bannerbannerbanner
Ген высоты. Откровенная история десятикратного восходителя на Эверест

Александр Абрамов
Ген высоты. Откровенная история десятикратного восходителя на Эверест

Полная версия

«Последнее слово»: за кем?

«Последнее слово на восхождении всегда остается за Горой. За иллюзию и обман она может жестоко наказать как гида-профессионала, так и дилетанта, ведомого на большие высоты тщеславием и амбициями».

Анатолий Букреев. Над облаками.

Наверное, можно в чем-то согласиться с мэтром советского и казахстанского альпинизма, а можно с чем-то и поспорить. Не буду лукавить, смерть в горах – дело довольно привычное. Когда я только начинал заниматься в секции альпклуба МЭИ, каждый год мы теряли одного-двух человек из 200 его членов. Даже на сборах нас могли сразу же снять с маршрута и отправить на спасательные работы. Это еще одна неотъемлемая сторона альпинизма. От нее не уйти, не скрыться.

«Может, и меня когда-то вот так будут спускать», – думал я во время своих первых спасов[20]. Мне было всего 18 лет, я был, по сути, мальчишкой, и вся жизнь была впереди. А смерть – хоть и рядом, – но какое-то «нормальное», что ли, приложение к альпинистской жизни. В общем, относились мы к этому делу если и не с легкомыслием, то достаточно спокойно. Ну есть, значит, так надо.

Бывали и у меня «смертельные» срывы в горах.

Однажды я летел вниз 30 метров в свободном падении. Это был один из первых моих выездов в Крым. Нас учили: срыв – это смерть. Срываться – нельзя. Почему? Снаряжение было плохое и недостаточное, веревки порой ненадежные, строительные каски заменяли альпинистские шлемы. И в случае ошибок или непредвиденных ситуаций все это никак не помогало предотвратить наихудший исход.

Я летел и бился о скалы. Мимо меня пролетала веревка, я инстинктивно хватался за нее, сжигая вплоть до мяса кожу на пальцах. Мне оставалось лететь, по всей видимости, секунды три, и я все думал: когда же я, наконец, умру? Когда я перестану себя ощущать? У меня же срыв произошел – и, значит, я должен умереть. Это ведь непреложное правило. Я спокойно, беспристрастно ждал этого момента, ни о чем другом не думал, ничего не ощущал.

Вдруг – затмение: я повис на веревке. Живой. Очень удивился.

Между мной и моим страхующим не было ни одной точки страховки. 30 м голой, не обработанной страховочными точками скалы. Мы уже прошли почти весь маршрут и вылезали наверх.

Цель близка: немного расслабился, раздухарился, так сказать. И я решил чуть-чуть усложнить последний участок маршрута.

Мой страхующий был достаточно опытный товарищ, он догадался обогнуть дерево, растущее на скале (хорошо, что на крымских маршрутах часто встречается растительность), и мы вместе на этом дереве – сосне – и повисли.

Это спасло нам жизнь. Чудом. А должны были бы неминуемо погибнуть.

Меня очень сильно отругали в секции за этот эпизод, потому что я пошел на маршрут большей сложности, чем имел право. Нас наказали и лишили на полгода права на участие в мероприятиях секции. Я мог продолжать ходить на тренировки, но на сборы меня не пускали. Меня это сильно уязвило: как же так? Я прошел классный маршрут, я показал, что я более сильный, нежели меня оценивают. Ну сорвался в конце, ну ничего страшного – живой же остался. А меня загоняли в какие-то ограничивающие рамки. А я этого не любил.

В дальнейшем я тоже срывался, и даже не один раз. И когда я уже приближался к званию мастера спорта, я ходил маршруты, где есть такое понятие, как «технический» срыв. То есть прохождение стены без срыва попросту невозможно.

Зная это, ты изначально устанавливаешь максимально надежные и частые точки страховки, для того чтобы срыв был протяженностью не более 1–2 метров. Это занимает время, но зато надежно.

То есть срыв в альпинизме – это один из его элементов, к нему также нужно быть готовым и знать, что делать в подобных ситуациях. Вот почему, приобретая все новые знания и умения, ты усложняешь маршруты, и они, как ни странно, становятся тебе по силам.

