За два прошедших дня моя жизнь, доселе текшая весьма размеренно (если можно считать размеренными вечеринки в петербургских шалманах), изменилась так круто, как я не мог и предполагать. За предыдущие годы Империя выковывала из нас клинок, пригодный для того, чтобы разить врага в войне, выковывала тщательно, с пониманием и даже любовью. Сейчас же мне предстояло сразиться в другой войне – войне темной и грязной, войне закоулков и задних дворов, войне, где шпаге предпочитают спрятанный в кармане нож, а вызову на честный поединок – подлый удар в спину…
Квартиру я снял легко – Бейрут интенсивно застраивался, арабские трущобы сменялись блеском тонированного остекления современных жилых комплексов, и желающих сдать комнату было предостаточно. Некоторые богатые купцы в Империи покупали несколько квартир в разных приморских городах, но жили там от силы пару недель в году, а в остальное время сдавали их всем желающим. Такую квартиру снял и я – во второй линии домов, рядом с широким прибрежным бульваром Корниш, который вполне даже соперничал с Ниццей и Монако. Квартирка была маленькой, поэтому и арендная плата была весьма разумной. Заплатил сразу за два месяца. Еще одним несомненным достоинством квартиры было то, что она располагалась на втором этаже, а ее окна выходили на пожарную лестницу. Можно было незаметно покинуть квартиру, а если совсем припрет – даже выпрыгнуть из окна.
Сняв квартиру, я с облегчением перетащил туда весь свой арсенал. Из Бофора мы ехали на арендованной машине, и первый раз я так боялся полицейского досмотра. Первый раз вез оружие, не имея на то никакого разрешения…
Оружие нам выдали не штатное и не российское – видимо, из соображений безопасности. Трофеи – но в хорошем состоянии и с достаточным запасом патронов. Позаботились…
Три пистолета, все три произведены на территории Германской империи. Модернизированный «маузер», старый, но надежный, с тяжелым стволом, со сменными магазинами на десять и на двадцать патронов, со съемным глушителем. Точно из такого пистолета я учился стрелять, точно такие же покупали себе многие офицеры для ношения вместо штатных. Несмотря на то что изобретен этот пистолет был больше девяноста лет назад – не устарел ничуть! А у меня еще была, судя по клейму, спортивная модель с особым качеством выделки. Патрон 9*25 «маузер», позволяет использовать этот пистолет даже на охоте. Впрочем, опасная охота мне как раз и предстояла…
Полицейский «браунинг» 1935 – тоже старая, проверенная временем модель. Тринадцать патронов, спуск легкий как перышко. Вполне можно постоянно носить с собой под одеждой.
«Вальтер» – компактная карманная модель, но под мощный девятимиллиметровый патрон. К нему прилагалась, кроме обычной кобуры, кобура в виде небольшой книги….
Вместо обычного для Империи «калашникова» мне выдали австрийский штурмкарабин «штайр-манлихер». Совершенно непривычная прикладка – магазин находится позади спускового крючка, а не как полагается – спереди. Оптический прицел в качестве штатного. Про себя решил, что нужно где-то с ним потренироваться.
