк, один – восемь – зиро майк. Вы должны добраться туда за это время.
– Фалькон-лидер, здесь Черная собака, по данным гражданских источников – в северных пригородах Киева находится российская бронетехника, но подтвердить это другими источниками невозможно, прием…
– Черная собака, здесь Фалькон-лидер, вопрос – твоим источникам можно доверять, прием?
– Фалькон-лидер, это корреспонденты-стрингеры, англичане. Думаю, что доверять можно, прием.
– Вас понял, Черная собака. Смени частоту и больше не высовывайся. Мы уходим из города. Удачи…
– Фалькон-лидер, вас понял, сэр. Удачи и вам…
– Гражданин, всем позывным на линии Браво.
Общая информация, в случае, если плен неизбежен, вам запрещается сопротивляться русским. Уничтожьте аппаратуру и сдавайтесь. Мы вытащим вас…
– Вот ведь б…ство, а?
– Ты о чем?
– Они уже думают о том, как сдаваться.
– Сукины дети…
– Я слышал, что в Борисполе уже русский десант…
– Быстро работают, козлы…
– Постой-ка. А куда мы едем?
– Вот же… мы едем к русским! Сэр, в Борисполе…
Но большего сержант сказать не успел. Потому что справа что-то рвануло с такой силой, что они моментально оглохли. Они почувствовали удар… а потом еще один взрыв, сильнее прежнего.
И темнота…
Штаб-сержант Корпуса морской пехоты США Габриэль Козак, Critical Skill Operator, относящийся к Crisis-Reaction Team, базирующейся на базе в Сигонелле, Италия, позывной «Гота-семь», пришел в себя, не понимая, где он и что с ним.
Он лежал на животе, и во рту было солоно-солоно. Барабанные перепонки безумно болели, глаза ничего не видели.
И судя по тому, что было больно, вряд ли он попал в рай. А для ада было слишком холодно, он дрожал от холода.
Попытавшись перевернуться, он не смог этого сделать. Острая боль резанула по рукам, по горлу, и он понял, что связан.
Плен…
Само осознание этого наполнило душу американского военнослужащего ужасом. Он хорошо представлял, что такое плен в Багдаде, им к посольству подбросили мешок. Когда взрывотехник вскрыл его, его вывернуло наизнанку. Там была кожа двух оперативников Пентагона, которые были направлены в Ирак, с тем чтобы попытаться принять командование над героически бегущими местными военными и попытаться отстоять Багдад. Они даже не знали, что эти ребята пропали – тогда полный бардак творился, никто не знал, где кто находится и что вообще нахрен происходит. Как потом оказалось – часть иракской армии вместо того, чтобы сражаться, сдалась в плен в несколько раз меньшей по численности банде ваххабитов и выдала американских советников, чтобы доказать свою лояльность. Боевики сняли с американцев кожу заживо, сложили ее в мешок и подбросили к посольству…
Нельзя попадать в плен – билось в голове. Нельзя попадать в плен, иначе ты труп. И твоей смерти не позавидуют даже враги.
Особенно если ты снайпер. Снайперов не брал в плен никто.
Он начал думать о том, чтобы покончить с собой. На самом деле это достойно. Путь самурая. Ты сам выбираешь смерть, а твои товарищи за тебя отомстят. Только как это сделать, если у тебя связаны руки.
Мысли в голове были какими-то вялыми, шум в ушах утихал.
Решение пришло неожиданно. Надо откусить язык и захлебнуться кровью. Он вспомнил, что читал книгу про ниндзя и те кончали с собой именно так.
И с этими мыслями штаб-сержант Козак открыл рот, как смог, высунул язык, а потом с решительностью обреченного стиснул зубы.
Боль захлестнула кровавой волной, он не выдержал и секунды – разжал зубы и замычал от боли. Кровь текла по щеке, кровь текла из поврежденных десен. Зубы на месте были не все – спереди от большинства из них остались только осколки. Язык онемел, он больше его не чувствовал. Но боль странным образом способствовала просветлению сознания – голова болела меньше, и он мог хоть что-то слышать помимо биения сердца в ушах…
Потом болеть начал и язык.
Глаза тоже постепенно приходили в норму, и он понял, что светлеет. Кто-то был рядом, но он не мог понять, кто это. Свои или чужие…
– …Ты сколько положил…
– По три…
– О…л совсем? До сих пор салюты в башке бабахают. Сами себя глушанули.
– Зато без стрельбы, считай, упаковали.
– Придурок. Следующий раз я тебе «Зарю» в ж… засуну.
Потом кто-то подошел ближе, он почувствовал присутствие человека рядом. Человек был в ботинках, похожих на его собственные «Даннерсы», а вот нижний край брюк, которые он видел, был другим.
– Сержант, ко мне…
В американской и русской армии слово «сержант» произносится одинаково, и он подумал, что обращаются к нему. Но обращались не к нему.
– Ты его так связал?
– Так точно, тащ подполковник.
– И нахрена ты так связал?
– Как учили, тащ подполковник, козой.
– Мудак. А если бы он задохнулся? Пленные на обмен нужны.
– Прошу простить, тащ подполковник.
Дышать сразу стало легче, ноги тоже перестали болеть.
– Пиндос, что ли?
– Он самый, тащ подполковник. Даже табличка на форме есть.
– Богатый кабанчик?
– Да было немного.
– Немного… Короче, слушай приказ. Что взяли – заныкай и держи при себе. На халяву и г…о – конфета. Этих гавриков… видишь «КамАЗ»?
– Так точно.
