Александр А.
Шатун
Не включая мигалки, Леонид вышел из нивы достав и держа перед собой табельное оружие. Направляясь в сторону внедорожника Леонид держал на мушке дверь со стороны водителя.
Выходи из машины, тварь! Произнёс он.
В ответ тишина. Тогда он ещё раз повторил фразу, и снова тишина. Далее полицейский услышал доносившиеся звуки сирен, которые вот-вот приблизятся. Ждать он больше не стал, и, подойдя к двери аккуратно, стоя боком таким образом, чтобы не оказаться на линии огня, открыл её. Быстрым движением он осветил фонариком салон и увидел, что тело мужчины находится на крыше, так как, по-видимому, он не был пристёгнут. Он достал бездыханное тело из салона и, положив его на снег, убедился в том, что он ещё жив, но Антон был прав, и он и вправду в него попал. Вся левая сторона была в крови, так как молодой полицейский прострелил ему плечо.
Василий Игнатович не знал, с какого этажа начать обследование здания, пока не услышал звон от ударов по батарее. Держа пистолет на изготовке, он с фонариком в руках по лестнице направился на звук. Дойдя до четвёртого этажа, он понял, что звук доносится отсюда. Зайдя в помещение, он услышал, что звук усилился, он пошёл в его направлении, и через метров сто он увидел чей-то силуэт, осветив фонариком, Василий Игнатович убедился, что это Люба, а рядом с ней лежит человек и. по всей видимости, это был Вова. У Василия Игнатовича душа перевернулась наизнанку, он побежал в их сторону и, подбежав, упал на колени.
– Люба, как ты?
Она не смогла ответить, только лишь тихо и хрипло что-то прошипела, и он не смог разобрать. Осветив её фонариком, он увидел следы от удавки на её шее и всё понял. Первым делом он попытался нащупать пульс у Вовы, он был очень слабым, оглядевшись вокруг, он увидел, что молодой мужчина потерял много крови, так как лужа вокруг была уже порядочного размера.
– Всё будет хорошо, Люба, отпусти его, давай теперь я подержу рану.
Произнеся это тихим голосом, Василий Игнатович одной рукой взял ослабленные руки Любы и отвёл их в сторону, а сам принялся держать рану.
– Прости, Люба, прости! Я не смог всё это предотвратить, – произнёс вновь тихим голосом Василий Игнатович. Но Люба его уже не слышала, она не слышала ничего вокруг, сидя упёршись спиной к батарее, погруженная в мысли о всём произошедшем.
Минут десять спустя послышались сирены, и всё здание осветили проблесковые маячки.
Адаптация
Утро, рассвет. Первые солнечные лучи ворвались в окно и осветили комнату. Это была детская комната. Сначала лучи осветили полку с книгами, затем по мере того, как солнце начало подниматься всё выше от горизонта, лучи спускались всё ниже, охватывая всё больше и больше пространства. Добрались до стены, выкрашенной в цвет сочной весенней травы, затем, медленно скользя по ней вниз, ненадолго остановились на чьём-то лице. Ещё совсем молоденькое личико нахмурилось во сне, человечек начал ворочаться. Но лучи не останавливались и через некоторое время спустились ещё ниже, личико расслабилось и улыбнулось во сне, теперь ничто не мешало продолжить сладкий сон. А лучи тем временем уже скользили по полу, продвигаясь всё ближе и ближе к окну.