Снайперская винтовка – «маузер», который применяется и в войсках Империи. Самая последняя модель, вполне соперничающая с британскими образцами – британцы и немцы всегда оспаривали титул производителя самых лучших снайперских винтовок в мире. По мне, так немцы все же были впереди…
И, наконец, старый знакомый – богемский «скорпион», один из немногих иностранных образцов, что стоит на вооружении Империи. Любимое оружие как террористов, так и военных, которым по штату не полагался автомат. С ним нас обучали еще в морском кадетском корпусе, с ним я укладывал все тридцать пуль в мишень размером с дверцу машины одной непрерывной очередью. Глушитель, лазерный прицел – в комплекте, причем глушитель не самодельный, а фабричной выделки…
На следующий день после переезда в Бейрут я купил машину. Нужна была небольшая подержанная машина – но с мощным мотором и надежная. Значит – немецкая, промышленность Империи была сильна только в производстве внедорожников, которые покупали по всему свету, да роскошных лимузинов типа «Руссо-Балт». Обычные же транспортные средства для хороших дорог больше производили немцы…
На стоянке я колебался между «Пежо» и «Вандерером», но в конечном итоге не купил ни тот ни другой. Выбор мой пал на небольшой, но с мощным мотором экипаж производства Баварских моторных заводов – скромное купе светло-серого цвета, но с мощным, двухсоттридцатисильным двигателем. Такая машина не привлекала внимания в потоке, стоила недорого – с торговцем я договорился всего лишь за восемьсот золотых, – и в то же время на ней можно было и догнать кого угодно, и уйти от погони. В вечернее время, когда улицы немного пустеют, я опробовал машину и остался ею доволен…
Контора Ивана Ивановича – верней, даже не контора, целое страховое отделение «Первого общества страхования от огня»[42] – находилась в одном из самых престижных старых кварталов Бейрута, в самом центре, в двух шагах от площади Орудий[43], на улице эль-Мутанаби, занимая половину старого, постройки еще прошлого века дома. Выглядела контора весьма мирно, если не замечать некоторых мелких деталей – например, бронированные сейфовые двери, два выхода на две разные улицы, пуленепробиваемые и покрытые зеркальной светоотражающей пленкой стекла. Впрочем, сему имелось разумное объяснение – как-никак в конторе принимали страховые взносы, и нужно было защищаться от грабителей…
С Али мы встретились у самого входа, удивительно – но нас было только двое, никто другой из нашего экипажа не пришел. Али переоделся, стал похож скорее на молодого местного армянина из богатой купеческой семьи, немалую долю торговли здесь держали армяне. Машину он тоже купил – подержанную «Альфа-Ромео», вызывающего ярко-красного цвета, и с гордостью подрулил на ней. Восточный человек, что тут скажешь…
– Ты что, ничего неприметнее не мог выбрать?
– Если хочешь что-то надежно спрятать – поставь на самое видное место! – Али цокнул языком, точь-в-точь как местные купцы, и улыбнулся. Ну-ну…
– Пошли, что ли…
Я размышлял – как нам представляться, чтобы нас пустили внутрь, – но все мои раздумья оказались напрасными. Над дверью, видимо, была видеокамера, я даже не заметил где – но как только мы подошли ближе, приглашающе мигнул зеленый светодиод…
– Господа, открыто – лифт и второй этаж. Без церемоний…
Голос донесся из небольшого динамика, искусно встроенного в дверь. Дела…
Кабинет Ивана Ивановича и в самом деле оказался на втором этаже – удивительно, но лифт и полутемный коридор вели напрямую к нему, минуя даже присутствие[44]. Видимо, для клиентуры был другой вход, если, конечно, тут была клиентура. Впрочем, о чем это я – конечно, была, загранотдел и жандармерия работать умели…
– Доброго здоровья, господа… – Иван Иванович поднялся из-за стола, поздоровался с нами по-арабски, двумя руками, – как, обжились на новом месте?
– Благодарим! – коротко ответил я за нас обоих с Али, решив как можно меньше втягиваться в разговоры и сразу выяснить, что от нас требуется. Потому что непонятного до сей поры было много…
Видя мое серьезное лицо, Иван Иванович улыбнулся…
– На Востоке, господа, не принято сразу переходить к делам. Нужно сначала спросить о здоровье, о семье и о детях, обо всем прочем и только потом переходить к делам – иначе вы обидите собеседника и ничего от него не добьетесь. Это вам урок на будущее, господа, ибо вам здесь работать…
– Ваше превосходительство! – Я сознательно употребил титул, как бы ставя разговор в официальные рамки. – Я бы хотел узнать, когда и как нам дозволено будет приступить к работе.
– Хорошо… – Иван Иванович снова улыбнулся, что начало выводить меня из себя, – но для начала, если уж вы так рветесь работать, я бы хотел узнать от вас – а как вы себе ее представляете, будущую работу. Вам дана задача – взять живым или мертвым некоего злодея, скрывающегося от вас – и не без посторонней помощи – в миллионном городе. Как вы будете действовать?
Мы с Али переглянулись, я не мог поверить своим ушам. Это что, какая-то проверка?
– Ваше превосходительство, мы офицеры флота и привыкли выполнять…
– И тем не менее, господа… – тон Ивана Ивановича вдруг сделался ледяным, – я хочу услышать от вас, как вы понимаете данную вам задачу и как вы видите ее исполнение. Если вам так проще – извольте считать это приказом!