Осознание возможных последствий тоже приходит с опытом. Молодой альпинист прежде всего думает о конечной цели. Впрочем, как и любой другой молодой человек, только вступивший на свой жизненный путь. Теперь же, когда я привязываюсь к веревке и делаю первый шаг, – я уже допускаю, что со мной может что-то случиться. Когда я сажусь за руль автомобиля, я предполагаю то же самое. И я пристегиваюсь – так же, как пристегиваюсь к веревке в горах.

Гора может наказать за неосмотрительность, переоценку собственных сил или неверную оценку ситуации. Но ответственность за все это лежит на самом человеке.

Искусство отступать

«Прежде чем подняться на гору, подумай, что ты хочешь найти на ее вершине. И что готов оставить внизу».

Древняя китайская пословица

Мастерство альпиниста складывается из его умений, навыков и опыта, помноженных на здравую, адекватную оценку ситуации. Но для каждого альпиниста архиважно понимание «точки невозврата». Точки, за которую нельзя заходить. В авиации есть такое понятие – «скорость принятия решения» (около 260 км/ч). Пока скорость движения самолета ниже, пилот вправе остановить взлет. После – только взлетать вверх, приняв во внимание все внешние обстоятельства и полностью неся ответственность за свои действия.

В альпинизме говорят: «“Хороший”» мастер спорта – это живой мастер спорта». Часто бывает, альпинисты, дойдя до степени мастеров, переходят ту грань риска, где от них зависит уже не все. Это и есть «точка невозврата». Но они продолжают – и «не потому, что», а вопреки. Теряют чувство реальности. Им становится все нипочем.

Например: лавиноопасный кулуар. «Плохой» мастер спорта его все равно пройдет. Но его результат уже не будет зависеть от его умений и профессионализма. Допустим, его не снесет, и он окажется на вершине. А «хороший» мастер спорта, возможно, развернется. И не залезет. Вот такой парадокс – «плохой» мастер спорта будет стоять на вершине, «хороший» – окажется внизу.

Цели «хороших» и «плохих» мастеров – разные. У «плохого» – вершина любой ценой. У «хорошего» цель другая – спуститься с горы таким же способом, как и залез на нее – на своих двоих. Живым и здоровым. Оба ходят в горы, залезают на одни и те же вершины. Но у «плохого» нет гарантии. Ни на что.

Знаменитый австрийский альпинист Райнхольд Месснер – первый человек, покоривший все четырнадцать восьмитысячников, причем без использования дополнительного кислорода, – хороший, потому что живой. Сколько раз он разворачивался, отступал от цели – не сосчитать. Только от восхождений на восьмитысячники он отказывался целых 11 раз.

Любой отказ от экспедиции – это трагедия, страшный стресс. Сколько усилий потрачено на подготовку, сколько лет ушло, сколько денег угрохано в никуда. Психологически это очень тяжело. Это настоящий проигрыш, за которым – депрессия, неверие в собственные силы, разочарование спонсоров, сочувственные взгляды поклонников… ведь они так ждали, так надеялись…

Людям не нужны поражения, людям нужны победы. Вот почему далеко не все в состоянии вот так легко поступиться своей мечтой, своей заветной целью. Они цепляются за нее всеми фибрами души, упорно игнорируя отчаянные призывы разума. И вот почему далеко не все возвращаются вниз.

Правила нужны для того, чтобы их можно было нарушать. Иногда…

Существуют такие «железные» правила, от которых нельзя отступать. Например: всегда закручивать муфту карабина. И новичков, которые только начинают свой путь в горах, учат этим непреложным азам, натаскивают на это. Новичок должен это знать, как «Отче наш», и, не задумываясь, выполнять. Это аксиома для альпинизма. И вот почему.

Мы даем эти знания, потому что порой новичкам кажется, что и так все безопасно. Но в какой-то момент я могу не углядеть, замуфтован ли карабин, веревка выщелкнется, и альпинист-новичок улетит. Вот я его вначале и проверяю: «Выщелкни веревку». – «Не выщелкивается», – радостно рапортует тот. «А вот так?» Я переворачиваю карабин, и веревка легко выскакивает из карабина. «Ничего ж себе!» – изумляется новичок, тараща от удивления (и страха) глаза. Ему-то казалось, что все безопасно. Что такого быть не может! А вот может, оказывается. И это не случайность.

Поэтому – повторюсь – в горах ничего не случайного не бывает. Ну, почти ничего. Полагаю, соотношение здесь 1 к 99.