Спустя некоторое время в комнате послышались первые звуки щебетания птиц, доносящиеся из приоткрытого окна. Личико, всё ещё находящееся с закрытыми глазами, улыбнулось, насколько всё же человеку приятны звуки природы. Спустя ещё некоторое непродолжительное время в комнате проявился приятный и очень завораживающий аромат блинчиков, который тяжело спутать с чем-то другим. Всё ещё улыбающееся личико приоткрыло глаза. Алёша прислушался, услышал, что на кухне на сковороде скворчит масло, затем услышал звук выливающегося теста на неё. Он уже обо всём догадался. Бабушка встала, как всегда, пораньше и решила испечь любимые блинчики для него, ведь это был самый прекрасный завтрак, особенно если к блинам подавалось сгущёное молоко. Встав с кровати, Алёша на цыпочках тихо подошёл к окну, чтобы не выдать себя. Выглянув в него, он увидел прекрасное весеннее утро, на дворе был март, вокруг всё было освещено солнцем, деревья вокруг и кусты были ещё без зелени, но на их ветках уже начали созревать почки. От предвкушения, что вскоре всё расцветёт и заиграет яркими красками в душе ещё не совсем взрослого снаружи, но повзрослевшего не по годам ребёнка, внутри души стало так прекрасно, тепло и уютно, что улыбка его стала ещё шире. Вдруг он услышал шаги, двигающиеся с кухни в сторону его комнаты. Он мигом запрыгнул в кровать, накрылся одеялом и закрыл глаза.
В комнату тихонько вошла бабушка.
– Алёша! – тихим и нежным голосом произнесла она.
Мальчик не пошевелился, но улыбку еле сдерживал. Бабушка увидела, как дрогнули его губы.
– Алёша! Просыпайся! – снова произнесла она тихим голосом, не скрывая улыбки. Мальчик чуть шевельнулся и лёг на бок той стороной, чтобы бабушка не увидела его улыбку, которую сдерживать он больше не мог.
– Как же ты крепко спишь! Ну что ж, раз тебе всё не проснуться, то тогда я пойду одна позавтракаю блинами, как раз открыла свежую банку вареного сгущённого молока.
И, сделав вид, что уходит, тихонько встала за дверью, поглядывая в щёлку. Перед ней открылась такая картина. Алеша скинул одеяло, быстро вскочил с кровати и, торопясь, начал искать тапки под кроватью, один нашёл сразу, а со вторым пришлось потрудиться, чтобы его отыскать. Бабушка тихонько рассмеялась и быстро двинулась в сторону кухни. Следом за ней из детской комнаты выбежал её внук, с тапками, одетыми впопыхах не на ту ногу, он обогнал Светлану и со словами “Я первый” прыгнул за стол и сел на свой привычный стул. Бабушка, смеясь, дошла до кухни и произнесла:
– Алёша, я думала, что ты так крепко спишь, что мне придётся съесть все блинчики самой!
Мальчик, улыбаясь, немного помолчал, а затем произнёс:
– Бабушка, а ты что, меня будила? Что-то я не слышал. Проснулся почувствовал, что пахнет блинчиками и просто пошёл завтракать.
– Ну ты, конечно, молодец, мой родной, ну а как же то, что следует для начала умыться и помыть руки, прежде чем садиться за стол? – произнесла Светлана.
– Ах да! Совсем забыл, – сказал Алёша.
– Сходи умойся, а затем возвращайся за стол, блины ещё не успеют остыть.
Мальчик, выслушав её, встал из-за стола и пошёл в ванную.