До сего времени все мое знакомство с миром разведки ограничивалось романами, купленными в книжных магазинах. Да, я был разведчиком – но флотским разведчиком, а это совсем другое. Наш экипаж мог прикрепить мину к днищу вражеского корабля или заминировать военно-морскую базу неприятеля. Но искать скрывающегося террориста в малознакомом миллионном городе… увольте… не наша работа…
И тем не менее – что-то надо отвечать…
– Я полагаю, ваше превосходительство, – существует же картотека жандармерии, местного департамента полиции, разведотдела. Ведется какое-то наружное наблюдение за подозрительными… Исходя из получаемой информации…
– Мы и должны действовать … – закончил за меня Иван Иванович. – Великолепно, господа! Просто великолепно! Теперь извольте ответить на такой вопрос: для чего мне, со всеми моими картотеками, с агентурой полиции и жандармерии, с наружным наблюдением за подозрительными нужны вы двое? Только на сей раз подумайте, прежде чем отвечать. Хорошо подумайте. Иначе я весьма разочаруюсь в нашем военном образовании…
Али начал подниматься со стула – но я вовремя пихнул его в бок. Все понимаю, горячая кровь и честь наших alma mater нагло задета – но разбираться надо по-другому…
А и в самом деле – почему?
И тут я понял. Понял с такой отчетливостью, что стало страшно….
– Вы не можете никому доверять… И в полиции и в жандармерии враги…
– А вы как думаете, сударь? – Иван Иванович повернулся к Али
– Другого объяснения нет… – пожал плечами тот.
В кабинете наступило молчание. Тяжелое, такая тишина бывает перед грозой, когда гром еще не гремит, но черные тучи уже клубятся над головой и ощутимо холодает…
– Браво! Браво, господа! – Иван Иванович даже несколько раз хлопнул в ладоши. – Великолепно! Беру свои слова назад насчет военного обучения – сейчас я убедился, что оно ничем не хуже гражданского! Браво!
– То есть – мы правы?
– Вы даже не представляете насколько, – помрачнел Иван Иванович. – То, что только что сказали вы, сударь, я долго и безуспешно доказывал в Санкт-Петербурге, дошел даже до… В общем, неважно – но все это считали паранойей. И только после того, как газовоз «Эдинбург» едва не протаранил порт – впрочем, мне ли вам об этом рассказывать, – наверху поняли, насколько все далеко зашло. И поняли, какие меры надо предпринимать, чтобы спасти ситуацию…
– Вы имеете в виду аргентинский вариант[45]? Эскадроны смерти?
– Отнюдь, господа. Я знаю аргентинский опыт, причем не понаслышке – но в Империи он неприменим. Массовый террор такого масштаба, как учинили в Аргентине, недопустим, он разлагает как общество, так и саму армию. Вы должны будете давать мне отчет в своих действиях, господа, – это одно из основных и непременных условий работы.
– В чем же будет заключаться наша работа?
– Для начала я расскажу вам кое-что, чтобы вы понимали, где и как вам предстоит работать. Всемогущество полиции и жандармерии, воспетое даже нашими поэтами, – на самом деле преувеличено. По меньшей мере, здесь, на Территориях. Да, есть доверенные лица[46], есть опытные оперативники. Но надо учитывать, господа, что на Территориях девять полицейских и жандармских чиновников из десяти местные, пусть даже и учившиеся в России, но все равно – местные. И среди них есть те, кто тайно ненавидит нас, кто оказывает помощь террористам. Их немного – по моим предположениям, каждый двадцатый, – но они есть, и их тайная измена обесценивает работу оставшихся девятнадцати честных людей. Как вы думаете, где может скрываться интересующий нас субъект?
– Да где угодно… – пожал плечами Али, – в городе, в пригородах…
– И опять правильный ответ! – поднял палец Иван Иванович, напомнив мне нашего преподавателя специальной тактики в Санкт-Петербурге, капитана второго ранга Тищенко, у него была такая же манера. – Он действительно может быть где угодно! Местная полиция и жандармерия оправдывают свою оперативную беспомощность наличием в городе британского сеттльмента и большим количеством иностранцев. Но это же чушь собачья! Сеттльмент имеет только три выезда, все три можно элементарно взять под постоянный контроль. Да и невозможно, отсиживаясь в сеттльменте, управлять террористическим подпольем, готовить новые злодеяния. Все террористы скрываются где-то в городе, я в этом положительно убежден!
