Он встал, прошёлся по кабинету, а затем резко склонился над Ольгой и прошипел ей прямо в лицо:
– А что будет потом?!
Она отпрянула от неожиданности, облизнула внезапно пересохшие губы:
– Никогда не задумывалась.
– Вот именно, – процедил полковник. – Никто из вас не задумывается.
Он хотел уточнить, что «вас» – это она и папа. Ему очень хотелось добавить, что в общем и целом, и генерал, и его дочь уже практически отработанный материал – недовольство на самом верху вот-то выплеснется репрессиями. И хотя полковник и сам являлся одним из организаторов разгорающегося скандала, по мере сил подливал масла в пламя мнительности Председателя Комитета, но открыто высказываться не стал – ещё не время. Как-то обречённо махнув рукой, он вернулся на своё место, плеснул из бутылки в стакан и залпом выпил.
Лицо Ольги окаменело. Она прекрасно поняла недосказанное. Намёк полковника Гриши ей очень и очень не понравился, тем более, что группу Баргуна, в полном составе лежавшую в холодильнике, всё равно никто не в силах воскресить.
– Разрешите идти? – она резко поднялась.
– Не задерживаю, – он вяло кивнул и потянулся к бутылке.
День едва перевалил за полдень, а майор Матусевич уже выглядел уставшим и раздражённым. Последний час выдался особенно тяжёлым – совещание у полковника Гриши, на которое ему приказали явиться, выбило из привычной рабочей колеи. Да и ранее состоявшийся разговор с Ярцевым оптимизма не добавлял. И сейчас, потирая подбородок, он отрешённо разглядывал казённую папку: штамп «Совершенно секретно» и одно короткое словом под ним – «Боул». Для получения доступа к архивной разработке пришлось приложить массу усилий, и он очень надеялся, что они того стоили. В противном случае не санкционированное руководством любопытство гарантировало такие серьёзные последствия, что он просто не мог подобрать подходящее определение для их тяжести.
Майор вздохнул – если уж пошла чёрная полоса, то надолго. К тому же и запрос на отпуск повис в воздухе на неопределённое время. Отдохнуть хотелось нестерпимо, да и дочь уже месяц настаивает на совместной поездке на море. С дочкой он бы с удовольствием, а вот как быть с женой…
При мыслях о супруге он скривился. Провести две недели в её обществе не хотелось категорически, и причина лежала совершенно в другой плоскости, нежели тяготы семейной жизни. «Может быть, хорошо, что всё так складывается? – подумалось ему. – Ну его, это море. Да и эту блудливую суку пореже видеть придётся». Он сам понимал, что виной всему его служба. И тут приходилось спорить только с самим собой, ибо с женой он не спорил уже давно.
Матусевич прихлопнул ладонью и перевёл задумчивый взгляд на жизнерадостную физиономию бывшего заместителя. Затем сокрушённо покачал головой и как-то озабоченно проворчал:
– За кордон тебя отправляют. Слышал?
Капитан Буглаков уже пять минут с интересом наблюдал за сменой гаммы чувств на лице Матусевича. Затем непроизвольно растянул губы в широкой улыбке.
– Так точно, Анатолий Сергеевич, – охотно подтвердил он и небрежно козырнул.
Матусевич придвинул к себе личное дело Буглакова. Пальцы потеребили верёвочный узел.
– Родителя своего Анатолием называй, – процедил он. – А меня – товарищ майор. Усёк?
– Так точно! – капитан, демонстративно щёлкнул каблуками. О переводе он уже знал, так что козырнул ещё раз и мысленно послал бывшее начальство подальше.
Майор освободил папку от верёвочного замка. Аккуратно нацепил на нос очки, пробежался взглядом по первой странице. За стёклами очков мелькнуло злое удовлетворение.
– Я был категорически против, – отчётливо произнёс он. – Это так, к сведению.
Буглаков пожал плечами, а Матусевич подцепил ногтем уголок листа и попробовал перевернуть страницу. После двух неудачных попыток послюнявил палец, оставив на бумаге мокрый отпечаток.
– К вашему сведению, товарищ майор, – капитан едва удержался от язвительной насмешки, – так делать некультурно.
– Давно навоз из-под коров выгребал? – абсолютно спокойно поинтересовался Матусевич и вдруг обозлился: – Деревня на роже топором рублена, а всё туда же! Интеллигент хренов!