У семьи Алёши, которому в данный момент было 5 лет, последние два года выдались сложными. Поначалу он рос в полноценной семье, где царил мир и покой, его окружали заботой его родители и бабушка с дедушкой по маминой линии, бабушку и дедушку со стороны отца он не помнил, т.к. они жили очень далеко от них, а возможности добраться до них практически не было, не считая пары раз. Когда Алёше исполнилось два года, заболел его любимый дедушка, который души не чаял в Алёше, а Алёша к нему, ведь его дед был лётчиком, и у него всегда на этот счёт было много различных историй, связанных с полётами. Алёша часами мог слушать его истории и не уставал, хотя это совсем не свойственно для двухлетнего малыша. Дедушка и вся семья отчаянно боролись с болезнью, но, к сожалению, болезнь взяла верх. Дед улетел в небо, как истинный лётчик, такие мысли пришли к Алёше после этого и останутся с ним до конца. Уход деда очень сильно повлиял на всю семью, как оказалось, он был самым крепким звеном их цепи. Мама Алёши сильнее всех приняла это близко к сердцу и немного отстранилась от семьи, но всё это было связано с тем, что никто друг другу не подал руку помощи и не поддержал. Папа остался жить в квартире, а Алёша и его мама переехали к бабушке. Каждодневные слёзы, лица без улыбок окружали каждый день Алёшу, он ничего не мог понять, ведь уже в столь юном возрасте он любил жизнь, ведь дедушка своими действиями и рассказами говорил и показывал, насколько она прекрасна. Он пытался улучшить состояние мамы и бабушки, а папа и вовсе не появлялся, но затем спустя некоторое время семья снова воссоединилась. Алёшиному счастью не было предела. Он снова начал видеть родителей вместе, он чувствовал прилив сил, снова начали появляться улыбки на лицах вокруг него. Но, как выяснилось, это всё ненадолго. Начались бесконечные скандалы и ссоры между папой и мамой, между мамой и бабушкой. А единственное, что чувствовал юный Алёша, так это то, что думал, что он причина всех этих бед, ему приходили мысли о том, что он не нужен никому, кроме своей мамы. Мама – единственная, кто проявлял заботу о нём, и он чувствовал, что их любовь взаимна. Спустя какое-то время снова съехал папа. Алёше его не хватало, ведь ему хотелось полноценной семьи, но в тоже самое время скандалы прекратились, и он больше не видел страданий и слёз своей мамы, он был этому очень рад. Прошло некоторое время, и мама стала возвращаться домой со счастливой улыбкой на лице, она пребывала в счастье, словно порхая, как прекрасная бабочка в тёплый летний денёк. Но, как и жизнь бабочек, мамино и Алёшино счастье было недолгим. Осенью, а точнее в ноябре, мама уехала отдохнуть на выходные, поцеловав и обняв Алёшу она сказала: “Сыночек, я очень тебя люблю, ты побудешь с бабушкой всего пару дней, и я вернусь”. Алёша очень грустил в тот день, почему-то не осознавая внезапное волнение, его что-то тревожило, и, как выяснилось позже, не зря. Мама не вернулась. Только через неделю Алёше сказали, что его мама в больнице. Бабушке пришлось уехать на продолжительное время к его маме, и он проводил время с папой. Новый год он встретил с бабушкой и загадал желание о том, что бы мама скорее выздоровела и вернулась к нему. Спустя полтора месяца он смог её навестить, они провели чудесные выходные, и вскоре мама обещала приехать домой. Они с бабушкой приготовили в тот день чудесный ужин, ожидая, что мама вот-вот приедет, но так и не дождались её. Алёше так и не сказали причину, почему мама не вернулась, он только видел слёзы бабушки на следующий день и последующие, она думала, что Алёша не замечает её расстройства, так как пыталась всё это скрывать, но он всё видел. Когда мама не вернулась, Алёша забеспокоился, но через пару дней она всё же позвонила и сказала, что ей придётся задержаться в больнице ещё на некоторое время.
Вернувшись на кухню, Алеша сел снова за стол напротив своей бабушки. Взяв в руку предварительно скрученный в трубочку блин, ложкой нанёс на него варёную сгущёнку. С большим блаженством вкусив блин, он запил его чаем. Спустя несколько минут в замочную скважину входной двери кто-то вставил ключ, тихо его поворачивая, замок начал производить характерные щелчки, работающие на открывание.
– Бабушка! Кто там пришёл? – спросил Алёша у бабушки.
– Не знаю. А ты сходи посмотри.
Алёша, положив откусанный блин на тарелку, вышел в коридор. Он замер на месте, смотря вперёд. Человек зашёл и устремил свой взгляд на Алёшу. Они стояли неподвижно, смотря друг на друга. У обоих по щекам потекли слёзы. Спустя ещё мгновение Алёша ринулся вперёд, бегом он прыгнул в объятия этому человеку и, всхлипывая, произнёс:
– Мамочка, мамуля! Немного помолчав, он вновь произнёс. Я тебя никогда больше никуда не отпущу! Ты поняла меня? Никогда!
– Я знаю это, сыночек, знаю, – прошептала ему на ухо Люба.