Не случайно выщелкнулся карабин. Не случайно сошла лавина. Потому что вероятность схода лавины выше всего в кулуаре, то есть в углублении. А лавины не сходят где? Правильно, на контрфорсах[21]. Но, с другой стороны, все зависит еще и от того, какой склон. Если в сторону контрфорса или гребня идет кулуар, то может так «дать», что и с гребня улетишь запросто. В горах нужно тщательно просчитывать любой вариант. Меня иногда упрекают: «Ты же говорил – так нельзя, а теперь говоришь, что можно». Да, говорил, нельзя, но ситуация была другая. А вот именно в этой ситуации это нормально. А порой – это единственная возможность двигаться вперед. И остаться в живых.

Мое жизненное кредо: правила нужно знать назубок. И строго им следовать. Там, где это уместно. А еще правила нужно знать и потому, чтобы понимать, в какой части их можно нарушить. Опять же в том случае, если это целесообразно. В жизни такое довольно часто происходит.

 

Осмелюсь предположить, что на свете нет человека, кто хотя бы раз в жизни не нарушил правила или законы. Мы все порой переходим улицу на красный свет. Мы превышаем скорость, несясь по трассе на автомобиле (помните знаменитую цитату из романа «Мертвые души» Николая Васильевича Гоголя: «Какой русский не любит быстрой езды?»). При этом нужно четко осознавать, чем грозит тебе то или иное нарушение. Какое наказание может последовать. Все всегда зависит от того, что ты теряешь, а что приобретаешь в том или ином случае. И что для тебя самого весомее.

Так же происходит и в горах. Приведу и собственный пример.

25, 24, 23… 11!

В свое время я сильно увлекся ледолазанием. И даже был председателем комитета по ледолазанию г. Москвы. Проводил различные соревнования, спортсменов приглашал. Я обнаружил неплохую кирпичную трубу высотой 28 метров, и Гриша Ариевич, владелец трубы, загорелся: давайте делать! Мы поднимали шланги, лили на трубу в течение нескольких дней воду, и при температуре –20 градусов кирпичная труба превратилась в ледолазную сосульку. Определяли затем более простые и более сложные маршруты, краской обозначали, куда можно лезть, а куда нельзя. Вешали верхнюю страховку. Внутри трубы сделали из арматуры винтовую лестницу. По ней поднимались и сбрасывали вниз веревку. Получалась очень приличная сосулька высотой с 9-этажный дом. Все делалось на общественных началах. Лет шесть или семь мы проводили там чемпионаты Москвы по ледолазанию.

В этих соревнованиях судьи считали количество ударов по льду ледовым инструментом, прежде чем добраться до самого верха. Это показывало уровень твоей техники ледолазания: чем меньше ударов сделал, тем техничнее пролез. Кто-то пролезал 28 метров за 28 ударов, кто-то за 50. Количество ударов было очень важно. Однажды я решил пошутить и спросил судей: вот если я возьму лестницу пятиметровую, приставлю ее к трубе – это будет один удар, залезу – второй удар, потом еще один – и я наверху – так можно? Все смеялись мне в ответ: отличная шутка!

А у меня в то время в квартире шел ремонт. Валялись какие-то трубы от пылесосов и тому подобное. Сижу вечером, готовлюсь к соревнованиям, точу ледорубы.

Я всегда тщательно к соревнованиям готовился. Я же спортсмен, значит, должен быть первым! Иначе зачем в них вообще участвовать? Ради удовольствия, ради процесса – нет, это не мой конек. Конечно, ты должен быть готов и к неудаче, уметь проигрывать тоже важно. Но для меня – это крайний случай. Если я поставил себе цель, я должен ее достигнуть. Во всяком случае сделать максимально возможное для ее достижения.

И вот беру я эти трубы от пылесоса и прикрепляю к каждому ледорубу где-то по метру трубы. Получились «ледорубищи» порядка полутора метров длиной каждый. А точил я их тоже не так, как написано в учебниках. Я точил их на «иглу», а этого никто никогда не делал. Моим инструментам даже название специальное придумали – «велоцараптеры». Это означало, что мне не приходилось вбивать их со всей силы в лед – я мог слегка зацепить их за мельчайший выступ во льду и повиснуть на них. Мне этого достаточно было.