– Но что можем сделать мы? У нас нет опыта оперативной работы, вообще никакого…
– Как ни странно – многое, господа. У вас хорошая базовая подготовка, вас учили как профессиональных флотских разведчиков, учили выживать во вражеском тылу, в самых экстремальных условиях. Вы, милейший господин Воронцов, и вовсе проявляли чудеса изобретательности во время некоторых ваших эскапад в Санкт-Петербурге, даже пробирались в известное вам здание за городом, минуя все рубежи охраны. Подозреваю, что даже Его Императорское Величество не все знает…
А это-то ему откуда известно? И ведь говорит про бессилие жандармерии, подлец. Воистину, у каждого – хоть заплатка голубая[47], но имеется…
– Теперь я хочу, чтобы вы применили все свои умения и весь свой опыт на благо государства Российского! – Иван Иванович махнул рукой, предупреждая уставной ответ в таком случае. – Если так разобраться, то у вас, у вашей пары, есть неплохие шансы выполнить задачу. Вы оба – военные разведчики, господин Халеми к тому же мусульманин и может спокойно сойти за своего в мусульманских кварталах. Ни одному полицейскому, ни одному жандарму про вас ничего не известно. Вы – никто, вас нет ни в чьих расчетах, вас никто не может предать – потому что никто ничего про вас не знает. Вы – всего лишь страховые агенты, которые суют нос повсюду, как и полагается страховым агентам. Никто не сможет сообщить о том, что вы вышли на охоту!
– Но мы же должны с чего-то начинать?
– Я дам вам диск. На нем – досье на всех установленных на данный момент активных членов террористических организаций и на всех установленных разведчиков, действующих в городе. И на этом все!
– А агентура?
– Никакой агентуры. Всю работу придется делать с нуля, опираясь только на данные досье. Я не могу дать ручательство, что полицейская и жандармская агентура надежна. Часть явно работает в обе стороны.
Великолепно…
– Ваша основная задача – верхушка Аль-Каиды. По нашим данным, действиями Аль-Каиды в городе руководит некий Мохаммед Атта, один из ближайших сподвижников Бен Ладена. Он даже более приоритетная цель, потому что Бен Ладен – теоретик, Атта – практик и организатор террора. И последнее! Помимо досье… – через стол переехал компакт-диск в дорогой упаковке с обложкой из чистой кожи и логотипом известного оперного певца … – на диске находится процедура связи со мной, обычная и экстренная. Через три дня извольте явиться с докладом о проделанной работе. На этом – все.
– Ну что? Пошли воевать за правое дело?
– Пошли сначала пообедаем! – пробурчал я, осматриваясь по сторонам. – Не знаю, как ты, а я – проголодался…
Кафе мы нашли на противоположной стороне площади, народу там сейчас – середина рабочего дня – было относительно немного, поэтому столик мы заняли, какой хотели – в самом углу и у стены. В отличие от того же чинного Санкт-Петербурга, где кафе почти не было, а были рестораны, здесь было все по-простому – столики выставлялись прямо на улице, под тентами, кухня располагалась на первом этаже прилегающего дома, на втором обычно проживала семья ресторатора. Кафе было греческим – вообще в этом городе семнадцати религий можно было найти заведение, где подавали блюда любой кухни мира…
– Закажешь?
– Тебе чего?
– Того же, чего и тебе. В греческой кухне я не понимаю ни черта…
Кивнув, Али ушел к дому, возле которого располагалось уличное кафе, о чем-то переговорил с хозяином, через несколько минут вернулся с тарелками, на которых было странного вида кушанье…
– Это что такое? – подозрительно спросил я.
– Мусака. Остальное чуть попозже принесут. Вкусно, пробуй…
Подождал, пока Али начнет есть первым, затем попробовал и сам. Необычно, конечно, – но вкусно…
– Что делать будем? – спросил Али, когда от мусаки остались одни воспоминания, а нам принесли горячий, невероятно крепкий, заваренный по-турецки кофе…
– Так это ты мне скажи, Али, – ты же правоверный. Вот и скажи – где может спрятаться другой правоверный в городе, где у него нет дома…
– Да где угодно…
– Да не где угодно. Где угодно нельзя. Нужно место, где его всегда приютят, где его никто не выдаст…
– Постой-ка… – Али отставил чашку – кажется, я понял. Ты натолкнул меня на мысль!
– Какую?