Светлана наблюдала за ними, облокотившись плечом о дверной проём кухни. Она улыбалась, и слёзы скатывались по её щекам. Она пока что не смирилась с потерей сына и с случившимся, целый месяц она размышляла над произошедшим. Светлана была счастлива, что Люба в итоге осталась жива, когда ей вновь позвонили из полиции и сообщили, что Люба и Потап находятся в больнице, а её сын вообще в крайне тяжёлом состоянии, она чуть не сошла с ума в первую очередь от непонимания и во вторую от шока, после того как ей объяснили всю произошедшую ситуацию. Ей пришлось съездить в Псков на один день, пообщаться со следователем и навестить своих детей в больнице. Потап находился в тяжёлом состоянии и не приходил в себя, а, увидев Любу и то, насколько она пострадала от всего, ведь шрам на её шее навряд ли заживёт очень быстро, она не смогла найти слов, а только вновь упала на колени перед ней, произнеся слова: “Прости. Прошу тебя, прости, доченька, я не могла и предположить”. В течение всего месяца она вспоминала свою жизнь и все свои ошибки, связанные с воспитанием детей, и тем, насколько она летала в облаках, думая, что всё делает правильно, и не замечая роковых ошибок и того, что происходит на душе у её собственных детей. Прошёл всего месяц, но она поняла, что очень любит обоих своих детей в любом случае, но, несмотря на произошедшее, ещё потребуется какое-то время, чтобы полностью адаптироваться к новой жизни.
– Ну что! – произнесла Светлана с улыбкой, – давай раздевайся! А то блины стынут! Сказав это, она отпрянула от проёма и последовала внутрь кухни для того, чтобы налить ещё одну чашку чая.
Люба сняла верхнюю одежду и обувь, затем прошла для начала в ванную комнату, для того чтобы помыть руки, прежде чем зайти на кухню. Всё это время Алёша находился рядом с ней, не отходя ни на шаг. Он столько всего хотел ей рассказать, что не знал, с чего начать, будто боялся, что не успеет, и мама вновь пропадёт. Вместе они прошли в кухню и сели за стол, Люба почувствовала приятный аромат бергамота, и в её желудке немного заурчало.
Светлана заметила, что Люба намеренно не стала снимать с шеи шёлковый шарф, по-видимому, для того чтобы не травмировать психику Алёши. Да, это ещё много лет будет напоминать им всем о том, что произошло.
– Мама, а почему ты не сняла свой шарф? – произнёс Алёша, сделав глоток чая.
Люба и Светлана понимающе переглянулись.
– Ой, он такой красивый и удобный, что мне захотелось его оставить, – ответила Люба, придумав это на ходу. – А что, разве не красивый?
– Красивый, красивый. Мама, ты кушай блинчики, они очень вкусные, бабушка очень старалась, когда готовила их.
– Да, очень старалась! – подтвердила Светлана, улыбаясь.
Люба, сложила блин в треугольник и, положив на него ложку варёной сгущёнки, откусила кусок. У неё всё ещё оставался страх от боли, которую причиняла ей любая еда месяц назад и которая сопровождалась примерно две недели. Месяц назад её гортань была очень сильно повреждена от того, что она мечтала забыть так же, как и забыла о том, что происходило, когда она находилась в лесу. Прожевав кусок, она его проглотила, затем сделала глоток из чашки, она поняла, что переживала напрасно, боли не было.