Вот подхожу я к сосульке и цепляю свой ледоруб сразу за зацепку в трех метрах от земли. Второй вешаю клювом на плечо. Делаю перехваты четыре раза по древку и цепляю следующий. И так я пролез 28 метров за… 11 ударов! Самое минимальное значение у других было вроде 23. Я пролезаю за 11 и занимаю первое место. Все в шоке. Кидаются правила читать: а в правилах длина ледоруба не указана!

Это был полуфинал чемпионата Москвы. Подходит ко мне главный судья и говорит: «Саш, все понимаю, ты правила не нарушил, но я тебя прошу: завтра на финал ты, пожалуйста, с такими инструментами не приходи». «Почему?» – спрашиваю его с невинным видом. Судья смотрит на меня с укоризной, головой качает, молчит. «Ладно, я все понял, хорошо, не приду», – успокаиваю его.

Тем не менее это был показательный опыт. И не потому, что я поступил не совсем по-спортивному или как «читер», как бы сейчас сказали. А потому, что никто и представить себе не мог, что такое возможно. 25, 24, 23… и тут 11! Судьи, конечно, просто остолбенели от моей наглости. Но сделать ничего не смогли.

Правда, правила они потом изменили. И даже международные правила переписали. Везде указали, что длина ледоруба должна быть не более 60 см. Почему именно 60? Да кто их знает… В общем, благодаря своему «изобретению» я «укоротил» ледорубы ровно до 60 см!

Участия в соревнованиях научили меня еще и правила читать. Причем не формально пролистывать, а тщательно изучать. Иногда проштудируешь написанное – и у тебя идея одна за другой в голове рождаются! Альпинисты постоянно что-то придумывают – как сделать не так, как другие. Допустим, никто не долез, кроме меня, потому что именно в этом месте я сделал не так, как другие. И у меня получилось.

Так же и в бизнесе. Все открывают 10 ларьков по продаже попкорна. Одинаковых. Ну, может, в цвета разные покрасят. А ты открываешь… воздушный шар с попкорном! И у тебя половина всех клиентов! Потому что ты отличаешься, ты не такой, как все! Ты делаешь не то, что другие, потому что так тоже, оказывается, можно. Просто никому, кроме тебя, это не пришло в голову!

Как сказал один американский президент, успеха достигает тот, кто плывет против течения. Я больше чем уверен, что всему прогрессу, который мы сейчас имеем и который стал для нас уже не то что привычен, а жизненно необходим, мы обязаны в большей степени именно нестандартным решениям. Нарушениям правил. Необычным, неожиданным ходам. Порой шокирующим, порой не совсем очевидным.

Кого сейчас удивит, например, полет на самолете? А всего триста лет назад казалось, что человек никогда сможет подняться в воздух. «Рожденный ползать летать не может», – написал Максим Горький[22]. Оказывается, может.

А мобильный телефон? Мог ли кто себе представить этак 50 лет назад, что устройство для передачи связи на расстояние сможет быть не только переносным, но и служить одновременно музыкальным проигрывателем, видеотранслятором, часами, будильником, фонариком, органайзером, навигатором да еще и заменить собой банковское платежное средство? Но кому-то пришло в голову, что так можно. И теперь это наши обычные реалии, без которых нам сложно обойтись.

Вот и я считаю, что своей деятельностью должен оставить след в истории развития человечества. Звучит, конечно, довольно пафосно. Зато честно. Я, конечно, не претендую на то, чтобы мне памятники ставили на каждому углу. Но мне на самом деле интересно менять правила, нарушать границы (в пределах разумного), изобретать что-то свое, собственное, не как у всех. Быть в своем роде единоличником, лидером, преследуя собственные цели, без оглядки на других. Кому-то такая позиция покажется слишком претенциозной. Но ведь только с такой установкой ты строишь свою собственную жизнь, а не чью-то чужую. Достигаешь собственных целей и в то же время расширяешь границы восприятия человеческих возможностей.


Часть вторая. «Смутные» времена. Большие горы. Путь к Эвересту

Первые шаги гида




Став мастером спорта, в 1991 году я морально был готов выезжать за границу, в большие горы. В Альпы, Африку, Гималаи… Наверное, в то время все советские альпинисты были готовы это делать. Но возможностей не было практически никаких. Границы вначале были закрыты. Гималаи в то время только осваивались российскими альпинистами.

История покорения Эвереста[23] началась в 1920 году, когда далай-лама впервые допустил сюда британских альпинистов. Начиная с 1922 года было предпринято около 12 попыток восхождения, но только в 1953 году это впервые удалось сделать новозеландцу Эдмунду Хиллари и шерпу Тенцингу Норгею, достигшим, наконец, высочайшей точки нашей планеты.