Капитан насупился. Резкая отповедь майора напомнила о самом больном в его биографии – происхождении.
– Я был против, – повторился Матусевич и посмотрел на Буглакова поверх очков. – Знание языков на уровне третьего класса. Оценки по основным предметам совсем не впечатляют, да и общее образование какое-то жиденькое. Как был двоечником, так им и остался. Я бы на месте экзаменаторов тебе не аттестат, а волчий билет выдал.
Буглаков сник под испытующим взглядом – вспоминать юность решительно не хотелось. В сельской школе он не учился, а периодически присутствовал. Само собой, и аттестат вышел не самым симпатичным: только одна четвёрка – по физкультуре. С такими успехами в университет не поступишь. Да не больно-то и хотелось напрягаться с бессмысленной подготовкой. Поэтому он перебрался в ближайший город, где был с распростёртыми объятиями принят в сельскохозяйственное училище. Через год двинул в столицу. Там поступил в профильный колледж уровнем повыше. Стипендии на жизнь и на «выпить с друзьями» катастрофически не хватало, а в общежитии полно девушек. Возраст-то боевой. Вот тогда и случилось прозрение: «Хочешь что-то иметь – надо ломиться в силовые структуры».
Правда, майору об этом он сказать не решился, как и о том, что всех его амбиций едва хватило на должность участкового.
– Образование у меня есть, – угрюмо сообщил он. – Да и диплом, между прочим, имеется. Могу хоть сейчас принести и показать.
– Маме покажи, – ухмыльнулся майор. – Пусть старушка порадуется.
После этих слов он снял очки, спрятал их в футляр и наставительным тоном перечислил всем известные пункты из памятки полевому оперативнику:
– Речь должна быть сдержанной, улыбка – дежурной, а самообладание – предельным. Никаких эмоций на твоей крестьянской физиономии быть не должно, а ты ёрзаешь и гримасничаешь, как пациент психушки. Ладно, чёрт с тобой. Полковник Гриша заждался. Вот пусть он тебе ижицу и прописывает. Давай, вали отсюда.
Когда испуганная ухмылка Буглакова скрылась за дверью, майор неторопливо завязал тесёмки на его личном деле. Пару раз подкинул папку на ладони, будто взвешивая.
– Лёгкая совсем, – произнёс как бы сам для себя. – Чувствую, такой и останется. К майским наградим посмертно, председатель подпишет благодарность родителям… Фото под стекло на доску почёта… и на этом снимке капитан Буглаков будет выглядеть таким же придурком, каким и был в жизни.
Он дотянулся до пульта, включил телевизор – симпатичная диктор уверенно рассказывала о неоспоримых преимуществах страны для жизни.
После новостей пошла реклама туристического агентства. «Надо же… – майор вздохнул. – Забудешь тут о море…».
Он прикрыл глаза, задумался. В этот раз мысли были такими же приятными, как улыбка практически обнажённой загорелой девушки на экране. Он представил одноэтажный домик – таких множество на побережье, – сдают на сезон. Мебель по минимуму, плитка, холодильник, телевизор… Ещё что-нибудь… Короче, жить можно. Нырять с маской в прозрачную глубину, загорать, по вечерам гонять назойливую мошкару и неторопливо потягивать через соломинку крепкий коктейль… А если до моря рукой подать и до ближайшей растительности пара сотен метров, а то и больше – сущая благодать… Главное, без этой суки рядом… без ухмылок на смуглых физиономиях… без невыносимого желания скормить так называемую супругу акулам…
Тряхнув головой, он прогнал навязчивые мысли. Затем нащупал закладку в папке «Боул», сосредоточился и углубился в чтение.
Финансовый отдел располагался в подвальном этаже. Капитан Пряничный неторопливо шаркал по коридору и выворачивал шею, бросая многозначительные взгляды на портфель Буглакова. Он подбрасывал связку ключей в одной руке, а пальцами второй яростно скрёб затылок.
В конце концов Буглаков не выдержал. После очередной встречи ногтей Пряничного с дряблыми складками кожи, раздражённым голосом спросил:
– Вшей гоняешь?
– Лень смеяться, – охотно отозвался Пряничный. – Выглядишь, как бухгалтер из захудалого колхоза. Хотя, что тут сказать: сильна в тебе деревня, клещами не вырвать.