Месяц назад, находясь ещё, как оказалось, в старой заброшенной военной части, Люба лежала, уперевшись о батарею на четвёртом этаже казармы. Пребывая в шоковом состоянии, она смутно помнила, как врачи скорой помощи вместе с Василием Игнатовичем и другими полицейскими спустили её и Володю вниз. Их посадили в разные автомобили скорых, поэтому она не знала, куда отправили Вову, она знала лишь, что её привезли в ту же самую больницу, где она находилась ещё утром того же дня. Оказав ей всю необходимую первую помощь, её вновь разместили в палате терапевтического отделения. Уснуть в первую ночь ей помогло лишь обезболивающее и успокоительное, о которых ей пришлось попросить медсестру. На утро её навестили сотрудники полиции, для того чтобы разобраться в произошедшем, на все её встречные вопросы о Вове, которые ей приходилось задавать шёпотом сквозь резкую боль в гортани, они не отвечали, их интересовало другое, всё то, что происходило там, в старой заброшенной казарме на четвёртом этаже. Через какое-то время приехала мама, она много плакала и говорила что-то не вразумительное, и это было понятно, Люба попыталась представить себя на её месте, но сразу же прогоняла эти мысли. Осознание того, что сотворил её брат, заставлял и её не спать ночами, ведь они да, ругались до этого, но это нормальная практика между братьями и сестрами, но она и представить не могла, что он настолько её ненавидел. У неё из головы не выходил один момент, о котором она забыла, но сейчас вспомнила и решила, что это было отправной точкой для того, чтобы задуматься о его ненависти, которая росла с годами и в данный момент стала находиться на предельной точке. В далёком две тысячи десятом году он приехал со службы домой и в какой-то момент, повздорив, он схватил её за шею и начал душить. Отца тогда не было дома, но была мама, и это как раз-таки и спасло Любу от гибели, так как мама, схватив Потапа, крикнула, что лучше пусть он задушит её. В тот момент он отступил, папе никто ничего не рассказал о том инциденте, поэтому Потап ушёл от этой ситуации безнаказанным. Со временем все начали забывать о произошедшем, так как брат с сестрой разъехались в итоге по разным сторонам, и каждый занимался своими личными делами самостоятельно, не касаясь друг друга, изредка видясь в кругу семьи. Любе казалось, что ситуация с папой должна была сплотить их всех вместе, но в итоге после его ухода они практически совсем потеряли друг с другом связь, несмотря на все попытки Любы наладить взаимоотношения. А Саша, её бывший муж, в конечном итоге был прав, посещала иногда её такая мысль, ведь он говорил, что от Потапа можно было ждать лишь беды, но Люба не верила в это, ведь, несмотря ни на что, она любила его как старшего брата.
Спустя пять дней, пролежав в стационаре, Любе сообщили о том, что скоро состоятся похороны одного из участников этой кровавой истории, имя ей не сообщили, но сказали, когда и где пройдёт прощание с этим человеком. Люба не знала, о чём думать, Вова! Её сердце разрывалось, она желала вернуть время вспять, для того чтобы Вова задержался где-то и чтобы не успел приехать за ней, и чтобы брат успел сделать то, что задумал, лишь бы он оставался жив. Люба надеялась, что хотя бы Василий Игнатович навестит её, чтобы всё разъяснить, но он так ни разу и не появился. Телефона у неё тоже не было, поэтому связаться ни с кем не могла, не считая момента, когда попросила телефон у соседки по палате, для того чтобы связаться с мамой в начале госпитализации, чтобы успокоить Алёшу. Разузнав у медсестры о том, где должно состояться прощание, она отпросилась в тот день туда на несколько часов. Медсестра отпустила, и Люба вышла из больницы и направилась на автовокзал, ведь район, в котором проходило прощание, был районом проживания Володи. Сев в автобус у окна, она ехала и смотрела на практически однообразную лесную картинку, со слезами на глазах Люба вспоминала моменты, проведённые когда-то вместе с Вовой, его смех и шутки, которые заставляли её смеяться до колик в животе, их многочасовые разговоры, которые заставляли её улыбаться, так что щёки начинали болеть, и грустные моменты, когда они поддерживали друг друга и тем самым спасали от ненастья. Да, за их полтора года общения они узнали друг друга так, будто и не было этих двенадцати лет разлуки. А теперь всё, всё закончилось, сердце Любы разрывалось от того, что она стала причиной изначально того, что её ненавидел брат, и что привело к тому, что Вова погиб, ведь не было бы всей этой ситуации, если бы она просто не родилась на этот свет. С этими мыслями она не заметила, как доехала до места назначения.
Выйдя из автобуса, она не чувствовала ничего – ни тепла, ни холода. Спросив у идущей навстречу женщины, как пройти к часовне, она пошла туда, куда та указала.