– Он прячется в мечети! Конечно же, в одной из мечетей! Идеальное место! С одной стороны – туда не войдут ни полиция, ни кто другой, не являющийся правоверным мусульманином. Есть мечети, являющиеся историческими памятниками, туда пускают неверных за плату – но во многие мечети неверным вход закрыт!
– Тише! – сказал я, останавливая разгорячившегося Али. – Говори тише, мы на улице.
– Если так разобраться … – Али перешел на шепот, – то это может быть только мечеть. Согласно хадисам[48] любой мусульманин, оказавшийся в чужом городе и которому некуда пойти и негде переночевать, имеет право переночевать в мечети. Ни один мулла, как бы он к кому ни относился, не имеет права закрыть в такой ситуации дверь перед правоверным. Кроме того – через мечеть постоянно проходят толпы верующих, во время намаза[49] можно передать деньги, инструкции, согласовать действия. И никто ничего не заподозрит. Идеальное укрытие!
Я подумал. Ничего другого в голову мне не приходило – значит, нужно было отрабатывать предположения Али.
– И как проверить мечети?
– Никак! – отрезал Али. – Даже мне, правоверному мусульманину, не позволено будет войти во внутренние покои мечети. Если я буду ходить по разным мечетям, даже если и не высматривать ничего, а просто совершать намаз каждый раз в другой мечети – это вызовет серьезные подозрения. Тем более что каждая мечеть принадлежит конкретной умме[50] и там все друг друга знают. Ты же, даже если просто будешь шататься без дела вокруг мечети в мусульманском квартале, можешь попасть в беду.
Здравствуйте, приехали. От чего шли, к тому и пришли…
– Вообще никак?
– Никак! – твердо повторил Али. – Совсем никак. Только засветимся.
Я отхлебнул совсем остывший кофе. Какая-то мысль вертелась в голове еще со времен разговора с Иваном Ивановичем …
– Слушай… А остальные наши где? Ведь если мы работаем автономно – может получиться так, что мы друг другу помешаем…
– Наши? – скептически хмыкнул Али и тут же поправился, вспомнил. – Извини… Про наших я знаю не больше, чем ты…
И тут мысль родилась, да не просто родилась – засияла во всей красе! И именно эта насмешка Али помогла мне понять, что мы должны дальше делать!
– Как ты меня назвал?
– Когда?
– Сейчас ты хмыкнул, когда я сказал «наши». Помнишь, на корабле ты меня называл предателем…
– Извини, Ворон, – Али приложил руку к сердцу, как это делали турки. – Честное слово, извини. Просто забыть сложно, как ты наш курс на Питер променял. Мог бы и остаться…
– Да прекрати ты извиняться! Ты назвал меня предателем – но это же гениально! Именно это мы и должны сделать!
– Тише ты! – теперь настала очередь Али одергивать меня. – Ты о чем? Что мы должны сделать?
– Предать! Нам – верней не нам, а тебе – для того, чтобы тебе поверили, нужно стать предателем!
– Ты в своем уме? – недобро глянул на меня Али.
– В своем! Такого никто не ждет! Здесь привыкли к тому, что местные кадры могут предать! Предают полицейские, жандармы – почему не может предать флотский офицер?!
– Потому что он давал присягу, черт тебя дери!
Я резко тормознул, по лицу Али понял, что из моего замысла он не понял ровным счетом ничего, а я, если буду продолжать в том же духе, могу запросто получить по физиономии…
– Давай-ка пересядем в машину. В мою, если не возражаешь…
Бросив на стол несколько монет – обед здесь был раза в три дешевле, чем в Санкт-Петербурге, – мы перешли улицу, расположились в моем экипаже. В тесноте, но не в обиде. Я покрутил рукоятку магнитолы, увеличивая громкость звука. Проигрывался диск с классической музыкой – Леонкавалло, «Паяцы»…
– Теперь слушай меня! Внимательно слушай и, прежде чем ответить – думай! Ты мусульманин, верно?
– Верно… – Али непонимающе смотрел на меня
– Ты мусульманин с детства, и твой отец мусульманин, и все твои родственники – тоже мусульмане, ведь так?!
– Так. Мой отец даже хаджи[51]…
– А теперь ответь, Али, – только прежде, чем ответить, подумай очень и очень хорошо. Если ты, мусульманин и сын хаджи, придешь к террористам и скажешь, что не можешь больше смотреть, как русские угнетают истинную веру, что не можешь больше жить в безверии и служить русским, – скажи, Али, они тебе поверят?!