Безусловно, это было начало новой вехи в истории развития мирового альпинизма. Однако бурного потока восходителей на Эверест после 1953 года не последовало. В год или два проходили лишь одна или максимум две экспедиции.

Начиная с 1970-х годов начался рост интереса к гималайским восхождениям. Когда в 1982 году состоялась первая советская гималайская экспедиция на Эверест, в тот год там проходило еще 8 экспедиций. Это было много для того времени. Но советская экспедиция была скорее не только мероприятием спортивным, но и в том числе политическим. Она полностью финансировалась государством. Так Советский Союз демонстрировал свою мощь всему миру.

Отбор альпинистов в СССР для поездки в Гималаи был чуть ли не жестче, нежели в космонавты. Подготовка к восхождению на высшую точку планеты продолжалась около трех лет. Альпинисты в качестве тренировки совершили восхождения на все высочайшие семитысячники Советского Союза – пики Коммунизма (7495 м), Корженевской (7105 м), Ленина (7134 м). За два года до предполагаемой даты экспедиции в Непал выехала группа специалистов, чтобы выбрать оптимальный, по их мнению, маршрут на Эверест.

В результате наша команда поднялась на вершину не по классическому маршруту[24], а прошла уникальный первопроход – маршрут по юго-западной стене – высшей 6-й категории сложности.

На вершине Эвереста стояли Владимир Балыбердин и Эдуард Мысловский (они первыми поднялись на вершину 4 мая 1982 года), Сергей Бершов, Михаил Туркевич, Валентин Иванов, Сергей Ефимов, Казбек Валиев, Валерий Хрищатый, Валерий Хомутов, Владимир Пучков, Юрий Голодов. До сих пор этот маршрут не удалось повторить ни одному альпинисту. Да и вряд ли это вообще возможно.

Вторая советская гималайская экспедиция состоялась на третью по высоте точку планеты – пик Канченджанга (8586 м) в индийских Гималаях под руководством Эдуарда Мысловского, заслуженного мастера спорта СССР и заслуженного тренера СССР по альпинизму. 28 членов экспедиции совершили 85 человекоподъемов на все вершины Канченджанги[25]. Советские альпинисты прошли беспрецедентный траверс всех ее вершин в двух направлениях: с запада на юг – С. Бершов, М. Туркевич, У. Виноградский, А. Букреев, А. Погорелов и с юга на запад – В. Елагин, В. Коротеев, В. Балыбердин, Г. Луняков и З. Халитов. Как говорили шерпы, «русские сделали на Канченджанге трекинговый маршрут[26]».

 

Конечно, мы знали об этих экспедициях. Книжки о них читали, фотографии разглядывали. Но прекрасно осознавали, что самим нам не судьба туда добраться. Проще уж на Луну было полететь. Или на Марс, на худой конец. Но уж точно не в Гималаи.

После этих двух успешных экспедиций СССР организовал еще одну экспедицию на Эверест совместно с американскими и китайскими альпинистами и одну на Чо-Ойю в 1991 году (шестой по высоте восьмитысячник в мире высотой 8201 м). На этом СССР как страна навсегда исчез с карты мира, а вместе с ним канул в Лету и доблестный советский альпинизм.

Финансирование государства полностью прекратилось. Из весьма популярного и уважаемого спорта на советском пространстве, из спорта отважных, героических людей, которыми гордилась вся страна, альпинизм превратился в никому не нужное занятие. Еще вчерашние ярчайшие звезды альпинизма потускнели и осели на равнине обычными, никому не интересными людьми. Пробил ненастный час, как в сказке о Золушке: карета обернулась тыквой, кучера – мышами, принцесса оказалась простой нищенкой. Победоносное шествие альпинизма в СССР как спорта в одночасье закончилось.

Потом границы открылись, но денег все равно не было. Более того, их стало еще меньше ввиду гиперинфляции, захлестнувшей постсоветское пространство в начале 90-х годов. Заработать достойные деньги честным трудом было фактически невозможно, тем более чтобы обеспечить себе подобные дорогостоящие экспедиции. А спонсоров найти под горные восхождения – это уж совсем из области фантастики. Многие именитые альпинисты остались без средств к существованию, без любимой работы, без привычного образа жизни. Они стали не нужны, и им было тяжело вновь найти свое место в жизни. Некоторые навсегда завершили свои альпинистские карьеры, перестали в горы ходить.