Через минут десять она подошла к часовне, отпевание, по-видимому, уже шло, и Люба, переборов страх, накинула на голову шёлковый платок, который по просьбе Любы привезла мама, для того чтобы скрыть следы на шее, затем перекрестилась и, открыв тихонько дверь, зашла внутрь. Людей было очень мало, но Люба, немного оглядевшись, распознала Василия Игнатовича и мужчину, которого она видела впервые, несколько девушек и, скорее всего, родителей, которых до этого она никогда не встречала. Все проливали слёзы, включая Любу, но Василий Игнатович был стоек, несмотря на мужчину, находившегося неподалёку, но он скорее не рыдал, а просто мужская скупая слеза периодически катилась по его щеке. Закончив церемонию, гроб вынесли вновь зашедшие четверо мужчин, по-видимому, нанятые именно для этих целей. Находясь в часовне, Василий Игнатович в какой-то момент кивнул Любе, а она кивнула в ответ. Выйдя на улицу вслед за гробом, Люба и Василий Игнатович оказались рядом, и они медленно побрели в сторону кладбища.
– Как вы, Любовь? – спросил тихим голосом полицейский.
– Спасибо, держусь, – сквозь текущие слёзы произнесла она.
– Вы большая молодец!
Люба промолчала.
– Я понимаю, что это тяжело осознавать, тем более, что это сделал ваш брат, но, к сожалению, это жизнь, и с этим ничего не поделать. За свою работу в полиции я видел много смертей, и к этому привыкнуть невозможно.
– Почему вы не приехали ко мне в больницу? – спросила Люба.
– Видите ли, Люба, я с удовольствием приехал бы к вам, но я нарушил устав, и меня на время расследования отстранили от дел, и я не знал, как посмотреть вам в глаза. Ведь я так хотел уберечь вас от всего этого.
– Не вините себя, Василий Игнатович, жизнь не предсказуема.
– Порой как раз-таки предсказуема, ведь это моя работа раскрывать и предсказывать, но в этот раз опоздал. Ведь ваш бывший муж, а затем и вы упоминали о том, что в вашей семье есть моменты, в которых у вас с братом были конфликтные ситуации, но я зациклился на вашем бывшем муже. Это была ошибка.
Какое-то время они шли в тишине, а затем Люба поинтересовалась:
– Скажите, как вы нашли меня? Ведь никто не мог знать, что на уме у моего брата.
– Любовь, в этот раз, так же как и в первый, я был ни при чём. В первый раз Вас нашла семейная пара, ну, а в этот раз, – Василий Игнатович немного замешкался, а затем продолжил, – а в этот раз Вова продумал всё наперёд и проследил за Вами через смартфон, который он вам дал в использование, не буду вдаваться в подробности, но это он отследил вас и сообщил мне о вашем местонахождении.
Люба вновь замолчала, слёзы ручьём катились с её глаз по щекам. Подойдя к месту захоронения, гроб начали опускать вниз, Люба почувствовала, как ей становится плохо, и Василий Игнатович во время схватил её. Его мама рыдала так громко, крича его имя и спрашивая господа о том, почему он забрал именно его, когда у него ещё была вся жизнь впереди, одна из девушек, наверное, сестра, стала её успокаивать, а его отец, по-видимому, находился в шоке, до конца не понимая, что всё-таки происходит. Василий Игнатович держал Любу, прижав к себе. В тот момент ей так хотелось подойти к родителям и встать перед ними на колени, прося прощения, ведь это она и только она была виновата в его гибели, но в итоге так и не нашла в себе сил, чтобы сделать это. После того как все разошлись, на кладбище остались лишь она, Василий Игнатович и мужчина, которого Люба не видела до этого.
– Люба, а вам в больницу во сколько возвращаться? – спросил полицейский.
У Любы не было мобильника, но были при себе часы, взглянув на которые, она произнесла хриплым голосом:
– Через час.
– Лёня! – произнёс Василий Игнатович.
– Да.
– Мы сможем довести Любовь до Пскова?
– Конечно, сможем, – ответил Леонид.