Прежде чем ответить, Али долго смотрел куда-то перед собой…
– Да, Ворон, поверят… – наконец глухим голосом сказал он. – Ты умный, ты хорошо мыслишь. И ты хорошо знаешь мусульман. У мусульман верность истинной вере, верность Пророку никогда не будет подвергнута сомнениям. Поэтому, если я приду и скажу так – они мне поверят. Поверят… Но могут потребовать доказать свою веру делом, вступить на путь джихада, пронести взрывное устройство на корабль, например. И что мне тогда делать?
– Сдать меня! – твердо сказал я
– Что??!!
– Сдать меня, другого выхода нет. И рассказать правду о том, чем нам приказали заниматься.
Али молча смотрел на меня…
– Ты должен сказать – не вдаваясь в подробности, – что русские задумали истребить всех мусульман, идущих по пути джихада. Не задержать, не осудить – именно уничтожить, перестрелять как бешеных собак. Ответить террором на террор, кровью на кровь, смертью на смерть. Ты служил в русском флоте, и тебе как офицеру спецподразделения дали такой приказ – искать и уничтожать. Убивать тех, кто несет мусульманам слова Аллаха, свет истинной веры, убивать на людных улицах и в тихих переулках, ночью и при свете дня. Ты должен назвать не только свое – но и мое имя. Сказать, что твой друг по училищу, князь Александр Воронцов из рода Воронцовых, тоже получил в руки оружие и приказ. Ты не можешь выполнять этот приказ, убивать своих братьев – а я могу, ибо они мне не братья, они даже не преступники. Они враги. И я буду убивать – пока останется хоть один из них, я не остановлюсь…
– Тебя же убьют… – Али смотрел на меня, не в силах поверить тому, что я говорю. – Они найдут тебя и убьют!
– Не убьют. Скажи, что вся информация – в том числе об агентуре полиции в рядах исламского подполья, о предателях в их рядах – известна лишь мне. Ты – на подхвате. Тебе не доверяют, потому что ты не русский. В этом случае им нужно будет взять меня живым и только живым – чтобы получить эту информацию. А меня взять живым не так-то просто.
– Ты не знаешь, о чем говоришь. Тебе известно, кто такие хашишины[52]?
– Люди старца горы?
– Его самого. Многие думают, что Хулагу-хан, внук великого воина Чингисхана, истребил их – всех до одного. Но это не так, поверь мне, я знаю, что говорю. Они существуют и по сей день, они – часть исламского подполья. Эти хашишины убивали еще крестоносцев, пришедших, чтобы отбить Гроб Господень из рук правоверных. Никто и ничто не может спасти от хашишинов. Скорее всего, за тобой придут именно они…
– В три года… – спокойно ответил я, – я остался без отца, меня воспитывал дед, тогда еще капитан первого ранга. В три года я первый раз встал на палубу корабля, в четыре года – взял в руки оружие и начал учиться стрелять. Мой прадед командовал эсминцем при прорыве в Скапа-Флоу и приказал вступить в бой с броненосцем, который по размерам был в три раза больше его корабля. Он шел на смерть, но шел на смерть прямо, не сгибаясь – и погиб в бою, оставшись верным офицерской присяге и чести. Ты веришь в то, что ушедшие смотрят на нас с небес, Али? Вот я – верю. Никогда и нигде Воронцовы не отступали перед лицом опасности – и я не буду первым, кто трусливо отступит перед опасностью.
– Ты не знаешь, о чем говоришь… Хашишины…
– Это всего лишь люди, Али. Кем бы они ни были – это всего лишь люди. Может, они фанатичны, беспощадны и хорошо подготовлены – но я офицер и дворянин Российской империи. Я с детства готовился воевать, защищая свой дом и свою страну. Меня сложно будет взять даже мертвым – не говоря уж о том, чтобы взять живым …
– Бред полный… – Али с раздраженным, даже скорее раздосадованным видом откинулся на спинку сиденья машины, не в силах осознать сказанное, понять до конца замысел.