Я вернулся к своим прежним работам по промышленному альпинизму. Женился, поскольку выполнил запланированную программу по достижению звания мастера спорта и стал чемпионом СССР по альпинизму. Девушку Людмилу встретил ровно через месяц после этого события, а еще через месяц мы поженились. Она тоже альпинистка, я сделал ей предложение прямо на вершине Эльбруса. Прожили мы вместе с ней 10 лет, у нас родилось двое детей – Лена в 1994 году и Денис в 1997 году.

Начались реально голодные времена. Моя собственная хозрасчетная фирма в итоге приказала долго жить. Я занимался высотными работами, красил фасады, герметизировал швы. Пока висел, было время подумать. Ну я и подсчитал: чтобы жене купить, например, шубу, мне нужно покрыть герметиком десять многоэтажных домов. «Нет, это не совсем подходящее занятие для альпиниста, пусть и в отставке, – крутилось у меня в голове. – А ведь в горы уже не поехать, ну никак…»

У меня в жизни правило такое есть: если что-то не клеится, что-то пошло не так – не суетись, подожди. Дождись какого-то знака, не дергайся. Так и произошло!

Меня совершенно случайно (хотя совсем случайного на свете ничего не бывает) пригласили работать в одну из самых первых туристических компаний «Пилигрим», которая специализировалась на организации туров для самых первых коммерческих туристов в России. Иностранных туристов, конечно же. Эта компания водила американцев на Эльбрус на Кавказе, пики Коммунизма и Корженевской на Памире[27]. А добираться до фирмы от метро нужно было на 141-м автобусе. 141 – мое любимое число, сам не знаю почему. Я решил, что это тот самый знак.

Так, в 1991 году, забросив поневоле занятие профессиональным спортивным альпинизмом, я сделался гидом, то есть стал водить людей в горы за деньги. Системы коммерческого альпинизма как таковой в стране тогда и в помине не было. Занимались этим одна или две фирмы, без всяких регламентов – водили людей в горы на свой страх и риск.

Меня назначили начальником отдела, и я стал придумывать, как нам выстроить систему обслуживания иностранцев в России. Нашими партнерами были американские фирмы, и работа строилась по крайне строгим правилам, если не сказать, строжайшим. За любой «косяк», например, за опоздание туристического автобуса на 40 мин. к назначенному времени – штраф 1000 долларов, и его «вешали» на компанию.

«Пилигриму» удалось создать блестящую обучающую систему совсем не советского и не российского толка. Там нужно было выкладываться по полной, из кожи вон лезть: сделать или все хорошо, или все очень хорошо. Сделать так себе, нормально или плохо – засчитывалось как преступление. Конкуренция нулевая, да и самих клиентов раз-два и обчелся. И инфраструктура практически отсутствовала. На Эльбрусе[28] в то время существовала одна канатка старая, затем появился первый ратрак[29], который иногда довозил до «Приюта 11» вещи клиентов. А выше «Приюта» вообще никто никогда не ездил. И сам «Приют 11» – единственная на тот момент гостиница[30].

Клиентами компании были самые что ни на есть обычные американские работяги – инженеры, сантехники, которым вдруг взбрело в голову провести отдых в экзотической на тот момент России, да еще и в горах. Для нас, конечно, это было крайне необычно. Мы и представить себе не могли, чтобы какой-нибудь русский сантехник «дядя Вася» вдруг отправился в Америку в отпуск (про горы я даже не говорю). На удивление, цена за поездку на Эльбрус в то время слыла немалой – около 800 долларов. Только одно маленькое «но» нас заботило: билет из Москвы на Кавказ в то время стоил… 1 доллар. Но для русского. А для иностранца – 100 долларов. Вот такая ценовая дискриминация по гражданскому признаку у нас в стране в ту пору имелась.

Но на наше счастье, вернее, на счастье иностранных туристов, досмотра у нас не водилось, и билеты можно было покупать без паспорта. Мы приобретали нашим иностранным друзьям билеты на имя «Иван Иваныч Иванов» за 1 доллар, затем летели через аэропорт Быково, где никакого досмотра не существовало вообще, и напутствовали наших клиентов: «Ребята, вы сейчас только молчите, киваете головой и быстро, ни слова не произнося, за нами проходите. Потому что это Россия, здесь иногда представители КГБ встречаются, они могут у вас паспорт попросить показать».