После этого они выдвинулись с кладбища в сторону городка. Дойдя до автомобиля, Василий Игнатович помог Любе разместиться на заднем сидение, а затем сам сел на переднее пассажирское, а Леонид занял водительское кресло, и они выдвинулись в путь. По дороге Василий Игнатович и Леонид вспоминали Вову и рассказывали о своих впечатлениях о нём как о человеке, что такие по жизни встречаются редко, и для них была честь быть знакомым с ним. О её брате и о произошедшем они не вспоминали, да и Люба находилась в таком состоянии, что ей было не до этого, она целиком и полностью была отстранена от всего, что происходило вокруг. Приехав в Псков, полицейские сопроводили Любу до больницы и сказав о том, что в любой момент она может обращаться к ним по любым вопросам по прощались и покинули больницу, оставив её наедине лишь со своими мыслями.
Люба пролежала в больнице практически до конца месяца, связавшись с мамой, она попросила, что бы никто ни надумал её навещать, потому что ей нужно было время много чего обдумать. За этот период она узнала, что Потапа практически вылечили, и что ему грозило лишение свободы. Периодически Любу навещали следователи, допрашивали и составляли дело против её брата, добиваясь того, чтобы он получил максимально возможный срок, ведь он не только умышленно хотел лишить жизни её, но и убил человека. Она не была против того, чтобы он понёс наказание, потому что такое и вправду прощать было нельзя. Впереди должен был быть судебный процесс, но до него после её выписки оставалось ещё как минимум несколько недель.
После выписки из больницы, перед тем как уехать в Петербург, у Любы был план. В первую очередь она приобрела недорогой телефон и подключила сим-карту, затем, позвонив маме, попросила номер телефона Василия Игнатовича. Дождавшись, когда придёт сообщение от мамы, Люба позвонила полицейскому. У неё был вопрос к нему о том, где проживает семья, спасшая её от гибели, на что он сказал, что перезвонит ей минут через пять, так как он не обладает этой информацией в связи с увольнением из полиции. Люба была крайне удивлена этому событию, но он поблагодарил искренне её за это, хоть ситуация, произошедшая с Любой, и не была приятной, но всё же она повлияла на муки его выбора, и выбор пал на семью, в которой все были счастливы видеть и осознавать, что дома ему уже не угрожает никакая опасность в связи с работой. Затем они закончили разговор, и Любе пришлось подождать около пяти минут, для того чтобы он ей перезвонил. Сообщив ей информацию о месте жительства людей, которые спасли её, они попрощались с Василием Игнатовичем, вновь поблагодарив друг друга. Люба посмотрела в карту Пскова в своём новом телефоне и, узнав местонахождение данного адреса, выдвинулась в его сторону. Шла она пешком, на улице, несмотря на лежащий местами снег, было очень тепло, солнце уже пригревало гораздо активней, поэтому Люба шла не спеша, наслаждаясь первыми весенними деньками. Спустя около двадцати пяти минут она подошла к дому, где жили эти люди. По пути она заглянула в магазин и приобрела для этих людей небольшие подарки. И вот, стоя возле входной двери у нужной парадной, оставалось лишь набрать на домофоне номер квартиры. Люба очень волновалась, но набралась сил и позвонила в домофон.
– Кто там? – спустя несколько гудков ответил женский голос.
Люба молчала, немного растерявшись.
– Кто там? – повторил голос.
– Здравствуйте! – спустя несколько секунд молчания всё же ответила Люба.
– Здравствуйте, вы к кому?
– Простите, моё имя Люба, и мне нужны Борис и Валентина Смирновы.
– Да, а по какому вопросу? – спросила женщина немного взволновано.
– Простите, я не хотела вас беспокоить, но я – это та девушка, которую вы спасли в ноябре.
Женщина замолчала, и это продлилось секунд десять, но Любе показались они вечностью. Затем она проговорила:
– Заходите скорее, Любочка.
И тяжёлая металлическая дверь открылась.
Люба поднялась на третий этаж, прямо напротив лет лестничного пролёта была приоткрыта дверь с тем номером квартиры, куда ранее она звонила через домофон. Подойдя к двери, Люба постучала.