– Грузишь и дуешь в аэропорт. Там спросишь комендача, полковника Никольского. Сдашь ему под роспись пленных и обратно… Ништяки не сдавай, заныкай куда-то. Нигде не задерживайся…
– Так точно. Тащ подполковник, там еще блоки какие-то. Машины под завязку набитые.
– Видел. Я уже фейсов вызвал, пусть разбираются. Приказ понял?
– Так точно.
– Бегом…
Какое-то время сержант лежал на земле, потом его с двух сторон подхватили под руки, повели и втолкнули в высоченный грузовик, стоящий на дороге. Внутри грузовик был бронированный, скрытое бронирование под тентом.
– Шесть!
– Последний.
Глаза немного отошли, полог тента был открыт, и он видел всё – колышащийся белый свет над дорогой, дым где-то вдалеке, дорогу, стоящий позади русский бронированный джип с пулеметом, на нем, на высоком хлысте антенны, был странный флаг. Не бело-сине-красный, русский, а черно-желто-белый…
– Трогаем!
Кто-то постучал в кабину водителя, бронированная машина начала разворачиваться на шоссе. Ее сильно качнуло, когда она переползала через разделительную полосу. Потом машина, взревев мотором, пошла вперед. Позади оставались русские, захваченная колонна, набитая совершенно секретной аппаратурой перехвата и слежения. Сегодня у русских хороший день.
– Что слышно?
– Говорят, десантура уже к Банковой прорвалась.
– П…ц бандерлогам…
– Да… щас с ними за всю их фашню разберутся. Кто не скачет, то москаль, на… Вот они-то у нас поскачут…
– Повзор!
– Я!
– Метлу привяжи.
– Есть…
– И за «мясом» следи. Сбежит еще…
– Так точно…
«Мясом» русские десантники почему-то называли натовцев.
Два года спустя.
Поезд Киев – Днепропетровск.
7 июня 2019 года
С чего начать…
В теории игр есть такое понятие игра – с нулевой суммой. Это значит, что в конце игры все остаются при своих. Это то, чего так громогласно боятся европейские политики и интеллектуалы – игры с нулевой суммой. Как во времена холодной войны. Но все их страхи означают, что они ни черта не знают про Украину. На Украине игра всегда заканчивалась с отрицательной суммой. Когда теряли все. Что в девяносто первом, когда Украина последовательно рвалась на волю, когда провозглашала независимость и получила в итоге самое страшное падение производства во всем СНГ. Что в две тысячи четвертом, когда скандировали «Ищенко, Ищенко», не зная о том, что все уже давно решено, посты поделены, и Конституция-2004 – это гарантия того, что ничего не изменится. И Ищенко, тот самый Ищенко, за которого мерзли и не спали ночами, за которого агитировали, подписал «понятийку» – негласный пакт о том, что все будет по-прежнему. Что в две тысячи четырнадцатом, когда рывок в Европу обернулся гражданской войной и еще более наглой, коррумпированной, беспринципной владой, нежели та, в борьбе с которой погибла Небесная сотня.
Когда все это началось? В девяносто первом, с самого начала независимости, когда первым президентом выбрали бывшего первого секретаря украинского комитета партии? В девяносто четвертом, когда во власть пришел Кучма, снискавший сомнительную славу отца украинской коррупции? В двухтысячном, когда страна оказалась на грани государственного переворота и «белорусского сценария», но сумела не допустить его, как потом оказалось – ради двух Майданов и гражданской войны. В две тысячи четвертом, когда были заложены основы открытого противостояния Запада и Востока? В девятом, когда прошли выборы и действующий президент получил пять процентов голосов, а Восток страны – реванш за 2004 год? В четырнадцатом, когда на Евромайдане пролилась кровь Небесной сотни, но так ничего и не изменилось? В пятнадцатом, когда на выход рванул Крым, а потом и Донбасс, но не успел?
Я не знаю.
Что здесь делаю лично я?
Если сказать, что я выполняю приказ, – это будет ложью. И прежде всего – ложью самому себе. Сказать, что заставили… это вообще бред, никто и никогда меня не мог заставить. Я прохожу здесь очередной круг своего личного ада. Того ада, который выбрал себе я сам. И никогда не жалел об этом.
Поезд на Днепропетровск, «Днепр», как тут его называют. Скоростной «Интерсити», идущий почти без остановок…
Я сижу в кресле и не работаю на ноуте, не смотрю кино на планшете, а просто смотрю в окно.
Впереди очередной город. В котором в очередной раз придется начинать все с нуля…
Нескончаемая кинолента окна…
И жизнь как ускоренная перемотка этой проклятой ленты…
Мне довелось жить в четырех главных городах бывшего Советского Союза… Я родился и вырос в Ленинграде, там же начинал службу. Жил в Минске и закончил там Высшую школу КГБ. Служил, а потом занимался бизнесом в Москве.
Но меня почему-то всегда тянуло в Киев…
Если брать по порядку, то Санкт-Петербург – город моего детства. Да, да, отойдите за поребрик. Родился я не в самом лучшем районе, на Васильевском острове, тогда его прозывали «Васька». Это сейчас там все снесли и элитную недвижку строят, а тогда… Но каким-то чудом я не связался с дурной компанией, не влип в историю, не заработал судимость, которая в рабочих районах почти норма. Возможно, сыграла роль спортивная секция, в которую меня отдали, – я с детства занимался стрельбой, а этот спорт сильно дисциплинирует, он не требует особой силы, но дисциплина должна быть идеальной. Потом я поступил на юридический факультет Ленинградского университета, учился у профессора Собчака, затем мне предложили работать в КГБ. Там были свои особенности, поэтому меня сразу перевели в Москву, и в Ленинграде, который потом стал Санкт-Петербургом, я бывал редко и недолго.