Буглаков словно на стену наткнулся. Вцепился Пряничному в плечо, рванул к себе.
– Ну-ка, повтори… – он скрипнул зубами.
Тот стряхнул его руку, прищурился:
– Вы мне что, капитан, угрожать вздумали?
Буглаков мгновенно осознал, что рапорт от этой сволочи гарантированно оставит его в стране. Плюс служебное расследование, идиотские вопросы у психолога Куницкой со всеми вытекающими и, как следствие – пинок под зад из органов.
С Веркой, то есть, с Верой Павловной Куницкой, у него давние счёты, и виной всему, как он считал и продолжает считать, именно эта дрянь. История и вправду вышла мерзкая. Широкой огласки она не получила, но всё-таки изредка всплывала, просачивалась между кабинетами ехидными смешками и скабрёзными намёками. Так что новое столкновение с психологом после того гадкого скандала было равносильно торжественному вручению «волчьего билета». Тут не только приятная во всех отношениях служба полетит под откос – тюремной баланды можно хлебнуть по самую макушку.… Новенький «SONY» с великолепными характеристиками, мечта любого, кто хоть чуть-чуть разбирается в качестве изображения. Буглаков неделю не мог насладиться фактом обладания этим устройством. Он частенько вставал посреди ночи, присаживался на корточки перед огромной панелью и заворожённо смотрел в отражение уличных фонарей в чёрной глубине стекла. Приобретение было стоящим, что и говорить… И вот в это единение с чудом инженерной мысли вмешалась именно любвеобильная Верка Куницкая.
– Елозишь всю ночь не там, где должен! – вскинулась она с дивана чудовищным белым привидением. – Импотент хренов!
А потом… потом она запустила в него бутылкой. Среагировать-то он успел, втянул голову в плечи… Ту ночь, когда шикарный экран брызнул во все стороны осколками стекла, капитан запомнил на всю оставшуюся жизнь. Уничтожив любимую составляющую его холостяцкого быта, Куницкая превратилась в злейшего врага. Одно упоминание её имени выводило из себя, и что было самым обидным, исключая астрономическую сумму всё ещё непогашенного кредита, так и припечатать психолога каким-нибудь компроматом пока не получалось. И с каждым днём ненависть полыхала всё жарче, туманила разум, ожидая своего часа…
– Замнём, а? – виновато буркнул он. – Что-то накипело после беседы с бывшим начальством.
– Нервный ты, – хихикнул Пряничный. – Смотри, спалят тебя за кордоном на раз-два, а собранные грибы и шишки, как отвлекающие от разведки предметы, отправят в желудок без термической обработки. К тому же портфель этот… Ладно, остынь. Портфель как портфель.
Он дёрнул себя за погон, проверяя, крепко ли тот держится после хватки Буглакова. Затем вяло махнул рукой и развернулся в прежнем направлении. Теперь Пряничный не шёл – шествовал, одновременно почёсывая зад под кителем.
Буглаков поплёлся следом, страстно желая вогнать носок ботинка между толстых ягодиц.
Уже в кабинете, когда за спиной щёлкнул замок, Пряничный развернулся и в упор спросил:
– У тебя какие мысли?
– По поводу чего?
– Не чего, а кого. Этой… Асты Таболич.
– Никаких, – коротко ответил Буглаков. Мыслей у него было полно, но желания без особой необходимости молоть языком не испытывал – не хватало ещё на прослушку напороться. Он отрицательно мотнул головой: – С какой стати я должен о ней думать?
– Не скажи, – ухмыльнулся Пряничный. – Всё-таки теперь она – враг.
– А мне какое дело. Не она, так другая. Кругом враги, – отмахнулся Буглаков.
– Вот встретишь её за кордоном… – Пряничный причмокнул и закатил глаза. Казалось, его буквально распирало желание поговорить о сбежавшем за границу капитане Таболич. – Я бы её…
Буглаков подбоченился, выставил вперёд подбородок:
– Да ну?
Впрочем, он его понимал – была бы там какая-нибудь… Совершенно некстати перед глазами вновь возникло рыхлое тело Куницкой. Он передёрнулся.