– Да, да, да. Войдите, открыто.
Открыв дверь, Люба увидела женщину лет шестидесяти, она хорошо выглядела для своих лет. С улыбкой на лице она произнесла:
– Проходите, Любочка, не стесняйтесь!
Люба улыбнулась и вошла за порог.
– Спасибо вам огромное!
– Раздевайтесь! – продолжила женщина, – давайте вашу куртку! Сейчас пойдём пить чай! Или, может, вы голодны? У меня как раз готов обед.
Сказав это, Валентина взяла Любину куртку и повесила в гардероб.
– Спасибо, но я не голодна, чая будет достаточно.
Прежде чем пройти в кухню, Люба спросила у Валентины про ванную комнату, та, показав её местонахождение, подала ей чистое полотенце. Люба, поблагодарив её, исчезла за закрытой дверью ванной комнаты.
Валентина была поражена неожиданностью такого поворота событий. Она всё не могла никак прийти в себя с того момента, как всё это произошло с ней и её мужем. С тех пор прошло уже четыре месяца, и периодически, садясь за стол, Валентина и Борис задавали этот вопрос друг другу о том, что им было интересно, как сложилась судьба этой девушки. Валентина была счастлива от того, что Люба находилась в данный момент в их квартире, жива и здорова, правда, тяжело было сказать о том, что у неё совершенно здоровый вид, но всё же она никогда не забудет Любу в тот момент, когда они её обнаружили.
Люба умылась и, вытерев руки и лицо бархатным полотенцем, вышла из ванной комнаты и направилась на кухню, где Валентина с трепетом накрывала на стол.
– Любочка, присаживайтесь туда, где вам будет удобнее всего, – разливая чай по чашкам, произнесла Валентина.
Люба заняла место у стены, кухня была небольшого размера, по-видимому, около шести квадратных метров, но очень уютной, и вокруг росло множество цветов.
Валентина подала две чашки на стол и присела напротив Любы.
– Люба, спасибо вам большое, что вы решили навестить нас, мне, правда, очень жаль, что Бориса в данный момент нет дома, но он должен приехать примерно часа через два.
Люба, отпив чай, с улыбкой посмотрела в глаза Валентине.
– Валентина, меня благодарить не за что, а вот я пришла к вам не просто так, ведь если бы не вы в тот злополучный вечер, то меня бы просто напросто не было бы в живых, поэтому я вам очень благодарна за спасение и в первую очередь за то, что я снова могу видеть своего сына.
Валентина обратила внимание на то, что говоря об этом, у Любы хоть и не сходила с лица улыбка, но всё же слёзы начали появляться в её глазах и, не сдержав одну из них, проронила её на стол, зацепив мимолётом щёку.
Они обе замолчали. А затем Валентина спросила.
– Нашли того человека, что сделал это с вами?
– Ну, по большей части травмы нанёс мне дикий зверь, а так да, этого человека нашли, правда, ценой жизни другого, очень хорошего человека.
Люба отвернула голову в сторону, чтобы Валентина не видела её слёз, которые она пыталась сдержать до этого.
Глубоко вздохнув, Валентина произнесла:
– К сожалению, иногда люди более жестоки, чем дикие звери, но главное, что уже всё позади. И осталось лишь постараться об этом всём забыть и жить дальше.
Они вновь немного помолчали, отпивая понемногу чай.
– Люба, вы угощайтесь, не стесняйтесь, берите всё, что привлечёт ваш взгляд.
– Спасибо!
Люба улыбнулась и взяла шоколадный трюфель.
Остальную часть беседы они провели, рассказывая друг другу о своей жизни, о весёлых и грустных моментах, порой смеялись, а иногда становилось грустно. Люба и Валентина понравились друг другу, во время беседы они и не заметили, как прошли два часа, после чего входная дверь открылась, и в неё вошёл Борис. Валентина вышла в прихожую из кухни, и при встрече они с мужем поцеловали друг друга в щёки. Люба так же поднялась из-за стола после Валентины и прошла следом.