– Не бред. Если мы будем изображать из себя кого-нибудь другого, работать под чужими именами – играть в сыщиков и воров, в общем – нас разоблачат и очень быстро. Здесь целый департамент полиции, управление жандармерии, военные – кого только нет. И все играют в сыщиков и воров, и ничего сделать они не могут! Мы должны не играть, мы должны быть теми, кем мы и являемся. Как можно ближе к правде! Я – русский офицер и дворянин, готовый пойти на все ради защиты своей страны, даже на самое страшное. Верность стране – вот моя офицерская и дворянская честь. Меня долго готовили, лучшие кузнецы страны ковали смертоносный клинок – и теперь он покинул свои ножны, дабы разить врагов без жалости и без пощады. В этом – правда!
А ты – да, ты русский офицер и мой друг. Но, кроме верности дружбе и присяге, есть еще третья верность, которая сильнее всего и которая в твоем случае противоречит двум другим. Верность Аллаху, верность истинной вере. Ты не можешь смотреть, как твой друг убивает твоих братьев, как русские убивают и угнетают твоих братьев. То, что тебе приказали взять в руки оружие и убивать, убивать подло и грязно, стрелять в спину безоружным, стало для тебя последней каплей. После этого ты понял, что твое место – в умме, не во флоте. Ты понял, что живешь неправедно, ты не живешь, как должен настоящий мусульманин, не идешь по пути к Аллаху. Ты не хочешь предавать меня – но ты хочешь предупредить своих братьев о смертельной опасности, нависшей над ними. Вот кем ты должен быть – и в этом тоже много правды, ведь скажи. Если ты скажешь, что не хочешь играть в эту игру – я тебя пойму. И не обижусь…
– Кто из вас это придумал? – Глаза Ивана Ивановича перебегали с одного из нас на другого. Первый раз видел, как наш начальник удивился – когда мы появились вновь в его кабинете, меньше чем через три часа после того, как вышли оттуда…
– Я, ваше превосходительство…
Иван Иванович молча рассматривал меня, видимо, не зная, что и сказать…
– Сами придумали?
– Знаете… – я на мгновение задумался, не зная, говорить или нет, – еще когда я учился в училище, я написал несколько романов. Под псевдонимом. Кое-что даже опубликовали. Этот ход я придумал еще тогда – и, по-моему, его стоит воплотить в жизнь сейчас…
– Под псевдонимом… – Иван Иванович перешел на «ты», – ты хоть представляешь, что ты на себя берешь? И на что обрекаешь своего друга? Ни один из вас не имеет опыта – но ты хочешь обратиться мишенью, твой друг должен пойти в банду под прикрытием. Вы хоть представляете всю серьезность того, что предлагаете?
– Если бы не представлял – не предлагал бы… На самом деле это не так уж и опасно. Большую часть времени я буду проводить на «Александре Колчаке», там мне знакома каждая заклепка, я всех знаю, и все знают меня. Проникнуть туда постороннему будет чрезвычайно сложно. И Али тоже большую часть времени будет проводить там. На охоту буду выходить, либо десантируясь на берег с резиновой лодки, либо и вовсе – с аквалангом. Но они должны будут открыться, просто не смогут не открыться – ведь опасность будет висеть над каждым из них. Местонахождение нескольких рядовых членов организации установить несложно. Два-три трупа в темных переулках – и каждый сможет себе представить, что смерть уже стоит у него за спиной, ждет своего часа…
На рейде порта стоит авианосец, а на его борту, в его стальных коридорах затаилась смерть – по ночам она выходит в город. На охоту. Когда она придет за тобой? Сегодня? Завтра? Сколько еще человек получило приказ убивать? И кто сможет выдержать постоянное ожидание смерти? А заставить их действовать, действовать в спешке и не по плану – главная задача, только в этом случае они могут совершить ошибку. И тогда можно будет накрыть их всех, всех до последнего человека …
– Я не могу сам принять такое решение, – проговорил Иван Иванович после долгого и тяжелого – хоть ножом режь – молчания. – Я должен телефонировать в Санкт-Петербург, даже не телефонировать, а побывать там, причем как можно быстрее. Телефону такое доверять нельзя, только личная встреча и как можно скорее… Если это одобрят – то как операцию стратегического уровня. Кому-нибудь еще рассказывали об этом?
– Никак нет.
– И не рассказывайте ни под каким видом. Сейчас ваше молчание – это ваша жизнь. Отправляйтесь по домам, встреча, как и планировали, – через три дня. Ничего самостоятельно не предпринимать, ни единого шага! Поняли?
– Так точно!
– Тогда – все! Ни слова, ни звука, даже ни мысли – пока я не вернусь…