Пряничный не отставал:
– Вот ты мне объясни: как так? Сидел себе сидел и вдруг – бац! Ну, майора точно дадут. Хотя, кто их, генералов, знает. Тебя ведь к оперативной работе не готовили. Так что, смотри, на буржуйские соблазны не поддавайся, а то… Бабах, и всё!
– Что всё?
– Ни родины, ни флага.
Намёк был настолько прозрачным, что Буглаков не удержался. Сквозь зубы шёпотом объяснил, что, по его мнению, выбор пал на неподготовленного сотрудника, потому что из тех, кто был в курсе всех деталей разработки по Хромому, никого в живых не осталось. Вообще-то и начальство, то, что прямо под генералом, тоже сильно поредело. А то, что пережило чистку рядов, сейчас было по уши в каких-то сложных и нервных разборках, непонятных простым смертным. Так сказать, старалось соответствовать «правильному курсу», а, как показывает практика, угадать его не так-то просто.
Пряничный удивлённо таращившийся на него на протяжении этого сбивчивого монолога, что-то проворчал себе под нос и хлопнул на стол ведомость.
– Пусть заткнут свои пропагандистские лозунги в одно место, – подвёл он итог откровениям Буглакова. – Все должны работать профессионально, не подвергая бессмысленному риску жизнь подчинённых.
– Мне деньги и пакет передать надо, – возразил тот. – И ничего больше!
– Святая простота, – Пряничный в очередной раз поскрёб затылок. – Для каждой работы свой инструмент, а оперативник из тебя, прямо скажем, такой же, как из меня папа римский. Так что всё ещё страшнее, чем ты мне тут пытаешь представить.
В кабинете стало тихо, только под столом шумели лопасти теплового вентилятора, лениво гоняя затхлый воздух.
После непродолжительной паузы Пряничный достал из сейфа металлический ящик, открыл.
– Помолчим лучше, – угрюмо предложил он. – Гонорар считать будем.
Буглаков удивился:
– Наличными?!
Пряничный промолчал. Старательно сопел, пересчитывая банкноты. Через пару минут закончил, с силой вогнал руки в карманы, вывернул наизнанку:
– А банковским счётом теперь наша беглянка распоряжается.
– Ничего себе…
– Думаешь, почему её не прикончили, пока в стране была? Хромой спас? Да ни хрена подобного! Здесь никто не понимает, каким образом ей удалось провернуть такое дело и переписать себя единственным владельцем счёта.
Буглаков внезапно охрип:
– Много там?
– Завод построить можно. И не один, судя по всему. Так что все стоят на ушах. А если узнает этот… – Пряничный ткнул пальцем в потолок и притих.
Несколько долгих секунд они молча смотрели на портрет президента, а тот в ответ выкатывал глаза, налитые кровью. Буглаков поёжился и испуганно оглянулся на дверь. Пряничный проследил за его взглядом, вновь поскрёб затылок и решил завтра же проверить кабинет на наличие «жучков», – так, на всякий случай.
– Подпиши, – ноготь подчеркнул нужное место.
Буглаков непроизвольно сглотнул, склонился над ведомостью с единственной строчкой над своей фамилией. Он даже перевернул лист бумаги с жирной фиолетовой печатью и проверил его девственную чистоту с обратной стороны. И, прежде чем оставить подпись, трижды внимательно пересчитал нули в сумме.
Пряничный подул на чернила и издал какой-то странный вздох – то ли сочувственный, то ли скорбный:
– Ни пуха.
– К чёрту, – уныло отозвался Буглаков.
Щёлкнув замками портфеля, он направился по коридору к лестнице, с хмурым видом размышляя над словами Пряничного. И с каждым шагом мысли становились всё мрачнее.
«Боул… – вспомнилось с внезапным бешенством. – Нет такого слова! Баул, товарищ майор, баул! Корчат тут из себя образованных… Деревня… Навоз из-под коров…».
Боул появилась на кладбище в сумерках. Оказаться на открытом месте в её положении было безрассудством, но что сделано, то сделано.
– Одну минутку, – пообещала она самой себе. – А Патрик подождёт, не в первый раз.
Ей совсем не хотелось тащиться сюда под дождём через весь старый город. Ещё меньше хотелось встретить кого-нибудь из прошлой жизни. Риск был велик, но она ничего не могла с собой поделать – желание плюнуть на заросшую сорняками могилу зашкаливало.
Ветер усилился, пытался вывернуть зонт наизнанку. Дождь сёк по чёрному граниту надгробий, а где-то неподалёку очумело выли собаки.
Боул поёжилась и поддёрнула воротник плаща, неловко прижимая рукоять зонта подбородком. Рука скользнула в карман. Озябшие пальцы нащупали сигареты. Прикурить удалось с трудом.
Вместе с порывом ветра накатила тревога. Боул прислушалась, а потом и оглянулась – ничего подозрительного. Однако ощущение чужого присутствия никуда не делось.
Ветер швырнул в лицо целую пригоршню дождевых капель. Она выплюнула промокшую сигарету, грязно выругалась.
– Мерзкая погода, – сказала самой себе. – Было бы неплохо где-нибудь укрыться.
– Почему бы и нет, – согласился женский голос за спиной. – Я знаю одно подходящее местечко.
Боул вздрогнула. Слизнув с губ влагу, скрипнула зубами. Пальцы выпустили рукоять зонта. Левая рука нырнула в карман, локоть правой рванулся на звук голоса… и пронзил пустоту. В позвоночник между лопатками упёрся ствол пистолета.
– Стой, как стоишь, – предупредила незнакомка. – Смотри перед собой. Пошевелишься – сделаю дырку. Может быть, две.
– Кто ты?
– Неважно. Ходят слухи, что ты ищешь Хромого. Зачем?
Боул безразлично пожала плечами. Палец автоматически нашёл в кармане спусковой крючок «Глока».
– Я похожа на сиделку из приюта? – удивилась она. – Зачем мне хромые?
– Ответ неверный, – спокойно произнесла женщина.
Давление железа на кость усилилось. Боул скривилась:
– На кладбище не хромых ищут, а мёртвых.
– О… Я тоже люблю пошутить. У тебя последний шанс.
Аргумент, прижатый к спине, был не просто серьёзным – смертельным. Было бы полным безрассудством его игнорировать, но угроза оружием никогда её не останавливала. Она демонстративно сплюнула и огрызнулась:
– Придумай сама, куда тебе пойти!
Боул напряглась в ожидании удара коленом в печень, – сама бы так и сделала, а потом рукоятью пистолета по затылку. Однако ничего подобного не произошло.
– Не надо так орать, – женщина за спиной усмехнулась. – И резких движений тоже не надо. Сейчас медленно достанешь руку из кармана, откроешь ладонь. Когда я передам одну вещицу, то сделаешь всё в обратном порядке. Смотришь на неё и отвечаешь на вопрос. Ясно?
Боул нехотя кивнула. Отпустив рукоять оружия, протянула назад левую руку. Почувствовав что-то плоское размером меньше спичечного коробка, сжала кулак. Затем поднесла к лицу ближе – на ладони тускло поблёскивал армейский жетон. Её жетон! В глазах защипало.
– Мне необходимо отыскать одного человека, – отозвалась она и уточнила: – Слышала, что Хромой может найти кого-угодно. Кто-то ведь должен ответить за всё то, что со мной случилось.
– Смотри перед собой, – повторилась женщина. Затем рука в тонкой перчатке протянула над её плечом фотографию. – Вот этого?
Боул едва не рухнула от неожиданности, ошеломлённо провела ладонью по мокрому лицу. Пришлось схватиться за ограду, чтобы удержаться на подгибающихся ногах. Сердце замерло, пропустив пару ударов, а потом заколотилось так, что ей показалось, что звук срывающегося пульса разносится до самого старого города.
– Он… – хрипло выдохнула она. – Где он?!
– Забудь, – возразила женщина. – Ты жива, а Хромой помогает только тем, кто уже не может помочь себе сам – он мстит за мёртвых. Но я могу выслушать и решить: итак, зачем тебе этот человек?
– Я уже умирала… – Боул закашлялась, с трудом протолкнула в горле колючий комок. – У него на руках…
Ствол убрали. Щёлкнул предохранитель.
– Жетон верни и не оборачивайся. Незачем меня рассматривать. Послезавтра в полночь. Кофейня Нехамы в арабском квартале. Знаешь, где это?
– Я приду, – едва слышно отозвалась Боул.
– Жетон, – напомнила женщина. – Вцепилась, как клещ.
– Нет! – отрезала Боул. – Эта «собачья бирка» моя!
– Смотри, не потеряй, как в прошлый раз.
За спиной прозвучало приглушённое ругательство, затем звук удаляющихся шагов.
«Послезавтра… – прошептала она. – Скорее бы наступило это чёртово послезавтра…».
Боул скрипнула зубами – рядом с могилой, на которую так и не удалось взглянуть, следует выкопать ещё три. И она прямо сейчас озаботится тем, чтобы у гробовщиков появился повод не расслабляться.
До старых кварталов оставалось идти не более четверти часа, когда дождь практически прекратился. Между клочьями разорванных ветром облаков появились редкие проплешины чистого неба. Площадь у ратуши, обычно напоминающая растревоженный улей, постепенно начинала наполняться народом.
Боул поморщилась, складывая зонт. Туристы, торговцы, карманники, проститутки… Она бы с удовольствием обогнула ярко освещённое открытое пространство, но тогда пришлось бы сделать крюк часа на два, но этих двух часов у неё не было – Патрик, наверное, уже на месте.
Пересекая площадь, она старалась держаться ближе к стенам домов, как вдруг вновь почувствовала себя беззащитной под чьим-то пристальным взглядом.
– Занятно, – буркнула она себе под нос. – Не успела из норы выползти, как уже второй раз за вечер кто-то узнал.
Она совсем не испытывала по этому поводу восторга. Только что её провели, как неопытную девчонку, а сейчас вновь появилась угроза – пока ещё призрачная, но уже практически осязаемая.
Боул повертела головой, изображая восторженного любителя готической архитектуры и попутно просчитывая варианты бегства. Пять минут назад она ощутила робкие признаки опасности: сначала появилась какая-то беспричинная озабоченность, потом чувство, что на твоём затылке поселилась красная точка лазерного прицела, а затем по спине прокатилась волна озноба. Этот неприятный холодок появлялся всегда, когда за ней волочился «хвост», а она привыкла доверять своим инстинктам.
Боул надолго задержалась у витрины магазина, но вновь ничего не заметила. Однако опасность уже сгущалась в воздухе, обволакивала пока ещё призрачной вуалью смерти… Она мысленно выругалась, и мгновенно всё встало на свои места – её не ведут, а исподволь направляют к заливу. А там… Там не то что одинокую женщину – автобус с туристами в морской контейнер упакуют и вывезут. Ещё и местная полиция помощь окажет. Главное, чтобы всё было тихо.
Она покосилась за спину, наверное, в сотый раз. Проверив в кармане оружие, свернула к парку, предлагая «хвосту» хоть как-то себя обозначить.
На повороте громыхал трамвай. И там, где свет его фар выхватил из темноты припаркованный автомобиль, настороженный взгляд Боул выделил и силуэт пригнувшегося мужчины. Тот мгновенно нырнул дальше во тьму. Ещё один, бесцельно слонявшийся на противоположной стороне улицы, последовал его примеру. За спиной послышался звук быстрых шагов и тут же пропал.
Наконец-то преследователи прокололись, а вели её грамотно, шаг за шагом выдавливая из старых кварталов.
– Ночь обещает быть приятной во всех отношениях, – процедила Боул и сплюнула.
Миновав ограду городского парка, за которой грохотала музыка и происходило какое-то броуновское движение с фонарями, она ускорила шаг. Затем побежала, расплёскивая лужи. До спасительного лабиринта узких улочек арабского квартала оставались считанные метры: на машине сюда не проехать – только на своих двоих. Пересечь широкий проспект и всё!
Боул прибавила скорости, но не смогла добраться до перекрёстка. Взвизгнули тормоза, следом хлопнули дверцы автомобиля. Она едва успела увернуться от хватки одного мужчины, как столкнулась со вторым. В последний миг развернулась, наотмашь врезала стволом прямо по перекошенной физиономии и рванула обратно. Позади остались стоны и проклятия. Взревел двигатель. Кто-то бежал наперерез.
Боул была в удобной обуви, и никакие высокие каблуки, скользкие подошвы и узкие юбки не мешали. Она не бежала, а летела. Из последних сил. Словно за спиной выросли крылья.
Она промчалась через площадь, прямо сквозь толпу, пасущуюся среди сувенирных лавочек и кофеен. Свернула в один переулок, во второй… Через пару кварталов замедлила бег до прогулочного шага —оторваться от преследователей вроде бы удалось.