Иностранцам, конечно, это в новинку было. Они из свободных стран приезжали: у них дома такие мелочи, как взял ли ты с собой паспорт или не взял, – никого не волновали. Но ребята не испугались, быстро смекнули наши правила, выполняли все точно, как им предписано было, и мы без проблем улетали. Себестоимость такой программы на одного иностранца обходилась нам в 50 долларов, а выставляли мы ее за 800. Иностранцы довольны оставались, и мы тоже. Мы же, наконец, зарабатывать стали[31].

Поскольку я начал работать с иностранцами, мне пришлось вспоминать весь свой английский, который я когда-то учил в школе и в институте и который благополучно к тому времени забыл. Пошел на трехмесячные языковые курсы Шехтера – там читать и писать не учили, а учили говорить. Язык – это прежде всего средство общения. А потом уже все остальное.

Будучи уже гидом и работая на американскую компанию, у меня вдруг зародилась мысль: я и сам, без посторонней помощи, в состоянии организовать любые поездки. Сам могу водить людей на Эверест, Монблан[32], Килиманджаро[33]… Поскольку все экспедиции для иностранных туристов я практически сам с «нуля» и организовал.

Я вообще все делал сам. Помню, когда инфляция подскочила в тысячи раз, я набивал до предела маленький 45-литровый рюкзак рублевыми купюрами – трешками да пятерками и летел с этим рюкзаком, битком набитым наличностью, куда-нибудь в Азию. Оплатить вертолет на пик Коммунизма, например. Прилетал и вываливал партнерам по 10 кг денег!

В общем, опыта бесценного я понабрался. Четко представлял себе, как маршруты разработать, как логистику организовать. Как партнеров найти, договориться. Дело за «малым» оставалось – найти под это дело клиентов…

20Короткое и емкое определение спасательных работ у альпинистов.
21Контрфорс – короткий боковой хребет, длина которого приблизительно равна высоте.
22Максим Горький. Песня о Соколе. 1895 г.
23Эверест (тибетск. «Джомолунгма», непальск. «Сагарматха») – высочайшая точка планеты Земля (8848 м).
24На Эвересте существуют так называемые два «классических», то есть наиболее доступных для восходителей с технической точки зрения, маршрута: маршрут с южной стороны, со стороны Непала, и с севера – с тибетской стороны.
25Канченджанга – имеет 5 отдельно значимых вершин, 4 из которых выше 8000 м: Главную – 8586 м, Южную 8491 м, Центральную 8478 м, Западную (Ялунг Канг) 8505 м и Кангбаче 7902 м.
26Трекингом называют неспешные горные маршруты, которые могут проходить через горные перевалы, но не имеют цели восхождения на ту или иную вершину. Своим высказыванием шерпы имели в виду, что Канченджанга слишком легко тогда далась нашим альпинистам.
27Памир – горная система на севере Центральной Азии, на территории Таджикистана, Китая, Афганистана и Индии (прим. ред.).
28Эльбрус – самая высокая горная вершина России и Европы, высота 5642 метра.
29Самоходный транспорт на гусеничном ходу, созданный на основе конструкции трактора. Ратраки предназначены для подготовки лыжных трасс и горных заснеженных склонов, перевозки людей, грузов и спасательных операций в условиях высокогорья.
30Идея создания на склоне горы Эльбрус благоустроенной высокогорной гостиницы для отдыха альпинистов и горных туристов перед подъемом на гору родилась в 1909 году у группы «Российского горного общества» в составе 11 туристов, которая остановилась лагерем на юго-восточном склоне горы на высоте около 4200 м. Трехэтажный «Приют 11» был построен в 1937 г. за один сезон и имел крайне необычную форму, напоминающую космический корабль.
31Сейчас стоимость поездки на Эльбрус ничуть не изменилась и составляет примерно те же 800 долларов. Но зато себестоимость ее возросла до 700 долларов США. Это произошло потому, что конкуренция на Эльбрусе выросла в разы, и все стараются снизить цену продажи тура. Я, кстати, с этим очень сильно борюсь. Не всегда получается, правда, но очень хочется.
32Монблан – самая высокая точка в Альпах, высота 4810 метров.
33Килиманджаро – высочайший стратовулкан Африки, высота 5895 метров.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru